banner banner banner
Черный нарцисс
Черный нарцисс
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Черный нарцисс

скачать книгу бесплатно


– Вот дура, – сказала Вероника, оправившись, и, чтобы подчеркнуть свое презрение, даже плюнула на землю.

Дело было осенью, в пасмурном парке, под голыми черными ветвями лип, где тоскливо и протяжно кричали в вышине какие-то темные птицы. Потом, когда она возвращалась мыслями к этому жуткому разговору, который навсегда развел их с Викторией и оборвал дружбу, длившуюся с младших классов, Вероника все время недоумевала, как же она не увидела в этих черных ветвях, которые тянулись к ней, словно руки, в воронье, что кружило над ее головой, дурного предзнаменования. Само собой, свадьба была веселая и пьяная, насколько позволяли невеселые времена, и, само собой, никакого ребенка у Веры не было, это был лишь предлог, чтобы привязать Сергея к себе. Просто рыжая практичная Вера все взвесила и сделала ставку на него, как в казино делают ставку на номер. Она была уверена, что Сергей далеко пойдет, и не ошиблась в своих расчетах. У него имелись все качества, которые позволяют удержаться на плаву и не утонуть в самые коварные, самые непредсказуемые эпохи: гибкость, везучесть, умение рисковать и при этом не проигрывать, жесткость, переходящая, когда надо, в жестокость, и честолюбие, которого и у самой Веры было хоть отбавляй. Он должен был многого добиться, и Вера твердо намеревалась помогать ему в этом. Кем бы Сергей сделался, останься он с Викторией? Да он бы никогда не дошел до многомиллионного состояния и поста главы чрезвычайно влиятельной корпорации, если бы не жена. Она направляла его, вдохновляла, когда надо, даже кое-что подсказывала, он всегда мог на нее положиться, у них были схожие взгляды почти на все, и они неизменно поддерживали друг друга.

…Вернее, так было до недавнего времени.

Потому что, когда ты наконец добиваешься того, о чем мечтал, всегда оказывается, что на самом-то деле грезил ты совсем о другом, ни одна мечта не сбывается так, как задумывалась. У Сергея были миллионы и особняк на том самом шоссе, вызывавший всеобщее восхищение, но детей не появилось. Вера ходила по врачам, сдавала анализы, но эскулапы только разводили руками. Точно так же они разводили руками, когда к ним приходила Вероника, бездетная Вероника, которую из-за этого бросили уже два мужа. Все анализы были в норме, но детей не рождалось, аист не прилетал, и бессонными ночами Веронике казалось, что черные сучья дотянулись-таки до нее из прошлого, что она дурно обошлась с подругой детства и теперь ей суждено таким образом искупать свою вину. Не лучше приходилось и Вере. Отсутствие детей стало постоянным источником скандалов в семье, и все чаще до нее доходили слухи, что Сергей развлекается на стороне, что его видели то тут, то там с девицами сомнительной морали и еще более сомнительного поведения, хотя в то же самое время он звонил жене и клялся, что задерживается на собрании. А Вероника никак не могла забыть лицо своего второго мужа, когда он пришел домой, до странности оживленный, и стал собирать вещи. С простотой (которая, как известно, хуже воровства) он объявил, что его любовница (а по совместительству и коллега Вероники по редакции, в которой она работала) ждет от него ребенка и поэтому он уходит к ней.

– А как же я? – пролепетала Вероника, теряя голову.

Она знала своего мужа как не то чтобы доброго, но уж, во всяком случае, ничуть не жестокого человека, и оттого его ответ поразил ее в самое сердце.

– Да на кой ты мне сдалась, бесплодная смоковница? – фыркнул он и скрылся за дверью.

