скачать книгу бесплатно
Однажды под Новый год
Елена Венская
Кто не понял своего прошлого, вынужден пережить его снова.Будда.Закон Кармы устанавливает ответственность за все действия человека, которые он сделал или не сделал. Бросая бумеранг поступков, заранее думай, как будешь ловить бумеранг последствий.
Елена Венская
Однажды под Новый год
***
Когда-то, когда меня еще не было на свете, мой папа впервые поцеловал маму. Лучше бы он этого не делал, так как, спустя десять лет, под Новый год, пришло моё время явить себя этому миру. Помню только одно, что не очень-то хотел выходить на этот грешный свет, видимо предчувствуя свою нелёгкую долю.
В утробе матери я намеренно затянул пуповину на своей шее.
– Вам срочно нужно делать кесарево, иначе есть угроза удушения младенца, – решительно заявил врач женской консультации, тем самым поставив моих родителей перед фактом. Мать, не раздумывая дала своё согласие на хирургическое вмешательство и в тот же день её положили на операционный стол. Так, благодаря кесареву сечению, на свет появился я.
Мне пришлось начинать всё сначала, как и всем душам умершим и родившимся заново. Как же мне это было в облом. Всё сначала! Ведь ещё совсем недавно я сидел на своей трёхпалубной яхте в Антибах, попивая Пина Коладу и наслаждаясь всеми прелестями обеспеченной жизни. У меня была своя охрана, свои вертолёты и самолёты, многомиллионные счета в крупнейших банках мира. Всё, чего я так добивался в лихие девяностые в одно мгновение вдруг испарилось, исчезло из-за пули-дуры, так нелепо оборвавшей мою жизнь! Не поладил с партнёрами по бизнесу и вот тебе на – всё сначала?!
Моё новоиспечённое тело, всё в крови и слизи, хирург вынул из матери и передал на руки операционной сестре, которая тотчас произвела со мной все необходимые процедуры. Я приоткрыл один глаз и испуганно осмотрелся. Осознав, что только что родился заново, я заорал, дрыгая своими непривычно крохотными конечностями, на основании чего было вынесено твёрдое решение: “Ребёнок абсолютно здоров”.
– Поздравляю, у вас мальчик! – радостно объявил врач, поднося меня к раскрасневшемуся, распухшему лицу довольно неприятной женщины, сразу после того, как она пришла в сознание после наркоза.
Женщина, называющаяся теперь моей матерью, скривилась. По-моему, она никак не ожидала, что у неё вообще может родиться сын.
– Вы, наверное, ошиблись?! Я заказывала девочку! Узи показывало девочку! Это не мой ребёнок! – завопила она, скорчив кислую гримасу. – У меня не может быть такого страшного ребёнка! Верните мне мою дочку! – билась она в истерике.
Глядя в лицо этой злобной дамочке, я заорал.
– Господи, я же так верил в тебя! Я всегда, прежде, носил большой нательный крест и даже читал Отче наш перед сном. За что? – твердил я мысленно, конечно же, – За что ты избрал мне матерью именно эту толстую бесчувственную корову? Не может быть, чтобы я родился у своей бывшей домработницы, которую уволил за ее неприлично пышные формы буквально за месяц до своей скоропалительной кончины!
– Хочу назад, – вопил я, – Родите меня немедленно обратно! Иначе я всё равно покончу с собой!
Спустя какое-то время матери всё-таки втолковали, что у неё родился именно сын, и она с отсутствующим взглядом принялась кормить меня своей противной …грудью это, конечно, было сложно назвать, в силу необъятных размеров. Скорее это напоминало коровье вымя нежели спроектированную Всевышним эстетическую женскую грудь.
– Боже мой, уберите от меня это! – запаниковал я, когда женщина силой втиснула в мой маленький ротик свой огромный сосок и противная жидкость потекла мне прямо в горло.
– Не хочу! – вопил я, корчась словно в агонии. – Дайте мне лучше козье молочко, которое я потягивал по утрам в Куршевеле, после очередной попойки с многочисленными друзьями и «подружками». Хочу в Куршевель! – подумал я и забывшись на мгновение даже улыбнулся, вспомнив о всех прелестях былой жизни. Но реальность быстро вернула меня обратно. Я по-прежнему ощущал противную жидкость у себя во рту. Не в силах переносить эту гадость я намеренно прикусил своими дёснами огрубевший сосок матери, отчего та заорала так, что в палату тут же влетели медсёстры. Довольный своими достижениями я впервые улыбнулся.
Мой новоиспечённый отец в роддоме нас не встретил. На радостях, что у него родился сын, он ушёл в запой, потому, спустя три дня, поймав маршрутку, мать сама повезла меня домой. В маршрутке какой – то грязный бородатый мужик в облезлой кроличьей шапке показал мне козу.
