скачать книгу бесплатно
– С другой стороны, я сам опоздал, каюсь. И выгляжу как полный… идиот. Хотя реальный идиот врезался на Маросейке в трамвай и перегородил единственную полосу движения. Что же мне теперь делать? Неужели наше с вами дело будет страдать из-за какого-то дурака, врезавшегося в трамвай? Я, как адвокат, считаю, что в этом случае я должен потребовать с него компенсацию за упущенную выгоду.
– Ладно, садитесь, – бросил Александр Евгеньевич, чувствуя некоторое странное удовлетворение хотя бы от того факта, что ему порекомендовали действительно прекрасного болтуна. Дай-то бог, чтобы от него была какая-то польза. Во всяком случае, его посоветовали очень серьезные люди.
– Отлично. Вы уже ели? Есть хочется страшно. Вы не возражаете? – Адвокат спрашивал, но ответа не ждал, уже щелкал пальцами, подзывал к себе официантку, заказывал еду, не глядя в меню, из чего становилось понятно, что бывал он в этой дыре регулярно и меню знает. И в конце концов (видимо, такой уж это был день), этот гусь достал пачку сигарет и положил ее на стол.
Александр Евгеньевич закатил глаза:
– Я ошибаюсь или это зал для некурящих? – вежливо уточнил он.
Адвокат засмеялся:
– Да, и для непьющих. Ладно, извините. Я что-то зашутился. Потом покурю. Так в чем же претензия собственника? Чего он от вас хочет?
– Как чего? Выкинуть нас на улицу и заграбастать себе прекрасно оборудованное помещение, – фыркнул Александр Евгеньевич и стряхнул с рукава невидимую соринку. История эта возмущала его до глубины души. Что это за бизнес, если договора не выполняются, а грубо нарушаются! Согласно договору долгосрочной аренды на сорок девять лет, ему, вернее, его фирме «Магнолия», в пользование от городского фонда было передано помещение общей площадью сто девятнадцать метров квадратных нежилого назначения под элитный салон красоты.
– Это что? – уточнил адвокат. – Парикмахерская?
– Нет, не парикмахерская, – побледнел от возмущения Александр Евгеньевич. Его младший брат тоже постоянно дразнил «Магнолию» парикмахерской, специально, чтобы позлить старшенького. Он считал все потуги Алексашки (он его звал так с самого детства, хотя с самого детства Александр Евгеньевич требовал, чтобы тот прекратил) мутью, и Александра Евгеньевича это страшно бесило. Хотя непонятно почему. Почему для него мнение младшенького вообще должно что-то значить? Он что – эталон? Ветреный, занимается какими-то темными делишками, которые обязательно однажды доведут его до беды. Сколько времени Александр Евгеньевич потерял в попытках образумить брата, но тот только смеялся и отвечал, что если и он станет когда-то таким же старым и скучным, то обязательно заведет себе парикмахерскую. И тоже назовет ее каким-нибудь безвкусным именем типа «Магнолия». Будет продавать услуги педикюра.
– Хорошо, а в чем проблема? – спросил адвокат. Александр Евгеньевич вернулся в реальность. – Что случится, если вы потеряете это помещение?
– О, как вы можете о таком спрашивать? Мы получили его пять лет назад, по совершенно другим ценам. Сделали ремонт. Планировали впоследствии приватизировать это помещение. У нас стоит гидромассажная ванна, два солярия, устройство для аппаратной косметологии. – Александр Евгеньевич почувствовал, что начинает нервничать. От мыслей, что его «Магнолия» может быть попрана, ему всегда становилось плохо.
– Ладно, я понял, – кивнул адвокат и принялся вертеть в руке сигарету. Ему хотелось курить.
– Я рад. Скажите, есть ли шанс что-то сделать?
– По закону вам могут предложить альтернативное помещение и обязаны будут компенсировать затраты на ремонт.
– Но…
– Да, только те, что вы сможете подтвердить документально. И компенсировать они их вам будут до второго пришествия. У вас есть время ждать?
– Нет.
– Тогда, думаю, есть только один выход, – вздохнул адвокат с притворной грустью.
Александр Евгеньевич знал, о чем речь. Все эти проблемы были связаны с тем, что в городском фонде сменилось руководство. Чиновник, с которым пять лет назад взаимодействовала «Магнолия», и, надо сказать, весьма разорительно для себя взаимодействовала, испарился в дебрях госструктур. И на месте одного отрубленного от кормушки чиновника, как в случае с гидрой, немедленно возникло два других, жадных и голодных.
