скачать книгу бесплатно
Те из рабочих кружка, которые выкажут свою умелость и настойчивость в ведении рабочего дела, поступают в главные рабочие кружки, и таким образом тайный союз рабочих укрепляется.
Невозможно угадать, при каких именно условиях придется действовать рабочим союзам (рабочей организации). Но каковы бы они ни были, необходимо постоянно иметь в виду общие правила:
1. Для того чтобы добиться чего бы то ни было, рабочие должны составлять силу, способную напирать на правительство и при надобности готовую поддержать свои требования с оружием в руках. Дойдет ли дело до кровавой борьбы или враги народа уступят без бою, все равно: нужно готовить силу, и чем больше эта сила готова вступить в бой, тем скорее враги отступят без боя.
2. Напасть на врагов с надеждою на победу может только вся социально-революционная партия, в которую рабочая организация входит как часть. Партия собирает в народе и обществе силы для совершения переворота, устраивает союзы в крестьянстве и в среде городских рабочих, в войске и других общественных слоях. Партия выделяет из себя боевой союз, который нападает на правительство, расстраивает его, приводит в замешательство и этим облегчает всем недовольным – народу, рабочим и всем доброжелательным им людям – подняться и произвести повсеместный переворот.
Раз началось надежное возмущение в городе или в деревнях, партия должна поддерживать его своими силами, внести в него свои требования, вызвать подобные же волнения в других местах, где только возможно; должна объединить эти волнения в одно общее восстание и расширить его на всю Россию. Одновременно нужно расстроить правительство, уничтожить крупных чиновников его (чем крупнее, тем лучше), как гражданских, так и военных; нужно перетянуть войско на сторону народа, распустить его и заменить народным ополчением из крестьян, рабочих, бывших солдат и всех честных граждан.
Для успеха крайне важно овладеть крупнейшими городами и удержать их за собою. С этой целью восставший народ немедленно по очищении города от врага должен избрать свое Временное правительство из рабочих или лиц, известных своею преданностью народному делу. Временное правительство, опираясь на ополчение, обороняет город от врагов и всячески помогает восстанию в других местах, объединяет и направляет восставших. Рабочие зорко следят за Временным правительством и заставляют его действовать в пользу народа.
Когда восстание одержит победу по всей стране, когда земля, фабрики и заводы перейдут в руки народа, а в селах, городах и областях установится выборное народное управление, когда в государстве не будет иной военной силы, кроме ополчения, тогда немедленно народ посылает своих представителей в (Союзное правительство) Учредительное собрание, которое, упразднив Временное правительство, утверждает народные завоевания и устанавливает порядок общесоюзный. Представители действуют по точной инструкции, какую дадут им избиратели. Вот общий план деятельности партии во время переворота. Может быть, однако, и другой случай.
Если бы правительство из боязни общего бунта решилось сделать обществу кое-какие уступки, т. е. дать конституцию, то деятельность рабочих не должна от этого изменяться. Они должны заявлять себя силой, должны требовать себе крупных уступок, должны вводить своих представителей в парламент (т. е. законодательное собрание) и в случае надобности поддержать их требования массовыми заявлениями и возмущениями.
Напирая таким образом постоянно на правительство, набираясь сил в борьбе с ним, партия “Народной воли” выжидает лишь удобного момента, когда старый, негодный порядок окажется неспособным противостоять требованиям народа, и совершает переворот с полной надеждой на успех». – Раздались аплодисменты. – А теперь, товарищи, давайте голосовать.
– Сначала, может, обсудим? У меня, например, есть вопросы по последней части программы, – сказал Квятковский.
– Какие? – живо спросил Желябов.
– Как восстание поднимать будем? Где столько народу-то взять?
– Народ найдется, армию подключим. Главное – начать – Александра взорвать, а там – как барку в воду толкаешь: вначале тяжело, а потом она своим ходом идет.
– Я думаю, что это пока проект, – сказала Софья Перовская, – а дальше по ходу дела он будет дорабатываться и, конечно, обсуждаться, корректироваться.
– Потому давайте голосовать: я лично за, – сказал Богданович и поднял правую руку.
– Да, да, давайте голосовать уже, – загалдели многие.
