
Полная версия:
Пустые страницы

Дмитрий Вектор
Пустые страницы
Глава 1: Шторм
Московская ночь дышала ледяным паром, обволакивая фонари грязноватым оранжевым сиянием, когда я заметил его – тень, выскользнувшую из дверей букинистического с мертвой книгой под мышкой. Книге было триста лет, а вору – не больше двадцати, но он бежал так, будто за ним гнался сам дьявол. Я рванул следом, подошвы скользили по обледеневшей брусчатке, а в ушах стучало: «Не отдадим „Сказание о Белых Ключах“ какому-то щелкопёру!».
Переулок сузился в пасть, поглотившую свет. Вор метнулся влево, за глухую кирпичную стену, и я – за ним, спотыкаясь о ящики с гнилыми яблоками. Воздух звенел от нашего дыхания, парализуя мысли. Внезапно он замер, прижавшись к стене, и книга выпала у него из рук. Переплёт с медными застёжками ударился о мостовую, и страницы взметнулись вверх, словно стая испуганных птиц.
– Чёрт! – прошипел он, пытаясь собрать листы, но ветер подхватил их, понёс к чёрной воде Яузы.
Я настиг его, схватив за воротник кожанки. Его глаза, расширенные от страха, отражали не меня, а что-то позади – тень, колышущуюся на стене, бесформенную и жадную.
– Отвали, старик! – вырвалось у него, и он рванулся прочь, оставив книгу.
Я остался на коленях среди бумажного хаоса, подбирая страницы. На одной, промокшей от грязи, проступили строки, которых не было час назад: «*Ищи того, кто ушёл в зимний сад. Там, где тени пьют свет*». Почерк был отцовским. Рука задрожала. Это невозможно. Отец исчез в 1999-м.
Внезапно фонарь погас. Темнота сжала переулок, и из дренажной решётки выполз запах – сладковатый, как груши из нашего сада в Переделкино. Запах моего детства. Книга в руках затрепетала, будто живая.
– Костя? – окликнул хриплый голос из мрака.
Я поднял голову. В конце переулка стоял мужчина в потрёпанном пальто, лицо скрыто шляпой. В руке он сжимал фонарь, луч которого выхватывал из тьмы летящие страницы.
– Вы кто? – крикнул я, вставая.
– Тот, кто знает цену этим бумажкам, – он шагнул ближе, и свет упал на его руку. На мизинце – кольцо с треснувшим агатом. Такое же носил отец.
– Откуда у вас…
– Беги, – перебил он, бросив взгляд через плечо. – Они уже близко.
За его спиной зашевелились тени. Не люди – нечто бесформенное, плывущее по стенам, как масляные пятна. Книга в моих руках зажглась синим мерцанием.
– Что это?!
– Тени. Проснулись, когда ты тронул книгу, – он отшвырнул фонарь под ноги теням. Огонь шипя лизнул асфальт, и тени отпрянули. – Держи!
Он швырнул мне свёрток – старую карту, нарисованную на клочке пергамента.
– Ищи обсерваторию в Люберцах. Там ответы.
Тени сомкнулись вокруг него, превратив в силуэт, а потом – в ничто. Я рванул прочь, сжимая карту и книгу. За спиной нарастал шелест – будто тысячи страниц перелистывались разом.
В метро, под рёв поезда, я развернул карту. На ней дрожали линии, складываясь в знакомые улицы. Рядом с Выхино, где раньше была обсерватория, кто-то вывел красными чернилами: «*Он жив*».
Двери вагона захлопнулись. В окне мелькнуло отражение – не моё. Человек в шляпе улыбался, подняв руку с агатовым кольцом. Поезд рванул в туннель, и тьма поглотила всё.
Я прижал книгу к груди. Страницы пахли грушами и снегом. Так пахло детство. Так пахло 25 декабря 1999 года, когда отец ушёл за хлебом и не вернулся.
– Следующая станция… – голос диктора потонул в грохоте колёс.
Книга согрела ладони. Тени ждали.
2. Бумажный шторм
В тот вечер я долго не мог заснуть, хотя город за окном уже давно утонул в вязкой тишине. Лежал на продавленном диване, уткнувшись лицом в прохладную наволочку, и слушал, как слабо потрескивает батарея. Книга лежала рядом, на подоконнике, словно живая, и я всё время ловил себя на мысли, что она вот-вот шевельнётся. В голове крутились обрывки фраз, запахи, лица – всё перепуталось, как старые письма в коробке из-под обуви. Я перевернулся на спину и уставился в потолок, где пятна от воды напоминали очертания континентов.
