скачать книгу бесплатно
Ненавижу тебя любить
Анна Веммер
Мой бывший муж меня ненавидит. Никто не знает, за что, но его ненависть обжигает, выворачивает душу наизнанку. Я вступила в борьбу с чудовищем, но отступить не могу, ибо на кону самое дорогое, что есть в моей жизни. Единственное, что он еще не отнял. Содержит нецензурную брань.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Владимир
– Поздравляю, Никольский. Ты теперь официально свободный мужик в разводе. Можешь трахать баб налево и направо. Хотя как будто тебе брак мешал это делать раньше…
– Ничего ты не понимаешь, – усмехаюсь я и забираю из рук помощника папку с документами. – Дело не в бабах. А в том, что я теперь свободен. Больше не надо видеть эту идиотку в собственном доме, слушать ее нытье и вспоминать об ее папаше.
Я сам лично просматриваю свидетельство о расторжении брака, чтобы убедиться, что отныне с Ксенией Никольской меня связывает лишь общая фамилия. Если бы я мог, я бы заставил ее вернуть девичью. Наверное, я и могу, надавить на глупую девку несложно, но связываться не хочется. Пусть гордо носит мою фамилию, потому что больше я ей ничего не оставил.
Шесть лет в браке, из которых я мечтал о разводе столько же. С тех самых пор, когда отец настоятельно попросил приударить за дочкой депутата Соколова, я думал о том, что однажды наступит момент, когда я отыграюсь. Я до сих пор ненавижу теперь уже бывшую жену. За то, что пришлось прогнуться, за то, что эта стерва не желала замечать мое отвращение к ней, за то, что смела высказывать претензии.
Деньги она, кстати, особо не тратила. По крайней мере, не в таких размерах, как жены приятелей. Но по мне, уж лучше бы надрачивала золотую кредитку, чем мой мозг.
Я подал на развод, едва ее папаша разбился бухой на тачке после очередной пьянки. Еще год мы судились, и развелись бы быстрее, если бы я согласился отдать бывшей хоть что-то.
– Ну и как тебе это удалось? – хмыкает Стас. – Оставить ее без гроша?
– Все имущество было приобретено до брака, у нее ничего нет.
– Да ты продуманный сукин сын.
– А то. Но самый главный плюс в том, что сейчас власть у меня, а если получится заключить контракт с китайцами, то мы выйдем на очень и очень хорошую прибыль. Все, заканчивай обсасывать мою личную жизнь и займись работой. Отзвонись Алексееву, перенеси встречу с Уваровым, а на вечер забронируй мне столик в «Кристалл», будем окучивать китайцев.
– Так может, лучше в «Улун»?
– Думаешь, им охота жрать русскую подделку под китайскую кухню?
– Не скажи, отзывы всегда на уровне, китайцев туда привозят обедать во время экскурсий.
– Ладно, пусть будет «Улун».
Не зря я все же нанял Стаса. Парень с головой, опыта не достает, но несколько лет в моей фирме – и будет нарасхват. Мгновенно ловит настрой, подает идеи вовремя и ненавязчиво.
Я застегиваю пиджак и окидываю себя взглядом. Внешне, вроде бы, все в порядке. Едва подавляю рефлекс поморщиться, как делал обычно, когда бывшая подскакивала, чтобы поправить мне галстук. В завязывании галстуков я могу дать фору едва ли не каждому мужику, но для этой идиотки было особенно важно чувствовать себя причастной к моим сборам на работу. Кажется, она перестала это делать года полтора назад, когда я, не выдержав, как следует на нее рыкнул.
А сейчас свобода. У нее приятный запах и сладкий вкус.
Дверь в комнату открывается.
– Па-а-апа-а-а!
Ко мне на руки прыгает дочь. Она уже вторую неделю не расстается с огромным плюшевым динозавром, и мне с трудом удается повернуть Машку так, чтобы из-за зеленых гребней зверюги рассмотреть ее лицо.