– Голосуем: кто за? – спросил Желябов. Большинство членов Исполнительного комитета согласились с программой, против проголосовало пять человек. – Принимается, значит. Тогда собрание будем считать закрытым и переходим к празднованию Нового года, – подытожил Желябов.
– Ура, ура, ура, – как по команде ответили собравшиеся.
– Разливайте напитки. Ну, давайте, чего окаменели? – призвал всех Гриневицкий.
И что тут началось! Открывались бутылки, разливались по стаканам, и первый тост – «Смерть царю!» – закричали многие после нескольких глотков спиртного. «Ура первой программе партии!» – также раздавалось в округе. И пошло, и поехало: танцы, разговоры о будущем и жженка, и «Гей, подивуйтесь», и «Звучит труба призывная». Топали, гремели, шум стоял на весь дом. Прибегали соседи с жалобами, тогда народовольцы доставали свои револьверы, и все, кому что-то не нравилось, уходили восвояси.
Все так же у окна Иван Федорович скромно стоял в одиночестве, наблюдая за всем со стороны. Он радостно не кричал со всеми, а программу, которую зачитывал Желябов, терпеливо выслушал без всяких эмоций. Его интересовал только один вопрос: убийство Александра II, будто мир на этом заканчивался, все остальное неважно, куда кривая вывезет. Вот так пребывать в одиночестве ему довелось не долго. К нему подошла Софья Перовская.
– Скучаешь? – игриво спросила она.
– Нет. Так, о своем думаю, – ответил он.
– А как тебе наша программа? Правда хороша?
– Не знаю. Я как-то о себе думал, столько дел нужно сделать в короткий срок.
– Да, чуть не забыла, вот тебе отчет твоим деньгам: завтра, ну, уже сегодня переезжаем в нанятый подвальчик и открываем сырную лавку, будем делать подкоп.
– Начнем готовиться?
– Да. А теперь… – Она взяла его за руку и знаком предложила станцевать, он не отказался и как-то сразу влился в этот балаган, позабыв обо всем, что только недавно думал. Он любовался ею, с ней смеялся, подпевал, даже выбегал на улицу и играл в снежки, а потом их Вера Фигнер отпаивала горячим чаем. Подошел Желябов. «Все натанцевались, теперь со мной давай», – сказал он ей, и она покорно встала с дивана и пошла за ним. В эту минуту Кибальчич сел за рояль, и все начали кружить вальс. После этого как только не изгалялись в телодвижениях, даже вприсядку танцевали и краковяк и гопака давали.
Расходились все, когда только-только начало рассветать, довольные и радостные, долго обнимаясь, прощаясь, говоря о новой встрече вот так же, с шумом и весельем. Иван Федорович также почти со всеми на обнимался, но особенно с Софьей Перовской, сказал, что велика у него жажда встретиться с ней, так что он ждет и считает часы. Она улыбнулась и ответила: «Ты весточку мне пришли, где остановишься, и увидимся, не переживай, скоро, я обещаю, позову. А ты жди меня, жди».
ОДИН
Под впечатлением от прощания с Софьей Перовской и очень уставший, Иван Федорович возвратился к себе в номер. Разделся, застелил кровать и улегся в нее. «А она все-таки хороша», – подумал он и заснул. Ему приснилось, что он был вымазан с головы до пят весь в черной смоле и пытался лихорадочно очиститься от нее, но ничего не получалось, лишь только размазывал ее по телу и все. Он резко проснулся, судорожно двигая руками и ногами, а в его груди было тошнотворно и противно.
Солнце шло уже на закат, и его бордовый свет царил во всей комнате. Иван Федорович, тяжело вздохнув, посмотрел на потолок. Пролежав так с полчаса, он встал, умылся, оделся и спустился в гостиничный ресторан. Он был полон лишь наполовину. Иван Федорович выбрал столик в третьем ряду, рядом сидела пожилая дама. В эту минуту ему захотелось простых деревенских щей, о чем и справился он у официанта, когда тот подошел к нему. Но этого не оказалось, тогда он согласился на такие, какие есть. Через десять минут тарелка уже дымилась перед ним. На второе он заказал бифштекс с картошкой и клюквенный морс. Спиртного сегодня он решил не употреблять, даже пятьдесят граммов для аппетита не стал.