Внезапно захотелось встать, открыть окно и вдохнуть ночной воздух, но я не решился. Вместо этого, поддавшись странному импульсу, я подошёл к подоконнику, взял книгу и провёл пальцем по корешку. Кожа была шероховатой, как ладонь человека, много работавшего в саду. Я сел за стол, включил настольную лампу и раскрыл книгу наугад. Страницы были холодными, но пахли чем-то знакомым – не только пылью, но и лёгкой горечью персиковых косточек, как в детстве, когда мы с отцом варили варенье на даче.
Я стал читать, хотя слова казались чужими, будто на другом языке. Вдруг между строк проступил силуэт – неясный, как отражение в мутной луже. Мне показалось, что я снова мальчик лет десяти, стою босиком на дощатой веранде, а за окном идёт дождь. Мама зовёт меня на кухню, где пахнет сахаром и варёными яблоками. Я моргаю, и видение исчезает, но ощущение тепла остаётся.
В этот момент в дверь позвонили. Я вздрогнул, чуть не уронив книгу. Сердце забилось чаще. Кто мог прийти так поздно? Я медленно подошёл к двери, прислушался. За ней было тихо, только где-то внизу хлопнула входная дверь. Я выглянул в глазок – никого. Но на коврике лежал конверт без марки и адреса.
Я поднял его, вернулся на кухню, разорвал край и вытащил листок. На нём было всего три слова: «Не верь теням». Почерк был неразборчивым, но что-то в нём показалось знакомым. Я сунул письмо в карман, вернулся к столу и снова открыл книгу.
На этот раз страницы были пустыми. Я пролистал одну, другую – ни строчки. Только на самом последнем листе проступила бледная надпись: «Вспомни сад».
Я закрыл глаза и попытался вспомнить. Перед внутренним взором возникла дача – облупленный забор, заросшая тропинка, старый грушевый сад. Я вспомнил, как однажды мы с отцом прятались там от грозы, и он рассказывал мне сказки про белых ключей, которые открывают любые двери. Я тогда не поверил, а теперь вдруг захотел найти эти ключи, будто от этого зависело всё.
Я встал, оделся и вышел на улицу. Воздух был прохладным, пахло мокрым асфальтом и чем-то ещё – чем-то из детства. Я шёл по пустым дворам, стараясь не думать о тенях, которые скользили за спиной.
У станции метро было пусто. Я сел на лавку, достал карту, которую мне передал незнакомец, и стал рассматривать линии, пытаясь понять, куда идти дальше. Вдруг рядом кто-то присел. Я повернул голову – старик в поношенном пальто, глаза светлые, усталые.
– Не спится? – спросил он, не глядя на меня.
Я пожал плечами.
– Бывает, – сказал он. – Особенно когда прошлое не даёт покоя.
Я хотел спросить, откуда он знает, но промолчал. Мы сидели молча, слушая, как где-то вдали скрипят трамвайные рельсы.
– Ты ищешь ответы, – вдруг сказал старик. – Но иногда лучше найти вопросы.
Он встал и ушёл, оставив на лавке маленький ключик. Я поднял его – обычный, железный, но почему-то показался тяжёлым.
Я вернулся домой под утро. Книга лежала на столе, раскрытая на той самой пустой странице. Я положил ключ внутрь и закрыл переплёт. В этот момент мне показалось, что где-то в глубине квартиры зашуршали страницы, словно кто-то невидимый листал их в темноте.
Я лёг на диван, не раздеваясь, и сразу уснул. Снился сад – солнечный, наполненный светом и запахом скошенной травы. Я шёл по тропинке, а впереди маячил силуэт – высокий, в светлой рубашке. Я знал, что это отец, но не мог догнать его. Он всё уходил дальше, растворяясь в зелёной дымке.
Проснулся я от того, что кто-то тихо постучал в окно. За стеклом никого не было, только отражение комнаты и моё собственное лицо – усталое, чуть постаревшее. Я встал, подошёл к столу, открыл книгу – и увидел, что на пустых страницах проступают слова.
«Ты помнишь сад?»
Я провёл пальцем по строчкам, и они исчезли, будто их смыло дождём. Я вздохнул, закрыл книгу, сел у окна и долго смотрел, как на улице медленно светлеет.
