скачать книгу бесплатно
Неожиданно в окно по-хозяйски постучали. Я увидела женщину в возрасте, невысокую, с мелкими короткими кудряшками.
– Открывай! – крикнула она.
Должно быть, сменщица.
– Альбина, ты куда это так намалевалась? – охнула женщина, вваливаясь в помещение. – На праздник небось?
– Да, в театр юного зрителя с дочкой идем, – нашлась я.
Сменщица – уж не знаю, как там ее зовут, – смотрела на меня во все глаза. Однако, пусть привыкает, я теперь всегда так буду ходить!
Перед выходом я еще надушилась «Красным маком» и только тогда пошла на электричку.
Электричка шла в город, и народу в вагоне было совсем немного. Зато в обратном направлении – за город – электрички шли переполненные. Всю дорогу я из окна с удивлением рассматривала толпы с ведрами и рюкзаками.
– На дачи народ едет, – прокомментировала женщина с соседней лавки.
– Как они там помещаются только? – отозвалась я.
– Да как, вон видишь, толпятся, как селедки в бочке. В проходах стоят, в тамбурах.
Вот же дикость, – поражалась я. Неужели нельзя чуть позже поехать, когда толпа схлынет? Да и вообще, зачем туда ехать? Сомнительное удовольствие – постоять враскоряку на грядках, под палящим солнцем.
– Зато ягоды летом наедятся, – словно услышав мои мысли, сказала женщина, – и овощи свои, и картошка. Но для этого потрудиться надо, каждые выходные поездить. У моей свекрови дача на тридцать втором километре. Так там с электрички еще полчаса через лес идти. И ничего!
Брр, я надеюсь, в моей семье нет дачи. Да если и есть, я туда точно не поеду.
Я вышла на перрон станции Вторая речка. Немногочисленные пассажиры на платформе потянулись к распахнутым дверям электропоезда.
Я вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Светловолосый мужчина в зеленой военной форме остановился на полпути к дверям вагона и, решительно развернувшись, подошел ко мне.
– Альбина, – произнес он дрогнувшим голосом.
На меня устремился взгляд светло-серых глаз. Электричка тем временем, весело поблескивая стеклами в лучах утреннего солнца, набирала ход и стремительно передвигалась дальше по своему маршруту.
Мужчина неотрывно смотрел на меня, а я не могла оторвать глаз от него. Взгляд его был полон любви и одновременно боли. Светлые брови слегка вздрагивали, сходясь к переносице.
– Я вернулся, – наконец, сказал он, и с неожиданной грустью поправил: – вернее, мы вернулись.
– Хорошо, – сказала я, не зная, как мне реагировать на эту новость.
Я совершенно не понимала, кто он для Альбины, и откуда вернулся. Но он смотрел с такой любовью и грустью, что у меня аж дух захватывало.
– Как живешь, Альбина? – голос его опять дрогнул. – Семья, дети?
– Муж, – пожала я плечами, – и дочь восьми лет.
Светлые брови опять дрогнули у переносицы. В светло-серых глазах отразилось отчаяние и даже, где-то в глубине, обида.
«Электропоезд, следующий до станции Первая речка, прибывает на четвертый путь», – раздался равнодушно-энергичный голос по громкой связи.
Опять вереница зеленых вагонов за спиной у мужчины заиграла солнечными бликами.
– Зря ты тогда так… – неожиданно пробормотал он и стремглав бросился к открывающимся дверям вагона.
Я осталась стоять в полном недоумении. Кто это был? Судя по всему, мужчина в военной форме всерьез любит Альбину, а она его. Я же видела этот взгляд, полный любви. Но тогда почему она когда-то поступила «так»? Как «так»? Получается, она променяла этого бравого офицера на пьющего Вадима? Но почему?
Нет, мне обязательно надо как можно больше узнать о прошлом Альбины. Во-первых, интересно, а во-вторых, чтобы понимать, о ком и о чем идет речь. Решено, прямо сейчас приду домой и усядусь просматривать семейные фотоальбомы!
Многие люди спрыгивали прямо с платформы и шли через пути к жилому массиву. Но я со своим весом побоялась прыгать с такой высоты, и пошла по виадуку. То и дело попадались яркие цветные железные щиты, прикрепленные к перилам виадука: человек перебегает пути, а поезд совсем рядом, и красноречивая надпись: «Сэкономишь минуту – потеряешь жизнь!».
Почему в мое время нигде не висят такие предупредительные знаки?
Войдя в квартиру, я с порога услышала какую-то ругань из зала. Ну конечно, выходной день, все дома.
– Сидишь дома целыми днями, киснешь! – выговаривал Вадим Ритке, которая сидела с ногами на диване и плакала. Рядом валялась книжка.
– Я не поняла, – сказала я, увидев эту картину, – по-твоему, восьмилетний ребенок должен бежать куда-то из дома? И что делать на улице, вокруг дома бегать?