– Ути-пути, – произнёс он, склоняя свою красную от мороза морду прямо надо мной. Я истошно завопил.
***
– Ну вот мы и дома, – произнесла мать, открывая дверь ключом.
– Дома? – подумал я, – испуганно озираясь по сторонам, оглядывая обшарпанные стены явно непригодного для цивилизованной жизни жилья. Кругом валялся какой-то хлам, вроде старых велосипедов, самокатов и прочего барахла. Несмотря на Новогодний праздник, в квартире было как-то не по-взрослому тихо, словно ее обитатели вовсе не намеревались ничего праздновать.
– Да это какой-то клоповник, а не дом! – дрожь пронзила не только моё тело, но и сознание.
– Теперь ты будешь здесь жить! – с гордостью заявила мать, направляясь в ближайшую комнату.
– Нет, что ты делаешь? Это же коммуналка! Я не хочу здесь жить! Верни меня в мой замок под Парижем! Не хочу! – отчаянно вопил я, всеми силами пытаясь распеленаться, но пелёнки настолько сильно сковывали меня по рукам и ногам, что как я ни пытался, выбраться из них было невозможно. Ко всему прочему эта противная женщина словно издевалась надо мной. Она хладнокровно уложила меня под ёлкой возле валяющегося на полу в стельку пьяного мужика.
– Вот, держи, алкаш, подарочек тебе на Новый год! – буркнула она моему, по всей видимости, новоиспечённому отцу. От страха я заистерил.
– Да когда ж ты, наконец, заткнёшься! Вот уж родила на свою голову. – рявкнула мать, злобно бросив взгляд в мою сторону, после чего как фурия вылетела из комнаты.
– Ты это что, со мной? Это ты так про меня сейчас сказала? – возмущался я, вопя что было сил, всё ещё пытаясь высвободиться из сковывающих меня пеленок, – Да я тебя! На годик бы назад и я размазал бы тебя по стенке, что б ты не успела стать моей мамашей! – восклицал я, но вместо слов наружу вырывался лишь мой отчаянный вопль.
Мужик, видимо от такого оглушительного крика, наконец продрал свои соловьиные глаза и заворожённо уставился на меня словно увидел перед собой не обычного человеческого детёныша, а залетевшего в его захолустье инопланетянина. По крайней мере так тщательно меня ещё никто никогда не разглядывал.
– Сынуля, – наконец вымолвил он в экстазе чувств, и не доведя мысль до конца, тут же вырубился.
Так, я впервые увидел батю, встречая свой первый Новый год, лёжа под новогодней елкой и разглядывая разноцветные игрушки. Надо же, прежде я никогда не обращал никакого внимания на то, какими красивыми могут быть эти волшебные шарики. Наконец-то, подумал я, нашёл время подумать о жизни, полежать, отдохнуть. А то всё суета сует! Всё время, куда-то бежишь, что-то делаешь, там урвать, там – схватить, одному на лапу дать, другому подсобить. Боже мой, оказывается, не всё так было хорошо, как на первый взгляд казалось. Не об этом ли я мечтал всю свою прошлую жизнь, как в Новогоднюю ночь лежать под ёлкой и разглядывать разноцветные шары? И вот теперь наконец появилось время отдохнуть и подумать о жизни. С этими тёплыми мыслями я и уснул.
На следующий день мать принялась меня купать. Недолго думая, я устремил струю прямо ей в лицо.
– Ах, ты ж, сволочонок маленький! – заорала она.
– Ничего, я подпорчу тебе существование, чтобы жизнь мёдом не казалась, – подумал я и дерзко ухмыльнулся. Уж что что, а ухмыляться я умею.
***
Прошёл один год.
– По-моему я достоин лучшего! – думал я, глядя на своих уж точно неидеальных родителей.
Мать носилась по коммунальной кухне, в то время как я, сидя на холодном полу в одних колготках держал в руках куклу. Да, вы не ослышались, именно куклу, потому что всё в этом жутком захолустье ещё до моего рождения было приготовлено для девочки. И спал я тоже в ненавистной мне розовой кроватке с мерзкими рюшками и бантами.
Мать усадила меня за стол и стала кормить овощным пюре, запах которого вызывал у меня дикое отвращение.
– Ну, давай, съешь ложечку за маму, – она запихнула в мой рот огромную ложку.
Скривившись, я отрыгнул всю смесь прямо ей в лицо.
На следующий день после купания, мать взяла меня на руки и понесла в комнату:
– Моя ж ты, маленькая! Сейчас мы тебя оденем, причешем наши волосики, и будешь как настоящая принцесса.
Она стала натягивать на меня розовое платьице.
– Подожди, что ты делаешь?! Стой! Я же мальчик! Стяни с меня это тряпьё! – – закричал я, конечно же, мысленно, в то время как мать уже повязывала на моей голове добротный бант.
