скачать книгу бесплатно
Я должен сказать правду.
Он не может отойти от трупа скинхеда.
Полицейские мне не поверят. Они решат, что я намеренно зарезал клошара. Ничто не доказывает, что это была самооборона.
А пораненная рука? Нет, это просто царапина, меня поднимут на смех.
Он озирается и не видит ни души. Повинуясь интуиции, он подтаскивает убитого к самой воде. Вытащив из груди нож, он бросает его далеко в реку, потом ногой сталкивает тело с берега.
Что со мной происходит? Я убил человека, а теперь избавляюсь от тела, топя его в реке.
С виднеющейся вдали баржи «Ящик Пандоры» доносятся регулярные взрывы аплодисментов. У Рене опять начинает дергаться правый глаз.
Надо же было угодить в такую передрягу!
Он находит свой автомобиль, оставленный неподалеку, и уезжает в ночь.
Разочарованные крысы лижут лужицу крови – единственный след драки, им приходится по вкусу сохранившийся привкус пива.
4.
Вернувшись домой, Рене захлопывает входную дверь и долго стоит, прижавшись к ней спиной, как будто боится, что за ним крался недруг. Потом он запирает дверь на все замки. Его ждет привычная обстановка квартирки в XV округе, у станции метро «Шарль-Мишель».
В гостиной над ним дружно потешается его коллекция масок со всего мира, как потешалась публика в «Ящике Пандоры». Наиболее свирепы японская маска из театра кабуки, африканская из племени бауле и карнавальная венецианская.
Он никак не восстановит дыхание.
Я убил человека!
Рене идет в ванную, моет руки, брызгает себе в лицо ледяной водой. Дезинфицирует ранку на руке, не потрудившись ее перевязать. Засовывает окровавленную одежду в стиральную машину и смотрит на себя в зеркало над раковиной. Резким жестом, как Ипполит, он отбрасывает со лба прядь волос. Снова этот чертов тик на правом глазу.
– Кто я? – спрашивает он вслух у своего отражения.
Я себя не узнаю. Кто этот тип в зеркале? Неужели я? Почему у меня это тело, это лицо? Соответствует ли эта видимость тому, кто я есть на самом деле? Кто он, мнящий себя героем, а на самом деле форменное чудовище? Во всем этом повинна моя глубинная память, тайный погреб, который я ни в коем случае не должен был открывать.
К горлу подкатывает тошнота.
– Кем я был? – спрашивает он.
Он не смеет озвучить свои мысли.
Я был убийцей, это забылось, а теперь вспомнилось, и вот я снова прежний.
В его голове всплывают все немцы, которых он хладнокровно зарезал в подземном тоннеле.
Это было на войне. Тогда это дозволялось. Это и был героизм.
Предательски дергается правый глаз. Он жмурится, давит пальцами на веки.
Сколько он себя помнит, с самого раннего детства, Рене мечтал о спокойной жизни. Он хорошо учился, все ему было любопытно. Мать тоже была учительницей, преподавала точные науки. И учила сына нравственности: «Поступишь плохо – скажи. Признался – уже наполовину прощен. Нельзя врать и увиливать. Заруби себе на носу, Рене: повинную голову меч не сечет».
Его отец преподавал историю. Это он научил сына обходить придуманные обществом рамки. По мнению отца, лучшим способом понять перспективу собственного существования было разобраться в том, что он называл «прошлым своего стада».
Когда Рене был ребенком, отец, Эмиль, потчевал его рассказами из истории и прививал ему вкус и любопытство к жизни предков. Отец указал ему жизненный путь, и Рене естественным образом зашагал по нему.
Благодаря отцу он загорелся страстью к древнегреческой мифологии, к великим латинским текстам, к средневековым сказаниям. Отец рассказывал ему о великих сражениях, а потом, помолчав, брал за руку и торжественно провозглашал:
– Знай, сынок, война, настоящая война, – это ужас. Это несчастные люди, вслепую убивающие друг друга. Это продолжается в госпиталях, где угасают изувеченные, в тюрьмах, где заживо гниют в клетках невиновные. Поверь, в сражениях нет ничего возвышенного, никакой красоты. Тем не менее в истории остаются по большей части как раз они. Жаль. Я бы предпочел историю, где сохранились мгновения удовольствия и радости. Но это никого не интересовало.