Вадим застыл посреди зала, глядя на меня так, как будто впервые увидел. Хотя, может, он и правда никогда не видел свою жену с прической и макияжем. Мне на мгновение показалось, что у него глаза, как у кошки – с вытянутыми зрачками. Я помотала головой, прогоняя видение.
– Пусть идет во двор и бегает, – неуверенно пробормотал он, – чего дома сидеть?
– Она не мартышка, чтобы бесцельно бегать, – возразила я уверенно. – Ты взрослый человек, работаешь, деньги зарабатываешь. Так возьми и свози ее куда-нибудь – в театр, в кино, в цирк, на выставку. Да полно интересных мест, где маленький человек может провести время с пользой для себя. В конце концов, возьми свой грузовик и отвези ее к морю, красивые места покажи.
Ритка перестала плакать и лишь испуганно переводила взгляд с отца на меня и обратно.
– Я вот, к примеру, во вторник поведу ее в музыкальную школу и узнаю насчет поступления, – продолжала я в полной тишине, – потому что я знаю – ребенком надо заниматься. Он сам еще ничего не знает и не может. И выговаривать ей, что она дома сидит, киснет – несправедливо.
Я подмигнула Ритке:
– Рита, а ты скажи – вот я вырасту, начну зарабатывать, тогда и не буду дома сидеть. Буду в отпуск ездить – хоть в Европу, хоть в Америку!
Тут я наткнулась на ошеломленный взгляд Вадима и поняла, что сморозила глупость. Сейчас же советское время, можно по путевке съездить лишь в страны социалистического лагеря, да и то не во все. И не каждому это под силу. А когда Ритка вырастет… Если она 1974 года рождения, значит, вся ее юность придется на страшные девяностые и начало двухтысячных. А тогда особо не было возможностей по миру покататься. Эх!
Я махнула рукой и отправилась мыть руки и завтракать. Однако, что ни говори, а на любого абьюзера найдется свой абьюзер. Вон как Вадим заткнулся, получив отпор.
После завтрака я вернулась в зал. Ритка сидела уже не на диване, а в кресле со своей книжкой. На диване, перед допотопным телевизором, лежал Вадим, хмурый и недовольный.
– К нам сегодня придет кто-нибудь в гости? – он потянулся к газете с программой телевидения.
– Надеюсь, что нет, – ответила я.
Да, немного же у людей развлечений! Посмотреть черно-белый телевизор, по которому ничего интересного не показывают, да гостей принять.
– Где у нас фотоальбом? – спросила я у домочадцев. – Забыла, куда его положила в прошлый раз.
– Какой альбом? – удивленно покосился на меня Вадим.
– С фотографиями семейными. Хочу пересмотреть.
Теперь он даже привстал на диване и смотрел на меня, как на дуру.
– Что, крыша поехала, как у мамы твоей?
– Не трогай мою маму, понял?
Неужели этот дом настолько дремуч, что даже элементарных фотографий нет? Вот уж не думала.
– У дедушки есть фотографии, – сказала вдруг Ритка, – только они не в альбоме, а в пакетик целлофановый завернуты.
Очень интересно! У такой большой семьи всего лишь горстка фотографий, завернутых в какой-то пакетик?
Дед читал газету, лежа на кровати, когда я вошла.
– Фотографии? – переспросил он и посмотрел на меня как-то странно. Я бы даже сказала, обеспокоенно. – Мне их искать надо. Давай я потом найду.
Я огляделась. Комната совсем небольшая, метров двенадцать, ну четырнадцать. Из мебели только кровать, шкаф, да тумбочка, помнящая восстание Спартака. Я еще в первый вечер приняла ее за стол. А, и еще один стол, за которым дед выпивает по вечерам. Где тут долго искать?
– Давай-ка я тебе помогу найти, – решительно сказала я, – где посмотреть, в шкафу или в тумбочке?
– Да на кой-они тебе сдались? – дед с неожиданным раздражением отбросил газету. – Сказал же, потом найду!
– Потом – суп с котом, – возразила я, – потом гости придут, времени не будет.
Кряхтя и поминутно отпуская нецензурные словечки, дед полез в тумбочку и извлек оттуда видавший виды пакетик. Причем, как ни странно, сразу.
– На, смотри.
Я уселась на стул и положила фотографии перед собой на столе. Все снимки были черно-белые, ни единой цветной. Любительских очень мало, в основном, сделанные в фотоателье по великим праздникам.
С первой потрепанной фотографии строго взирала молодая девушка в белом беретике и темном платье. Я прочитала на обороте: «2 сентября 1945 года, в день Победы над Японией». Значит, это мама Альбины. Интересно, она как-то участвовала в войне?
– А есть какие-нибудь ордена, медали? – решилась я поинтересоваться.
– Были, – вздохнул дед, – только Володька еще в детстве проиграл их. Осталось всего несколько штук.