– Ну что? Выучила свой стишок?
– Да! Хочешь, расскажу?
– Ну, давай.
– Петушки распетушились,
Но подраться не решились!
Если очень петушиться,
можно перышков лишиться!
Если перышков лишиться,
Нечем будет петушиться!
Н-да, ну и стишочки. Или это я слишком испорчен, а дети всего лишь разноцветных куриц имеют в виду?
– Молодец, только не «перышков», а «перышек», поняла?
– Да! – кивает дочь, и я ставлю ее на пол.
– Слушайся няню и не капризничай в саду, поняла?
– Я хочу к маме! – топает ножкой.
Я стискиваю зубы. Этой. Женщины. В. Моей. Жизни. Больше. Нет.
– Машунь, мама уехала.
– Далеко?
– Далеко. В джунгли, у нее там… м-м-м… работа.
– А она скоро приедет?
Никогда. Тигр ее там сожрал к херам собачьим! Черт… как сложно-то.
– Не знаю, но как узнаю, обязательно тебе расскажу. Хорошо?
Задумчиво кивает. Когда Машка уходит в себя, она начинает пожевывать то, до чего дотянется. Как правило страдает любимая игрушка, так что у нашего динозавра уже все уши пожеванные и погрызенные. Приходится следить, чтобы няня не покупала игрушки с сыпучим наполнителем, не хватало еще, чтобы ребенок наглотался пенопластовых шариков.
– Ну все, динозёвр, беги собираться, лады? Папе надо на работу.
Всегда, когда я ее так называю, Маша приходит в совершенный восторг и хихикает. У нас с ней целый словарь таких вот прозвищ. «Зёбра», «динозёвр» – самые любимые.
– А порядок встреч с Машкой не определили? – спрашивает вернувшийся Стас.
Я снова усмехаюсь. Порой собственная ненависть даже пугает.
– Определили. Но мне плевать. Пусть сначала алименты начнет выплачивать, потом поговорим. Хотя будет лучше ей забыть о ребенке. Нищая сиротка-оборванка ничего не может дать дочери Владимира Никольского. Кроме дурного примера…
– А вдруг заплатит?
– Ну если только пойдет на панель. Бывшая не способна работать, она просто не умеет. Так что ребенка ей не видать, как собственных ушей.
Я даже по имени ее не называю. Не хочу о ней думать. Не хочу о ней слышать.
Я ненавижу бывшую жену. Не-на-ви-жу. И точка.
Ксюша
Два года я считала свой брак удачным. Ну и что, что к нему подтолкнули родители? Володя ухаживал красиво. Так, как мне нравилось, не навязываясь и не сосредотачивая мою жизнь на отношениях с ним. Сейчас я думаю, что принимала его равнодушие за такт и сдержанность, но тогда мне нравилось, что мы встречались не каждый день, не проводили ночи на телефоне, не слали друг другу идиотские сообщения с соплями и нежностями. Он просто предлагал куда-то поехать и, как правило, в выходные, мы проводили вечера вместе.
Дорогие рестораны, закрытые мероприятия, сдержанное общение. Он не дарил мне всякую ерунду, а слушал и запоминал то, что мне бы хотелось. Если я плакала из-за того, что утопила телефон в ванной, мне тут же покупалась самая последняя модель, если я говорила, что вышла новая книга любимого писателя, но в продажу еще не поступила, то получала ее буквально на следующий день.
Неужели это все был холодный расчет? В зале суда муж бросил фразу «Развестись с тобой оказалось выгоднее, чем жениться». И это не в сердцах брошенная фраза, это было сказано с такой самодовольной ухмылочкой, что захотелось расцарапать ему рожу.
Когда одна из давних подруг узнала, что мы разводимся и что я осталась без гроша, то спросила:
– Ксюха, Боже, что ты такого ему сделала?
