Измени судьбу

скачать книгу бесплатно


– Мы с тобой на горшках рядом сидели. Какая я тебе дочь?

– Иди с миром, да Господь прибудет с тобой.

Мне было смешно и грустно.

– Прощай, отец Сергий. Щедрых тебе прихожан.

А я вспомнила, что мама меня тайно крестила, а бабушка потом сказала, что бога нужно найти в себе, а не в церкви. Никто бабушку не понял. Я потом читала Льва Толстого и тоже не поняла. Великий классик всё знал, а любить своих близких не научился. Он ушел от христианского бога, а буддийский его завел в Ясную поляну. Ребус какой-то. Я слишком молода, что бы заниматься философией, да к тому же не графиня. Мне нужно зарабатывать на жизнь самой. Прислуги нет, дохода от самогона кот наплакал. А муженек хоть и вкалывал с утра до ночи, но инфляция скакала впереди всех. Может поэтому мой организм и не хотел зачинать новую жизнь? Ребенка сказками не прокормишь. Но я надеялась, а мама молилась.

Посещая клиентов на дому, я питалась чужими борщами и пирогами, получала в подарок вязаные салфетки и носки. По рублику подкопила на курсы магов и придумала себе звучное имя Светлая предсказательница. Диплом в виде яркой картонки и непонятно чей печати придавал значимости моим талантам. Вася соорудил круглый стол для приемов на дому. Соседка-надомница-гетера поставляла клиентов и брала небольшой процент. Магический шар я купила у одной старушки, свечи и карты Таро у другой, а имидж колдуньи помогла воплотить в реальность парикмахер Соня. К тому времени она выгнала очередного мужа, сын поменял бокс на каратэ, но она твердо верила в свою звезду. Жгучая брюнетка, с яркой черной подводкой загадочных глаз, роковым взглядом и шептанием заклинаний бордовыми губами, наводил трепет на клиентов. Вот во что я превратилась. Мама просила бросить это грязное дело. Грехом я по церковным понятиям занималась. Нужно исповедаться, раскаяться перед богом. Все эти проповеди меня отталкивали от церкви. Не видела я расплаты за грехи у бандитов и хапуг, президентов и проповедников. Я видела звездный путь и молча целовала мамины руки, а она стеснялась своих мозолей и морщин.

Жизнь летела. С утра я учила характеристики рук. Размер ладони, высота холмов, длина пальцев, состояние суставов, холодность и потливость, твердость и волосатость. Холмы Марса и Сатурна, линии чувствительности, браслеты Розетты. Символы Таро и простые игральные карты. Я записывала и анализировала свои удачи и промахи. Иногда приходили богатые клиентки. Сарафанное радио лучше любой рекламы. Не смотря на толщину кошелька, проблемы были абсолютно у всех одинаковые. Измены мужа, зависть подруг, проблемы с детьми. Сын наркоман в благополучной семье вызывал недоумение и подозрение в сглаз свекрови. Благополучие выражалось в импортных шмотках, дорогом автомобиле, сервелате и блинах с икрой. Объяснить матери, что сын растет в атмосфере вседозволенности и безнаказанности я не смогла. Клиентка послала меня на три буквы, но я не обиделась. Что я там не видела? Зачать ребенка не удавалось ни с помощью трав, ни с помощью заговоров. Вася потерял надежду поиграть с сыном в футбол и полностью погрузился в свое хобби с паяльником в руках. Так и жили, не тужили. Я в одной комнате свечи жгу, он в другой схемы паяет. Встречались на кухне. Привет, пока.

Плата за квартиру была самой трепещущей темой. Спали каждый на своем краю широкой кровати, каждый на своей подушке и под своим одеялом. Дни шли, инфляция сжирала все накопления, мечты о Париже стерлись из памяти, а клиентов все прибывало и прибывало. Пришлось ввести запись по телефону. Очередь расписана на месяц, мозги кипят от предсказаний. Нужно было не просто придумать сказку по линиям и знакам гороскопа, нужно было привязать Бубнового Валета с пиковым тузом. Нужно было угадать по глазам, что ждет очередная дурочка от холма Венеры и сколько у нее денег в кармане. Расчет и фантазия, осторожность и практичность помогали моему консервативному началу. Я помогала правильно оценить ситуацию и решиться на реальные шаги из омута обманутых сердец. Я вытирала слезы и поила травяным чаем с ромашкой. Часы тикали вместе с денежками, а я стала расчетливым роботом, без души и сердца. В этот самый момент всестороннего спроса на розовую мечту, пока одни шли в церковь, а другие к гадалкам, пришла телеграмма. Мама срочно вызывала в деревню. Пришлось перенести все сеансы на неопределенное время и бежать на электричку, потому что Вася не успел купить аккумулятор, а машина под окном превратилась в аэродром для голубей.