– Я бы хотел решить этот вопрос законным путем. Вы ведь говорите о взятке?
– Боже упаси, – чуть не подавился адвокат. – Разве я что-то подобное говорил? Впрочем, раз уж вы сами произнесли это страшное слово, то неужели хотите обойтись исключительно правовыми механизмами?
– А что, это для вас так удивительно? – нахохлился Александр Евгеньевич. В словах и в особенности в тоне, которым все это сказал адвокат, ему послышалась насмешка. Его брат, услышав о всей этой кутерьме, сразу сказал, чтобы Алексашка не был дундуком и спокойно «подмазал» кого надо, пока не началось. «Что ты как ребенок? – смеялся он. – На принцип идут только дураки».
– Нет, это нормально, – пожал плечами адвокат. – Не очень эффективно, но нормально. Правда, за результат тут трудно отвечать. Такое уж у нас правовое государство. Ладно, отсудим вам компенсацию.
– Это невозможно. У нас помещение на Покровке, зачем нам эта компенсация? Неужели же ничего нельзя сделать?
– Послушайте, я дам вам добрый совет. Вы ведь кажетесь мне серьезным человеком. Ну что вы упираетесь? Это может кончиться только одним.
– Чем?
– Вы потеряете больше. Они это знают, вы это знаете, только им все равно, что вы в итоге решите, а вам – нет. Хотите – я подам заявление, и вы переедете в Бутово, будете там прекрасно делать пилинг красивым девушкам за небольшие деньги. Тоже вариант. Но о Покровке можно забыть.
Совет был и вправду добрым, хотя и означал, что впереди у Александра Евгеньевича крайне непростые времена. «Магнолия» приносила прибыль, но ее едва хватало на жизнь, а между тем покупка оборудования, текущий ремонт и непредвиденные расходы постоянно образовывали брешь. Элитных салонов вокруг становилось все больше, дамы из «Мерседесов» – все капризнее, а последний кризис уменьшил их популяцию чуть ли не вдвое. Все это огорчало Александра Евгеньевича, и только большой офис на Покровке как-то примирял его с действительностью. Значит, получается, придется давать на лапу. И давать много, потому что он, Александр Евгеньевич, уже наделал глупостей, уже скандалил и грозил судом. Значит, придется искать специального человека со специальным подходом. Траты, траты.
Александр Евгеньевич вздохнул, глядя на счет, в который включили и адвокатов обед. Тот ласково пообещал разобраться, покарать и вообще всячески способствовать, а затем исчез, не обременив себя мыслями об оплате хлеба насущного. Вздохнул же Александр Евгеньевич потому, что получалось, что мерзавец брат с его криминальным взглядом на жизнь оказался прав, хотя и не должен был бы. И получалось, что если бы Алексашка послушался брата, то как минимум трети расходов можно было бы избежать. А еще вздохнул он оттого, что в этом весьма щекотливом деле не было лучше решения, как обратиться к этому самому пресловутому братцу за помощью. У него и связи, и нужные люди. И обставляет он такие дела мастерски. Однако от одной мысли о предстоящем разговоре Александра Евгеньевича передергивало.
«Что, отбирают парикмахерскую. Ах, негодяи! – наверняка скажет он. – Что же ты, сам не справишься? Конечно, как какое грязное дельце – это к Паше, да? А как премии на конкурсах получать – так сам, все сам».
«Ничего подобного», – будет оправдываться Алексашка, но на самом деле все так, именно так и даже еще хуже. Брат мешал Александру Евгеньевичу, он был для него неудобен, слишком уж открыто демонстрировал свой успех, слишком уж ярок был, везуч. Все, что хотел, творил. Никого не слушал, никогда. И всегда ему все с рук сходило. С самого детства, еще бы – младшенький. Везунчик, блин. Или, предположим, не будет он даже ничего этого говорить. Просто возьмет, да и поможет. А все равно обидно – почему Алексашка не может справиться сам. Ведь серьезный человек и поступает всегда правильно, как подобает. Не курит. Выпивает только по праздникам. Вот разве что с женой бывшей поступил не совсем хорошо… Это было. Но ведь не оставляет без помощи, без внимания. Не мог он с ней жить, не мог больше. А почему – до сих пор не понимал, вроде всем была хороша. А вот опротивела. Не вся и не совсем, а только в смысле… ну, в том самом смысле, из-за которого люди вообще женятся. Но до такой степени, что в комнату войти не мог, хотелось волком выть, когда ее зовущие глаза видел, пеньюары эти. А еще ужас – вдруг залетит, что с ней потом делать. Никогда уже не отделаешься. Как честный человек.