Ночью после этого расставания она достала из холодильника бутылку водки, которую терпеть не могла, и стопка за стопкой прикончила ее всю. Жизнь шла наперекосяк, катилась куда-то под откос под аккомпанемент воронья из того парка, и вот она, молодая еще, симпатичная, более чем обеспеченная блондинка, никому не нужна, никому, никому. Давно кончилась бесшабашная юность, когда кажется почти забавным причинять боль другому человеку; с опытом приходит и понимание того, что жизнь, в сущности, не щадит никого, что на каждый удар, нанесенный другому, судьба неизменно отсыпает дюжину ударов, и как ты ни стремишься себя обезопасить, все равно она отыщет больное место, в которое может тебя ранить. Тут Веронику мучительно стошнило, и существование показалось ей еще гаже, чем прежде.

А потом она встретила Никиту. Она ехала на важную встречу, на оживленной улице, как назло, у нее забарахлила машина, и тут остановился он и предложил помочь. И жизнь стала казаться не такой уж беспросветной, и призраки воронья, прилетевшие из прошлого, уже не кружили над ее головой. В конце концов, у многих людей нет детей, и это ничего не значит. Нет, значит, будут, и вообще, всему свое время. А что до ее разводов, то миллионы людей разводятся, и ничего особенного в этом нет: как-никак двадцать первый век на дворе, а не Средние века. И вообще, если вы остались одна, из этого еще не следует, что вы были недостойны своего партнера; может, с точностью до наоборот – вы оказались слишком хороши для него. Как и многие журналисты, Вероника была знакома с психологией поверхностно, но этого хватало, чтобы разобраться в себе и порой – в других людях.

Впрочем, будь она даже доктором психологии, она бы не смогла толком объяснить, какие именно чувства вызывает в ней мысль о предстоящей встрече с Викторией. Тон, каким бывшая подруга разговаривала с ней по телефону, ясно показывал, что та ничего не забыла и не простила. «Конечно, – зло подумала Вероника, – как тут не пожалеть об упущенных возможностях! Была бы она сейчас женой Сергея, и ее жизнь повернулась бы совсем по-другому».

Она увидела прямо перед собой светлые глаза Никиты – и очнулась.

– Так вы не ссорились? – спросил он.

Она процедила сквозь зубы:

– У Сережки был с ней роман, до Веры. Потом он ее бросил, а Виктория решила, будто бы я во всем виновата.

– Ну и в чем ты можешь быть виновата? – пожал плечами Никита. – Глупость какая-то.

– Не знаю, – ответила Вероника. Ей и самой пришлась по душе сочиненная ею версия. – Наверное, она обиделась, что я ей ничего не сказала. У нее всегда было больное воображение. Мало ли что она могла там придумать!

Сотовый разразился романтической мелодией – Веронику ждали в редакции, а она все еще была дома. Она ответила, что у нее болит голова и она подъедет потом, и отключилась.

– Мне нравится эта песня, – заметил Никита с улыбкой.

Вероника смутилась. Она поставила эту мелодию в начале их романа, но скорее умерла бы, чем призналась в этом любовнику. Он осторожно вытащил из ее руки телефон.

– Ну и чем мы сейчас займемся? – спросил он, целуя ее.

Глава 3

– У вас слишком богатое воображение, – сказал врач.

– Только не говорите, что это пройдет. – Виктория попробовала пошутить, но ей было вовсе не смешно.

– Хорошо, давайте разберемся. – Алексей Петрович вздохнул. – Итак, вам кажется, что за вами кто-то следит. Верно?

– Иногда, когда я выхожу из дома, – уточнила Виктория. – И я ничего не могу поделать с этим чувством.

– Сколько это продолжается, по-вашему?

– Восемь месяцев. Где-то так, я думаю. Вначале я пыталась себя убедить, что мне это мерещится, но… Я почти уверена, что за мной действительно кто-то наблюдает.

– Так. – Алексей Петрович наклонил голову, и она увидела, как блеснули стекла его очков. – И кто же, по-вашему, может заниматься таким вот наблюдением?

