скачать книгу бесплатно
– В чем дело, Вагмунд? Что с вами случилось?
– Сударь, вчера вечером меня ужалил сфигал. Боюсь, я не смогу совершить следующее плавание на борту «Галанте».
Сольдинк раздраженно откинулся на спинку стула:
– Плохие новости! Что же нам делать? Червячнику – особенно действительно знающему свое дело – трудно найти замену!
Бундерваль поднялся на ноги:
– Позвольте мне в качестве нового суперкарго «Галанте» рекомендовать Кугеля на освободившуюся должность червячника.
Сольдинк взглянул на Кугеля без особого энтузиазма:
– У вас есть опыт такой работы?
– В последние годы я этим не занимался, – признался Кугель. – Но я посоветуюсь с Вагмундом, и если в Саскервое применяются незнакомые мне методы, он мне поможет в них разобраться.
– Хорошо. По сути дела, у нас практически нет выбора, так как «Галанте» отплывает через три дня. Бундерваль, вам надлежит немедленно подняться на борт. Проследите за тем, чтобы товары и провиант погрузили в трюм надлежащим образом! Вагмунд, прошу вас познакомить Кугеля с червями и разъяснить ему их маленькие причуды. Есть какие-нибудь вопросы? Нет? В таком случае приступайте к выполнению своих обязанностей! «Галанте» поднимает якорь через три дня!
Глава II
От Саскервоя до отмелей Таствольда
1. На борту «Галанте»
На первый взгляд судно «Галанте» произвело на Кугеля, в общем и целом, благоприятное впечатление. Его широкий, но пропорциональный корпус, очевидно, отличался достаточной плавучестью и герметичностью. Тщательная подгонка деталей и щедрое использование орнаментальных украшений позволяли предположить, что владельцы уделяли не меньшее внимание роскоши и удобствам в подпалубных помещениях. На рее единственной мачты красовался парус из темно-синего шелка. Загнутая наподобие лебединой шеи носовая стойка поддерживала висящий на цепи чугунный фонарь. Другой, еще более массивный фонарь покачивался над квартердеком.
Кугель приветствовал приспособления такого рода: они упрощали работу команды по ночам и тем самым способствовали скорейшему продвижению судна. С другой стороны, он не был готов немедленно признать необходимость так называемых спонсонов – деревянных мостков, тянувшихся вдоль обоих бортов в нескольких сантиметрах над ватерлинией. В чем заключалось назначение этих выступов? Кугель прошелся туда-сюда по причалу, чтобы лучше рассмотреть эти необычные элементы конструкции. Вряд ли мостки устроили для того, чтобы по ним прогуливались пассажиры. Они выглядели слишком узкими, ходить по ним было бы опасно – тем более что в открытом море их, несомненно, заливало солеными брызгами и волнами. Может быть, они служили своего рода площадками, позволявшими пассажирам и команде купаться и стирать одежду, пока судно дрейфовало в безветренную погоду? Или команда пользовалась мостками, заделывая щели в корпусе?
Кугель отложил решение этого вопроса. Зачем было вникать в лишние подробности, раз судно могло без особых затруднений доставить его в Порт-Пердусс? Гораздо больше его беспокоили возможные обязанности так называемого червячника, о каковых он не имел ни малейшего представления.
У его предшественника, Вагмунда, настолько разболелась нога, что он отказался оказывать Кугелю какую-либо помощь. В качестве напутствия он соблаговолил произнести несколько отрывистых фраз: «Прежде всего! Поднявшись на борт, найдите свою койку и сложите пожитки. Капитан Бонт не терпит никаких нарушений дисциплины. Устроившись как положено, представьтесь Дрофо, старшему червячнику, – он даст необходимые указания. Вам повезло – черви в прекрасном состоянии!»
У Кугеля не было никаких пожитков, кроме той одежды, которую он носил (не считая, конечно, поясной сумки, где хранился драгоценный пекторальный неборазрывный брызгосвет, важнейшая чешуйка демиурга Скорогроха). Теперь, стоя на причале, Кугель придумал, как предохранить брызгосвет от возможного хищения.
Он зашел в укромное место за штабелем ящиков, снял свою прекрасную трехъярусную шляпу, отцепил от нее довольно-таки безвкусное украшение, а затем, соблюдая осторожность, чтобы не обжечься сохранившим магическую энергию брызгосветом, надежно закрепил чешуйку на шляпе так, чтобы она казалась всего лишь чем-то вроде пряжки на головном уборе. Первоначальное дешевое украшение он спрятал в поясной сумке.
