скачать книгу бесплатно
Глаз продолжал вибрировать, то увеличиваясь, то сокращаясь.
Взрыв внутреннего смеха.
Эффект оказался продолжительным.
Сэмюэлу Финчеру нравился этот анекдот, но он не ожидал, что из-за него в аффективной зоне вырастет такое крупное бежевое пятно. Юмор – явление субъективное, решил он. Желание вызвать смех в определенном месте, в определенный момент удесятеряет эффект.
Тут-то, наверное, доктор Сэмюэл Финчер и завоевал полное доверие пациента. Но тот не почувствовал дружеского хлопка по плечу.
– Ваш мозг работает отлично.
Здравое мышление – при полной атрофии тела… Но здравое!
– Хотите, я вызову ваших близких?
23
– И речи быть не может. Не настаивайте. – Здоровенный бородач в фуражке с надписью «КАПИТАН УМБЕРТО» энергично мотает головой. – Нет, не могу. Катер предназначен только для пациентов, врачей, родственников больных. На остров Святой Маргариты еще не ступала нога журналиста. У меня строжайшие инструкции.
– Меня прислал Паскаль Финчер, – нажимает Исидор, первым примчавшийся в порт Канн.
– Это ничего не меняет.
Упрямец чувствует свою правоту.
– Куда же обратиться, чтобы попасть на остров?
– Мне очень жаль, но регистратура находится там же, в больнице. Туда стараются не пускать посторонних. Попробуйте им написать.
Исидор Каценберг подходит к катеру и меняет тему:
– Ваш катер называется «Харон». В греческой мифологии так зовут лодочника, перевозящего умерших через Ахерон, в подземное царство мертвых.
– Это плавсредство – способ попасть не только из мира живых в мир мертвых, но и из мира разума в мир помешательства.
Исидор шепчет на ухо моряку:
– Сдается мне, мифический Харон сажал в свою лодку только тех, кто держал во рту плату за перевоз.
Толстяк берет в зубы три купюры в десять евро.
Капитан Умберто видит деньги, но остается непреклонен:
– Я не продаюсь.
К ним подбегает Лукреция, поправляющая рыжую гриву.
– Я не очень опоздала? Плывем? – спрашивает она, не сомневаясь в ответе.
Моряк превращается в соляной столб. Исидор не может не отметить, как действует его спутница на мужчин.
– Тут такое дело… – бормочет столб, – я объяснял вашему коллеге, что, к сожалению…
– К сожалению? – повторяет она, подходя ближе.
В такой близи он чувствует ее духи – сегодня это Иссей Мияке. К аромату парфюма примешивается запах молодой женской кожи. Она снимает темные очки и с вызовом смотрит на перевозчика изумрудными миндалевидными глазами.
– Вы же помогаете людям. Мы нуждаемся в вашей помощи и уверены, что вы не подведете.
Она правильно смотрит на него, говорит нужным тоном, даже изгиб ее шеи убедителен.
Суровый морской волк сражен наповал.
– Только потому, что вы – друзья Паскаля Финчера, – уступает он.
Взвывает мотор, капитан отдает швартовы.
– Месье подтверждает силу потребности номер семь, – шепчет Лукреция, подмигивая своему сообщнику.
Моряк, желая произвести впечатление на пассажиров, извлекает из мотора львиный рык, нос катера приподнимается.
Лукреция берет блокнот и добавляет к шестой мотивации – злости, седьмую – сексуальность.
Исидор достает из куртки маленький, не больше книги, карманный компьютер и заносит в него список, добавляя имена людей, которых они встречали. Затем он заходит в интернет.
Лукреция заглядывает ему через плечо:
– В прошлую нашу встречу, у вас на водокачке, мне показалось, что вы отказались от телевизора, телефона и компьютера.
– Только идиоты не меняют своего мнения.
Он хвастается своей игрушкой и демонстрирует ее возможности. Он загружает из интернета личное досье социального страхования Умберто Росси, 54-го года, родом из Гольф-Жуан.
На горизонте вырисовываются оба острова Лерен: впереди остров Сент-Маргерит с пристанью и фортом, позади Сент-Онора с цистерцианским аббатством.
«Харон» плывет лениво, путешествие из каннского порта в больницу Святой Маргариты никак не кончается.
Умберто посасывает огромную пенковую трубку, покрытую резными обнимающимися сиренами.
– В смешном мире мы живем! У людей есть все для счастья, но они не умеют пользоваться свободой, потому и задают вопросы, все больше вопросов. Из вопросов сплетаются узлы, которых не распутать.
Он раскуривает трубку и выдыхает густой пахучий дым, смешивающийся с йодистым морским духом.
– Встретил я однажды типа, утверждавшего, что может не думать. Он был монахом секты дзен. Сидел истуканом, вот так щуря глаза, якобы с полной пустотой в голове. Я попробовал – где там! Вечно что-нибудь лезет в башку. Хотя бы мысль: «Наконец-то я перестал думать».
Он хохочет.
– Почему вы перестали работать нейрохирургом в больнице Святой Маргариты? – огорошивает моряка вопросом Исидор.
Тот едва не роняет трубку за борт.
– Как… Как вы узнали?
– По движению мизинца, – загадочно отвечает журналист.
Лукреция не жалеет, что взяла с собой этого «Шерлока Холмса от науки». Как все фокусники, он не раскрывает свою хитрость, довольный произведенным впечатлением. Он понимает, что, признавшись, что выудил эту информацию из глубин интернета, перестанет вызывать восхищение.
– Вас уволили, да?
– Нет, все дело в… Это была случайность.
Взор моряка затуманивается.
– Несчастный случай… Я оперировал свою мать, у нее была злокачественная опухоль мозга.