– Не знаю, – призналась Виктория. – Иногда это черная машина, иногда серая, иногда синяя. Иногда «Жигули», иногда старый «Мерседес». То есть… – Она поморщилась. – Это очень сложно объяснить, но я словно спиной ощущаю, что за мной следят. Возникает такое неприятное чувство…

Врач слушал ее, постукивая карандашом по столу.

– Вы пробовали поговорить с человеком или людьми, которые находятся в машине, будто бы преследующей вас?

Виктория покачала головой.

– Боюсь, это не получится. Они всегда держатся в отдалении. И потом… – Она задумалась. – Я не сказала бы, что они преследуют меня. Я не чувствую, что от них исходит какая-то… угроза. Но тем не менее они меня беспокоят.

Алексей Петрович улыбнулся, и при виде этой улыбки Виктория сразу же поняла, что именно он ей скажет.

– У вас довольно редкая профессия. – Как и все опытные психологи, он предпочел начать издалека. – Вам не кажется, что ваши, хм, ощущения могут быть следствием работы над очередной книгой?

Виктория поднялась с места.

– А если бы я работала контролером в автобусе, что бы вы мне сказали? – со злостью, которой не ожидала от себя, спросила она. – Что я начиталась детективных романов?

– Нет, Виктория Александровна, вы же должны понимать…

– Всего доброго, – буркнула она и вышла, с колоссальным трудом удержавшись от желания на прощание как следует грохнуть дверью.

Во дворе чирикали птицы, и свет по-весеннему проходил сквозь прозрачную листву. Тем не менее стояла ранняя осень, та, что по-русски именуется бабьим летом, а по-французски – летом индейским, о котором поет свою великолепную песню Джо Дассен.

Чтобы собраться с мыслями, Виктория присела на скамью. Теперь, когда вспышка раздражения сошла на нет, ей стало и грустно, и немного стыдно, что она не сумела сдержаться.

«Итак, подведем итоги. Три врача, уйма выброшенных на ветер денег… или почти на ветер, потому что никто толком так и не смог мне объяснить, что со мной такое. И почему они считают, что все писатели непременно ненормальные? Знали бы они, какую кропотливую логическую работу приходится проделать, прежде чем напишешь хороший детектив, как одна-единственная неувязка может загубить самый выигрышный сюжет… Но им куда проще считать детектив недостойным жанром, которым занимаются исключительно недоумки».

В сумке заверещал сотовый, и от неожиданности Виктория даже вздрогнула.

Опять Вероника. Вот черт.

– Виктория, ты не забыла? Встреча сегодня вечером, в ресторане «Олимпия»!

– Модное местечко, – буркнула Виктория.

– Конечно, – с энтузиазмом подтвердила Вероника. – Сергей снял оба этажа, так что погуляем! Ты знаешь, как туда проехать?

Да, разумеется, она приедет, она постарается не опаздывать и помнит, что будут танцы, и еще Сергей обещал какой-то сюрприз.

Впрочем, для нее никаких сюрпризов не будет. Она просто вернется домой и сядет читать Чехова, очередной том полного собрания сочинений, изданного в советское время. Виктория читала это темно-зеленое собрание медленно, растягивая удовольствие и смакуя каждую страницу. Для автора детективов у нее были странные на первый взгляд пристрастия – Чехов, Уайльд и Стерн. И еще стихи Лорки.

«Чехов, помимо всего прочего, прекрасный стилист… И как он описывает людей! Конечно, он видел их насквозь… и поэтому вряд ли мог уважать. По его письмам иногда это очень чувствуется… И еще на него сильно повлияла болезнь. Какой он был веселый, пока у него не открылась чахотка, просто неистощимый фейерверк шуток, причем на самые разные темы. А потом… потом да, уже не то. Трудно сохранять веселый тон, когда задыхаешься и кашляешь кровью. И зачем он женился на этой актрисульке? Знал же, что она собой представляет, и все же питал какие-то иллюзии… надеялся…»

Однако, прежде чем приступить к Чехову, ей пришлось сходить в супермаркет, выслушать причитания кассирши, у которой опять не было сдачи с крупной купюры, получить-таки эту сдачу и уже в подъезде вежливо отказаться от предложения бабки с верхнего этажа ехать в лифте вместе с ней и какой-то грязной кадкой, из которой сыпалась земля. Для этого Виктория слишком дорожила своими белыми джинсами, но бабка обиделась так, словно писательница предложила ей купить гроб со скидкой. В конце концов бабка уехала одна и, само собой, застопорила лифт на верхнем этаже. Подождав минуту, Виктория пожала плечами и отправилась пешком на свой предпоследний этаж.