Вернувшись по причалу к «Галанте», Кугель взошел по трапу на среднюю палубу. Справа находилась кормовая рубка, откуда сходни поднимались на квартердек. В передней части судна, в промежутке сдвоенного тупого носа, ютились камбуз и столовая команды, откуда можно было спуститься в каюты моряков.
В поле зрения Кугеля находились три человека. Первым был кок в поварском колпаке, вышедший на палубу, чтобы сплюнуть в воду. Второй, высокий и худощавый, с продолговатым землистым лицом трагического поэта, стоял у поручня и мрачно смотрел в морскую даль. Подбородок его покрывала редкая борода оттенка темно-красного дерева; волосы, того же темного красновато-коричневого цвета, напоминавшего гнедую лошадиную масть, были повязаны черным платком. Схватив поручень обеими загрубевшими руками, он ни разу не повернулся, чтобы взглянуть на Кугеля.
Третий моряк вышел на палубу с ведром, чтобы выплеснуть его содержимое за борт. У него были густые, коротко стриженные белые волосы, а его рот напоминал тонкий рубец на багровом лице с квадратным подбородком. «По-видимому, стюард», – подумал Кугель. Деловитые и даже нагловатые манеры этого субъекта вполне соответствовали такому роду занятий.
Из трех моряков только человек с ведром соблаговолил заметить присутствие Кугеля и резко окликнул его:
– Эй, там! Да, я тебе говорю, бездельник с перекошенной от хитрости рожей! Пошел вон! Нам не нужны ни целебные мази, ни талисманы, ни молитвы, ни эротические снадобья!
– Вам следовало бы выражаться повежливее, – холодно отозвался Кугель. – Меня зовут Кугель, и я здесь нахожусь по недвусмысленному распоряжению Сольдинка! А теперь вы могли бы показать мне мою каюту – и при этом держать при себе свое мнение относительно моей внешности.
Человек с ведром глубоко вздохнул – так, словно его бесконечное терпение подвергалось очередному, почти невыносимому испытанию. Заглянув в отверстие люка, он заорал:
– Борк! На палубу!
Откуда-то снизу выскочил толстяк-коротышка с круглой красной физиономией:
– Есть, сэр! Что нужно сделать?
– Покажи этому типу его каюту. Он говорит, что его пригласил Сольдинк. Не помню, как его зовут – то ли Фугль, то ли Кунгль, что-то в этом роде.
Борк почесал нос, явно находясь в замешательстве.
– Меня никто о нем не предупреждал. Мастер Сольдинк будет нас сопровождать вместе со всей семьей – где я найду свободное место? Если я предоставлю этому господину отдельную каюту, вам придется делить каюту с Дрофо.
– Это меня никоим образом не устраивает!
– Вы можете предложить что-нибудь получше? – жалобно спросил Борк.
Белобрысый моряк отбросил пустое ведро, возвел руки к небу и ушел на корму. Глядя ему вслед, Кугель спросил:
– Кто этот раздражительный грубиян?
– Капитан Бонт. А раздражен он потому, что теперь вы займете его каюту, – вы на его месте тоже разозлились бы.
Кугель погладил подбородок:
– Принимая во внимание все обстоятельства, я предпочел бы пользоваться обычной каютой, предназначенной для одинокого пассажира.
– В этом плавании выполнить такое требование будет невозможно, сударь. Мастер Сольдинк направляется в Порт-Пердусс с супругой и тремя дочерьми. Никаких свободных мест не осталось.
– Мне не хотелось бы причинять неудобства капитану, – пробормотал Кугель. – Возможно, мне следовало бы…
– О чем тут говорить, сударь? Все будет в порядке. Капитан Бонт крепко спит, храп Дрофо ему не помешает – надеюсь, мы как-нибудь устроимся. Извольте пройти сюда, сударь, я покажу вам каюту.
Стюард провел Кугеля в просторное и удобное помещение, как правило, служившее убежищем и спальней капитану судна. Кугель с одобрением смотрел по сторонам:
– Мне такая каюта вполне подойдет. Из окон открывается прекрасный вид.
На пороге появился капитан Бонт:
– Надеюсь, это помещение удовлетворяет вашим потребностям?
– Целиком и полностью! Мне тут будет очень удобно. – Повернувшись к Борку, Кугель сказал: – Теперь вы могли бы подать мне какие-нибудь легкие закуски и что-нибудь выпить. Сегодня утром я уже завтракал.
– Разумеется, сударь. Сию минуту.
Капитан Бонт ворчливо заметил:
– Прошу только об одном – ничего не двигайте на полках. Моя коллекция раковин морских мотыльков незаменима. Кроме того, я не хочу, чтобы трогали мои древние книги.
– Не беспокойтесь! Ваше имущество останется в полной сохранности – так, как если бы оно было моим. А теперь прошу меня извинить – я хотел бы отдохнуть несколько часов перед тем, как приступлю к выполнению обязанностей.