Я гладила мамины измученные руки, под мозолями не возможно было найти бугры Луны и Меркурия. Целовала седые волосы и вытирала слезинки, блестевшие в бороздах морщин. Мама что-то рассказывала о своих ошибках и просила меня быть мудрой и сильной. Я узнала новое об отце и бабушке, о войне и голоде, о надеждах и трудностях бытия. Слова застревали в голове, но информация не принималась к сердцу. Единственный врач в деревне давно спился и не мог, не то, что давление смерить, он даже не мог членораздельно говорить. Старость – вот весь диагноз. Какая старость? Бабушка пережила две войны и двадцать лет лагерей. Мамулька, родная, как тебя поднять на ноги? Не нужны мне помидоры и картошка. Ты у меня единственный друг и вдохновитель. Ты одна всегда понимала и поддерживала. Какие деньги? Какая сберкнижка? Успокойся, любимая моя. Я помогу. Я найду врачей. Я спасу тебя. Ты только держись.

Не успела, не смогла, не хватило денег и времени.

Дом продать не удалось, пустила ветеринара с женой на постой без надежды, что когда-нибудь заплатит, но главное дом будет под присмотром. Похороны были пропитаны ревом дурной бабы соседки и алкашами колхозниками. Последний самогон оставила, что бы помянули на сорок дней, варенье и соленья обещала забрать позже с мужем. Все мое наследство состояло из швейной машинки Зингер, альбома фотографий и сберегательной книжки. Еще письма, перевязанные голубой ленточкой и мамина шаль.

Я ехала в электричке и смотрела на сапоги соседа. Нет, это не Гоша из фильма «Москва слезам не верит». Это не Москва и дома меня ждет Шкаф и клиенты.

Я теперь полная сирота. Ком стоял в горле. Как же я буду жить без мамы? Не было у нас откровенных разговоров, вечеров, наполненных рассказами о любви, ошибках, отчаянии и боли. Никогда мама не посвящала меня в свои переживания и сомнения. Вечная труженица, обеспокоенная пропитанием и бытом семьи. Когда мне было одиноко, мама просто гладила мою голову и говорила, что физический труд отвлекает от дурных мыслей. Она давала мне в руки тряпку и я с остервенением терла плиту, кастрюли, сковородки, унитаз, кафель, плинтуса и окна. Мама предлагала сосредоточиться на грязных пятнах, стирая которые можно уничтожить грусть и тоску. Мама не пускала меня в свой мир, но и сама старалась не тревожить мечты молодости, что давным-давно похоронены в дальнем уголке памяти. Я стеснялась спросить об интимных моментах ее жизни. Когда у меня началась первая менструация, то мама вручила мне пачку белых тряпок и полную инструкцию по гигиене. Меня подташнивало при стирке кровавых пятен, но я твердо уяснила, что мое поколение очень счастливое. У нас есть возможность во время критических дней помыться в ванной, постирать свои трусы и самодельные прокладки, а вот в деревне раньше баба могла подтереться пучком травы. Баба во время менструации считалась грязной и даже не допускалась за общий стол во время обеда. Когда я купила первые гигиенические пакеты, то моему счастью не было предела. Тампоны это вообще верх цивилизации. Правда потом я прочитала, что еще в Древнем Египте женщины пользовались тампонами, но кто и что знал про египетских цариц в нищей России? Как предохраняться от беременности и наслаждаться сексом? Такие вопросы даже в голову не приходили простым бабам, что с утра до ночи мыли, стирали, готовили, тащили груз ответственности за семью на своих хрупких плечах. А мужчины воевали, героически погибали, трудились на благо страны. Презерватив подарил первую ступень свободы для женщин. Слава изобретателю! Нифертити пользовалась кишкой баранов. Таис Афинская знала, какую травку выпить, что бы не забеременеть. Почему достижения древних цивилизаций были забыты на столько веков? Порох, бумагу, письменность, фарфор, карты звездного неба и многое другое использовали, а вот Камасутру или рецепты чудодейственных трав забыли. Церковь запрещала предохраняться от нежелательной беременности. Государству нужны воины и строители, а наслаждаться любовью, как древние греки или индийцы это грех и блуд. Работать, строить, воевать, а любить только царя и Родину? Счастье от общих успехов, побед, достижений, а научить народ получать и доставлять удовольствие с помощью техники любви было не выгодно ни одному правителю, ни в одной стране. Хотя именно они и получали удовольствие в своих дворцах и палатах. Сексуальная революция на Западе преподносилась нам, советским людям, как разврат. О движении хиппи ни в одном учебнике не было ни строчки. Папка мой слушал Битлз, а я не понимала слов, просто прыгала на диване с плюшевым медведем в руках. В старших классах я слушала Бониэм, Аббу, Бакару и всех томных певцов конкурса в Сан-Ремо. Камасутру пролистала, как инструкцию по гимнастике. Любовь только высокая, духовная, в стихах и прозе, но ни как не физическая.

