скачать книгу бесплатно
– Странные слова… слова торговца, а не проводника… У тебя вложения в караван?
Иссар попал в точку, но онолед не выглядел пристыженным.
– Как и у многих. У меня – тоже. А потому какие есть еще предложения?
Воин с закрытым лицом проворчал что-то на диалекте восточных иссарам.
– Что ты бормочешь?
Рукояти мечей снова подскочили на дюйм. «Неважно».
– Это старая пословица, онолед. – Деана улыбнулась под экхааром. Старая, но мудрая. Означает она примерно: «Травахен любит играть в кости – костями дураков и алчных людей». – Он прав. Если мы пойдем ночами, возможно нам удастся выиграть день-два, но, если и остальные источники на трассе пересохли, нам в конце концов придется убить лошадей. Но мы и верблюды доберемся до оазиса. Можем и повернуть, тоже двигаясь ночами. Дорога в Савандарум – ближе, и если мы начнем экономить воду уже сейчас, наверняка доведем до места всех животных. Потом ты сможешь взять больше повозок с припасами и попытаться еще раз. Естественно, будут затраты.
Темные глаза смерили ее гневным взглядом.
– Онолед, – она постаралась, чтобы на этот раз он услышал в ее голосе легкое напоминание, – это не моя вина. И не твоя, и никого из каравана. Это Травахен… Она дает и отбирает воду, открывается или закрывается перед людьми. Ты можешь рискнуть утратить животных, отправляясь на восток, – или потерять деньги и время, возвращаясь на запад. Мое паломничество может подождать… Остальное зависит от тебя.
Он расслабился и неожиданно легонько улыбнулся.
– Прости, ависса, это мудрые слова, которые должны были прозвучать прежде, чем раздались тут другие.
Темнокожий капитан лучников скривился, но промолчал.
– И ты права. – Бородатый мужчина глубоко вздохнул. – Это мое решение. Нынче клонит к вечеру, до сумерек осталось несколько часов, мы собирались разбить лагерь и отдохнуть, а потому так мы и поступим. После заката я скажу вам, отправляемся мы дальше или возвращаемся. Отдохните, скорее всего, в любом случае будем мы идти всю ночь.
Деана почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Онолед смотрел куда-то в сторону, Ветка внимательно уставился на носки сапог. Она перевела взгляд на Ганвеса. Он кивнул.
Получасом позже он вопросительно кашлянул перед ее шатром. Два полотнища давали немного уединенности, позволяли снять на время экхаар, умыть лицо наперстком бесценной воды, успокоить жажду. Она пригласила его внутрь, он вошел и присел напротив, не открывая лица. Она чувствовала… знала, что он изучает ее, удивленный чужой красотой, светлыми глазами, следом меекханской крови в ее венах. Г’версы обитали дальше к востоку, чем ее племя, реже смешивали кровь с другими людьми, а если такое и случалось, то заметно было не слишком сильно, поскольку кочевники Малых степей тоже отличались невысоким ростом, темными волосами и смуглой кожей.
– Пять дней, Ищущая… Уже пять дней мы странствуем от пустого источника к водопою, наполненному пылью… Это неестественно… – Он по привычке шептал.
Она глотнула немного воды из глиняного кубка. Та была теплой, но на вкус – превосходной. Ничто так не улучшает вкуса воды, как магические слова «уменьшение рациона». Деана без слов указала на второй кубок и на мех, лежащий рядом. Мужчина покачал головой:
– Я уже выпил свою порцию… Но спасибо…
– Вы что-то нашли? – У нее не было ни сил, ни желания ходить вокруг да около цели его визита.
– Кто-то запечатал водопои.
– Как?
– Чарами. Ловко. Глиняная печать с заклинанием… Из сырой глины, смешанной с песком и солью… Положенная неподалеку от источника на солнце…
Он подал ей плоский серо-коричневый кружок толщиной в палец и шириной в восемь дюймов. Серия знаков, глифов и похожих на примитивные руны символов шла спиралью по его нижней стороне. И вправду, нелегко было бы понять, что они имеют дело с магическим артефактом, когда бы не чувство, что она держит в руках кусок льда, когда бы не внезапный запах цветов, наполнивший ее нос, и не мурашки, пошедшие по ногам. Она отложила печать. Неприятные чувства исчезли.