– Обычно оперировать близких родственников запрещено, – демонстрирует осведомленность Исидор.
Умберто приходит в себя:
– Так и есть. Но что было делать, раз она заявила: или я, или никто.
Умберто сплевывает в море.
– Не знаю, что произошло… Она впала в кому и больше из нее не вышла.
Бывший хирург, а ныне моряк, снова сплевывает.
– Мозг очень чувствителен, малейшая оплошность чревата катастрофой. Не то что с другими органами, там ошибки исправимы. Когда оперируешь на мозге, отклонение на миллиметр может превратить пациента в инвалида или в одержимого.
Капитан выбивает трубку о край руля, освобождая ее от прокаленного табака, и снова набивает.
Раскурить ее на ветру никак не удается, сколько он ни щелкает зажигалкой.
– После этого я запил. Покатился под откос. С таким дрожанием рук уже нельзя было браться за скальпель. Поэтому я уволился. Хирурга с тремором не вылечить. Так бывший нейрохирург оказался среди пьяниц-клошаров.
Они смотрят на увеличивающийся на горизонте остров Сент-Маргерит. Там растут не только приморские сосны, но и пальмы с эвкалиптами; климат в этой части Лазурного Берега мягкий, почти как в Африке.
– Скорее бы роботы заменили в операционных людей! У них, по крайней мере, рука не дрогнет. Похоже, роботы-хирурги уже получают широкое распространение.
– Вы правда бродяжничали? – спрашивает Лукреция.
– От меня все отвернулись, никто не желал со мной знаться. Я стал пованивать, но мне не было до этого никакого дела. Жил себе на каннском пляже, лежал под одеялом и в ус не дул. Все мое барахло помещалось в пакете из супермаркета, который я прятал под деревом на Круазет. Говорят, нищенствовать лучше под солнцем. Как бы не так!
Катер понемногу сбавляет ход.
– И вот в один прекрасный день подходит ко мне некто из больницы Святой Маргариты и говорит: «У меня есть предложение. Как насчет челночных рейсов между больницей и портом Канн? Сейчас мы прибегаем к услугам чужой компании, но нам удобнее было бы обзавестись собственным катером. Сможешь плавать на катере между Сент-Маргерит и портом?» Так бывший нейрохирург заделался моряком.
Лукреция записывает в блокнот дату.
– Расскажете нам, что происходит внутри психиатрической больницы Святой Маргариты?
Моряк недовольно смотрит вдаль. Морские ветры пригнали черные тучи, вокруг катера носятся чайки, словно желая указать путь. Он поправляет свою куртку морского волка, хмурит густые брови. Потом его взгляд падает на рыжую зеленоглазую журналистку, и он отбрасывает сомнения, покоренный ее свежестью:
– Раньше это был форт, крепость Сент-Маргерит. Ее построил сам Вобан для защиты берега от набегов берберов. Крепость имеет характерную для фортификаций тех времен форму звезды. Крепость превратили в тюрьму, в ней томился узник Железная Маска. Потом там снимали телевизионные игры. В конце концов крепость стала психбольницей.
Он сплевывает себе под ноги.
– Солдаты, заключенные, телевизионщики, психи – логичная эволюция, разве нет?
Умберто снова раскачивает катер громовым смехом. Килевая качка на волнах не в пример сильнее.
– Эту больницу решили превратить в образцовую. Реформу возглавил доктор Сэмюэл Финчер. Больница Святой Маргариты, сначала помещавшаяся в стенах крепости, расползлась на весь остров.
Средиземное море расшатывает катер с каждой секундой все сильнее.
– Мы считаем, что Финчера убили, – делится с рассказчиком Исидор.
– Кто, по-вашему, мог убить Финчера? – подхватывает Лукреция.
– Только не кто-то в самой больнице. Все его любили.
Остров уже рядом, видны высокие стены форта.
– Финчер, Финчер, да хранит Господь его душу! Я не сказал вам, что это он подошел с предложением ко мне, клошару. – Умберто Росси пододвигается к молодой журналистке: – Если это действительно убийство, то вы, надеюсь, найдете виновного.
Внезапно на катер обрушивается огромная волна. Лукреция чудом не вылетает за борт, Умберто с бранью цепляется за руль. Ветер швыряет катер с утроенной силой.
– Проделки Эола! – кричит Умберто.
– Эол? – переспрашивает Лукреция.
– Бог ветров. Помните «Одиссею»?
– Да, еще самого Одиссея, он же Улисс.
– Финчер не переставал цитировать отрывки оттуда. – И Умберто декламирует Гомера: – «Мех открывают, и рвутся наружу ветра, буря их тотчас хватает, чтоб вдаль унести».
Море лютует, катер раскачивается, взлетает на гребни волн, падает вниз.
Внутреннее ухо Лукреции чутко реагирует на перегрузку. За его улиткой помещается орган, улавливающий движения, – утрикулюс. Это мешочек с желеобразной жидкостью, эндолимфой, в которой плавают маленькие слуховые камешки. Его внутренняя стенка покрыта ресничками. При килевой качке утрикулюс, прочно закрепленный в черепе, наклоняется в одну сторону. Эндолимфа и слуховые камешки остаются неподвижными, как не двигается жидкость в наклоняемой бутылке. Реснички на дне утрикулюса сгибаются эндолимфой и подают сигнал о положении тела в пространстве. При этом глаза передают другую информацию, сочетание двух этих противоречивых сигналов и приводит к ощущению укачивания, провоцируя рвоту.
Лукрецию выворачивает наизнанку, Исидора тоже.
– Ужасное ощущение! – стонет она.
– По степени невыносимости на первом месте стоит зубная боль, дальше идут почечные колики, боль при родах и морская болезнь.
У Лукреции мертвенно синеет лицо.