– Обязанностей? – Капитан удивленно нахмурился: – Каких таких обязанностей?
– Сольдинк поручил мне кое-какие простейшие функции.
– Странно. Он ничего об этом не говорил. Бундерваль – новый суперкарго. Кроме того, насколько я понимаю, какой-то длинноногий чудак-иностранец назначен помощником червячника.
– Я согласился занять должность червячника, – строго пояснил Кугель.
У капитана отвисла челюсть:
– Ты – помощник червячника?
– Насколько мне известно, – подтвердил Кугель.
Кугелю указали на узкую койку в самой глубине носового трюма – там, где форштевень соединялся с килем. На койке лежал мешковатый матрас, набитый сушеным тростником; рядом стоял ящик, содержавший вонючее тряпье, – Вагмунд не позаботился забрать его.
При свете огрызка свечи Кугель оценил состояние своих ушибов. Судя по всему, ни один из ударов не нанес ему увечий, чреватых долгосрочными последствиями, хотя поведение капитана Бонта вышло за рамки любых представлений о сдержанности.
Послышался гнусавый окрик:
– Кугель, куда ты пропал? На палубу, живо!
Кугель застонал и, хромая, поднялся на палубу. Там его ожидал высокий упитанный молодой человек с плотной копной черных кудрявых волос и маленькими, близко посаженными черными глазками. Он разглядывал Кугеля с нескрываемым любопытством.
– Моя фамилия – Сачковский, я – червячник первого разряда и, таким образом, твой начальник, хотя мы оба пляшем под дудку старшего червячника Дрофо. В данный момент Дрофо желает произнести вдохновляющую речь. Если ты дорожишь своей шкурой, слушай внимательно. Пошли!
Дрофо стоял у мачты: тот самый тощий верзила с темной красно-коричневой бородой, которого Кугель заметил, как только поднялся на борт «Галанте».
Дрофо указал на выступающую из палубного настила крышку люка:
– Садитесь.
Кугель и Сачковский уселись и, вежливо повернувшись к начальнику, приготовились слушать.
Наклонив голову и сложив руки за спиной, Дрофо молча разглядывал подчиненных. Через некоторое время он заговорил монотонным глубоким басом:
– Я могу вас многому научить! Слушайте – и вы наберетесь мудрости, неведомой академикам Института, жонглирующим консенсусами и парадигмами! Не заблуждайтесь, однако! Слова не имеют никакого веса, как случайная дождевая капля, упавшая за шиворот! Для того чтобы на самом деле знать, нужно делать! Проплыв десять тысяч лиг и уморив сотню червей, вы сможете наконец сказать: «Мы постигли мудрость жизни!», что равносильно утверждению «Мы – червячники!». Набравшись мудрости, будучи мастерами-червячниками, вы забудете о тщеславной болтовне. Вы поймете, что молчание – золото, что ваши незаменимые навыки говорят сами за себя! – Дрофо переводил взгляд с одного лица на другое. – Я достаточно ясно выражаюсь?
Сачковский почесал в затылке:
– Не совсем. В Институте ученые регулярно измеряют вес индивидуальных дождевых капель. Это хорошо или плохо?
Дрофо вежливо ответил:
– Мы не обсуждаем полезность исследований, которые ведутся в Институте. Мы говорим об обязанностях червячника.
– А! Теперь все понятно!
– Вот именно! – поддакнул Кугель. – Продолжайте, Дрофо, ваши замечания весьма любопытны.
Продолжая держать руки за спиной, Дрофо сделал шаг к левому борту, развернулся, сделал шаг к правому борту.
– Наше призвание воспитывает в человеке истинное благородство! Дилетанту, слабаку, глупцу не под силу стать настоящим червячником! Пока плавание идет как по маслу, любой бездельник радуется и веселится – он играет на гармони и пляшет джигу; все смотрят на него и думают: «У червячника не жизнь, а малина!» Но затем неизбежно наступает беда! Безжалостно хлещет черный спорогной, закупорки с грохотом вылетают, как канонада Судьбы, червь ревет и рвется в глубины океана – только тогда проверяется характер бахвала и самозванца: он забивается в дальний угол трюма и трясется от страха!
Пока Кугель и Сачковский размышляли о предостережениях начальника, Дрофо снова сделал шаг к левому борту, развернулся и шагнул к правому борту.
Протянув руку, Дрофо указал длинным бледным пальцем на морской горизонт.
– Туда мы плывем, между небом и бездной, туда, где тайны всех времен кроются во мраке, которому суждено поглотить планету, когда погаснет Солнце!
