скачать книгу бесплатно
Спрятав телефон, Игорь блаженно прикрыл глаза, попытался расслабиться и хоть немного вздремнуть, чтобы восстановиться: сегодня пришлось изрядно понервничать. Но теперь все покатится дальше без его участия, и грех не использовать момент, поскольку пилить ему взаперти еще не меньше часа…
Анзор повесил трубку и обернулся к стоявшему рядом грузному лысому мужчине в несвежем белом халате с закатанными рукавами, поверх которого у него был надет длинный клеенчатый фартук с темными подтеками.
– Слушай, Степаныч, ты тут один покрутишься часок-другой?
– Опять бабские дела? – вытряхивая из мятой пачки «Приму», беззубо осклабился пожилой санитар. – Ладно, дуй! Но с тебя причитается!
– Вах! Какой разговор? – Анзор весело прищелкнул пальцами. – Конечно, дорогой, конечно! Только ты это…
– Молчок, – солидно кивнул Степаныч. – Будь шок!
Быстро пробежав по коридору мимо холодильников с телами и привычно не обращая внимания на каталки со «свеженькими», стоявшие вдоль стен, – он вообще не любил смотреть на них, особенно раздражали намалеванные Степанычем грубые фиолетовые номера на синеватых бедрах, и бирки, привязанные к большим пальцам ног, – Анзор добрался до бытовки, скинул халат, переоделся и, перепрыгивая через две-три ступеньки, поднялся из подвала мертвецкой во двор больницы. Поеживаясь под летевшей с темного неба моросью, – не то холодный дождь, не то мелкая снежная крупа, тающая, не успев достигнуть земли, – санитар отыскал свою машину, скромно приткнутую около мусорных баков, открыл дверцу, сел за руль и начал прогревать мотор. Скоро в салоне стало тепло и он включил магнитолу – из динамиков рванулись торжественно-просветленные звуки хоралов Баха: современную музыку Анзор слушать не любил. Медленно выезжая со двора, он вдруг вспомнил, как его хороший знакомый по фамилии Молибога однажды глубокомысленно заметил, когда они заговорили о современной музыке:
– Тут ты, Анзорчик, несколько недопонимаешь. Рок – это хорошо, поскольку он отвлекает молодежь от политики. Беда только в том, что наши дубоголовые правители пропустили момент, когда рок сам начал становиться политикой…
Да, Алексей Петрович Молибога – мужик заметный, с юмором и много повидал в жизни. Поговорить с ним на разные темы иногда весьма интересно, но сейчас нужно думать о другом.
Машина выскочила на Ленинский. Развернувшись, Анзор погнал к «Октябрьской», миновал светлый уродливый куб здания МВД и покатил по Якиманке, стараясь не превышать скорость и не нарушать правил движения – гаишников здесь, рядом с их родовым гнездом, хоть пруд пруди, а терять время и деньги при объяснениях с ними не входило в его планы. Не доезжая до кинотеатра «Ударник», он свернул на набережную и вскоре выехал на Пятницкую, где снимал квартиру в перестроенном после капитального ремонта доме.
Оставив «жигули» во дворе, Анзор поднялся к себе и взял заранее приготовленные две большие тяжелые сумки. Расстегнув молнию одной, он вытащил свитер, теплое белье, шерстяную шапочку и непромокаемый комбинезон с капюшоном. Быстро переоблачившись, забросил сумки на плечо, спустился вниз и через несколько минут опять сидел за рулем, держа путь на Ленинградку…
Магнитола щелкнула, орган смолк, автореверс перевел кассету на новую дорожку, и полилась музыка Вивальди. Анзор вел машину уверенно, по знакомому маршруту. Он все хорошо заранее изучил и теперь ничуть не волновался: беспокоило лишь одно – только бы сегодня не сорвалось! Всегда лучше сделать дело сразу, иначе потом неизбежно начинают возникать разные мелкие неурядицы, и в результате все идет наперекосяк или вообще ничего не получается. Поэтому пусть сегодня ему сопутствует удача!
Свернув направо перед «Речным вокзалом», он проехал несколько кварталов, потом вновь свернул в темный проулок и остановил «жигули» в заранее присмотренном тупичке между домами – здесь автомобиль со стороны трудно заметить, зато, выезжая, он мог выбрать целых три или даже четыре маршрута, если учитывать дорогу по кольцевой. Пока все шло как нельзя лучше. Взвалив на плечо сумки, низкорослый, жилистый Анзор запер машину и отправился дальше пешком.
