скачать книгу бесплатно
И тут Тоня услышала позади:
– Антонина Кулебяка! Мне нужна Антонина Кулебяка!
Тоня обернулась и бросилась к кричащему человеку. Схватила его за локоть и оттащила в сторону.
– Тише вы, – прошептала она, оглядываясь по сторонам.
– Девочка! Вы Антонина Кулебяка! – восторженно завопил человек. – Как же я рад вас видеть. Только посмотрите – настоящая Антонина Кулебяка, – радостно обратился он к окружающим.
– Тоня, называйте меня просто Тоня, – прошипела покрасневшая девочка. – Тоня!
Но гость не унимался:
– Подумать только, а как на деда похожа! Одно лицо просто!
Ещё не лучше… Девочка Кулебяка, похожая на деда.
Тоня возвела к небу лицо, выдохнула и поинтересовалась:
– Где же ваши вещи?
– О, точно! – опомнился Профессор и отцепился от спутницы. – Где-то здесь, я оставил их где-то здесь.
Тоня тоже стала оглядываться в поисках чемоданчика, или раритетного саквояжа, что более соответствовало возрасту приехавшего. Но тут он победно вскрикнул и поднял над головой небольшой, туго набитый рюкзачок.
Только теперь Тоня полностью оглядела гостя – это был худой, ростом чуть выше неё, пожилой человечек с всё тем же, как в молодости, живым блеском в глазах и гнездом спутанных волос на голове. Одет он был в клетчатую рубашку и в джинсы. А на его левой коленке красовалась внушительных размеров рваная дыра.
– Упал неудачно, – оправдался он, заметив интерес девочки, а потом перевёл взгляд на её коленку.
Они расхохотались одновременно, и Тоня мигом прониклась симпатией к этому забавному другу деда.
– Ничего, что я на роликах? – спросила Тоня, приближаясь к нему. – Это вам не сильно помешает?
– Никак нет, – отозвался Профессор, и расстегнул рюкзачок. – Не только не помешает, а очень даже порадует.
С этими словами он вытащил из рюкзака точно такие же ролики и хитро подмигнул Тоне.
– Вот это да, – присвистнула девочка.
А Профессор сел прямо на грязный пол, стянул пыльные башмаки и устроил на ногах роликовые коньки.
– Это вообще моё любимое средство передвижения, – объяснил он. – На новом месте не хотелось производить странное впечатление, вот и достал с антресолей башмаки. Догоняйте, Антонина Кулебяка!
– Куда мы сейчас? – крикнула в спину старику поражённая девочка. – Домой?
– Навстречу приключениям! – донёсся издалека ответ.
6.
Когда прозвенел звонок на большую перемену, Озерова Елена Дмитриевна, учительница русского языка и литературы, выгнала детей из класса и заперла за собой дверь, оставив помещение проветриваться. Нетвёрдой походкой она направилась к столовой. День выдался сложный – пятиклашки, как один, не приготовили домашнее задание, шестиклассники вообще подрались на уроке, когда она задержалась в учительской всего-то на семь минут, а эти шалопаи уже носы себе расквасили! Родной седьмой «Б» тоже как с цепи сорвался – хулиганит, обманывает, болеет. Несколько человек наглым образом прогуливают, а Грелкина выгораживают с небывалой изощрённостью. Эх… А ещё это собрание родительское вечером. Ну почему именно сегодня, когда по телевизору такая передача интересная про магов и экстрасенсов намечается?
Всё волшебное и магическое Елена Дмитриевна любила тайной пламенной любовью, только недоумевала – откуда в ней эта тяга?! Впрочем, всё магическое и волшебное последнее время отвечало Озеровой взаимностью.
Елена Дмитриевна добрела до столовой, купила порцию пюре с тремя сосисками, и направилась к любимому столику в левом углу зала. Все дети знали, что там обедают учителя, поэтому места не занимали. Сегодня на столе лежала кипа бумаг. Елена Дмитриевна присмотрелась и ахнула – это был целый блок, «с мясом» выдранный из книги. Страницы пожелтевшие, пахнут гарью.
– Какое кощунство! – возмутилась она и огляделась. – Чья это работа? Кто забыл?
Столовая продолжала гудеть пчелиным ульем, не обращая на свершившееся преступление никакого внимания.
Тогда Елена Дмитриевна присела на стул и присмотрелась. Буквы были незнакомые. Учительница понятия не имела, на каком языке написаны слова.