В этот момент я понял: чтобы найти ответы, придётся вернуться туда, где всё началось. В сад, где тени ещё не научились лгать.
3. Эхо персиковых косточек
В детстве я часто смотрел на потолок, выискивая в пятнах и трещинах очертания животных, городов, целых миров, и мне казалось, что если долго не моргать, можно увидеть, как всё это начинает двигаться. Сейчас, много лет спустя, я поймал себя на том же занятии: лежал на полу посреди комнаты, уставившись в белёсую паутину на потолке, и думал, что, возможно, именно так и начинается возвращение – не с решения, а с случайного взгляда, с затяжного моргания, с желания задержаться в полутени между прошлым и настоящим.
На полу вокруг меня лежали книги: старые, новые, потрёпанные, пахнущие пылью и временем. Я перебирал их, искал среди них ту самую, с которой всё началось, но пальцы каждый раз натыкались на чужие обложки, чужие имена. Было ощущение, что я что-то потерял, что-то важное, как теряют в детстве любимую игрушку или ключ от ящика с секретами.
В окно просачивался утренний свет, но в комнате всё равно было полутемно, как будто солнце не решалось заглянуть сюда слишком глубоко. Я встал, прошёлся босиком по скрипучим половицам, открыл шкаф и достал коробку с фотографиями. На верхней лежала чёрно-белая карточка: я, лет шести, стою у яблони, в руках – толстая книга в кожаном переплёте. За спиной – отец, улыбается, держит меня за плечо. Я провёл пальцем по его лицу, пытаясь вспомнить, каким был его голос, но память упрямо возвращала только запахи: табак, свежий хлеб, мокрая земля после дождя.
Я снова сел на пол, разложил фотографии вокруг себя, как карты. Вспомнилось, как в детстве мы строили с отцом лабиринты из книг, а потом прятались в них от мамы, которая ворчала, что книги не игрушки. Отец тогда говорил:
– Книги – самые надёжные укрытия.
Я смеялся, а потом, когда он уходил, долго сидел в этом книжном лабиринте, слушая, как за стеной кто-то шепчет.
Сейчас мне показалось, что этот шёпот снова вернулся. Я прислушался: где-то в глубине квартиры скрипнула дверь, потом послышался лёгкий топот – как будто кто-то босиком пробежал по коридору. Я встал, пошёл на звук, но в коридоре никого не было. Только на полу лежал лист бумаги, вырванный из тетради. На нём неуверенным детским почерком было написано:
«Я здесь».
Я замер, сжал лист в руке. Сердце стучало слишком быстро, и я вдруг испугался, что если сейчас обернусь, увижу себя самого – маленького, в полосатой футболке, с растрёпанными волосами. Я не обернулся, а пошёл на кухню, включил чайник, чтобы занять руки.
Пока вода закипала, я смотрел в окно на двор, где мальчишки гоняли мяч, и думал, что, возможно, всё это – игра воображения, усталость, недосып. Но когда я вернулся в комнату, на столе лежала та самая книга – старая, в кожаном переплёте, с тёмным пятном на обложке. Я был уверен, что не приносил её сюда.
Я сел, открыл первую страницу. Там, где раньше была дарственная надпись отца, теперь проступали другие слова:
«Если хочешь найти, иди туда, где всё началось».
Я закрыл книгу, снова посмотрел на фотографию с яблоней. Вспомнил, как однажды мы с отцом спрятались в саду от грозы, и он рассказывал мне, что каждый сад хранит свои тени, и если долго смотреть на них, можно увидеть прошлое.
Я вышел во двор, прошёл по тропинке к старому сараю, где когда-то стояли велосипеды. Там пахло сыростью и ржавым железом. На стене висела старая лопата, а под ней – деревянный ящик, который я не открывал много лет. Я присел, открыл крышку. Внутри лежали детские рисунки, коробка с пуговицами, несколько пожелтевших писем. Я взял одно, развернул – это было письмо отцу, которое я так и не отдал. В нём я писал о том, что скучаю по нашим прогулкам, что хочу снова строить лабиринты из книг, что боюсь темноты.
Я сел на пол, прислонился к стене и вдруг заплакал – тихо, беззвучно, как плачут взрослые, когда никто не видит.
В этот момент за спиной послышался голос:
– Ты нашёл то, что искал?