В самые отвратительные вечера, когда отец храпел пьяный в соседней комнате, мама с остервенением строчила бесконечные шторы и простыни, а я пыталась перекричать стук машинки. Анна Каренина и Аксинья, Анфиса и все остальные горемычные женщины романов русских и советских классиков, получали критическую оценку мамы, состоящую из одного слова: Шлюха. Для меня это было приговором всех моих будущих желаний любви, а про секс даже думать боялась. Как-то соседская девчонка предложила мне напиться вечером крепкого чая, что бы послушать ночные отношения родителей. Я была еще октябренком, а родители молодыми и веселыми. Пять минут препирательств: Давай, голова болит, потом, ладно. Хлюпанье, шебуршание, возня и скрип кровати не о чем мне не рассказали. Просветила подружка о сексе, вызывая во мне отвращение к физической близости людей. Днем, когда я была одна дома, я положила на гладильную доску десять томов фантастики и приключений, сама залезла под этот пресс и пыталась понять, почему женщина не превращается в лепешку? Гордость обуяла мое маленькое и хрупкое тело. Какие женщины крепкие и выносливые! Еще я пыталась понять, как может голова ребенка пройти между ног матери и не разорвать ее на части. Решила, что обязательно буду себе делать кесарево сечении

Каждый мой вечер был наполнен равномерным стуком швейной машинки, но чтобы я не скучала, мама предлагала читать. Я читала вслух книги, а она пыталась вникнуть в мысли авторов. Основная тематика советского времени была посвящена подвигу. Начиная от Героев Эллады и заканчивая «Повестью о настоящем человеке», я пыталась вдохновиться жертвенностью героев ради всеобщего счастья человечества. Вместе мы плакали над погибшими молодогвардейцами. Вместе восхищались смелостью Вани Солнцева. Мама стремилась расширить свои границы знаний с помощью книг, но навязанная целеустремленность советских героев, порой приводила ее в растерянность. Она удивлялась и восхищалась одновременно. Порой она останавливала бег лапки машинки и просила меня перечитать какой-нибудь момент.

– Неужели можно быть такими смелыми? Кровь за кровь. Смерть за смерть. Ужас какой-то. Как она переносила такие пытки и не сломалась? Перед смертью молиться нужно было, а она ни разу не заплакала. Фашисты глумились над бедной девушкой, пытали, а она верила, что Красная армия придет и спасет. Бедная Зоя Космодемьянская. Как же хорошо, что нет войны. Я бы все это не вынесла.

– Мама, а за бога тоже погибали. Сжигали себя и детей.

– Господи, сохрани наших детей. Не дай американцам и китайцам разжечь войну, – мама крестила лоб и целовала крестик на груди.

Секундная тишина и опять трескотня швейной машины. Мама боялась рассуждать. Вопросы были, но страха больше.

Я сменила пионерский галстук на комсомольский значок, поменяла Касаева на Липатова. Но больше всего мне нравилось читать Алексина. Для меня его маленькие рассказы стали библией. Я плакала от чужих обид, клялась, что никогда не позволю себя унижать. Я советский человек, а это звучит гордо!

Каждое утро мама туго заплетала мои жидкие волосы в косы, от чего мне казалось, что мои глаза становятся уже. Я чесалась на уроке, а учительница отправляла к врачу на поиски вшей. Поиск один раз увенчался успехом, но мама не остригла мои пакли, а целый вечер нежно и настойчиво вылавливала мелких гадов гребешком и мазала меня керосином. К седьмому классу я начала грызть ногти, за что опять получала удары учительницы линейкой по рукам. Мама мазала мои пальцы горчицей и вскоре я просто накручивала прядь волос на палец, что ни кем не запрещалось.

Скрючившись на кресле под торшером, я читала, размазывая слезы и щурясь от плохого освещения. Ровесники бегали на улице, играли в казаки-разбойники и футбол, катались с горки, дрались и веселились, пытались разбить клавиши пианино, получали кубки на соревнованиях по плаванию, а я сидела и читала. Мама внушала, что улица может научить только разврату, а на пианино у нас денег нет, да и если купим, то отец все равно пропьет. Я не совсем понимала, как можно пропить огромный ящик в полтонны весом, но и сама никуда не шла, не записывалась, не участвовала, не пыталась вырваться из опеки мамы.