Хотя постойте… Язык-то был неизвестный, но нечто подобное уже попадалось ей на глаза. В прошлом месяце Елена Дмитриевна обнаружила в своём почтовом ящике брошюрку с точно такими же буквами. А две недели назад ещё одну ей под дверь подсунули.
– Тарабарская грамота какая-то, – проворчала она, кончиками пальцев перелистывая странички.
Ей, как словеснику, всё это было крайне интересно, но только позже, не сейчас, в свободное от отнимающей все силы работы время.
Елена Дмитриевна сунула находку подмышку, и, дожёвывая на ходу сосиски, направилась в учительскую.
В учительской она заглянула в компьютер. В почтовом ящике бултыхались несколько писем от особенно ответственных родителей. Остальные родители скромно промолчали. Елена Дмитриевна расценила это молчание как согласие прийти сегодня в школу.
Звонок на урок застал Елену Дмитриевну врасплох – у неё никак не сходился электронный пасьянс. Досадно вздохнув, она поспешила наверх, в свои законные владения, с портретами Пушкина и Лермонтова на стенах. Десятый «А» с недовольными физиономиями толпился у двери – мол, что вы у нас драгоценное время от уроков отрываете своими опозданиями?! Но Елена Дмитриевна понимала, что недовольные выражения эти лица приобрели, как только она появилась на горизонте.
В классе было свежо, даже прохладно.
– Одинцов, закрой окно, – велела Озерова и заметила на столе то, чего раньше здесь не было и никак не могло оказаться.
Толстенная книжка, ну словарь Ожегова, ни дать, ни взять, только обложка изысканная, богатая. С вензелями, вышивкой, котом или лисом на обложке, у которого глаза-камешки явно драгоценные, а на лбу третий глаз большой, на изумруд похож. В камнях учительница средней школы разбиралась плохо, и в целом относилась к ним демонстративно равнодушно. В ювелирные магазины не заглядывала – ну чего душу травить камнями? Если только это не кирпич на голову, тогда равнодушие как рукой снимало. К счастью, кирпич угрожал жизни Елены Дмитриевны только один раз, и не нанёс повреждений.
Внутри книги страницы беленькие, лощёные, будто никто и не трогал их ни разу. Но как же никто не трогал, если не хватает без малого пятидесяти страниц?! Выдрать страницы из такой книги – это… это чудовищно!
Елена Дмитриевна приставила найденные в столовой листки к пустому месту, без клея, просто приставила, чтобы проверить свою догадку. А они по размеру подошли и… срослись с книгой. А как только срослись, сразу испарилась с них желтизна, выровнялись измочаленные уголки. Секунда – и не разберёшь, что пахло гарью, а что глянцем блестело.
Кот-лис на обложке сверкнул третьим глазом и вдруг посерел, словно присыпали его, а заодно и всю обложку, пеплом.
Елена Дмитриевна схватилась за голову и ойкнула.
Глава вторая,
в которой вроде бы всё как обычно… Всё, да не всё
1.
Захар вбежал в школу без двадцати минут шесть.
– Чего так долго? – набросился на него друг Кузя. – Я замучился тебя выгораживать! И вообще, где ты был, расскажи уже!
– Собрание ещё не началось? – спросил Захар, отдуваясь.
– Неа, ещё даже предки не подошли.
И тут прозвенел звонок на последний для седьмого «Б» урок – английский язык.
Захар тяжко вздохнул и потянул Кузю за рукав на второй этаж.
– Пошли, изображать примерных учеников будем.
– Я, между прочим, – взвился Кузя, – весь день этим и занимаюсь. А Озерова только и бродит вокруг, как церберша – «Где Захар да где?» То в столовке меня отловит, то вообще у туалета.
– Ну, а ты что? Не заложил меня?
– Обижаешь, начальник! Зацени спектр отмазок на сегодняшний день. Первая – Захар сейчас подойдёт. Вторая – нет, Захар ещё не подошёл, но будет с минуты на минуту. Третья – Захар только что был, но пошёл в ту сторону. Как?! Вы с ним не пересеклись? Он ведь даже с вами поздоровался, я собственными глазами видел. Четвёртая – Захара отправили в библиотеку. Пятая – Захара отправили за мелом. Шестая – у Захара зачесалась голова, и он в медпункт пошёл, на вши проверяться. И последняя – У Захара живот скрутило, он уже три раза в туалет бегал, хотите проверить?
И тут над головами раздалось:
– Грелкин и Кузькин, стоять!
Захар обернулся, нацепляя отрепетированную в Жигулях улыбочку пай-мальчика. Озерова Елена Дмитриевна смотрела требовательно и вопрошающе.