Как-то раз, вернувшись из школы, Рене (ему было тогда лет 11) сказал отцу:
– Папа, нам задали запомнить «1515, Мариньяно», но почти ничего не говорят о той битве. Почему? Где это Мариньяно? Зачем оно было?
– Хороший вопрос, сынок. Мариньяно находится на севере Италии. Наш молодой король Франциск I хотел укрепить свой статус, он ведь происходил из незаконной ветви. Вот и ждал возможности о себе заявить. Воспользовавшись слухами о бесчинствах знати на севере Италии, не признававшем папу, он проявил рвение и предложил понтифику усмирить два города, слывших Содомом и Гоморрой. Он перешел через Альпы и вступил в Северную Италию. Миланцы и туринцы выставили против него армию швейцарских наемников. Хоть Мариньяно и находился в Италии, в битве сошлись французы и швейцарцы. Победителя в битве не было. Две армии безуспешно искали друг друга в тумане, среди снегов. В конце концов из-за совсем слабой видимости обе они буквально покончили с собой, ошибочно приняв свои войска за неприятельские. Поутру швейцары как чуть более смышленые настигли французов и были уже близки к победе, но тут французы получили подкрепление – венецианцев. Напав на швейцарцев, они в последний момент все же их одолели. После этого французы ушли из Италии.
– Значит, эта битва была бессмысленной, папа!
– В тот день много бедняг умерло в снегах ни за что. Все это было голой пропагандой. Ну да, Франциск I сделал себе рекламу, провозгласив себя великим победителем в сражении при Мариньяно, и прослыл великим полководцем-харизматиком. О решающем вмешательстве венецианцев все забыли, и Франциск I объявил подданным, что он не просто законный, а великий король-завоеватель. Урок, который можно из всего этого извлечь, сын мой, таков: важно не то, что достигнуто на самом деле, а то, что об этом напишут историки.
– Выходит, историки всех сильней? Ты поэтому историк, папа?
Вместо ответа отец продолжил:
– Потом Франциск I убедил себя, что действительно одержал победу в битве и что обладает способностями блестящего стратега. Поэтому он пошел войной на главного своего соперника, императора Карла Пятого. В 1525 году грянула битва при Павии, в ней король был разбит в пух и прах и пленен. За его освобождение был выплачен огромный выкуп, разоривший страну. После этого он бросил воевать и посвятил себя живописи, музыке и легкодоступным женщинам. Отсюда его репутация короля-мецената и соблазнителя. Ну а если вернуться к Мариньяно, то ученики и учителя знают об этой битве в основном потому, что цифру 1515 легко запомнить!
Для Рене этот разговор стал откровением.
– Жюль Мишле не помог делу, – сказал еще отец. – В 1849 году он написал большую историю Франции, ставшую безукоризненным справочником, содержащим все то, что следует знать и говорить о нашей истории. Это он отобрал решающие сражения, королей, которых считал важными и неважными, он истолковал факты. Только он все исказил в угоду собственным политическим взглядам, и никто потом не посмел ему перечить.
Рене усвоил, что все известное нам о прошлом – это пропагандистская карикатура, распространяемая историками ради удовольствия могущественного заказчика. После поучительной беседы о Мариньяно он завел папку под названием «Мнемозина», в которой стал собирать истинные, но малоизвестные версии исторических событий, которые жаль было бы забыть. Последующие важные разговоры с Эмилем на другие столь же удивительные темы не прошли зря: заветная папка сохранила их следы.
Однажды Рене спросил отца:
– Папа, почему ты не говоришь на уроках того, что рассказываешь мне?
Эмиль серьезно посмотрел на сына:
– Запомни хорошенько: нельзя просто так взять и обрушить людям на голову то, что произошло на самом деле. Привыкшему ко лжи правда всегда кажется подозрительной.
Тогда Рене дал себе обещание: «Вырасту – тоже стану учителем истории, только я не побоюсь говорить всем правду. Если люди не будут мне верить, то тем хуже для них».
Пенелопа, его мать, видя любознательность сына и зная о его договоре с отцом, не пожелала оставаться в стороне. Она тоже принялась снабжать его сведениями из своей научной сферы: она рассказывала ему, как работает мозг и откуда взялась жизнь. Она была женщиной нервной, много курила. Спустя годы она умерла от рака легких. После ее смерти Эмиль впал в депрессию. Тогда у него впервые возникли провалы в памяти. Входя в комнату, он не помнил, что его туда привело. Он забывал начало фраз: «Так о чем мы? Что был за вопрос?» Он забывал шифр кодового замка на двери. Однажды потерялся и не смог вспомнить собственный адрес. Ему было всего 55 лет. Он обратился к неврологу и услышал диагноз-приговор, страшное немецкое слово. Определенно, с этой страной у их семьи были связаны одни несчастья. «Альцгеймер»! Отец немедленно, не дожидаясь пенсионного возраста, ушел с работы.