Сколиоз и очки, вот новые приобретения к тринадцатилетию. Квартира напоминала коммунальную, потому что отец был выдворен в зал, где мог храпеть под рев трибун на футболе. Мы с мамой спали на семейном ложе вдвоем, так что ни о какой мастурбации речи быть не могло. Хотя тело начинало развиваться в непонятном направлении и требовало новых ощущений. «Рукоблудство, вот самое страшное занятие для подростков», сказала мне как-то мама.

Мамочка, родная моя, милая, любимая, заплети мне косы туго, что б глаза стали монголоидными, я не буду чесаться, грызть ногти, трогать свои гениталии и грудь. Зачем ты меня оставила в этом непонятном мире?

Я украдкой вытирала слезы, а народ готовился к выходу, толкался и перепирался. Некогда горевать, надо еще памятник поставить. «Делом нужно заниматься!», повторяла лозунг мамы и тащила неподъемную сумку со своим приданым.

Перед глазами мелькали драконы, а в голове ничего не укладывалась. Я слушала объяснение многостаночницы соседки, облаченной в китайский халат, и оправдания Васи, который был почему-то в трусах и тапках. Оказалось, все очень просто. Я бесчувственная и костлявая мегера, никогда не понимала тонкой души мужчины, который ради меня забыл о своих желаниях и предназначении. После тирады мне был предоставлен выбор: перебраться в однокомнатный салун через стенку, а новоявленную влюбленную пару оставить в покое. В первую очередь я порвала дракона на две половины, залепила хрустальным шаром в глаз изменщику, потом получила сдачу, в виде удара широкой ладони, покрытой холмами Марса и Луны. Я лежала между свечами и картами и думала о гороскопе, хиромантии и превратности судьбы. Меркурии и Сатурны крутились перед глазами, голова гудела. Выпив коньяк, который оставила на столе благодарная посетительница, закусив Сникерсом, я начала рассуждать, предварительно приложив ледяную курицу к виску (льда в морозилке не было).

По всем восточным премудростям, я и Вася были идеальной парой. Все звезды кричали, что у нас полная совместимость. Большие руки говорили о доброте, отзывчивости и мягком характере. Отозвался он на профессиональные ласки, и совместился с другим знаком, позабыв о звездах и премудростях оракулов. В висках стучали слова о моем занудстве, невнимательности, холодности, бездетности, безмозглости и всяком без. Почему-то про безнравственность никто не рассуждал. В связи с отсутствием прописки в моей квартире, Вася понял, что ничего ему не обломится. А я взялась читать письма мамы и отца.

Сначала я винила отца, потом маму, потом бабушку, потом себя. Окончательно запуталась в поиске правды, решила сжечь все откровения и претензии. Кто кого любил и зачем, теперь мне было все равно. Почему мать не отпустила отца к другой женщине ради сохранения полной советской семьи, ради ребенка, то бишь, меня? Почему все мужики винят женщин, а спасаются от проблем с помощью алкоголя? За что бабушка провела двадцать лет в лагерях и как отец рос в детском доме? Да какая разница? Я теперь одна и не у кого спросить правду. И кому она нужна, правда? Ведь у каждого эта самая, правда, своя. Мне предстояло как-то начинать новую жизнь. Хиромантия, гороскопы улеглись на антресоли, а я взяла газету с объявлением и давай искать работу. Хватит фантазий, пора делом заниматься.

Пять лет я скакала из кооператива в фирмы, гордо говорила соседям, что работаю в загадочном офисе (каморки с калькулятором и годовыми отчетами не внушали никому доверия). Я еле успевала перестроиться на новый план счетов, новую отчетность, новые требования налоговых инспекций. По ночам я бредила от ужастиков с инспекторами и судебными исполнителями. Подруги появлялись и исчезали. Шефы иногда скрашивали вечер. Я так и не научилась получать удовольствие в постели, а начальники быстро ко мне охладевали. Мне нравилось строить из себя раскрепощенную женщину, но как только дело доходило до секса, я становилась напряженной, контролирующей каждое свое движение. Мужчины старались возбудить во мне страсть, а я в это время думала о небеленом потолке, чужих детях, отвратительном запахе пота после рабочего дня, неудобном столе, на котором происходил процесс совращения. Думала о чем угодно, но только не об удовольствии. В тоже время стыд и страх сковывал тело. Пять минут на столе или диване в кабинете, а на утро заявление об увольнении. Сама потом себя мучила угрызениями совести, а начальники подписывали разрешение на свободу с опущенными глазами.