Александр Евгеньевич достал мобильник и долго в нерешительности наглаживал сенсорные кнопки. Мысли легко перескакивали на какую-то ерунду. На то, как все-таки нынче далеко техника пошла. Шагнула семимильными. Когда еще только появились эти мобильные телефоны, они были на кувалды похожи, с чемоданами в придачу. Тогда они были только у самых крутых – у бандитов преимущественно. Даже у Пашки такого не было. А потом завелся, кажется, «Сименс». Тоже лопата. И так далее. А теперь у Александра Евгеньевича в руке лежал и не мобильник вовсе – комбайн. И навигатор, и коммуникатор, и еще черт знает что, с Интернетом внутри. Только ковыряйся.
В трубке вместо гудка под гитару пели «Ваше благородие, госпожа удача», Александр Евгеньевич дослушал почти до конца третьего куплета, про «девять граммов в сердце», но братец, как всегда, брать трубку не спешил. Он всегда так делал, отчего Александр Евгеньевич злился страшно. Ему казалось, что это мерзко – таким вот способом показывать, что родной брат тебе по барабану. Все-таки как так можно? А может, он вообще уже давно нажал кнопку «сделать звонок беззвучным»? Почему-то Александр Евгеньевич был убежден, что братец так поступает достаточно часто, особенно с ним. У него вообще были свои, совершенно непонятные и невообразимые представления о вежливости и культуре.
– Нет, ну это все-таки ни в какие ворота, – фыркнул он, нажимая отбой. – Небось где-то лазит со своими дружками-бандитами. Наверняка опять нажрались и ни черта не слышат.
– Вас можно рассчитать? – приторно-ласковым тоном спросила официантка, чем окончательно развеяла сомнения Александра Евгеньевича относительно чаевых.
– Да, рассчитайте, – сухо кивнул он, демонстрируя недовольство качеством обслуживания.
– Всего хорошего, – сквозь зубы ответила официантка, устало сметая крошки с видавшей виды скатерти.
Александр Евгеньевич поднялся, поправил костюм, подосадовал на складки на брюках, потом вспомнил, что костюм все равно пропал, и махнул на все рукой. День определенно шел через пень-колоду, что было, в общем-то, и неудивительно. Пятница в Москве всегда была сумасшедшей, нервной. В пятницу ничего хорошего случиться просто не могло. Александр Евгеньевич снова набрал Пашкин номер, снова «насладился» пением в трубке, но требуемый результат достигнут не был. Почему он всегда заставляет себя искать и ждать? Демонстрирует эту свою вечную занятость «настоящими делами». Какие у него «настоящие» дела? Грабить родную страну? Спекулировать недрами? Доесть блинчик? Или доругаться с женой, с которой они вечно чуть ли не до первой крови скандалят. Этого Александр Евгеньевич никак не мог понять – зачем так вот вместе жить, если постоянно орать и бить тарелки о головы? Ведь ясно же, что Павел уже давно не любит эту языкастую тощую стерву – свою женушку. Впрочем, на этот вопрос имелся как раз очень простой ответ, от получения которого самого Александра Евгеньевича спасли собственное благоразумие и развод.
«На пузо поймала, – не без некоторого внутреннего удовлетворения констатировал он. – Определенно, если бы не беременность, летел бы Пашка от нее белым лебедем. Но, как честный человек и все такое… Хотя это-то как раз не про него. Честный человек – не смешите меня. Инстинкт!»
У братца росла дочка, Машенька (тоже мне имя, не мог ничего оригинальнее придумать), которая лучше любых якорей приковывала отца к семье. Именно она заставляла вечно пьяный, шальной папочкин корабль все-таки причаливать в родную гавань хотя бы через раз. Пашка дочку обожал, наряжал как куклу и баловал сверх всякой меры, явно планируя вырастить из нее стервочку под стать мамаше.