Будто для того, чтобы подчеркнуть слова Дрофо, солнечный диск на мгновение подернулся темноватой пленкой, как старческий глаз – слизистым выделением. Моргнув, дневное светило задрожало и снова разгорелось – к огромному облегчению Сачковского, хотя Дрофо даже не заметил этот астрономический инцидент. Бывалый червячник продолжал покачивать указательным пальцем:
– Червь – дитя океана, плоть от плоти его! Червь мудр, хотя ему известны только шесть вещей: солнце, волны, ветер, горизонт, темные глубины, правильное направление, голод и насыщение… Сачковский, почему ты считаешь на пальцах?
– Нет, ничего, просто так…
– Мудрость червя не означает, что он хитер, – продолжал Дрофо. – Червь не умеет лукавить, у него нет чувства юмора. Умелый червячник прост, как его черви. Червячник ест то, что ему дают, и не жалуется на качество довольствия, червячник спит, когда ему вообще удается найти время для сна, не беспокоясь о том, успел ли высохнуть его промокший комбинезон. Если черви тянут судно прямо вперед, если непрерывно плещет кильватерная струя, если вода заглатывается и выталкивается часто и регулярно – червячник безмятежен. Ему больше ничего не нужно от жизни, он не жаждет ни богатства, ни ленивых чувственных наслаждений в объятиях женщин, ни блестящих украшений вроде того, какое нацепил на шляпу Кугель. Душу червячника наполняет морской простор!
– Вдохновляющая перспектива! – воскликнул Сачковский. – Я горжусь своей профессией! Кугель, что скажешь?
– Целиком и полностью разделяю твои чувства! – отозвался Кугель. – Призвание червячника достойно восхищения! А что касается украшения на шляпе, оно не имеет никакой ценности, кроме сентиментальной, – я унаследовал его от родителей.
Дрофо безразлично кивнул.
– Теперь мне предстоит познакомить вас с важнейшей аксиомой червячника – равносильно применимой, по сути дела, в любой профессии. Она заключается в следующем. Человек может представиться и заявить: «Я – мастер-червячник!», или же мастер-червячник может стоять в стороне и не говорить ни слова. Как узнать, кто из них на самом деле мастер? Об этом позволяют узнать только черви.
Позвольте пояснить подробнее. Если вы видите желтушное создание со вспухшими фосиклами, с жабрами, покрытыми коростой, с закупоренным клотом – кто несет за это ответственность? Червь, который не знает ничего, кроме моря и простора, или тот, кому поручено ухаживать за ним? Можно ли назвать такого человека червячником? Судите сами. Но вот другой червь – здоровый и сильный, сохраняющий безошибочное чувство направления, розовый, как лучи утренней зари! Такой червь свидетельствует о прилежности червячника, неустанно шлифующего линктуры, прочищающего клот, обрабатывающего жабры скребком и гребнями, пока они не начинают блестеть, как серебряные! Он находится в состоянии мистической общности с морем, с его волнениями и успокоениями – и тем самым постигает безмятежность, доступную только червячнику!
Не стану больше ни о чем говорить. Кугель, ты мало знаком с нашим ремеслом, но хорошо уже то, что тебя буду обучать я, так как мои методы нельзя назвать щадящими. Либо ты научишься, либо утонешь, или попадешь под удар прихвостней, или, что еще хуже, навлечешь на себя мой гнев. Но лиха беда начало – я тебя научу или проучу! Не смей думать, что я слишком суров или превышаю свои полномочия – это было бы самоубийственной ошибкой! Я строг – да, я предъявляю жесткие требования и слежу за их выполнением, но когда я скажу, что ты стал настоящим червячником, ты сам меня поблагодаришь!
– Да уж, восхитительная перспектива! – пробормотал Кугель.
Дрофо пропустил мимо ушей замечание новичка.
– Сачковский! Тебе, пожалуй, не хватает мышечного тонуса Кугеля, но ты уже совершил плавание бок о бок с Вагмундом. Жаль, что Вагмунд повредил ногу! Я уже указывал на некоторые твои ошибки и недостатки. Мои замечания надежно запечатлелись в твоей памяти, я надеюсь?
– Они словно вырублены топором! – с натянутой улыбкой отозвался Сачковский.
– Хорошо. Покажи Кугелю лотки и мешки, выдай ему добротный зачистной бур и пинкты. Кугель, у тебя есть пара надежных шпор?
Кугель покачал головой:
– Никак не мог их раздобыть – пришлось собираться в спешке.
– Жаль… Что ж, ты можешь воспользоваться прекрасным оборудованием Вагмунда, но тебе придется следить за тем, чтобы оно оставалось в отличном состоянии.
– Разумеется, я за этим прослежу.