Я полностью оделась в непробиваемый скафандр равнодушия к чужим бедам и проблемам. Я сама себе не позволяла плакать и рассуждать об одиночестве. Гордыня обуяла, вспоминала слова священника-одноклассника. Каяться не хотела, открыться себе не позволяла. Робот, стерва, практичная женщина со сказками в голове? Кто я? Почему ищу мужа, а не саму себя? Ласки хочется или понимания? Готова ли себя понять или буду искать спасителя и вдохновителя? Тошнило от одиночества, холодной постели, своих путаных мыслей и непонятных желаний. Тошнило от самой себя, но как от себя убежать, не знала.

В России все достойные мужчины были женаты, а разведенные электрики и сантехники, вызывали отвращение вечным перегаром и жалобой на бывших жен, которые все поголовно, были стервами. Шкафчик совсем исхудал и периодически просился обратно. Дни пролетали, душа костенела, тело жаждало любви, а мозг усердно работал с надеждой, что все еще впереди.

Я так и не забрала соленья и варенья из деревни. Получила телеграмму от арендаторов и поехала подышать навозом и полынью. Все складывалось, как никуда лучше. Госпожа Фортуна решила вспомнить обо мне. Малиновых пиджаков уже не носили, но манеры перестроечных бизнесменов от смены имиджа, ни сколько не изменились. Мой старый дом никого не интересовал, но земля оказалась прибыльной. Никто на участке нефть не нашел, просто стало модно строить коттеджи, а деревня стояла у федеральной трассы и пользовалась спросом. Вдохновленная и окрыленная, вспомнив о Париже, я ехала в электричке домой. Я так размечталась, что забыла про свою осторожность, расчетливый ум и все характеристики Девы. Пьяная шпана быстро привела меня в чувство. Денег нет, руки в синяках, обида и слезы в полном комплекте.

Прорыдала на диване, пить я так и не научилась. С одной рюмки водки, отрубилась, а утром вспомнила про сберегательную книжку. Мамочка родная, пять миллионов рублей. Ну, держитесь французы!

Пока я оформляла все бумаги на наследство, подписывала и доказывала, что я дочь своей матери, внезапно подкрался дефолт, деноминация, кризис и крах надеждам. Но на Париж осталось не много. Две звезды гостиницы меня не страшили, за десять дней я надеялась найти Ален Делона и покончить со всеми неприятностями решительно. Я лечу к тебе, распахни объятия…

По прибытии в город мечты, я осознала, что групповые экскурсии очень дорогие, а родные соотечественники ориентированы на магазины. Мой путеводитель открыл три маршрута ознакомления с городом мечты. Предварительно я начиталась справочников, энциклопедий про историю Франции. Меня мало интересовали модельеры и кулинары. Я пыталась понять, чем гордились парижане и что их вдохновляло на завоевание мира и обретение свободы, с помощью революций, войн, моды и шедевров поваров. В тоже время я мечтала, что встречу француза, который обладает красотой, умом и знает, как доставить удовольствие женщине. Франция и любовь для меня были неразделимы. Я хотела все и сразу. Мужчину, который не только знает историю своей страны, читает классиков, но и умеет делать комплименты, целовать руки, галантно ухаживать. В идеале он должен в меня влюбиться и предложить руку и сердце. Но для начала его нужно встретить. Я купила карту Парижа и самостоятельно отправилась искать свое счастье.

Отель расположился на окраине Парижа. Скромно, чисто, практично. Тихие горничные, натянуто-улыбающийся портье, навязчивые русские гиды. Кофе с круассанами на завтрак. Черный дворник подметал улицу, закидывая собачьи какашки под деревья. А я считала, что на Западе все ходят с пакетиками и убирают сами за своими четвероногими друзьями. Зато рядом метро, в котором было грязно, душно, но можно быстро добраться до любой точки города. Я десять минут наблюдала, как покупают билеты в автоматах, как проходят через турникеты. Первая попытка была неудачной. В страхе отодвинулась от турникета, потому что африканец, как гепард проскочил вперед, а у меня перед носом щелкнули двери. Он воспользовался моим замешательством и мчался к вагону поезда. Я прижалась к турникету всем телом, как только челюсти дверей разжались, рванула вперед, как метеор. Выдохнула, успокоилась. Узкая платформа была плотно утрамбована пассажирами и в первый поезд я не попала. Провинциальный опыт меня научил втискиваться в переполненные автобусы, но я была уверенна, что только в России нужно толкаться и ругаться. В Париже я ожидала протянутой руки, приглашения в чистый вагон. В Москве меня ошеломили станции в мраморе и граните. Реальность отвергала все фантазии и заставляла вспомнить борцов за место в переполненном транспорте. Стены метро и самих вагонов призывали только к одному – быстрее доехать и бежать на улицу. С другой стороны, наверное, это было правильно сделано. Любоваться витражами, мазайками, люстрами нужно во дворцах и музеях. Общественный транспорт предназначен для быстрого передвижения, а не для комфорта. Станцию свою я проехала. Перешла на обратную линию. Быстро. Быстро. Как кричали казаки, ворвавшиеся в Париж с Кутузовым. Ура! Я на месте.