Миновав проходной двор, он пробрался через дыру в заборе на территорию очередного, давным-давно замороженного долгостроя. Здание зияло пустыми провалами окон, но его успели подвести под крышу – плоскую, залитую черным гудроном, а внутри имелись лестницы. Правда, без перил, однако это обстоятельство Анзора ничуть не смущало. Он смело влез в окно, подсвечивая себе под ноги синим фонариком, отыскал лестницу и поднялся на крышу.
Погода не радовала, но выбирать не приходилось. Осмотревшись, он определил нужное место, расстелил на мокром гудроне кусок брезента и бережно поставил на него вторую сумку. Расстегнув ее, достал специальный прибор ночного видения и проверил его работу, наведя на стоявший напротив жилой дом – до него было не больше сотни метров. Лучшего и желать нечего. Следом из сумки появился приемник. Анзор повесил его на грудь и сунул в уши миниатюрные наушнички. Присоединил их к приемнику и прислушался – наушники молчали. Удовлетворенно усмехнувшись, санитар вынул лазерный прицел и обмотанный черными тряпками автомат АК-47. Умело присоединив прицел к оружию, Анзор лег на брезент и, приложив приклад к плечу, поймал темным глазом в перекрестье прицела одно из окон стоявшего напротив жилого дома. На стекле отразилось маленькое розовое пятнышко.
Перевернувшись на бок, он пошарил в сумке, вытащил рожок «магазина» и коробку с патронами. Снаряжая «магазин», обратил внимание на несколько странную конфигурацию головки пуль – разрывные, что ли? Или специально подпилены для увеличения убойной силы? Хотя, кажется, его предупреждали об этом, как и о том, что стрельба очередями крайне нежелательна: все следовало решить только одной пулей, по-снайперски. Что же, постараемся, лишь бы не подвели техника и неизвестный напарник.
Кто он, тот, что взялся помочь в столь страшном и опасном деле? Зачем ему это – деньги очень нужны, ненависть сильно одолела или не осталось иного выхода, кроме как предать? Впрочем, какая разница, главное, лишь бы помощник не спасовал в последний, решительный момент. А дальше его судьба в его руках – Анзор никогда не видел этого человека, ничего о нем не знал, и не желал ничего знать: у каждого своя дорога в жизни, и совершенно не обязательно собираться на ней в случайные компании.
Присоединив снаряженный «магазин» к автомату, он передернул затвор, загнал патрон в казенник и поставил оружие на предохранитель. Поправил наушники, натянул на голову капюшон, поудобнее пристроил прибор ночного видения, переложил в боковой карман радиотелефон и лег на брезент, прикрыв глаза, чтобы дать им отдохнуть. Его руки в тонких кожаных перчатках на меховой подкладке уверенно держали оружие. Все приготовлено. Оставалось набраться терпения и жать столько, сколько потребуется…
Плотно прикрыв дверь спальни, Борис Владимирович тут же сбросил маску всеведающего и всезнающего босса и словно разом постарел на десяток лет, превратившись в пожилого, больного и откровенно испуганного человека. Ему хотелось хоть немного расслабиться, когда никто не сможет увидеть выражения его лица, и мысленно обсудить с самим собой ситуацию – без ложного фанфаронства, пустых поз, угроз в адрес противников и лицемерия по отношению к союзникам. Ну их всех! Хорошо бы хоть ненадолго отрешиться от докучавших дел и отдохнуть, поправить здоровье, да разве дадут вырваться из заколдованного круга? Когда-то он сам смело шагнул в него, не задумываясь над смыслом старой присказки, что вход стоит рубль, а выход – сотенную? А потом, поднимаясь все выше и выше по скользким от крови ступеням власти в незримой и страшной криминальной империи, он вступал внутрь все более тесных и тесных кругов, где вход и выход оценивались уже совершенно по-иному. Чего уж теперь…
Не зажигая свет, он прошаркал к широченной, застеленной пуховым одеялом кровати и, скинув тапочки, повалился на нее, подсунув одну подушку под голову, а другую под правый бок: может, хоть так немного полегчает? Что-то все эти хваленые импортные патентованные лекарства, широко известные во всем мире, не очень ему помогают. Впрочем, они могут быть не рассчитаны на людей, много лет хлебавших тюремную баланду и считавших верхом наслаждения шашлык из воробышков…
Случалось, болезнь надолго отступала, он веселел, устраивал шумные пирушки для приближенных, и тогда по ночам это ложе делили с ним роскошные женщины, считавшие за счастье служить ему, всесильному Боре Малахову, хозяину процветающего комплекса казино «Бон Шанс», где только за входной билет полагалось отдать приличную сумму в твердой валюте.