– Ну как, прошёл живот? А вши не подтвердились?
– Живот прошёл, к счастью. А ведь так плохо было, так плохо, – заныл Грелкин. – И тошнило, и всё остальное, да по несколько раз. Не ешьте вы сосиски в нашей столовке, Елена Дмитриевна!
Озерова побледнела на секунду, из чего Захар со злорадством решил, что сосиски уже были опробованы.
– Так что всё теперь хорошо, Елена Дмитриевна. Ведь главное для человека что? Здоровье, а остальное заработаем. Собственным трудом и зубрёжкой заработаем. А вот вши, кажется, подтвердились. Вшивый я маленько, Елена Дмитриевна.
Озерова отступала шахматным конём, сделала несколько шагов назад и вбок.
– Ну смотри у меня, Грелкин, – сказала она фальцетом, звучало это как «Ну, заяц, погоди!» – сейчас родительское собрание будет, мы обо всём побеседуем с твоими родителями. А сейчас марш на английский!
– Эх, зря я лихо разбудил, – вздохнул Захар, – тем более перед собранием. Ой, получу дома.
– Порвёт тебя мамка, как Тузик Грелку, – проговорил Кузька приевшуюся, а оттого совсем не смешную шутку и постучал в дверь кабинета английского.
– Да! – рявкнула англичанка вполне по-русски и набросилась на опоздавших. – Вы бы ещё через двадцать минут пришли!
– Извините, – пропищал Захар, прошмыгивая за Кузей к общей парте. – У нас с самой Еленой Дмитриевной Озеровой был разговор.
Через пять минут Кузя ткнул друга локтем в бок и кивнул на окно. Захар придвинулся поближе и вытянул шею. Внизу по дороге, в лёгком плащике бронзового цвета, торопилась на собрание мама Кузи.
– Первый раз идёт, – с нежной гордостью протянул друг. – Обычно папка моим образованием занимается, теперь у мамки боевое крещение произойдёт!
– А у меня наоборот, – вздохнул Захар, – папаня на собраниях ни разу не был. Фууу.
– Что фу? – взвился Кузя. – Таракана увидел?
– Хуже! Опять эта Ряженка на меня таращится.
Кузя перевёл взгляд на соседний ряд и противно хихикнул. Толстая, как два мамонта, Надя Сметанкина под кодовыми кличками «Ряженка», «Простокваша» и «Сыворотка» была влюблена в Захара с самого первого класс. И, вот бессовестная, даже не скрывала этого! Грелкин же испытывал к ней стабильное отвращение. Однако у Кузи были свои предположения на счёт того, точнее той, кто вызывала у привереды неподдельную симпатию.
– Слушай, – завертел головой Грелкин. – А где Кулебяка?
И, кажется, эти предположения оправдывались!
– Не вертись, – зашипел Кузя, словно уменьшаясь под гневным взглядом англичанки. – Сбежала твоя Кулебяка, ещё со второго урока улепетнула. Я, было, подумал, что вы вместе сговорились.
Захар вздохнул. Антонина Кулебяка была в их классе величиной непостоянной и крайне загадочной. У неё даже места не было – сидела, где хотела, то на первой парте появлялась её светловолосая голова, то на последней. Жила она вообще одна, родители вечно по командировкам мотались; уроки прогуливала, и никто ей за это не выговаривал. Знала слова на каком-то малоизвестном общественности языке, играла на скрипке, одевалась в то, что на других девчонках выглядело кошмарно комично, а на ней ничего так, оригинально. И даже над фамилией её дурацкой никто не смеялся и исподтишка не хихикал.
Кузя снова ткнул пальцем в окно, и Захар увидел внизу спешащую на собрание маму. Мысли о Кулебяке как ветром сдуло.
2.
Демьян легко нашёл в заборе шатающуюся доску и, отодвинув её, пролез к Дому.
Оказалось, что на него, как и на многие произведения искусства, лучше смотреть издалека. Только охватив взором картинку полностью можно было оценить весь замысел архитектора, вблизи же это было обычное строение, бесцеремонно разрушенное временем. Трещины на штукатурке, разбитые окна любоваться деталями не мешали, однако впечатление портили изрядно. И всё-таки… Было что-то в этом Доме особенное. Не производил он того унылого гнетущего впечатления, что исходит от обычных заброшенных домов. Этот Дом был светлым. Как бы это объяснить… Словно вырываешься из загаженного города на природу, выходишь из машины на сверкающе белый, не тронутый никем снег или в лес летом… Стоишь среди сосенок, глядишь на лучи пробивающего себе дорогу солнца, и дышишь!