Он достал из тумбочки пластмассовый футляр из-под бритвы. Там лежал один орден – Великой Отечественной войны, да несколько медалей. Одна из них с надписью «За Победу над Японией». И если Вадим прав, и мать Альбины действительно имела проблемы с психикой, так ничего удивительного. Молодая девушка такую войну прошла!
На следующей фотографии та же девушка, но значительно старше, с красиво уложенными волосами и внушительным колье на шее. Рядом с ней улыбалась похожая на нее нарядная женщина – должно быть, сестра. Внизу стоял штамп фотоателье и год – 1967.
Попались две фотографии: на одной худой паренек в кепке на берегу залива, на другой – он же на фоне величественного здания явно сталинской постройки.
– Это я в тридцать девятом году, – прокомментировал дед.
Осторожно перекладывая фотографии, я увидела очередную – с двумя почти одинаковыми девочками, которые весело смеялись, держа в руках мячики. «Альбиночке пять лет, Олечке три годика», – гласила надпись на обороте. Значит, это Альбина с сестренкой. А брата, который постарше, нигде нет. Скорее всего, он непутевый, – сделала я вывод.
Были еще несколько фотографий с сестрами, по мере их взросления. Вот они в школьной форме, вот возле подъезда на лавочке.
И вдруг я наткнулась на весьма странную фотографию.
На ней была Альбина. Но только совсем не такая, как сейчас. Не сразу узнаешь. Боже, до чего интересная девушка! В черном поблескивающем платье, а может, и не в черном, поди разбери на черно-белом снимке. Стройная, как кипарис, с тонкой талией – что называется, фигура «песочные часы». Шелковистые русые волосы мягкой волной струятся до плеч. Улыбка Мона Лизы – загадочная, аристократическая.
В одной руке она держала высокий бокал на тонкой ножке, а под другую руку ее поддерживал счастливый молодой человек. И это был тот самый мужчина, которого я сегодня видела на станции Вторая речка, только молодой! И не в форме, а в костюме с галстуком.
У меня аж дух захватило. Такая пара! И явно они на каком-то праздничном приеме. И этот парень сегодня ведь сходу узнал Альбину, несмотря на пропасть между ее образом тогда и сейчас! Что же у них тогда случилось, в самом-то деле? В том, что они были парой с весьма серьезными намерениями, я не сомневалась ни минуты. И счастливой парой. Так почему же он уехал куда-то и лишь недавно вернулся, а она вышла за алкоголика и стала выглядеть такой чувырлой?
Тут из зала донесся ленивый окрик:
– Аля! Альбина! – звал Вадим.
Я решила проигнорировать. Не хватало еще бегать по первому требованию. К тому же, я занята.
Но нудные крики не прекращались.
– Аля! Альбина! – он явно вознамерился меня достать, взять измором. Не на ту напал!
– Закрой дверь, пожалуйста, – попросила я деда.
Но не успел дед встать, как на пороге возник лохматый, недовольный Вадим.
– Ты думаешь меня кормить? – возмущенно произнес он.
Ну да, ну да, для некоторых мужчин «жена – это друг человека».
– Тебе что, три года, что тебя надо кормить? – повернулась я к вошедшему.
Он вытаращил глаза. Удивительно, как еще челюсть не отвалилась.
– Ты здесь в первый раз и не знаешь, где кухня находится? – спокойно продолжала я. – Попроси дочку, она покажет, где кухня. Открой холодильник и найди там себе еду. У тебя для этого есть руки, ноги и прочие приспособления. Ты не инвалид, слава Богу. А я занята.
Дверь тихонько закрылась с той стороны, а я продолжила свой увлекательный просмотр.
Следующая фотография заставила меня окаменеть. Боже! Сначала меня бросило в жар, затем по телу заструился неприятный холодный пот.
Со снимка на меня холодно взирал тот самый светловолосый мужчина со станции Вторая речка, и теперь он был в военной форме и фуражке. А рядом с ним победоносно улыбалась… сестра Альбины! На обороте было написано «Мамочке и папочке от Олечки и Димочки в день свадьбы, 5 июля 1972 года». Это…это что это? У меня слов приличных не было!
Дед тем временем в волнении ходил по комнате из угла в угол.
– Ты просила меня выбросить эту фотографию, – говорил он извиняющимся тоном, – я помню это. Но я не смог, понимаешь? Вы ведь обе мои дочери. Ты моя дочь, и она – моя дочь! Ну не смог я это выбросить, прости меня, дурака старого! Давай я сейчас ее выброшу!
И он в самом деле потянулся к фотографии.
– Нет! – я закрыла собой ворох фотографий и добавила потише: – Не надо.
Из прихожей до нас вдруг донесся какой-то грохот, потом маты Вадима, а следом пронзительные Риткины крики:
– Папочка, папочка!