Рене, 23-летнему студенту, пришлось подписывать бумаги о помещении отца в специализированую клинику Papillons[4 - Бабочки (фр.).]. Девизом этого учреждения была фраза «Память – это всё», эмблемой – треснутый череп с вылетающими оттуда бабочками, символизировавшими, без сомнения, воспоминания.
С тех пор Рене раз в неделю, а то и чаще, навещал отца. Беседуя с ним, он наблюдал, как мир отца скукоживается, подобно шагреневой коже. Эмиль судорожно подыскивал слова. Начиналось с имен: «Погоди, как зовут президента Республики?», «Как звали твою мать?», «Тебя-то как зовут?..». Следом за именами стали теряться обычные слова: «Как называется эта штука, ее крутят для открывания бутылок?», «У тебя есть стеклянный шарик, он дает свет, как же он называется, такой, с электрическим огоньком внутри?».
У Рене возник новый повод тревожиться: у него было впечатление, что, наблюдая отцовскую деградацию, он видит, как завершатся его собственные дни. Ведь эта болезнь считалась наследственной. Поэтому его волновали недавно начавшиеся провалы памяти у него самого. Собственный мозг казался ему дырявым рюкзаком, из которого вываливаются мелкие предметы и который рвется все сильнее; скоро начнут выпадать крупные предметы, а потом вообще все, все воспоминания, все лица, фамилии, имена, штопоры, лампочки, все до одного слова.
Для отца все исчезает. Все исчезнет и для меня. Это дело времени.
До этого вечера он цеплялся за свою память, как потерпевший кораблекрушение – за бревно. Он спокойный человек, хороший работник, живущий устоявшейся жизнью, друг Элоди, увлеченный своим делом преподаватель истории, на хорошем счету у руководства, будущий пенсионер – с дамокловым мечом под названием «Альцгеймер» над головой.
Все так и было еще час назад, до открытия этой его глубинной памяти. До того, как с ним произошло неожиданное, заставившее его открыть скрытую часть себя самого.
За бронированной дверью моего бессознательного притаился убийца. Память, прятавшаяся за привычной памятью, вытянута, как пинцетом, гипнотическим сеансом. Не прими я в нем участия, так и продолжил бы жить, не имея к ней доступа.
Он снова подставляет лицо под струю ледяной воды.
Я должен знать.
Он включает компьютер и пишет в строке поиска «Битва на Дамской дороге».
Выясняется, что линия фронта тянулась в те дни от Суасона до Реймса. Первая атака французов против германских порядков началась в 6 утра 16 апреля. У французов было 850 тысяч человек, у германцев 680 тысяч. Французскими силами командовал генерал Нивель. После боя выяснилось, что немцы, укрепившиеся на этом рубеже еще в 1914 году, создали разветвленную сеть укрепленных подземных галерей, обеспечивавших сообщение между тылом и передовой. Поэтому, невзирая на усиленный артобстрел гребня возвышенности, французские пехотинцы оказались в клещах у неприятеля, вылезшего у них за спинами из тоннелей. Только в первый день наступления потери достигли 150 офицеров и 5000 солдат, половина из которых были сенегальскими стрелками. Вопреки обещанию генерала Нивеля, что наступление продлится максимум два дня, оно затянулось на полгода, до 24 октября, и стоило жизни 187 тысячам французов и 163 тысячам немцев.
При этом, как убеждается Рене, никто никогда не пытался подвести итог этой колоссальной стратегической ошибки. Энтузиазм победы позволил забыть, что эта страшная битва оказалась не только смертоносной, но и бесполезной.
Во Вторую мировую войну, по прошествии 21 года, французские военачальники, удовлетворенные Первой, готовились к новой окопной войне. Они не предвидели, что немцы сделают ставку на танки, что позволит им быстро и без труда обойти французские оборонительные позиции.
Вот какую цену приходится платить за невыученные уроки прошлого.