«Вот так сами себе могилу роем», – усмехнулся Александр Евгеньевич, аккуратно отъезжая с парковки около кафе. Чистый, ухоженный «Вольво», простой снаружи и благородный внутри, без вычурности и каких-то пошлых выкрутасов, идеально соответствовал такому человеку, как Александр Евгеньевич. За все сорок лет своей жизни он ни разу не сделал ничего такого, за что ему было бы стыдно или что вызывало бы запоздалые сожаления. Он всегда старался поступать правильно, и в основном это ему удавалось. Так почему же опять жизнь заставляет его идти на сделки с совестью! Почему же все у нас так? Через одно место. Поганая страна, поганая система.
«Ладно, обиды в сторону. Если Пашка сам не перезвонит, придется звонить ей». Хотя от мысли, что придется общаться с Павловой женушкой, его выворачивало наизнанку. От разговоров с ней он всегда сваливался в очень-очень сильный негатив.
Утверждение 3
Родители, как более взрослые люди, должны устраивать семейную жизнь своих детей
(____баллов)
– Слушай, сколько можно уже ехать? Ты на верблюде, что ли, добираешься? – иронизировала Ника от нечего делать. Ей было скучно сидеть и ждать, когда уже Маринка продерется сквозь московские пробки.
– На осле, – ответила Марина, косясь на водителя маршрутки. Она говорила вроде бы не слишком громко, но кто знает. Может быть, услышит. Хотелось бы. Этот джигит был на сто процентов убежден, что везет именно дрова.
– Понятно. И что? Когда будешь? У нас уже скоро все прогорит. И вообще, мы скоро с Лидкой так напьемся, что в баню идти будем не в состоянии, – веселилась Ника. – Застанешь наши пьяные трупы, замотанные в простыню.
– Новорига стоит, как Фудзияма, – вздохнула Марина. А что еще можно сказать про то, что тут творится в пятницу, особенно когда впереди ожидаются чудесные сентябрьские выходные, бархатные и теплые, с ласковым солнышком. Кто знает, когда потом еще удастся выбраться из мегаполиса, в котором серость, тусклость чуть ли не девять месяцев в году. Сентябрь для всех стал последним шансом, и московский народ стоически переносил пробки в мечте о глотке свежего воздуха.
– Нет, все-таки плохо, что ты живешь в городе, – заметила Ника так, словно это было Марининым решением – жить в городе или не жить.
– Да уж, плохо. Ладно, девчонки, может, вы начнете без меня? – без энтузиазма предложила Марина. – Этот стояк пока падать не собирается. – И с тоской посмотрела на пылящий впереди «КамАЗ». Она уже жалела, что вообще поехала. Как будто не знала, что поездка к Нике на общественном транспорте – настоящая пытка. Марина бы сейчас с гораздо большим интересом оказалась дома, в своей собственной уютной маленькой квартирке на Таганке, могла бы посидеть и посмотреть телевизор. Просто щелкать каналами без разбору, глядя на то, что зацепит внимание. Какой-нибудь дешевый сериал с плоским юмором и плоской жизнью, из которой заботливо вырезаны все страдания, страхи и сложности. Розовый пряничный мир.
– Ну, может, и начнем, если ты не появишься хоть через полчаса. Есть шанс? – спросила Ника, нимало не заботясь о том, что Марина ради этой встречи пропилила полгорода. Ника относилась к жизни по-простому, исходя исключительно из своей личной выгоды, но не утруждая себя анализом мотивов собственных поступков. Марина нужна была ей для компании, если бы подруг можно было заказывать по Интернету, возможно, Ника предпочла бы этот вариант. Но пока технология еще не шагнула так далеко, Ника снисходительно ждала.
– Шансов почти нет, но я буду стараться. Пойду пешком, – съязвила Марина. В конце концов, эта крашеная идиотка не понимает, что тут от Марины ничего не зависит? Крашеная идиотка не желала ничего понимать.
– Я оставлю ворота открытыми. Ты проходи тогда сама, а мы пошли. В крайнем случае мы потом тебе подкинем полешек, – «успокоила» она Марину и окончила разговор. Вот вам и «девичник» в потной маршрутке. Эти сытые козы даже не понимают, каково это – жить в Москве, жариться в транспорте, заталкивать себя в поезда, полные заразных людей. Они сидят в своих огороженных, офлажкованных и охраняемых домах и совершенно не представляют, что это такое – настоящая жизнь. Воистину у них там, за высокими заборами, совершенно другой мир. Солярии, массажи, маникюры. Марина бы и не согласилась с ними якшаться, но… эти две клушки могли что-то знать о нем. Как он живет, что он делает, что говорит, думает ли о ней, о Марине? И если да, то говорил ли что-то? Или, не дай бог, у него кто-то появился. Марине было необходимо знать все – каждую деталь, каждый жест, каждое слово мужчины, ради которого она была готова на все.