– Когда лежит на земле знаками вниз… Сила чувствуется слабо… идет к земле… нужно об него споткнуться, чтобы понять, что это не обычный камень… А когда солнце высушит глину… печать начинает трескаться и ломаться… – Чтобы продемонстрировать, о чем речь, командир иссарских охранников отломал несколько кусочков от края диска. Те распадались от легчайшего прикосновения. – Через два-три дня печать растрескается и заклинание утратит силу… а через десять песок и ветер смелют ее остатки в пыль и не сохранится и малейшего следа… Я мог бы поставить все, что заработал за последний год… да… а то и за два года… что первые источники на пути уже полны воды…
Он быстрым движением вынул кинжал и ударом рукояти расколол глиняный кружок. У Деаны закружилась голова, запах цветов внезапно смешался с вонью гниющего мяса, по ногам словно пробежала колонна муравьев. Ганвес сделал быстрый жест, словно что-то ловил и отбрасывал. У нее чуть не вывернулся желудок, едва не испортив целый кубок драгоценной воды.
– Знающий… Ты Знающий.
– Да… Не слишком сильный… но я умею чувствовать смрад чар. – Он наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь. – Все, заклинание исчезло, вода возвращается на старые тропы. К вечеру Око Владычицы наполнится водой.
Деане понадобилась минута, чтобы прийти в себя и упорядочить мысли.
– Но если ты знал, то почему не сказал об этом Лавери?
– Потому что я сомневался. И продолжаю сомневаться… Это не его дело, не кувийцев, маввийцев и даже не тех проклятущих махаальдов… Это наше дело…
– Пустыня не принадлежит никому.
– Она – да. Но оазисы и источники – другое дело… Если бы этот некто, – Ганвес указал на сломанную печать, – отравил колодцы или уничтожил их каким-то другим образом, г’версы, п’камеи и прочие восточные племена сделали бы все, чтобы его отыскать. Не было бы такой силы в мире… что смогла бы его уберечь. Д’яхирры тоже бы преследовали его… и ты об этом заешь, ависса.
Ей не требовалось это подтверждать. Нужно ли комментировать восход солнца?
– Но та… магическая печать, которая и сама бы распалась через несколько дней… не знаю, что это значит… Зачем…
Она смотрела на глиняные остатки и думала. Кто-то на несколько дней осушал колодцы на пути в Кан’нолет.
– Мы собирались отправиться через два дня… – пробормотала Деана.
Он вздрогнул.
– Если бы мы отправились, как планировали, – продолжала она, – наверняка большая часть источников уже наполнилась бы водой. Может, одно-два заклинания еще держались бы, но мы бы не обратили на это внимание, порой ведь так случается. Но шесть источников подряд… Мы двинулись слишком рано, потому что караван с яшмой не добрался до нас, – и лишь потому узнали обо всем этом… Кто-то охотится, но не на нас. Охотится на коноверинцев.
Он засмеялся шепотом, походившим на осыпающийся песок:
– Я знал… что-то я упускаю, словно пытался поймать среди ночи пустынного тушканчика… В этом все и дело… Все ясно…
– Ничего не ясно, Знающий. – Деана допила остаток воды, отставила кубок. – Почему тот караван не повернул? Они находили один пустой источник за другим, но все равно шли вперед. Было у них – сколько? – больше пятидесяти животных и сотня людей, к тому же те два слона, а как я слышала, каждый из них пьет как десяток лошадей. Они не взяли достаточное количество воды, чтобы пройти весь путь без пополнения припасов. И все же они отправились вперед, вместо того чтобы повернуть на третий день.
– Мы тоже пошли вперед…
– Тоже… но даже сейчас, на половине пути, мы можем возвратиться, не потеряв ничего, кроме времени и денег. Они рисковали куда сильнее. Почему?
Ганвес чуть пошевелился. Она снова почувствовала его изучающий взгляд.
– Как полагаешь, Ищущая, почему?