Рене Толедано ищет в интернете официальный список погибших в Первой мировой войне. Выясняется, что капрал Ипполит Пелисье – это реальный человек, погибший в возрасте 23 лет во время наступления на Дамской дороге.
На всякий случай Рене ищет фотографии Ипполита Пелисье – и находит. Человек на снимке очень похож на того, кого Рене видел при погружении в прошлое: те же серые глаза, те же усики, те же тонкие губы, та же ямочка на подбородке. Рене возвращается на страницу капрала.
Ипполит Пелисье входил в число лазутчиков, выполнявших опасные задания за линией фронта. Он считался образцовым солдатом, уничтожившим в прошлых вылазках более десятка неприятельских военнослужащих. Он погиб в тоннеле и был посмертно награжден.
Он был героем. Быть героем – не лучшее решение. Герои гибнут первыми. Выживают трусы, прячущиеся от пуль.
Потом они производят потомство и умирают естественной смертью. Они – те, кто рассказывает свои версии происшедшего. Настоящих героев нет в живых, и они не могут опровергнуть выдумки.
Он снова вглядывается в фотографию молодого погибшего солдата.
Представить только, этот убийца сидел в моем подсознании. Вот только на войне убивать врагов кинжалом – это геройство, а то, что совершил я, называется преступлением.
Фотография Ипполита Пелисье на дает ему покоя. Ему кажется, что его воплощение глядит на него сквозь время.
Никогда не хотел прерывать чужие жизни. Никогда не получал от этого удовольствия.
Я убивал, выполняя приказы старших по званию. Убивал, защищая родину от вторжения чужестранцев. И только что опять убил, спасая свою жизнь. В порядке законной самообороны.
Он смотрит на свое отражение в экране компьютера.
Два разных тела на одну душу?
Он вздыхает.
В полицию, в полицию. Прямо завтра с утра.
Он ложится, но ему не спится, остается лежать с открытыми глазами.
Весь остаток жизни провести в тюрьме за убийство? Просто потому, что после сеанса гипноза из моей глубинной памяти вынырнуло мое старинное «я».
В окно на него с укоризной смотрит, как огромный материнский глаз, полная луна.
Повинную голову меч не сечет.
Он пытается забыть о случившемся, погружаясь в сон.
5.
«Мнемозина». Лета, богиня забвения
Согласно греческой мифологии, богиня ночи Никта произвела на свет Гипноса, бога сна (отсюда слово «гипноз») и его брата-близнеца Тонатоса, бога смерти (отсюда «танатопрактика» и «танатонавт»). Тонкое различие между двумя братьями дарит возможность пробуждения.
Гипнос, в свою очередь, породил Морфея (от него пошло слово «морфология»), божество, чье предназначение – усыпление смертных. Он прикидывается знакомыми существами, внушающими спокойствие и помогающими заснуть.
Кроме внука Морфея у Никты есть внучка Лета, воплощение забытья. Ее часто путают с одноименной рекой в аду, воды которой позволяют душам забыть, кем они были, чтобы безмятежно возродиться в будущем.
Об этом говорится у Вергилия в VI песне «Энеиды», где Эней находит в Элизии своего отца Анхиза:
«Что за река там течет – в неведенье он вопрошает, —
Что за люди над ней такой теснятся толпою?»
Молвит родитель в ответ: «Собрались здесь души, которым
Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой Летейской
Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке.
Эти души тебе показать и назвать поименно
Жажду давно уже я…»
«Мыслимо ль это, отец, чтоб отсюда души стремились
Снова подняться на свет и облечься тягостной плотью?»
<…>
«Даже тогда, когда жизнь их в последний час покидает,
Им не дано до конца от зла, от скверны телесной
Освободиться…
…Одни, овеваемы ветром,
Будут висеть в пустоте…
Чтобы немногим затем перейти в простор Элизийский.
Время круг свой замкнет, минуют долгие сроки, —
Вновь обретет чистоту, от земной избавленный порчи,
Душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный.
Времени бег круговой отмерит десять столетий, —
Души тогда к Летейским волнам божество призывает,
Чтобы, забыв обо всем, они вернулись под своды
Светлого неба и вновь захотели в тело вселиться»[5 - Пер. с латинского С.А. Ошерова.].
6.
Тучи постепенно расступаются перед розовым солнцем. Голуби под окном шумно предаются любовным играм. Рене Толедано так и не уснул. На часах уже 7:30. Он встает, смотрит на себя в зеркало в ванной. Он бледен, под глазами круги.