И вот здесь, в выстроенной людьми клетке для никому оказавшегося ненужным дома, среди кирпичей, пыли и грязи, Демьяну дышалось ой как хорошо. Восторженно дышалось, как дышалось только единственный раз в детстве, при первой встрече с морем.
Внутрь он пробрался через окно. Комнаты первого этажа были большими и пустыми. Мебели не было совсем. Ни прикрытых обветшалым тряпьём шкафов и диванов, ни кроватей и стульев, не было вообще ничего, что могло исподволь, полунамёками рассказать о своём хозяине. Только на полу время выстроило труднопроходимые горы из кирпичей, обломанных панелей и бордюр, мох и различные вьющиеся сорняки плели ковёр с заранее неизвестным узором. Вот интересно! – на улице вся трава пожухлая, грязная, сморщенная от ночного холода, а здесь, на полу первого этажа, особенно в некоторых комнатах, трава свежая, сочно-зелёная.
А ещё солнце каким-то хитрым ходом пробиралось во все комнаты, даже в те, в которые не могло заглянуть по всем законам природы. И пахло-то в доме солнцем, теплом и свежестью, а не известью и затхлостью, как полагалось по статусу всем заброшенным домам.
Демьян провёл рукой по стене, на ладони ничего не осталось – ни пыли с паутиной, ни кирпичной крошки. Не скрипели половицы под башмаками Демьяна, Дом вообще не выказывал гостю своего интереса, был равнодушным к его присутствию.
Демьян поднялся на второй этаж. Всё то же самое. Ему стало скучно. Конечно, здорово побродить здесь однажды, но… Дом слишком много сулил наблюдателю, но не утолил и капли любопытства, не раскрыл все карты, не рассказал ни одного секрета, а они были. По крайней мере, Демьян на это рассчитывал.
Поднявшись на последний, третий этаж, он заметил узенькую лестницу на чердак. Вот, уже теплее! На чердаке-то тайн и секретов обычно полно. Ну хотя бы старые дневники или пахнущие нафталином шубы обитательниц…Увы. Чердак был также пуст, только слуховое окно, единственное во всём доме, имело целое стекло.
Демьян подёргал раму, потрепал заржавевший крючочек, поднажал плечом, но окно было глухо к этим стараниям. На фоне такого спокойного сопротивления попасть на крышу захотелось ещё больше, к крышам Демьян испытывал особую тягу. Может, снаружи забраться на крышу будет удобнее, может, цела какая-нибудь лестница.
Напоследок Демьян прошелся по третьему этажу. И это его впечатлило – он услышал звук! Впервые за время пребывания здесь его шаги звучали. Под ногами скрипели половицы, хрустела строительная крошка.
Около двадцати комнат насчитал в общей сложности Демьян.
Он подошёл к окну, опёрся на подоконник. Вытянул руку, чтобы ощутить прикосновения ветра. И наткнулся на преграду. Что за ерунда? Он собственными глазами видит зазубрины стёкол по краям, понимает, что стёкла давно разбиты, их попросту нет. А трогает – и упирается пальцами в абсолютно цельное стекло!
Демьян хмыкнул и посмотрел вперёд. Он ожидал увидеть то, что и должен был видеть с этого ракурса – высоченный деревянный забор, призванный ограждать Дом, ждущий своего конца от таких вот любопытствующих зевак; чуть выше, если поднять глаза, заднюю сторону больницы, и в просвете небо, не по-осеннему голубое и ясное.
Но вместо этого он увидел улицу, пыльную серую улицу. По ней шли люди. Сначала быстрым шагом прошли две женщины, потом пробежала толпа мальчишек. Совсем рядом, что можно было рукой достать, неторопливо прогулялась парочка – молодая девушка с двумя косичками улыбалась словам парня, ведущего её за руку. Все они было одеты в простую одежду, которую у нас много лет уже никто не носил.
– Минуточку! – воскликнул Демьян. – Я, как-никак, нахожусь на третьем этаже!
Он поморгал, но видение не пропадало. Тогда он замахал руками, чтобы на него обратили внимание.
Похоже, это было не видение, просто за окном Дома протекала жизнь. Люди, которых он видел через окно, продолжали идти по своим маршрутам и абсолютно не замечали его.
Демьян чувствовал себя так, будто стоит в океанариуме, наблюдает за жизнью морских обитателей, а им нет никакого дела до зрителей.