«А ведь все могло быть совсем по-другому».

Все-таки она не удержалась от этой мысли. Ну да, она могла стать женой Сергея, и Сергей был бы богат, и она вольготно жила бы в отдельном доме, а не в многоэтажке, где кто-то из соседей то и дело заводит нескончаемый ремонт, а кто-то уезжает и запирает в квартире собаку, которая от одиночества и тоски начинает выть во весь голос. А еще есть любители громкой музыки, шумных ночных застолий, курильщики, бросающие вниз окурки, которые постоянно залетают к ней на балкон…

Да, все могло быть иначе. Но ее судьбу – то, что могло стать ее судьбой, – присвоила себе Вера, а на долю Виктории осталось… осталось то, что осталось.

«И это вовсе не так уж плохо… В конце концов, я всегда хотела стать писателем – и я им стала».

Она просмотрела в компьютере почту, ответила на несколько писем и растянулась на диване с книгой. На стене важно тикали часы – старинные, принадлежавшие еще прабабушке и прадедушке Виктории. Много лет они простояли сломанные, но несколько месяцев назад она нашла-таки специалиста, который их починил. И теперь Виктория смотрела на часы и думала, что видит те же стрелки, которые видели ее предки, тот же циферблат и те же бронзовые фигурки вокруг него. И эта мысль ее согревала. Она перевернула страницу и углубилась в чтение.

Зазвонил сотовый, но на этот раз Виктория не стала с ним церемониться и попросту отключила его. Она читала, а потом небо за окном потемнело, насупилось. Что-то вкрадчиво зашуршало снаружи, и Виктория поняла, что пошел дождь.

«Так вот почему у меня с утра болела голова…»

Словно невидимый великан-воин расшаркался снаружи с громовым раскатом, полыхнул саблей-молнией. Виктория закрыла книгу, отложила ее и натянула на себя плед. Спать ей не хотелось, но она была не прочь подремать несколько минут. Виктория знала, что в такой дождь, как этот, ей все равно не работается и не читается. И она закрыла глаза.

А потом раздался звонок в дверь.

Глава 4

– Меня зовут Никита, – сказал он. – И меня послали за вами.

Он стоял на пороге, с него ручьями текла вода, но тем не менее он улыбался. Виктория мрачно посмотрела на него, испытывая то же чувство, что и, допустим, улитка, которую силой выдворяют из ее уютного домика.

– Вы шли от «Олимпии» до моего дома пешком? – спросила она, насупясь.

Ее собеседник так удивился, что даже перестал улыбаться.

– Я… нет, конечно! Просто на вашей улице сложновато припарковаться. Пришлось оставить машину в самом конце. А вы что же, забыли про вечер встречи?

– Нет, – коротко ответила Виктория, – не забыла.

– Тогда в чем же дело?

– Просто я не хочу туда идти.

Он был обескуражен, она видела это по его лицу. Интересно бы еще понять, почему. Хотя, если он шофер Вероники и полностью от нее зависит… Но на шофера он не походил. Чисто интуитивно она сразу же отмела это предположение.

– Жаль, – сказал он. – Сергей специально для вас пригласил французскую певицу. Он думал, вам понравится такой сюрприз. Вы же любите французскую музыку… – Под взглядом Виктории он смешался и закончил почти умоляюще: – …Кажется.