В ресторане Иван Федорович долго не задержался. Закончив вечерний обед, он поднялся обратно в свой номер и лег на кровать, и мысли о бытии его сразу одолели. «Сегодня, – размышлял он, – я Карамазов, а завтра – господин Святозаров Николай Петрович из Тверской губернии. Ни брата, ни сестры, ни жены, ни сына у меня теперь нет, родители-мещане давно померли (это Софья Перовская придумала). Значит, сегодня последний мой день – день, который завершает мое детство и молодость, все это теперь растворится в утреннем тумане новой жизни».
Весь следующий день Иван Федорович был весь в бегах. Он переоформлял все имущество на жену Екатерину Ивановну. Пришлось идти за ней, нужно было не только ее присутствие, но и ее подпись. Она долго не хотела, плакала и все-таки пошла. Себе же он оставлял только деньги, и то трудность, когда пришлось с Карамазова на Святозарова перевести все, что были, деньги в Адмиралтейском банке, то и тут необходимо было присутствие получателя. Но как объяснить, что Святозаров и Карамазов – одно и то же лицо? Тогда пришла мысль перевести всю сумму на предъявителя. День спустя пришлось заняться поиском квартиры. Не скоро, но нашлась недалеко от Сенной площади. Однокомнатная, небольших размеров, очень уютненькое жилище.
В этот же день он в нее и въехал и послал к Софье Перовской дворового мальчишку с запиской, в которой указал адрес, где теперь будет жить. И стал ожидать ответ от нее. Но случилось непредвиденное – под вечер у него произошел припадок белой горячки.
Он встал с кровати и стал кружиться, подняв руки вверх, не в состоянии себя контролировать. Движения его были хаотичны, потом начал плясать, а в завершение того принялся топтать тараканов, которые ему привиделись. Ему почудилось, что они везде, и даже на нем. Тогда он разделся догола и хотел было лечь в кровать, но, сдернув одеяло, увидел на простыни множество червей. Уставший, весь в ознобе, Иван Федорович просто рухнул на пол, все тело его трясло, и так заснул. Проснулся через четыре часа, не помня себя, обнаружив, что он был не в силах говорить, а только мычать. Выпив порошки, оставленные доктором, Иван Федорович (еще лихорадило и болела голова) снова уснул.
Пробудился Иван Федорович от настойчивого стука во входную дверь. «Она зовет, поди, прислала кого-то», – подумал он и, встав с кровати, накинув халат, пошел открывать дверь. На пороге стоял Желябов.
– Здравствуйте! – сказал он. – Нужны деньги на зарплату членам Исполнительного комитета. – Он назвал сумму.
Ивана Федоровича всего передернуло.
– М-м, м-м, м-м, – промычал он и пошел в комнату за чековой книжкой. «А где она? Почему не пришла?» – подумалось ему.
– Она по другим делам ушла, – угадывая его мысли, ответил Желябов.
Доставая из кармана пиджака чековую книжку, он вспомнил, что она под старой фамилией и нужно идти в банк, снять наличные и оформить новый финансовый документ. Вернувшись в переднюю, он снова промычал и пошел обратно в комнату одеваться.
– Здоров ли ты? Так денег выдашь?! – в нетерпении крикнул ему вслед Желябов.
Одевшись в тройку, Иван Федорович вернулся в переднюю, снова промычал и надел свое черное шерстяное пальто и валенки. Взял за руку Желябова и вывел его из квартиры. На улице, поймав извозчика, Иван Федорович снова промычал и про жестикулировал ему, дав понять, чтоб он их вез в банк. Старик с трудом понял, куда нужно ехать, и сани тронулись в путь.
В Адмиралтейском банке долго не понимали, о чем просит их клиент, пока не дали ему ручку и бумагу. Когда все прояснилось, тогда и выполнили его желания. Как только Желябов получил деньги, он тут же ушел, не распрощавшись. Иван Федорович остался один. Он закончил дела с банком и пошел в ближайший трактир. Походы в рестораны были закончены, ныне он не господин Карамазов, а товарищ Святозаров, а значит, теперь нужно жить по-иному – на тридцать рублей в месяц. Пообедав, а в этот раз он не позволил себе пить, вернулся к себе в квартиру. Три дня он не мог ничего сказать, но потом начал выдавливать из себя отдельные слова. Болезнь его очень измучила, но никто к нему не пришел, а он ждал ее, очень ждал. Даже хотел снова писать записку, да как-то все откладывал на потом.