Я цокала железными набойками по Елисейским полям, отмахивалась от грязных попрошаек. Пинала каштаны и подбрасывала желтые листья. В русском понимании, поля это огромные просторы, где взгляд упирается в горизонт, колышется ковыль и дует теплый ветер. Широкие улицы, обрамленные ровно посаженными деревьями, по линейке подстриженными кустарниками. Дорожки, посыпанные битым кирпичом. Вся эта красота, с прямоугольными улицами, не давала простора фантазии. Ровно, аккуратно, в едином стиле. Когда-то здесь гуляла парижская знать, велись интриги, куртизанки караулили богатых клиентов. Сейчас шли толпы туристов и пытались запомнить тонну информации по истории Франции, в тоже время не могли оторвать взгляды от витрин магазинов. Чопорность богатых парижан, что важно прогуливались и брезгливо смотрели на попрошаек. Суета и надменность. Туристы приносят доход стране, но принимаются с нисхождением местным населением. Черные и желтые официанты зазывали в рестораны отведать непревзойденных кулинаров. Я чувствовала себя нищенкой. Нет, все таки, Париж для богатых. Нужно его вкушать с наслаждением, впитывать медленно, слушать с упоением. Мне нужно быстро, много, ярко. А в кармане денег кот наплакал.

Почему-то ни один собор меня не вдохновил. В старших классах школы, когда все курили и целовались в подъездах, я читала Гюго. Я смотрела на грандиозную фантазию архитекторов, а думала о крестьянах, у которых забирали миллионы яиц для кладки стен. Я представляла, как нищие дети стояли у паперти, а жирные проповедники отпускали грехи прихожанам. Я понимала, почему французы устроили революцию. В то же время я не принимала столько жертв ради хлеба насущего. Сплошной винегрет в голове. В тоже время я заметила, что парижане улыбаются только покупателю. Гордые своей кровавой историей, напыщенные своей философией, они выбирали свежие устрицы и курили, глядя на туристов, как на плебеев. Я как-то прочитала, что русские не улыбаются, потому что жили в вечной войне, к тому же у многих зубы были плохими. В Париже я не видела улыбок, только молодежь, что целовалась на всех углах открыто и непринужденно, казалась счастливой. В осеннем воздухе парила любовь. Мое тело жаждало откликнуться на призыв природы, но я разумно старалась постичь великолепие древнего города.

На Эйфелеву башню я взбиралась почти час, на лифт денег не хватало. Сверху Париж казался серым и тусклым. Наверное, нужно посещать этот город весной, когда цветут каштаны. В ресторане я важно заказала кофе. Фуагро и всякие там трюфели я не могла попробовать. Черный официант смотрел на меня свысока, он явно позабыл про свою родину и стал таким же гордым, как все парижане. Я рассчиталась ровно по счету, не могла понять, зачем нужны чаевые, если чай французы не пьют. Грязная Сена и золотой Александровский мост мне напомнили, как драпали французы от Кутузова. А в Лувре я заблудилась. Меня поразило количество мумий и всего богатства Древнего Египта. Немного затошнило от обилия картин с библейскими сюжетами. Статуи Древней Греции опять ошеломили. Как можно было столько привезти без современного транспорта, без поездов и самолетов? А что осталось в этих древних странах с разрушенной цивилизацией? Россия то же разоряла и грабила местное население, но в итоге чукчи и все малые народности стали единой страной, с гордым названием СССР. Хотя никто не знает, какой ценой было построено величие страны. Чем русские лучше или хуже? Все воевали, захватывали, грабили. Какое счастье, что я родилась не в средние века и не в эпоху Возрождения. Холодные замки и парики меня никогда не вдохновляли. Я не мечтала иметь служанку, что будет затягивать мой корсет, подслушивать по ночам мои вздохи. Читая в юности Консуэло, я морщилась от сцен любви, ограниченной свободы женщин и вшей под париком. Но в тоже время я мечтала о Д Артаньяне, смелом и нежном мушкетере. Вот тут он и появился. Галантный, коверкая русский, сбивая с ног ароматом, как парфюмерный магазин, увлек меня на теплоход. И небо стало выше, и Александровский мост, вдруг засиял, Сена больше не казалась грязной, а аккордеон и песни Пиаф наполнили душу праздником и любовью.