Вот оно что. Интересно, чего ради Сергей так старается? Или его тоже замучила ностальгия? Или по прошествии стольких лет он все еще на что-то надеется?

Никита-не-шофер откинул назад мокрые светлые волосы. Он был складный, с приятными чертами лица и пронзительно-голубыми глазами. Симпатичный, но скорее обаятельный, чем красивый. И еще Виктория не могла отделаться от впечатления, что где-то когда-то определенно уже видела его.

– Вы точно решили не идти? – спросил Никита.

– Мы не могли встречаться прежде? – спросила она напрямик, устав ломать голову над этой загадкой. – Просто мне кажется, что я где-то вас видела.

По тому, как изменился, потемнел его взгляд, она поняла, что попала в точку.

– Может быть, – осторожно протянул он. – Моя фамилия Алферов. Я был гонщиком.

Теперь она вспомнила. Несколько лет назад это имя не то чтобы гремело, но, во всяком случае, было у всех на слуху. Никому не известный молодой пилот ворвался на гоночный олимп, взял с ходу несколько первых мест, а потом…

Что же было с ним потом, боже ты мой? И ведь нет у нее никакого склероза, просто она никогда особенно не интересовалась гонками и лицо его запомнила лишь потому, что оно попалось ей на обложке какого-то журнала, в котором, помимо всего прочего, была и рецензия на ее роман.

– Так я ухожу? – спросил он настойчиво.

– Ладно, можете зайти, – решилась Виктория. – Только одна просьба: на машине по квартире не гонять, жилплощадь для этого не приспособлена. Хорошо?

Никита улыбнулся, переступил порог, и дверь, зевнув, затворилась за ним.

– Можете переодеваться, – сказал он, – я подожду.

Виктория вздохнула.

– Мне нужно… – она подумала немного, – пятнадцать минут. Хорошо?

– По моему опыту, – объявил Никита весело, – когда женщина говорит «пятнадцать минут», это значит как минимум час.

– Сразу видно, что у вас нет никакого опыта, – отозвалась Виктория, возвращаясь в комнату. – Когда женщина говорит «пятнадцать минут», это значит три часа, не меньше.

И тем не менее на то, чтобы переодеться, накраситься и соорудить самую простую прическу, у нее ушло как раз четверть часа. Однако тут Виктория обнаружила, что возмутитель ее спокойствия куда-то исчез.

Она нашла его в ванной, где он, сняв футболку и скрутив ее жгутом, выжимал из нее воду. И Виктория со свойственным ей чувством юмора подумала, что впервые мужчина раздевается в ее квартире уже через минуту после знакомства. Он был гибкий, тонкий, но широкоплечий, мускулистый, и его хоть сейчас можно было снимать для обложки журнала. Странно, что она сразу не угадала, что перед ней человек, имеющий отношение к спорту.

– Не надевайте мокрое, – сказала она, – вы простудитесь. Давайте я вам дам другую футболку.

Никита озадаченно на нее покосился.

– Дамскую? – весело спросил он.

– Нет. – Виктория не стала вдаваться в подробности, что это футболка Кирилла, ее бывшего гражданского мужа, с которым она недавно разошлась.

– Мне бы не хотелось вас утруждать, – признался Никита. – А это платье, оно… Оно вам очень идет.

– Платье вам не достанется, – ответила Виктория, уходя. – И не рассчитывайте.

Никита поперхнулся – то ли от смеха, то ли от неожиданности – и кашлял еще, когда она вернулась, неся легкомысленную маечку с надписью «I love Paris».

– И я тоже люблю Париж, – признался Никита, влезая в майку. – Меня там собирали.

– В смысле?

– После того, как я разбился, – пояснил он.

И тут она вспомнила. Ну да, авария на финише, когда финский пилот, которому должно было достаться лишь второе место, вечный соперник Алферова, врезался в него. И во всех журналистских репортажах о российском пилоте присутствовала одна и та же избитая, но оттого не менее правдивая фраза: «Чудом остался в живых».