Я обернулся. В дверях стоял мальчик лет десяти, в полосатой футболке, с растрёпанными волосами. Он смотрел на меня серьёзно, почти строго.
– Ты же… – начал я, но не смог договорить.
– Ты забыл, как играть, – сказал он. – Ты забыл, как не бояться темноты.
Я кивнул, не зная, что сказать.
– Пойдём, – сказал мальчик и протянул мне руку.
Я взял его за руку, и мы вышли во двор. Солнце светило ярко, тени от яблонь были длинными и прозрачными. Мы шли по тропинке, и мне казалось, что я снова маленький, что всё ещё впереди, что отец вот-вот выйдет из-за угла, улыбнётся и скажет:
– Книги – самые надёжные укрытия.
Мы дошли до конца сада, где начинался пустырь. Там росла старая груша, под которой мы когда-то закапывали «сокровища» – стеклянные шарики, монетки, записки. Мальчик присел, стал копаться в земле. Я сел рядом, помогал ему, и вдруг нащупал что-то твёрдое. Вытащил маленькую жестяную коробочку. Внутри лежала записка:
«Если ты читаешь это, значит, ты нашёл путь обратно».
Я посмотрел на мальчика, но его уже не было. Я остался один, с коробочкой в руке, среди высоких трав и солнечных бликов.
Я встал, пошёл обратно к дому. На пороге меня встретила мама – седая, усталая, но с той же улыбкой, что и много лет назад. Она посмотрела на меня внимательно, погладила по плечу.
– Ты нашёл, что искал? – тихо спросила она.
Я кивнул.
– Тогда иди, – сказала она. – Не задерживайся в прошлом слишком долго.
Я вошёл в дом, поднялся в свою комнату. На столе лежала книга, открытая на новой странице. Я сел, начал читать, и слова складывались в рассказ о мальчике, который искал путь домой.
Я читал, пока не стемнело, пока за окном не зажглись фонари, пока не почувствовал, что снова могу дышать полной грудью.
Вечером я вышел на улицу, сел на скамейку во дворе и смотрел на звёзды. Мне казалось, что где-то там, в темноте, отец улыбается, а мальчик в полосатой футболке машет мне рукой.
Я улыбнулся в ответ и впервые за долгое время почувствовал себя дома.
4. Лекция о невидимых чернилах
С утра в квартире пахло железом и чем-то кислым, словно кто-то выжал лимон прямо на батарею. Я долго не мог понять, откуда этот запах, пока не заметил на кухонном столе белый лист бумаги, аккуратно прижатый пустым стаканом. На листе не было ни слова, но почему-то казалось, что он ждет, когда его прочтут. Я сел, провел ладонью по поверхности – бумага была чуть влажной, как будто только что вынутая из-под пресса. Вспомнился детский эксперимент: мы с отцом писали секретные послания лимонным соком, а потом держали лист над плитой, пока буквы не проступали коричневыми пятнами. Я встал, включил утюг, дождался, когда он нагреется, и осторожно провел им по бумаге. Медленно, как будто нехотя, на белом фоне начали проявляться слова. Почерк был неровный, но знакомый до боли: «Не доверяй тому, что видишь. Смотри глубже. Ключ – в книге». Я перечитал несколько раз, пытаясь уловить скрытый смысл. Внутри что-то сжалось, как будто этот листок был не просто игрой, а предупреждением.
Я отложил бумагу, вернулся в комнату и взял с полки ту самую книгу, которую накануне нашел на столе. Переплет потрескался, корешок держался на честном слове. Я аккуратно пролистал страницы, стараясь не порвать хрупкую бумагу. На одной из них заметил странное пятно – будто кто-то капнул молоком или лимонным соком. Я поднес страницу к свету, и на просвет увидел едва заметные линии, похожие на карту. Сердце забилось чаще. Я вспомнил, как отец рассказывал о мастерах, которые умели прятать послания между слоями бумаги, используя невидимые чернила и хитроумные методы реставрации. Он говорил, что настоящая книга – это всегда загадка, и если смотреть только на текст, можно упустить самое важное.
Я достал из ящика стола лупу, внимательно осмотрел пятно. Линии складывались в нечто похожее на план – возможно, это была схема сада или старого дома. Я решил попробовать проявить рисунок, как мы делали в детстве. Взял ватную палочку, смочил ее в лимонном соке и аккуратно провел по подозрительным местам. Бумага слегка пожелтела, но рисунок стал заметнее. Я улыбнулся: оказывается, память о детских играх может быть не только ностальгией, но и настоящим инструментом для поиска правды.