А фишка в том, что я ничего не сделала. Ни-че-го. Теперь кажется, что все мое преступление лишь в том, что я была в жизни Владимира Никольского.
– Ты прости меня, Ксюшечка, – вздыхает свекр.
Я вздрагиваю и возвращаюсь в реальность. В дорогом ресторане с белоснежными салфеточками и занавесками мне неуютно, хочется как можно скорее отсюда сбежать. Все вокруг напоминает о прошлой жизни, которая закрыта для меня навсегда.
– Зря я, наверное, так на Володьку давил, – вздыхает Борис Васильевич. – Он всегда терпеть не мог, когда я ему приказываю, а тут… да ты же сама все понимаешь, девочка моя. Тебе папа говорил то же, что и я Володе.
Киваю, а сама вспоминаю разговоры с отцом. О, как он радовался тому, что за мной ухаживает сын Никольского! Хотя и волновался, приглядывался. «Если этот мажорчик тебя обидит – говори». Для отца я хотя бы не была разменной монетой в бизнесе, чего не скажешь о свекре. Но все это я кручу в голове, а внешне остаюсь спокойной и бесстрастной.
– Да… вот так вот. Ну, ты прости, в общем. И Володьку прости. Дурак он. Неплохой, но дурак. Да что там – я его таким и воспитывал, вот и пожинаю плоды…
– При всем моем уважении, – перебиваю его, – вы ничего не пожинаете. Ваш сын по-прежнему ваш, он жив, здоров, богат, теперь наконец-то счастлив. А еще у вас есть внучка, которую у вас не отнимали. Давайте лучше о Маше поговорим. Вы можете заставить Владимира допустить меня до встреч с дочерью?
Глазки бегают. Стыдно, собаке.
– Я, конечно, Ксюшечка, попробую, но сама ведь знаешь, упертый дурак, не слушает!
– Это моя дочь. Я ее родила, я ее пять лет воспитывала, черт возьми, я ее не видела пять месяцев!
Не выдерживаю и бью кулаком по столу, отчего официант, проходящий мимо, с опаской на меня косится.
– Да я же понимаю, деточка ты моя, ну не могу я его уговорить!
– Наймите мне юриста. Пусть подаст иск, пусть делает хоть что-то! Что толку от вашего «прости, Ксюшечка»?!
– Милая моя, ну не могу же я… в суд да против сына…
Я устало закрываю глаза. В суд он против сына не может. А мне теперь что делать?
– Уходите, пожалуйста. Не хочу вас больше видеть.
– Ксюшеч…
– Я больше не Ксюшечка, Борис Васильевич, меня Ксения зовут.
– Ксю… Ксения, погоди. Вот, возьми, пожалуйста. Я тебе тут квартиру снял… на первое время и вот…
Я замираю, глядя на папку с договором, ключами и приметным белоснежным конвертом. Ярость накатывает волнами, то стихая, то подталкивая бросить эту папку в лицо свекру.
– Возьми, пожалуйста, ну что ты делать-то будешь? На первое время… пока на работу не устроишься.
От мысли о том, чтобы взять хоть копейку от Никольских начинает тошнить, но вместе с этим в голову приходит безумная, нереализуемая, но будоражащая идея.
– Хорошо, – медленно произношу, восстанавливая дыхание, – спасибо.
– Я попробую поговорить с Володей, – вслед мне говорит Борис Васильевич.
Мне уже плевать, я пыталась сделать это миллион раз, я умоляла, просила, кричала. Вряд ли у свекра получится убедительнее. Правда в том, что ненависть разъедает Владимира изнутри, из-за нее отказывает разум, а души там, похоже, и не было. Он скорее отрежет себе руку, чем этой рукой откроет мне дверь к дочери.
