скачать книгу бесплатно
– По личному, – быстро ответил Чижиков. Уж Ильфа и Петрова он читал.
– Туда, – пожилой махнул на желтый флигель у ограды.
Во флигеле оказалась часовня, а в коридорчике позади – всякая канцелярия-бухгалтерия; Чижиков оробел несколько. Он никогда не был в церкви.
Отрешенные лики святых темнели с икон. Согбенная старушка протирала тряпочкой возвышение, украшенное серебряными узорами. Крупной поступью, глядя перед собой, в черной до полу рясе, проследовал высокий прямой мужчина. Старушка бесшумно засеменила к нему, поцеловала красную крепкую руку с перстнем на указательном пальце.
Воскресная служба кончилась с час, настоятеля Чижиков нашел уже переодетого.
– Я вас слушаю, – бегло сказал настоятель, не предлагая Чижикову сесть.
Выглядел он, вопреки ожиданию, заурядно и, по мнению Чижикова, неподобающе. Без бороды, выбрит был настоятель, коротко подстрижен, в стандартном дешевом костюмчике. И лицо помидором.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич. – Чижиков не знал, как себя вести.
– Здравствуйте. – Он явно не тянулся к разговору.
– Я Чижиков, – сказал Чижиков.
– М-да?
– Мы учились вместе…
– Э?..
– В одном классе, в школе, Кеша Чижиков, Чижик, помните?
– Оч-чень приятно. Разумеется. Слушаю вас.
Рядом люди ходили, – не располагала обстановка. Визит грозил рухнуть. Чижиков разволновался и обнаглел.
– У меня очень важное до вас дело. – Он значительно сощурился. – Необходим конфиденциальный разговор. Желательно в нерабочей… м-м… Лучше дома. Я приехал специально.
– Вы настаиваете, – недовольно отметил настоятель. – Подходите к пяти.
Он сказал адрес и взялся за пальто.
Чижиков побродил по городу. На базаре купил три кило отличной антоновки – пусть Илюшка витаминится.
Настоятель принимал его в тесной проходной зальце – гостиной, видимо.
– К вашим услугам…
Чижиков повторил номер с открыткой. Настоятель следил зорко.
– И что же? – спросил он наконец.
– Как? – растерялся Чижиков.
– Вы фокусник?
– Это не фокус, – выразительно сказал Чижиков. Ожидая вопроса, крутил бахрому скатерти. Настоятель неодобрительно посапывал.
– Хотите чаю? – предложил он.
– По-моему, это чудо, – застенчиво объяснил Чижиков.
– Э?.. – удивился настоятель.
– Ну ведь… Бог творит чудеса!.. – выдал Чижиков напролом и покраснел.
– Не надо, – осадил настоятель. – Не надо.
– И не в чудесах, – с неожиданной тоской добавил он, – совсем не в чудесах заключается вера. Хотите чаю?
– Да не хочу я чаю! – обозленный Чижиков отчаялся на крайние меры.
В лепной золоченой раме святой Мартин резал пополам свой плащ. Картина напротив: старик с изукрашенным распятием.
– «А теперь делить буду я!» – процитировал Чижиков и отобрал у доброго святого недоразрезанный плащ. Княжеским жестом пустил его на стол. Пристукнул увесистым золотым распятием.
Пыльный грубый плащ пребывал на столе и пах потом. Придавливал толстые складки тусклый крест с искрящимися камнями.
Лицо настоятеля замкнулось…
– Нельзя ли восстановить порядок? – отчужденно попросил он.
Чижиков плюнул с досады.
– Жертвую на храм, – отвечал в раздражении из прихожей.
Вечером он пил чай в поезде, грыз ванильные сухарики. Долго ворочался на верхней боковой полке, мысль одна все мучила. Ночью он проснулся, лежал.
А мысль эта была такая:
Теперь он может уйти в свою избушку.
С утра заскочив домой положить в холодильник яблоки для Илюшки, он отправился в Русский музей.
Стоял, стоял перед картиной. Будоражащие запахи хвойной чащи, дымка над крышей, казалось, втягивал, приопуская веки.
Сорвал незаметно травинку. Травинка как травинка, зеленая.
Смотрительница уставилась из угла. Эге, засомневался Чижиков, увидит еще кто, скандала не оберешься. Начнут за ноги вытаскивать, с картиной сделают что-нибудь, а потом выкручивайся как хочешь. Надо ночью, решил он. Спрятаться в музее, а когда все уйдут – вот тогда и лезть.
Легко сказать – спрятаться… Придумал. Присмотрел через два зала натюрмортик с ширмочкой: можно отсидеться. Натюрморт скульптурой заслонен, смотрительница вяжет, носом клюет, народу нет – подходяще… Для страховки вымерил шагами два раза расстояние до своей картины, теперь с закрытыми глазами нашел бы.
Но сегодняшний вечер захотелось побыть дома. Напоследок, елки зеленые…
Печален и загадочен был он этот вечер. Даже жена в удивлении перестала его пилить. Чижиков целовал часто сына в макушку, переделал все по дому и жене отвечал голосом необычно ласковым и всепрощающим, что ее как-то смущало. Перед сном, тем не менее, поскользнувшись на ее взгляде, улыбнулся с тихой грустью и поставил свою раскладушку.
Он явился в музей около пяти и, улучив момент, без приключений забрался в свой натюрморт. За ширмочкой валялся всякий хлам, он уселся поудобнее и стал ждать.