– Скоро мы поедем? – раздался громкий, весьма недовольный голос с заднего сиденья.
Марина, сидевшая впереди, рядом с водителем, оглянулась и увидела, что голос принадлежит толстенному кабанчику с красным лицом. Наверно, у него давление зашкаливало сидеть тут на жаре, но при этом он продолжал пить пиво, периодически капая пену на безразмерную клетчатую рубашку сомнительной расцветки. Марина сглотнула и отвернулась. Может быть, действительно следует уже забыть про страх и выучиться водить машину? Да, будешь точно так же стоять, но, по крайней мере, никто не будет потеть рядом с тобой и капать пиво. Бр-р-р-р! Но Марина точно знала, что машину ей покупать нельзя. Ведь тогда она лишится очень важного момента, условия. Сейчас она в любой момент могла позвонить своему бывшему мужу и сказать:
– Ты не занят завтра вечером? Не мог бы мне помочь ткани купить, а то я не дотащу сама на автобусе.
– Да, конечно, Мариш. Помогу, конечно, – обязательно отвечал он. И этот шанс, эта возможность были, безусловно, очень важны в ее стратегическом плане по их будущему. Совместному будущему. Их развод был не более чем ошибкой, она это понимает, он тоже это понимает, поэтому и ездит, поэтому и звонит, и в театры водит, и даже на лыжах кататься. Разве это развод? Просто… бывшему мужу надо больше времени, чтобы убедиться в том ясном и неоспоримом факте, что Марина для него – идеальный вариант. Лучше ее никого нет. А когда он поймет…
– Поехали, кажись. Стукнулись козлы какие-то, – добродушно, без тени негатива подметил водила маршрутки, пытаясь таким образом снять напряжение сидящих вокруг граждан. Марина вздрогнула и пришла в себя. Через десять минут Марина была на месте – в элитном подмосковном поселке «Французские озера», радующем своих обитателей райской тишиной, экологическими условиями и городскими удобствами. Не забесплатно, конечно, а за хорошие деньги возникала иллюзия, что вокруг поистине райский мир и покой. Впрочем, и тут не без идиотизма. Во-первых, почему вполне простые и ни к чему не обязывающие безымянные пруды, заключенные в периметр поселка, в одночасье стали французскими, да еще и озерами, никто не знал. Видимо, название, как и экстерьер, стали следствием весьма странных представлений о звучности, красоте и стиле со стороны создателей этого элитного поселка.
Взять хоть, к примеру, КПП. Проходная в поселке всегда напоминала Марине входной шлюз на секретном заводе или даже вход в местах лишения свободы, проще говоря, на зоне, где многие, без сомнений, из здешнего люда бывали. Кто-то работал, кто-то сидел. Но бывали многие. И теперь тут строители рая капиталистического пошиба воспроизводили лучшее из того мира, к которому привыкли.
Безопасность прежде всего – тут на ней были помешаны все. КПП, ворота, автоматчики с лицами, соответствующими зарплатам. Не подходи – убьет. Заборы вокруг поселка – три метра в три кирпича, пушкой не проломишь. Строили так, словно были уверены, что будут пытаться. Кроме того, колючая проволока. Сходство с родными северными краями идеальное. Когда Марина с мужем были здесь впервые, муж, пройдя по улицам поселка, с насмешкой сказал брату:
– Да, Паш, впечатляет. Только знаешь, чего-то не хватает. Не пойму никак, чего. А, нет – понял. Будок сторожевых по периметру, с автоматчиками. И еще, а тебе не хочется тут, когда гуляешь мимо этих французских луж, руки за спину заложить?
– Мне – нет, – смеялся Павел. – У меня такой привычки пока нет. Но ты знаешь, у Степанова такие позывы, думаю, бывают.
– О! – только и сказал Саша, услышав это.
Да, его брата трудно чем-то смутить. Его брат – бандит, ничего не боится. Никакого царя в голове! Доиграется когда-нибудь. Ладно, не в брате дело, подумала Марина, подходя к приоткрытым воротам Никиного дома.
– Ну, неужели! – воскликнула Ника, увидев уставшую Марину, пересекающую газон. – Случилось чудо? Ты поймала вертолет? А мы тебя уже и не ждали.