Она пришла на шестой день его ожидания. Все это время он ел, пил, гулял по Невскому.
– Еле вырвалась к тебе, столько хлопот с этой лавкой, все надо тайно делать, а как, когда столько земли из-под мостовой выкопали? Вот на ходу все изобретать приходилось. Ну, ты рад, что я пришла? – сказала Перовская с порога.
– Наконец-то, – и Иван Федорович крепко сжал ее в своих объятьях. – Царица мая преблагая, если б ты только знала, сколько я выстрадал в ожидании тебя!
– Все, все, я здесь, страдания закончились, – с улыбкой сказала Перовская, когда он ее отпустил, она стала спешно раздеваться. – Времени у нас мало, так что иди застилай свою кровать.
Выйдя из передней, она увидела, что Карамазов уже лежит под одеялом. Перовская подошла и сказала, чтоб он отвернулся, потому что стесняется. Он тут же выполнил ее просьбу, а она стала снимать сначала свитер, потом свое черное, с белым воротничком платьице. Как только Перовская присоединилась к Карамазову, то снова, без всяких прелюдий, началась безудержная лошадиные скачки. Он выплеснул на нее столько страсти, что она еле переводила дух. Но это длилось недолго, буквально через час она села на кровати и сказала: «Все, закончили на этом. Нужно и о деле поговорить», и, уже встав, начала одеваться.
– О каком деле? Если о деньгах, то я выдам. Сколько надо? Только, иди сюда, – сказал Иван Федорович.
– Нет, не о деньгах.
– А о чем тогда?
– О твоем братце.
– А чего о нем говорить, он Христа исповедует и чужд социальным идеям.
– В том-то и дело, что он не социалист и очень опасен для нас.
– Да чем, звезда моя? Он безобиден, ну, как ребенок.
– Да вот в том-то и дело, по наивности своей чуть ли всей столице не растрезвонил, что ты царя хочешь убить.
– Да кто ж ему поверит?
– В полиции поверят.
– А он в полицию не пойдет, это я точно знаю.
– Зато другие могут пойти, например, твоя жена, чтобы вернуть тебя к себе. Потому ты должен нам и себе помочь устранить его.
– Это ж единственная моя родня. Царица моя, помилуй.
– Нет у тебя больше родни, как на нелегальное положение перешел, а он угроза всему делу, так что помоги немного.
– Да как? Самому пойти и кончить брата?
– Я же сказала – помоги, а не сделай. Уберет его Тимоша, он этим у нас занимается. А ты записку только напиши, что, мол, ждешь его у Конюшенного моста для важного разговора. И все, mon ami.
– Да… я… как-то… он же брат мне… а я… вот так. – Тут Иван Федорович заходил по комнате, растирая руки.
– Да не нервничай, напиши записку, а там уж не твое дело будет.
– Не могу я сейчас вот так – раз – и все.
– А как?
– Ну, денек-другой посидеть надо, обдумать там, с духом собраться, что ли.
– Да некогда думать, дело нужно делать. Что, совесть замучила? Так ты про совесть-то забудь. Ты же знал, на что шел. Пощады не будет никому, иначе своего не добьемся. Ты понял меня?
– Мне бы выпить надо, а-то как-то руки треклятые не слушаются.
– Не нервничай, сядь, выпей воды. На вот, – и она тоже встала, налила из графина стакан воды и подала ему.
– Тебе легко говорить, – жадно выпивая содержимое стакана, сказал Иван Федорович, – а тут брат, одна почти кровь. Я тогда совсем один остаюсь.
– Не жалуйся и не ной, терпеть не могу, когда ноют мужики. У тебя я есть и целый Исполнительный комитет. Ты в организации, а не сам по себе. Пиши записку. Вот перо и бумага. – Она достала все из трельяжа. Иван Федорович, держа в руке пустой стакан, молча повиновался, сев за стол.