Собор Монмартр напоминал белоснежную шапку на огромной горе. Взирая на Париж с высоты, город казался огромным, бесконечным и ярким. Белые стены собора окрыляли. Молодцы проститутки. Построили храм для отмывания грехов. Богемное место свободы нравов. Художники рисовали, туристы глазели, продавцы предлагали открытки и сувениры. Я потерла грудь Далиды, как миллионы туристов, в надежде потерять бесплодие. В соборе Нотр Дам ужаснулась от химер и грязных витражей. Мне хотелось взять тряпку и вытереть пыль со статуй, но Пьер не понял моей речи про чистоту. Мне уже не было страшно заблудиться в лабиринте чужого города. Моя рука покоилась в руке прекрасного и отважного принца. Он привел меня в часовню Сан Шапель, которая вызвала мой восторг после серых зданий средневековья. Не было подавленности от готики. Не было придавленности от высоты куполов и ужастиков ада и кары небесной. Я уселась на скамью и слушала заворожено орган. В это время Пьер исповедовался в кабинке пастора. Я не могла построить фразу на французском языке и спросить про католицизм, отпущение грехов. Просто поставила свечу за упокой родителей. Каждый по-своему с богом разговаривает, кто на коленях с опущенной головой и просьбами. Кто на лавке, глядя на лики святых и слушая великую музыку. О чем каялся и что просил Пьер это тайна священника? А я просто наслаждалась тишиной, умиротворением и белизной мрамора. Свет струился через витражи, напоминая картинки в калейдоскопе. Волшебство, таинство и легкость. Молча вышли на улицу, и потом весь день гуляли в Люксембургском саду. Целовались и смеялись, ели мороженное и любовались увядающими цветами.

Пьер водил меня по музеям и выставкам, я ничего не видела и не слышала, кроме шарман, мадам, мерси, требьен. Мы тайком пробирались в мой номер вечером. За небольшую сумму портье закрывал глаза на моего спутника. Зато я каждое утро просыпалась полная наслаждения и удовлетворения. Мой мозг отключился, только тело жаждало ласк и страсти. Познала семнадцать поз по Камасутре, массаж пяток, поцелуи шеи и шептание на ушко. Оказывается, в сексе столько интересного, а когда еще и влюблена, то полный улет. Влюблена я была в мечту и образ мной созданный. Пьер нашел на моем теле волшебную точку, да еще и не одну. Я наконец-то перестала контролировать свои действия. Нежные пальцы мягко, но настойчиво массировали ложбинку между грудей, а по всему телу бегали мурашки. Я выгибалась, как акробатка на постели, а Пьер доводил мои желания до самой высокой ноты, что бы мне самой хотелось взять его член в руки и направить в центр наслаждения. Я извивалась и кричала, как обезумевшая. Он прерывал акт на самом интересном месте и опять начинал ласками вызывать во мне страсть. Тогда я прыгала на него сверху и неслась, как дикая лошадь по просторам безумия. Достигая самой верхней октавы, я падала обессиленная рядом и по всему телу разливалась нега блаженства. Даже после экстаза, Пьер продолжал целовать мои руки, плечи, шею. Не проходило и десяти минут, как бешенная скачка по полям любви, возобновлялась. Чем больше было актов, тем больше я хотела. Я не могла насытиться. Обезумела от ласк, техники любви, шептания нежных слов. Я забыла про стыд и все табу. Обнаженная порхала после душа. Смотрела на свое тело в зеркале с обожанием. Моя маленькая грудь стала для меня совершенством. Упругая, с темными сосками, она тянулась вперед, к наслаждению. Я любовалась своими длинными ногами, узкими бедрами и гладким животом. Даже надевала очки, что бы посчитать свои родинки на шее, от груди до лобка. Пьер взял станок и побрил мою киску, как он ее называл. Получилось сердечко. Я хохотала, глядя на свое отражение в зеркале, а он целовал мою спину. Кончик языка чертил линию от лопаток до ягодиц, а я закатывала глаза, вытягивала шею, запрокидывала голову назад и стонала. Еще. Ещё! Ещё!!!

Просыпались мы поздно, шли в маленькие кафе. Я пила только кофе, потому что полна была любовью. Пьер был голодный, ему нужно было набраться сил для следующей ночи. Он проглатывал две яичницы с беконом, а я даже не могла перевести счет из франков в рубли. Даже когда он облизывал пальцы, мое тело напрягалось, сжималось влагалище и втягивался пупок. Он все делал сексуально. Поворачивал мою голову, нежно взяв за подбородок. Отвлекал от архитектурных шедевров поцелуями. Нашептывал комплименты, которые я с трудом могла понять. Что-то там красивое, божественное, утонченное. Что-то там про улыбку, губы, глаза. Школьная программа мало мне помогала. Я периодически пыталась открывать словарь и переводить слова любви, но он отбрасывал учебник орфографии в сторону, давая просто наслаждаться гортанными звуками, переливами французской речи, музыкой ласки и страсти. Шарман! Тре бьен! Ла мур!