– Это заметно, – усмехнулась Марина, глядя, как Нику уже немножечко пошатывает. Они с Лидкой сидели во дворе, на солнышке, в шезлонгах, томные, распаренные.
– А что такого? – притворно возмутилась та. – Чуточку дринкнули, с кем не бывает. Сейчас и тебе нальем. Водочки?
– Ой, что-то я так прямо сразу не готова на водочку. Нет чего-то послабее?
– Дохляк ты, Маришка! – фыркнула Ника, вставая. – Господи, и пары минут не дадут полежать, обязательно заставят куда-то переться. Эх, жизнь моя – жестянка. Ну что, вина тебе, что ли?
– Вино, только вино! – вставила Лидка голосом Светличной. – А мне принеси-ка плюшку. Я сейчас пьяная, а пьяные калорий не ведают.
– Все худеешь? – спросила Марина, глядя на и без того тощую, нервную Лиду.
– А куда деваться. Может, если я стану на Кощея похожа, мне муж денег даст побольше? Чтобы я отъелась. Никеша, плюшек неси побольше! – Лидка без стеснения перемотала на себе простыню, демонстрируя всему огороженному элитному миру (кто вздумал бы подглядывать в этот момент за еще один забор) свои ухоженные, загорелые, тренированные бока. Лидия была с виду совершенно классической жительницей «Французских озер»: высокая, тощая, загорелая до уровня прожарки «Extrabold»[2 - Extrabold – очень сильная, дерзкая (англ.).] блондинка (если смотреть сразу после парикмахерской, то без темных корней) с хорошим маникюром и массой разговоров вокруг того, как трудно найти хорошего массажиста. Иногда у Марины создавалось впечатление, что Лидия (и такие, как Лидия) живет, воспринимая реальную Россию, как некую прослойку, абстрактное наполнение между поселком «Французские озера» и торговым центром «Европарк», в который она ездила спасаться от скуки.
– Жрать вредно, – мрачно напомнила Ника и плюхнула на стол блюдо с булочками. Булочки были тоже французскими (видимо, чтобы соответствовать месту своего употребления), покрытыми легким прозрачным желе с клубничками. Марина сглотнула. Она тоже пыталась худеть, но далеко не так успешно, как Лидия, поэтому вид булочек деморализовал ее окончательно. Красивая жизнь – мечта, которую так трудно ухватить за хвост.
– Ваше вино, мисс. Как там реальный мир? – спросила Лидка, протягивая бокал. – А то мы тут со Степановой совсем одичали, сидим в своем лесу, как дикие звери. Да, Степанова? – Она ткнула стоящую рядом Нику в бок. – Скоро завоем тут с ней, веришь?
– А то нет! – усмехнулась Марина. – Конечно, верю.
– Ладно, шутки в сторону, – посерьезнела Ника. Ты давай выпей – и в баню. А то мы уже хо-о-рошенькие, а ты ни в одном глазу. Приводи себя в эквивалентное нам состояние. Ну, ноги в руки! Потом будете тренировать любимую мышцу.
– Ты о чем? – удивилась Лидка.
– Как о чем? – вытаращилась Ника. – О языке, конечно. Или ты, дорогая, не знаешь, что язык – это тоже мышца?
– Тогда я готова тренироваться вечно! – крикнула Марина, открывая дверь в баню. Вообще-то она не очень любила баню, у нее после парной частенько начиналась сильнейшая мигрень. Но если уж тебя пригласили именно попариться – придется париться. Марина потихоньку переоделась, сполоснулась под душем, с наслаждением подставив лицо теплым струям, вспомнила, как однажды они с Сашей здесь, в этой самой степановской бане, занимались любовью. Сколько лет прошло? Пять? Около того. Тогда, кажется, только появилась эта новая Степанова. От воспоминаний Марину и без жара парной бросило в жар. Хорошо еще, что дрова действительно давно прогорели, а эти две клуши так и забыли подложить новых для Марины. В парной было уже не так уж и жарко.
Когда Марина вышла, уже начинало вечереть. Солнце еще стояло высоко, его было видно из-за стены большого степановского дома, но оно уже не так жарило, в воздухе появилась сентябрьская прохлада, сырая, зябкая. Девчонки все еще торчали на улице, но на простыни накинули куртки. Осенью перепады температур значительные, легко простудиться, подумала Марина.
– Надо бы перебираться в дом, – словно услышав ее мысли, сказала Ника. – Как баня, не совсем остыла?