Переход он задумал осуществить в двадцать ноль-ноль. Пока все разойдутся, пока то да се…
Время, разумеется, еле ползло. Хотелось курить, но боязно было: мало ли что…
А там… Первым делом он сядет в траву у ручья и будет курить, любуясь на закат. Потом… Потом напьется воды из ручья, ополоснется, пожалуй, смывая с себя въедливую нечистоту города.
Кусты колышутся под ветром. Прохладно. Вот он встал и пошел к избушке. Оп! – полосатый бурундучок мелькнул в траве. Чижиков постоял, улыбаясь, и поднялся на рассыхающееся крыльцо. Вздохнул с легким счастливым волнением – и толкнул дверь.
Ширма упала. Чижиков вскочил, проснувшись. Без двенадцати минут восемь. Он подрагивал от нетерпения.
Первый шаг его в темном зале был оглушителен. Он заскользил на цыпочках. Шорох раскатывался по анфиладе.
Так… Еще… Здесь!..
Темнел прямоугольник его картины. Скорей взялся потными руками за раму.
Задержав дыхание, закрыв глаза и нагнув, как ныряют, голову – влез.
Что-то как-то…
Осознал: крик. И – предчувствие резануло.
«Не то! – ошибка! – сменили!» – ослепительно залихорадило.
Оскользаясь в грязи на пологом склоне, раздираясь нутряным «Ыр-ра!!», зажав винтовки с примкнутыми штыками, перегоняли друг друга, и красный флаг махался в выстрелах внизу у фольварка.
– Чего лег?! – рвясь на хрип.
Ощущение. Понял: пинок.
– Оружие где, сука?!.. – давясь, проклекотал кадыкастый, в рваной фуражке.
Обмирая в спазмах, Чижиков хватанул воздух.
– Из пополнения, што ль?
– Да, – не сам сказал Чижиков.
– Винтовку возьми! – ткнул штыком к скорченной фигуре у лужи. – Вишь – убило! И подсумок!
Чижиков на четвереньках ухватил винтовку, рукой стер грязь.
– Встань! В мать! Телихенция… Впер-ред!
Чижиков неловко и старательно, довольно быстро побежал по склону, подставляя ноги под падающее туловище. Кадыкастый плюхал рядом, щерясь, косил на него.
Передние подсыпали к зелени и черепицам окраины, там правее дробно-ритмично зататакало, фигурки втерлись в пашню.
– Ах твою в бога!.. – рядом, упав, проскреб щетину. – Конница в балке у них…
Чижиков увидел: слева в километре выскакивают по несколько, текут из земли всадники, растягивая в ширину, стремятся к ним.
– Фланг, фланг загинай!.. – отчаянно пропел сосед, пихнул, вскочив, Чижикова, они побежали и еще за ними. Слева перебегали, ложились, выгибая цепь подковой.
Упали, дыша.
Выставили стволы.
Раздерганная пальба.
Прочеркивая и колотя глинозем, оцепеняя сознание всепроникающим визгом, завораживая режущим посверком клинков на отлете, рвала короткое пространство конница.
– Стреляй, твою! – оскалясь, сосед вбил затвор.
Как он, Чижиков внимательно передернул со стальным щелком затвор. Локти податливо ползли из упора.
«…Выход – где – запомнить – не найду – как же…» – прострочило в мозгу и не стало, потому что он принял целящийся взгляд поверх конской морды, пеганый в галопе чуть вбок заносил задние ноги, казак привставал на стременах, неверная мушка поддела нарастающий крест ремней на холщовой рубахе…
Всхлипывая горлом, напряженно тараща заслезившийся глаз, потянул спуск и невольно зажмурился при ударе выстрела.
Транспортировка
В комнате накурено. Стены в книжных стеллажах. За пишущей машинкой сидит 1-й соавтор. Настольная лампа освещает его мясистое лицо и короткопалые руки. 2-й соавтор расхаживает по ковру, жестикулируя чашкой кофе. Он постарше, лет пятидесяти, худ, выражение лица желчное.
1-й соавтор(обреченно). Как всегда… Через неделю истекает последний срок договора, а у нас – конь не валялся…
2-й соавтор(деловито). Нужна конкретная зацепка для начала…
1-й соавтор. Это пожалуйста. М-м… Человека раздражает постоянная толкотня перед его домом. Он живет на одной из центральных улиц, рядом с универмагом, и мимо подъезда всегда снует толпа народа.
2-й соавтор. А в самом подъезде занимаются спекуляцией… Ладно, не отвлекаемся… И вот – человек постепенно начинает замечать, что народу перед его подъездом становится все меньше…
1-й. Так. Как его зовут? Имя для условной страны…
2-й(листает телефонную книгу, морщит лоб, швыряет на диван). Что-нибудь двусложное. Тарара-бух… В детстве я думал, что «Три мушкетера» – это «Тримушки Тёра». Какие-то тримушки некоего Тёра. Тримушки… Тримушки-Бух…
1-й. Тримушки-Бабах… Тримушки-Бабай… Тримушки-Бай… Тримушки-Дон…
2-й. Тримушки-Тон… Тримушки-Бит… Тримушки-Тринк…
1-й. Тримушки-Дринк. Джонни уыпьем уодки.
2-й. Тримушки-Трай…
1-й. Максим Трай. Путешествие на планету Транай. Драй трамвай.