– Что писать-то? – Он оглянулся и посмотрел жалобным взглядом на нее.
– Так. Пиши: «Алексей, жду тебя у Конюшенного моста в четыре часа после полудня по очень важному делу», точка. Подпись – Иван Карамазов.
– И все? – И Иван Федорович взял перо и написал то, что она ему сказала.
– Сделал?
– Да. Вот, на, возьми, – и он отдал ей бумагу.
– Так, посмотрим, – и она глазами пробежала по написанному. – Все вроде верно. Так, дорогой, я пошла. – Одеваясь и убирая бумагу в карман, направилась в переднюю. Иван Федорович последовал за ней. – Ну, все. Ты, молодец! – сказала Перовская, когда оделась. Затем обняла его, поцеловала в щеку и хотела развернуться к двери, но Иван Федорович не отпускал ее.
– Постой, звезда моя, а когда снова увидимся? Опять через шесть дней?
– Да не знаю я, дел по горло, отпусти. Сам не приходи, жди меня, я приду, скоро приду, обещаю тебе, – вырвавшись из его объятий, сказала Перовская и скрылась за дверью. А Иван Федорович, закрыв за ней на замок, медленно пошел в комнату, сев на кровать, наклонился и обхватил голову обеими руками.
ПОКУШЕНИЕ
Новый год Алексей Федорович встречал в кругу своей семьи. Нарядили елку конфетами и маленькими ангелочками. Накрыли праздничный стол, и больше всех была радостна Lise, доктора в один голос заявили, что она действительно беременна, вот только все они качали головами, мол: «А как рожать-то будешь?» Но она не отчаивалась по этому поводу. «Там увидим, когда время подойдет, тогда и будем думать. Главное, сбылось чудо!» – говорила с улыбкой. А Алексей Федорович был тоже рад, только не совсем – его очень тяготила мысль о брате. Он все думал, молился, просил Христа о помощи и потому часто стал молчать, мысленно перебирая способы, как ему дальше действовать в деле спасения брата. Его сильно огорчило, когда от Екатерины Ивановны он узнал, что Иван ушел от нее и ребенка. Она сидела в гостиной за столом, на котором лежали их свадебные фотографии, и плакала, и просила его почаще бывать у них. Поэтому встречал он Новый год в радости, конечно, не мог же он огорчать Lise, но с горькой оскоминой на душе. А Lise продолжала изо дня в день рассуждать, как оно будет, когда ребеночек родится, какая жизнь наступит.
– А ты кого хочешь – мальчика или девочку? – спросила Lise.
– Мне все одно, лишь бы свет белый увидел, – ответил Алексей Федорович.
– А я мальчика хочу, вот. Наследника.
– Я же думаю о том, как его выносить и родить, а мальчик или девочка – это уж как Бог пошлет, то я и готов принять с радостью.
– Да не волнуйся ты так, Алексей Федорович, Бог дал, а Богородица поможет и выносить, и родить.
– Дай бы Бог, дай бы Бог, Lise.
– Ты имя малышу придумай, потому что я хочу, чтобы если девочка родится, то назвать Марией…
– Хорошо, но если мальчик народится, то Александром, как Александр Невский и Александр Пушкин, и наш император – тоже Александр, – перебил ее Алексей Федорович.
– Согласна. Затягивать с крестинами не будем, как только я оправлюсь от родов, так и проведем. В крестную мать позовем жену твоего брата Ивана, Екатерину Ивановну, а вот в крестные отцы позвать бы Ивана, так вот, видишь, он умом тронулся. Даже не знаю, кого и звать, – задумчиво сказала Lise.
– Позовем старца Никодима, лучшего человека на всей земле не сыщешь.
– Так он же старый, и выдержит ли весь обряд, и согласится ли?
– Я его очень попрошу. А если не его, то кого же? Я нашего первенца никому и доверить больше не могу.
– Вся беда, что мы мало общаемся с людьми, сколько живем, а никого толком не знаем, – сказала Lise.
– Думаю, тогда Николая Красоткина, он хороший, правда, социалистом тоже стал, но не так глубоко и веру, похоже, не потерял, как мой брат Иван, потому можно его позвать.