Пока я возился с книгой, в дверь позвонили. Я вздрогнул, быстро спрятал книгу под подушку и пошел открывать. На пороге стоял сосед – невысокий, сутулый мужчина с вечно усталыми глазами. Он держал в руках пачку старых газет и выглядел так, будто не спал всю ночь.
– Прости, что рано, – сказал он, – у меня тут кое-что для тебя. Нашел в подвале, когда перебирал вещи. Вдруг пригодится?
Я взял газеты, поблагодарил и закрыл дверь. Вернувшись на кухню, стал разбирать находку. Среди пожелтевших листов обнаружил вырезку из журнала: статья о реставрации книг, с фотографиями японского мастера, который возвращал к жизни самые безнадежные экземпляры. На полях кто-то сделал пометки: «Клей – только натуральный!», «Не перегревай бумагу!», «Сначала очистить края!». Я улыбнулся: отец всегда был педантом, даже заметки делал аккуратно, будто готовился к экзамену.
Я решил попробовать свои силы в реставрации. Достал из шкафа старую кисточку, клейстер, ножницы и несколько листов тонкой бумаги. Аккуратно очистил края поврежденной страницы, вырезал заплатку по форме дырки и осторожно приклеил ее, стараясь не оставить пузырей. Работа оказалась кропотливой, требовала терпения и точности. Я вспомнил, как в детстве мы с отцом чинили книги для школьной библиотеки. Он объяснял, что каждая страница – как рана, и к ней нужно относиться бережно, чтобы не оставить шрама.
Пока клей высыхал, я решил заняться невидимыми чернилами. Взял лимон, выжал сок в чашку, добавил немного воды. Обмакнул ватную палочку и написал на чистом листе: «Где ты, папа?» Потом подержал бумагу над лампой, и через пару минут буквы проступили бледно-коричневым цветом. Я почувствовал себя снова ребенком, которому открылась великая тайна. В этот момент в голове мелькнула мысль: а вдруг отец оставил мне больше таких посланий, просто я не умел их искать?
Я вернулся к книге, стал внимательно изучать страницы. На одной из них заметил странную неровность – как будто под бумагой что-то спрятано. Осторожно поддел уголок ножом и обнаружил тонкий листок, свернутый вчетверо. Развернул – на нем была карта, нарисованная чернилами, которые почти стерлись. Я приложил карту к схеме, проявленной лимонным соком, и увидел, что они совпадают. На пересечении линий стояла маленькая точка, рядом подпись: «Обсерватория».
Я не сразу понял, что это значит. Обсерватория давно заброшена, туда никто не ходит. Но если отец оставил мне этот след, значит, там что-то важное. Я решил отправиться туда вечером, когда стемнеет и меньше шансов встретить лишние глаза.
Весь день я провел в ожидании. Читал статьи о реставрации, пробовал разные методы: разглаживал страницы утюгом, укреплял края тонкой бумагой, подшивал рассыпавшиеся тетради. Работа успокаивала, помогала отвлечься от мыслей. Я понял, что реставрация – это не только про книги, но и про себя. Каждый раз, когда я возвращал к жизни старую страницу, мне казалось, что и внутри меня что-то становится целее.
К вечеру я собрался, надел старую куртку, положил карту и книгу в рюкзак. На улице было прохладно, пахло мокрой землей и дымом. Я шел по пустым улицам, стараясь не смотреть по сторонам. В голове крутились обрывки фраз: «Не доверяй тому, что видишь», «Ключ – в книге», «Обсерватория». Я чувствовал, что приближаюсь к разгадке, но не знал, готов ли к ответу.
Обсерватория встретила меня тишиной. Дверь была приоткрыта, внутри пахло сыростью и старыми досками. Я включил фонарик, осторожно прошел по скрипучему полу. На стенах висели пожелтевшие карты звездного неба, на столе – разбросанные инструменты. Я стал искать место, отмеченное на карте. В углу нашел старый шкаф, за которым обнаружил нишу. В нише лежала коробка, обернутая бумагой. Я открыл ее – внутри были письма, фотографии, несколько страниц, исписанных знакомым почерком.