– В самый раз. Ты знаешь, я не особенно люблю огонь.
– А мы с Лидкой – огнеупорные девушки, да? – усмехнулась Ника. – Так, стой, Лидка. Давай хватай чашки и тарелки. Я прислугу отпустила, так что сама, сама, сама. Как мой муж любит говорить.
– И мой, – засмеялась Лида. И на их лицах появилось то самое выражение, которое бывает у молодых замужних женщин, жизнь которых полна плотской любви. Они были любимы, их тела были любимы, и дамы не стеснялись демонстрировать это в открытую, вовсю наслаждаясь этим показом.
Марина залпом допила бокал, схватила пару тарелок и побежала в дом, чтобы ни в коем случае не показать своей слабости, своей грусти. Ника и Лидия, кажется, до сих пор в какой-то степени воспринимали Марину как одну из них, как жену брата Лидкиного мужа, хоть и временно имеющую с мужем определенные проблемы. Да-да, именно так: не находящуюся в разводе, который хоть и был, но считался чем-то вроде не очень удачной Сашиной шутки, а имеющую проблемы. У всех в семье бывают сложности, что ж теперь поделаешь. Все под богом ходим. Все наладится. И Марина делала возможное и невозможное, чтобы имидж замужней женщины сохранять. Хотя бы здесь, в «озерах».
– Так, девочки, что будем смотреть? Мы поставили новый домашний кинотеатр – это что-то. Но на нем надо смотреть только Blu-Ray Disk[3 - Blu-Ray Disk (от англ. Blue ray – синий луч, disk – диск) – формат оптического носителя для видео высокой четкости, распространившийся лишь в 2008 году.], это совершенно новый формат. Звук такой, что просто подскакиваешь. Только что же нам посмотреть?
– Может, чайку попьем? – робко вставила Марина. Она не затем сюда перлась, чтобы торчать у экрана, а потом аплодировать очередному бездарному приобретению Степанова. Ей надо было поговорить. О Саше, конечно. – Слушай, а ничего, что мы тут сидим полуголые. Степанов не придет сейчас? Как у него дела, кстати.
– Ой, какие у Степанова дела? – отмахнулась Ника, поддавшись, однако, на Маринину уловку и перескочив с темы кинотеатра на обсуждение мужчин. – Дела еще не завели, как говорится. Так что крутится, вертится. Сейчас собирается, кажется, какой-то ГОК[4 - ГОК – аббревиатура: горно-обогатительный комбинат.] сливать. Ой, что бы я еще в этом понимала. Осознаю только, что времена все тяжелей, а денег мне дается все меньше. А сейчас Степанов где-то пьяный шатается, даже к телефону не подходит, подлец. Но если он застанет нас голыми, он будет только рад, поверь.
– Это понятно, – усмехнулась Маринка. – А как вообще дела?
– Сашку твоего тут недавно видела, – подлила информации Лидка, прикорнувшая на диване.
– Да ты что? И как он, кстати? Чего поделывает? – с усилием сдерживая эмоции, спросила Марина.
– Говорил, какие-то у него проблемы с салоном.
– Да? – нахмурилась Марина. Ей он ничего подобного не говорил, хотя она разговаривала с ним пару дней назад. Звонила спросить, какой нынче курс валют. Проговорили почти час, но ни слова о проблемах.
– Заезжал к Пашке на днях, они о чем-то там спорили. Чуть не поубивали друг друга. Ну, ты знаешь, как это у них бывает.
– Почему они так не выносят друг друга? – взмахнула руками Ника. – Ведь между ними такая разница.
– Ты о возрасте? Или о социальном статусе? – переспросила Марина. – Потому что это имеет значение. Ты знаешь, что Сашка всю жизнь опекал Пашу. И он никак не может пережить, что тот все делает наперекор.
– А Пашка всегда все делает наперекор. У него все всегда по-своему, – сказала Лида, наливая в свой бокал водки. Рюмки они все-таки забыли на улице, а идти куда-то было лень. – И мне в нем это нравится.
– Это верно, – кивнула Марина, не желая вдаваться в спор. То, как живет Павел (да и Лида, если быть честной), Марина считала глубоко аморальным. А Саша был порядочным человеком, имел какие-то моральные устои, границы. Павел же всегда считал себя умнее всех. Но сейчас дело было не в том, нравится Марине что-то или нет. Павел был Сашиным братом, и с этим приходилось считаться.