Башню снесло и только забирая чемодан перед отъездом из номера, я проснулась от наваждения. Счет за эскорт—услуги мгновенно отрезвил, но Пьер был страшно разочарован отсутствием банковского счета, наличности и бриллиантов. Он готов был принять даже китайские йены, серебреные часы, хоть что-либо на память обо мне и возмещении физических и моральных сил. С помощью словаря мне удалось объяснить, что кожаный чемодан, норковое манто и толстая цепь с кулоном, это все, что осталось от моего наследства. Мне угрожали и даже пытались ударить, но я ученая. Я попугала Пьера КГБ, напомнила, что за все экскурсии и кафе платила сама, даже за билет в метро и на теплоходе. Он даже понял ломанный французский с русским акцентом. КГБ и Сибирь приводят в чувство любого иностранца. Пьер испарился вместе с призрачной мечтой о шикарной жизни. Одно утешало, предусмотрительность Пьера или брезгливость, но я была на 99% уверена, что не беременная и не подцепила пару лепестков «ромашки».

В гостинице соотечественники что-то шептали за спиной, но я никого не слышала и не видела. Я была уверенна, что это приключение научит меня найти принца, а не заколдованную лягушку. Первый блин, как говорится, комом. Или второй? Ничего страшного. Зато я теперь знаю, как доставлять и получать удовольствие в постели. А принца я все равно найду за границей. Я буду учить иностранные языки. Все у меня получится! Моя злость и обида на бывшего мужа вселили в меня уверенность, что принцы живут только за бугром. В нашей стране бывший пролетариат пытался преобразиться в империалистов, но так и не смог разучиться сморкаться в обочину и правильно ставить ударения. В моем Зачуханске можно только навешать ярмо на шею в виде неудачника, пахнущего перегаром и вонючими носками, а потом тащить лямку всю жизнь. Конечно, есть хорошие мужья, заботливые отцы, только я прозевала свое счастье. Не разглядела ни в одноклассниках, ни в коллегах. Проспала, просидела, прочитала, пока другие девчонки действовали и хватали ребят. Я жаждала, что бы меня завоевывали, только вот никто не знал, что я сижу в замке фантазий и жду. Рекламу нужно было делать, махать белым платком из окна, а не прятаться от мира. Ничего. Я еще встречу своего принца. Европа все гниет, гниет, да никак не сгниет. Там люди живут, а не проживают. Значит все у меня впереди! Главное верить, что я сама принцесса и меня ждет прекрасное будущее!

Из самолета на вокзал. Москва суетилась, бежала, толкалась, злилась и огрызалась. На остановке я приобрела пару книг Свияша и кроссворд. В электричке мне всучили сокращенную Библию каких-то сектантов. Сначала я пыталась разбудить школьные знания по географии и литературе. Кроссворд быстро закончился. Потом посмотрела картинки-ужастики про ад и грешную жизнь. Захлопнула Библию. После стала вникать в учения «Тонкого» непроявленного мира, населенного добрыми и злыми духами. Свияш доступно объяснял, что Творец дал нам, грешным все в избытке. Внушал, что все зависит от нас. Жизнь дает свои уроки, но нужно соблюдать некоторые требования. Он сам не знал, как происходит превращение неудачника в счастливчика, но испытал на себе это чудо. Нужно было поверить в себя и искать скрытые таланты. Методика была не религиозна, но так как автор отличался пытливостью ума, всегда учился и верил в будущее, я начинала ему верить. Свияш развелся с первой женой, потому что был тогда неудачником. Он осознал непроявленный мир и теперь живет со второй женой, купаясь в деньгах и счастье. Он познал истину. Бросил технику и увлекся психологией, мистикой, эзотерикой. Развил в себе сверхспособности. Стал руководителем центров в России и Америке. Свияш увлекательно затягивал в механизмы кармы. Объяснял принцип возмещения энергией услуг, оказываемой духами. Он не казался магом и колдуном, но почему-то все постулаты казались интерпретацией сектантской Библии. Свияш написал все книги в тесном сотрудничестве с высшими силами, и Творец поддерживал автора и всех его почитателей. Я переваривала постулаты псевдопсихолога вместе с сосиской в тесте в душном автобусе. На вокзале подала нищему обе книги. Пусть поможет Творец и Иегова вырваться из небытия спившемуся мужику. Спасибо авторам, я верю в себя, в свою карму, в свои таланты. Искать и не сдаваться! – вот мой девиз.