– Коова! – воскликнул я, пытаясь утихомирить эту несносную бабу, размахивая руками, припомнив свой чёрный пояс по карате.
Она замерла, хлопая своими лупоглазыми зенками, отчего по ее реакции я тотчас осознал, что наконец-то смог высказаться вслух. Таким образом, “корова” стало первым, произнесённым мною в этой жизни, словом.
***
Прошёл ещё один год моей жизни.
Мать усадила меня за стол и поставила передо мной тарелку с перловой кашей.
В ужасе я зажмурился.
– Что это? Неужели это действительно происходит со мной? Я живу в какой – то коммуналке в Мухосранске, в тысячах километрах от знаменитой Рублёвки, где по-прежнему стоит мой огромный дом на десяти гектарах земли, в котором проживают мои бывшие родственники,где ездить на занюханном мерседесе просто не прилично, где горничные банками подают мою любимую чёрную икру, где рекой льётся шампанское, где девочек столько, что … стоп, стоп, – подумал я, – Хватит! Иначе от подобных мыслей можно просто сойти с ума. Всё, сейчас я крепко зажмурюсь, а когда открою глаза, то весь этот кошмар рассеется и всё снова станет как раньше. Я буду красавцем-мужчиной с ослепительной улыбкой и с “бриллиантовой” кредитной картой в кармане малинового пиджака.
– Жри, сволочь! – услышал я пронзительный рёв и открыл глаза.
Передо мной по-прежнему сидела всё та же жирная баба, и тыкала мне прямо в рот ложку каши.
– Жри! – злобно повторила она.
Я понял, что волшебства не случилось и я всё ещё её маленький уродливый сынок. Мне стало настолько обидно, что я заплакал.
– Да сколько же это может продолжаться?! – истерично завопила она, давая мне подзатыльник, – Ни ребёнок, а выродок какой – то! За что же мне это наказание?! – ревела она, как какое-то чудовище.
– А мне за что? – думал я, – Дала бы мне оладьи с вареньем, блинчиков с чёрной икрой или пирожных, которые я так любил, вместо этого пичкает меня всякой дрянью, да ещё и удивляется, что я ничего не ем.
– Коова! – повторил я вслух своё теперь уже излюбленное словцо.
– Ах, ты ж, гадёныш маленький! Так говорить на мать?! – рявкнула она, подпрыгивая на месте.
– Да какая ты мне мать?! – возмущался мысленно я, – Ты себя в зеркало видела? У меня красивая, интеллигентная, добрая мама… была, по крайней мере. А ты прямо чудовище лупоглазое какое – то.
– Газила с Тагила! – вдруг вслух вырвалось у меня словосочетание, которое неоднократно разучивал со мною мой отец. Думаю, он так тешил своё больное самолюбие.
– Что? – она выпучила на меня свои глупые зенки. – Что такое? – после чего как ошпаренная выскочила из кухни.
– Отец, ты слышишь? Ты слышишь, что он только что сказал? Говорила же, не смотреть при ребёнке такие жуткие фильмы! Он как губка всё впитывает! – истерила она.
В кухню, неспешно, почёсывая своё волосатое пузо, вошёл отец.
– Ты слышал, что он на меня только что сказал?! – не унимаясь, вопила мать.
– Ну что ещё? – буркнул тот в ответ, безразлично поглядывая на меня сверху вниз.
– Что ты тут мамулечке нашей такое сказал? – с издёвкой произнёс он.
– Он сказал: “Годзилла с Тагила!” – взвизгнула мать.
– Да ты что?! Правда, что ли? – отец довольно улыбнулся, – Мой сынуля! – с гордостью заявил он, смачно чмокая меня прямо в лоб своими противно мокрыми губами.
– Придурок, так только жмуриков чмокают! – скривился я, вытирая свой обслюнявленный лоб.
– Вот и я говорю – ребёнок весь в тебя! Была бы девочка, – закатив глаза к потолку, мать с сожалением вздохнула, будто коря Всевышнего за свои страдания.
Я с грустью оглядел себя с ног до головы. На мне по-прежнему красовалось девчачье розовое платьице с безвкусными рюшками.
– Девочка? Тебе что, сынули мало?! – возмутился, нахмурившись отец, словно получил удар ниже пояса.
– Раз тебя всё устраивает, то сам его и корми! – Мать в гневе швырнула ложку на стол, так что та с визгом доковыляла до края и со смачным звоном брякнулась на пол, в точности копируя поведение истеричной женщины, выскочившей из кухни, круша всё на своём пути. Отец с невозмутимым видом поднял ложку с грязного пола, словно игнорируя очередную истерику супруги, и зачерпнув в тарелке немного каши, нарушая все санитарные нормы, аккуратно поднёс ложку к моим губам. Я зажмурился.