– Не знаю, – покачала она головой. – Слышал пословицу: «Почему люди совершают глупости в пустыне? Потому что они глупы»? Потому что рассчитывают на счастье. Им кажется, что боги даруют им особенную милость. Верят в собственное бессмертие. Или у них просто нет выхода. Коноверинцы хотели добраться на восток, к морю, вроде бы здесь им делать было нечего, их посольство передало Меекхану дары и послания. Они не везли слишком много богатств, это не купеческий караван, зато у них – сотня людей, в большинстве своем вооруженных… Отдельным вопросом остается, зачем им столько охранников, но если бы кто-то хотел их перебить и не имел двух или трех сотен воинов, то использовал бы наилучшее оружие, какое есть в этой части света.
Она указала на бурдюк. Ганвес склонил голову набок:
– А есть у тебя какая-то идея, Ищущая… почему они не повернули?
Она улыбнулась:
– Я всего лишь обычная девушка из небольшой афраагры, куда мне там до мудрости великих мира сего. А ты, воин? Что ты думаешь?
– Овец в загон ты ведешь либо с помощью собак… либо выбирая им проводником самого умного барана… Они шли за проводником… наняли, как я слышал, в Савандаруме десятерых махаальдов.
Из всех племен, кочующих в пустыне, махаальды обладали самой скверной репутацией. Считались изменчивыми, двуличными бандитами, готовыми на все за горсть золота. Разбойничали, крали и грабили, когда могли, а обмануть кого-то не от их крови считали чуть ли не своей обязанностью. На презрение остальных пустынных народов они отвечали наглостью и легендарной жестокостью. Но были такие пути на Травахене, которые знали лишь они, и случалось так, что только они оказывались под рукой, когда кому-то требовались проводники.
– Коноверинцы должны были оказаться в отчаянии… – Шепот иссарского воина сделался едва слышным. – Куда они спешили, ависса?
– А это важно?
– Нет… не важно.
– Именно. Впрочем, – она насмешливо хмыкнула, – скоро ты сам удовлетворишь свою любознательность.
– Откуда ты знаешь, что мне интересно?
– Ты сам говорил: это наши источники. Никто не имеет права накладывать на них чары, даже такие, что развеиваются сами собой. Кроме того, ты снял заклинание, и к вечеру Око Владычицы наполнится водой. Я поставлю все, что я не заработала еще за последний год, что мы отправимся на восток.
Знающий издал серию свистов, которые наверняка были смехом.
– Да, Ищущая, мне интересно… Но у меня есть и обязанности… На этом пути еще не случалось, чтобы кто-то пытался охотиться на такой большой караван, как этот, перед нами… И первый раз я вижу, чтобы использовались подобные чары. Эти глиняные печати – работа по-настоящему умелого мага. А может – магов… А обычные пустынные бандиты не обеспечат себе такие услуги. Если какой-то заскучавший чародей принялся искать дополнительный источник дохода, его нужно как можно скорее остановить, поскольку, если разойдется весть, что путь из Савандарума в Кан’нолет не безопасен… караваны начнут выбирать другие дороги… мое племя потеряет…
Она кивнула. Обязанности по отношению к племени она понимала как всякий, рожденный в горах. И она также знала, отчего Ганвес посвящает ей столько времени. Белые ножны тальхеров… Исключительно поэтому. Если они желали разобраться с таинственным делом, помощь мастера меча имела бы значение. Но она была ависса, Ищущая, и не подчинялась ничьим приказам. Если он хотел ее помощи, ему следовало ее убедить. Или заинтересовать.
На самом деле Кан’нолет мог подождать. Вроде бы за последние две с половиной тысячи лет он не сдвинулся с места.
– Кувийцы знают?
– Еще нет… Кроме того, я не представляю себе, чего ждать… Может, мы доберемся до Кан’нолета и ничего не случится?.. Как знать?.. Я лишь предупредил Ветку, что у нас могут быть проблемы… Завтра вышлем вперед двух людей на верблюдах… Они проверят следующий источник…
– Если ты прав, он наверняка еще окажется запечатан.