Когда-то, в девятнацать, я мечтала о том, как в белом платье буду кружиться в вальсе с любимым мужчиной. Когда мне было двадцать, я мечтала, что мой любимый мужчина станет хоть немного теплее. Когда мне было двадцать один, я уже не мечтала о любимом, но все еще верила, что разводятся дураки, а за брак стоит бороться.
Теперь я выросла и уже не мечтаю. А бороться собираюсь не за брак, а за единственное хорошее, что сделал в своей жизни бывший муж. За моего ребенка.
***
Его ненависть обрушилась на меня, как цунами. К началу бракоразводного процесса я, конечно, уже не верила в красивую сказку о дружной семье и не ждала от Никольского ни супружеской верности, ни мужниной заботы. Но все еще жила в мире иллюзий, полагая, что раз он любит Машку, то и смирится с моим присутствием в жизни.
Я ни за что бы не подумала, что вызываю у него такие чувства. На самом деле до определенного момента я считала, что не способна испытывать что-то даже отдаленно напоминающее ненависть. Оказалось, жизнь еще не била меня по щекам. Я вообще жила сначала у любящих и богатых родителей, а от них переехала сразу к мужу. Университет пришлось бросить из-за беременности, а потом все как-то не складывалось. Машкой нужно было заниматься, Машку нужно было воспитывать, а образование… «ну запишись на курсы какие-нибудь, если тебе скучно» – вот и весь ответ.
Сколько было этих курсов? По фотографии, по компьютерной графике, по стилю и гардеробу, по уходу за собой. Я выглядела, как жена с Рублевки, я вела себя, как жена с Рублевки, я научилась тысяче бесполезных вещей, но ни одной, которая помогла бы выжить в одиночестве.
Ей богу, хоть бы маникюр научилась делать.
Мне даже любопытно, насколько сильно совесть мучает свекра, поэтому я иду по адресу в договоре. От подружки пора съезжать, Верка и так терпела весь год, что мы разводились. Пережила десяток моих истерик, депрессию, вытащила меня, привела в порядок, заставила бороться, не взяла ни копейки, а я смогла отдать ей хорошо если пятую часть, продав единственное, что осталось со мной – гребаное обручальное кольцо Никольского.
Он так меня ненавидит, что, оставив без гроша, не смог пересилить себя и забрать свое кольцо. Даже забавно.
От Верки пора съезжать и точка. Несправедливо втягивать ее в войну с Владимиром, а от войны мне теперь никуда не уйти. Я испробовала все способы вернуть Машку, я часами стояла у ворот, как голодная собака, пытаясь поймать хоть минуту и поговорить о дочери, ездила в места, где Машка с Володей бывали, звонила, писала, умоляла, взывала к голосу разума.
Вариантов почти не осталось.
Да… квартира впечатляет. Это однокомнатная двухуровневая студия в самом центре, в одном из домов с архитектурной ценностью. Такие сдают за бешеные деньги, в основном туристам и посуточно. Рядом какое-то не то консульство, не то посольство, через дорогу – особняк дипломата. Я брожу по дорогому паркету и пытаюсь успокоить нервы.
В конверте деньги. Много денег, несколько тысяч долларов – почему-то наши миллионеры все поголовно таскают с собой валюту. Деньги придется обменять на рубли, а вот что делать с картой… я ведь не могу таскать с собой пакет с деньгами, это слишком опасно.
К счастью, в квартире есть компьютер, и ближайший час я трачу на то, чтобы изучить вопрос. Банки отпадают, у Никольского в них связей вагон и маленькая тележка, заблокировать мои счета для него не составит труда. А вот электронные деньги… если сделать несколько кошельков, не идентифицировать их и хранить небольшие суммы, все вполне может получиться. Даже если заблокируют один, у меня останутся еще несколько, плюс какое-то количество наличных… а еще можно оставить часть денег Верке и, в случае форс-мажора, зарегистрироваться на каких-нибудь Веб-мани и попросить ее перекинуть туда. К счастью, в современном мире наличные уже не так популярны.