Я сел на пол, стал читать. В письмах отец рассказывал о своих поисках, о страхах и надеждах, о том, как трудно бывает не потерять себя среди теней прошлого. Он писал, что книги – это не только укрытие, но и зеркало, в котором можно увидеть то, что обычно скрыто. Я читал и чувствовал, как внутри меня что-то меняется, как будто я наконец-то нашел ту часть себя, которую давно потерял.
Когда я вышел на улицу, небо было усыпано звездами. Я шел домой медленно, не спеша, стараясь запомнить каждую деталь: запах сырости, шелест страниц, холодный свет фонаря. Я знал, что впереди еще много загадок, но теперь у меня был ключ – умение смотреть глубже, не доверять первому впечатлению, искать ответы не только в тексте, но и между строк.
5. Карта треснувших стёкол
Вечером город казался чужим, будто кто-то незаметно поменял местами дома, заклеил вывески, стер с асфальта старые трещины и нарисовал новые. Я шел по улице, где раньше жил мой друг детства, но теперь не узнавал ни одного окна. Свет фонарей был слишком холодным, воздух – слишком плотным, а в груди нарастало ощущение, что я не просто ищу ответы, а сам становлюсь частью какой-то чужой истории, написанной не моим почерком. Карта, найденная в книге, лежала в кармане, и я то и дело нащупывал ее сквозь ткань, словно боялся, что она исчезнет, если отпустить хоть на секунду. Я свернул в переулок, где когда-то играли в прятки, и остановился у старой телефонной будки. Внутри было темно и пахло сыростью, но я все равно вошел, прикрыл за собой дверь и достал карту. Линии на ней были еле заметны, но теперь, при свете уличной лампы, я увидел, что кто-то обвел красным фломастером точку – обсерватория. Рядом дрожащей рукой было приписано: «Не опаздывай». Я посмотрел на часы. До полуночи оставалось чуть больше часа.
В детстве мы с отцом часто ходили к обсерватории, хотя она уже тогда была заброшенной. Он говорил, что звезды – это письма, которые кто-то отправил нам из прошлого, и если долго смотреть в телескоп, можно поймать не только свет, но и чью-то мысль, застывшую в пустоте. Я не понимал, зачем взрослым нужны такие странные объяснения, но всегда ждал этих прогулок, потому что только там, среди ржавых куполов и разбитых линз, отец становился другим – спокойным, внимательным, будто сам был частью этой тишины.
Я дошел до обсерватории, когда город уже начал засыпать. Ворота были приоткрыты, скрипели на ветру. За ними тянулась тропинка, усыпанная прошлогодними листьями. Я шел медленно, стараясь не шуметь, хотя понимал, что здесь меня никто не ждет. Внутри пахло пылью, железом и чем-то сладковатым, как в детстве на чердаке. Я поднялся по скрипучей лестнице, осторожно ступая, чтобы не провалиться. На втором этаже, где раньше стоял телескоп, теперь была только пустота и разбитое окно, через которое в зал лился лунный свет.
Я развернул карту, стал сверять линии с тем, что видел вокруг. На стене, прямо под окном, кто-то выцарапал гвоздем слово: «Смотри». Я подошел ближе, провел рукой по холодному бетону. В этот момент за спиной послышался легкий шорох. Я обернулся – никого. Только тень от старого стула качалась по полу, будто кто-то только что встал и ушел. Я присел, чтобы рассмотреть пол, и заметил, что доски в одном месте чуть приподняты. Я поддел их ножом и достал маленькую коробку, обмотанную бечевкой. Внутри лежала записка: «Если ты здесь, значит, ты готов. Не бойся смотреть в темноту».
Я сел на пол, облокотился на стену и закрыл глаза. В голове всплывали обрывки разговоров с отцом, его смех, его рассказы о звездах. Я вспомнил, как однажды мы сидели здесь, и он сказал:
– Иногда ответы приходят только тем, кто не боится задавать вопросы.
Я открыл глаза и вдруг заметил, что на потолке, в самом центре, кто-то нарисовал карту звездного неба. Я поднялся, встал на стул и стал рассматривать рисунок. В одной из точек была выцарапана маленькая буква «К». Я вспомнил, что в детстве отец всегда подписывал свои книги этой буквой, чтобы никто не перепутал их с чужими. Я провел пальцем по букве – и почувствовал, как что-то внутри меня щелкнуло, будто замок открылся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
Всего 10 форматов