– Тогда его распечатают… Кроме того, мы наполним тут бочки, напоим животных. И мы будем осторожны… Очень осторожны…
Интерлюдия
Мужчина шевельнулся и застонал, а потом заперхал и захрипел. Наконец, фыркая и плюясь красными каплями, перевел дыхание, а потом перевалился на живот. И пополз: медленно, выбрасывая вперед правую руку, вцепляясь ногтями в землю и подтягивая остальное тело. Левая рука, почти отрубленная в локте, тянулась за ним следом, словно некий отвратительный плод, соединенный с плечом пуповиной сухожилий и клочьями кожи. Ее пальцы подрагивали, словно ножки насекомого.
Йатех прекратил чистить меч, встал и подошел к тому, кто еще минуту назад был актером, комедиантом, членом процветающей труппы. Придавил коленом его спину, приставил кончик меча к основанию черепа.
– Не двигайся, и все пройдет быстро.
Йатех не знал, может ли жертва его понять, но укол в шею, наверное, сказал все необходимое, поскольку мужчина замер и – о чудо! – прижал подбородок к груди, открывая затылок. Черный клинок гладко вошел между позвонками, перерезая спинной мозг и прекращая муки. Йатех вырвал оружие, энергично встряхнул и прошелся тряпкой по лезвию. Жест ненужный, поскольку к клинку из вулканического стекла кровь не липла. Как и все остальное. Но привычка позволяла занять руки и отвлекала мысли от других дел.
Всхлип справа приказал ему развернуться. Одиннадцать душ – четыре женщины и семеро детей – сидели посреди поляны, сбитые в группку, жались друг к другу и плакали. Глаза их наполняла смесь печали, шока и безумия; еще четверть часа назад у них были мужья, отцы, братья и кузены, а сейчас из всей Ошеломляющей Труппы Комедии Савероно осталась лишь дюжина членов с единственным мужчиной, который стоял на коленях перед той странной черноволосой девкой и дрожащими руками вручал ей оправленную в дерево книгу.
Йатех вернулся на свое место под стеной повозки, размалеванной летящими птицами, но садиться не стал. Во взгляде одной из женщин он видел рождающегося демона, обещание насилия, безумия, которое в любой момент могло подтолкнуть ее к чему-то безрассудному. Смотрел он на худую руку, что нащупывала нечто за пазухой.
– Какой из них – твой? – спросил он громко, притягивая к себе ее взгляд.
Да, он был прав, безумие и ненависть почти пришпилили его к повозке.
– Что?
– Ребенок. Какой из них твой?
Она указала на маленькую, пятилетнюю, наверное, девочку, которая смотрела вокруг глазами младенца: последние четверть часа лишили ее всего, может, даже разума.
– Смотри за ней. Она способна сделать какую-нибудь глупость.
Сунул меч в ножны и указал взглядом за спину женщины.
Та повернулась и побледнела. А потом склонилась вперед, медленно, словно подрубленное дерево, почти упершись лбом в землю. И застыла так, сотрясаясь от немого рыдания. Похоже, один из тех, кто пытался сбежать, был ее близким родственником.
Иавва вышла из-за купы кустов, как всегда, беззвучно, со своей инстинктивной непринужденной грацией. Словно заранее знала, куда поставить ногу, чтобы не треснула ветка, не зашелестела листва. Оба кинжала ее были в ножнах на бедрах, а короткая сабля – на поясе, но это не имело значения. Несколько минут назад она доказала, что даже с ножом у горла она в сотню раз опасней большинства воинов с оружием в руках. А теперь, возвращаясь к лагерю, показала еще, что бежать от нее тоже не имеет смысла.
Он внимательно смотрел на нее в поисках хотя бы следа усталости, злости либо гнева – хоть чего-то, что должен чувствовать человек, который только что вел смертельный бой. Ничего. С того момента. как они захватили ее в том мрачном замке, с момента, как Малышка Канна вплела в ее почти белые волосы прядку своих, черных как ночь, и дала ей имя, Иавва шла за ней, выполняя любой приказ. Но не отзывалась и словом; никогда, даже во время самого ожесточенного боя, она не издала звука громче, чем быстрое дыхание. Была она тихой, словно сама смерть. И настолько же действенной.
Он отвел взгляд от светловолосой убийцы и бегло осмотрел окрестности: семь повозок, два угасающих костра, растянутые между деревьями веревки с сохнущим бельем – идиллия. И только дюжина трупов мужчин и женщин портила вид, но случившееся здесь было ценой, которую они заплатили за свой выбор. Причем еще не завершенный.
Йатех и обе его спутницы поняли, что нечто не в порядке, уже когда приближались к лагерю. Навстречу им выбежали только дети постарше, лет восьми – двенадцати. И хотя они улыбались и показывали разные фокусы вроде жонглирования и акробатических трюков, движения их были нервными, а гримасы, кривящие лица, – искусственными. В лагере же, внутри круга повозок, хотя мужчины широко скалились, а управляющий всем старик приветствовал их, радостно раскинув руки и приглашая на ужин, они лишь утвердились в своих подозрениях, поскольку женщины удерживали малышей рядом с собой и не приближались, как бывало это раньше, к гостям.
Потом все покатилось под гору.
Едва они сошли с лошадей, несколько мужчин бросились к ним с короткими мечами, ножами, топориками и палками, одному даже удалось зайти к Иавве сзади и приложить клинок к ее горлу.
Малышка Канна тогда улыбнулась, и была это единственная искренняя улыбка, какая случилась в том месте, – и вспыхнула резня.
Тот, что держал нож на горле Иаввы, погиб первым, с ладонью, проткнутой кинжалом с молочным клинком, и с брюхом, распоротым от паха до подвздошья.
Йатех помнил, что не стал ждать, что случится дальше, его ифиры выскочили из ножен, может, на четверть доли мгновения позже, чем кинжалы светловолосой, но именно его мечи принесли вторую, третью и четвертую смерти в этом лагере. Транс битвы наполнил его тело за половину шага и толкнул на кровавую тропу.
Меньше чем за двадцать ударов сердца все закончилось.
Последние трое нападавших, увидев резню среди сотоварищей, остановились и побежали в лес. Малышка Канна бросила Иавве единственное слово, а Йатеху указала на остальных обитателей лагеря, на женщин и детей:
– Собери их в одном месте. Быстро.
Он собрал, отрывая воющих женщин от умирающих мужчин. Он не испытывал к ним сочувствия – хотя он не был уже иссарам, не заслонял лица и не произносил кендет’х, непросто вырваться из привычного способа видения мира. Они приехали сюда на встречу, а значит, были гостями. Закон гостеприимства свят, а нарушение его имеет свою цену. Там, где Йатех рос, такие вещи воспринимали скорее сердцем, чем разумом, но, пожалуй, именно поэтому они оставались с человеком на всю жизнь.
А еще глубже, сильнее понимал он то, что племя, клан или род – по сути, единое тело, а значит, последствия неудачи должны касаться каждого. Эта группа наверняка выиграла бы, если бы их нападение удалось, а потому совершенно естественно, что они вместе принимают на себя и плату за поражение.
Теперь он стоял, опираясь на борт повозки, и наблюдал, как Иавва встает перед сбившейся группкой, совершенно равнодушная к их всхлипам, а Малышка Канна просматривает врученную ей старую книгу. Это за ней они сюда прибыли.
Девушка сидела на поваленном стволе дерева, держа манускрипт на коленях, а мужчина, преклонивший перед ней колени, не смел поднять взгляда. Кожаный корешок огромного, добрых двадцати дюймов высотой и пятнадцати шириной, тома было не обхватить одной рукой. Такая книга, если бы оправить ее в благородное дерево, золото и драгоценные камни, стала бы украшением любого монастыря или храма и совершенно не подходила к лесной полянке вдали от человеческих обиталищ. Но его черноволосая госпожа казалась довольной.
– Как прошло Большое Собрание? – спросила Малышка Канна старика таким тоном, словно последние четверть часа ничего не происходило.
Мужчина открыл и закрыл рот, не издав ни звука.
– Приехали Неистовые Жонглеры и Акробаты Амзица? Помню их выступление три года тому. – Канайонесс засмотрелась куда-то в пространство. – Они были ослепительны. Особенно тот молодой блондинчик. Не знаю его имени, но ты должен понимать, о ком я, у него было разрубленное ухо, и он зачесывал волосы набок, чтобы это скрыть. Полагаю, совершенно зря, такой шрам добавлял ему шарма. Может, помнишь, как его звали? – Она одарила старика своей самой ослепительной улыбкой.