Со временем к женщинам он становился все более и более равнодушен – возраст и болезни брали свое, хотя иногда ретивое взыгрывало так, что в казино потом несколько дней шептались по углам. Однако сейчас не до воспоминаний о прекрасных гуриях…
Спать совершенно не хотелось, и Борис Владимирович стал раздумывать над создавшейся ситуацией. Того, кто так настойчиво стремился проникнуть в его налаженный и крайне прибыльный бизнес, он знал лично, поэтому был полностью уверен – Чума не отвяжется! Он вновь и вновь начнет выходить к нему с разными предложениями, отыскивая лазейку – вернее, требовать пустить его к лакомому куску пирога, – а когда его терпение иссякнет, или он убедится, что уговоры напрасны и безрезультатны, перейдет к открытым военным действиям. Кстати, Чума имел в мире Малахова еще одну характерную кликуху – «Молотов», полученную скорее всего за настырность, умение «сохранять лицо» даже в самых неприятных и непредвиденных обстоятельствах, способность добиваться компромиссов на желаемой им основе и собачью преданность более сильным вожакам, как некогда его тезка был предан своему хозяину. Кстати, преданность и предательство, кажется, от одного корня?
Впрочем, все могло быть значительно проще – уголовный мир не столь умен и затейлив на выдумки, как сам пытается это представить, и какой-нибудь «умник» мог прозвать Вячеслава Михайловича Чумакова «Молотовым» только за полное сходство в имени и отчестве с министром иностранных дел сталинского времени. Но, как бы там ни было, Чума, он же Чумак, он же Молотов, просто так не отвяжется, и надо ждать новых, неожиданных ходов с его стороны. Противный малый! Он был моложе Бориса Владимировича, не признавал старой дружбы, плевать хотел на авторитеты и нахраписто пер напролом.
Да разве один Чума сейчас такой? Империи и огромные могучие государства рушились и распадались не раз, когда сдвигались гигантские пласты истории. На памяти Бориса Владимировича его теневой мир, его криминальная империя тоже не раз делилась и рушилась, разрываемая кровавыми внутренними междоусобицами. Хотя бы в период революции, а потом после ликвидации нэпа. Этого, правда, Малахов не застал, но некоторые послевоенные дела помнил, а сейчас и говорить нечего. Видно, скоро наступит время, когда авторитеты – «воры в законе» – перестанут играть главенствующую роль, а все начнет распределяться по национально-территориальному признаку.
Малахов перевернулся на спину и уставился невидящими глазами в потолок: нужны ли этому доказательства? Сколько «жоржиков» из Закавказья жировало на просторах России и блатовало в столице! А потом пошло-поехало, когда начался распад Союза, а с ним и неизбежный раздел сфер влияния в криминальных сообществах. Вот тебе, пожалуйста, в офисе малого предприятия «Водолей» чеченские боевики расстреляли из автоматов Амирама Квантришвили и самарского авторитета Федю Бешеного. Несколько раньше погиб в Грузии убитый милицией отчаянный Толя Бец, носивший кличку Котовский. «Жоржики» сами его «сдали» и подвели под автоматы ментов. Война разгоралась не на шутку: тяжело ранили одного из старейших закавказских авторитетов Авила, а потом в Тбилиси из автоматов расстреляли известного «вора в законе» Джамала Микеладзе по кличке Арсен. А вскоре в машине в подмосковном Зеленограде нашли лежавших с простреленными головами молодого грузинского вора Гогу Пипия и его брата, связанных с Арсеном.
У дверей своей квартиры на Осеннем бульваре в Москве убили директора фирмы «Варус-видео» Томаза Топадзе и его племянника Георгия Ильнадзе, работавшего у дяди консультантом. У Краснопресненских бань тремя выстрелами отправили в мир иной знаменитого Отари Квантришвили, потом ранним утром расстреляли в собственной квартире вместе с женой и ребенком известного вора Квежо – Автандила Чиквадзе. Не пощадили даже почти семидесятилетнего авторитета Гайка Геворкяна по кличке Гога Ереванский. А сколько еще легло в землю и с той, и с другой стороны? Страшно вспомнить!..
Опасаясь покушений и непредвиденных разборок, Борис Владимирович установил на окнах своей квартиры специальные стекла, завел импортные жалюзи и светонепроницаемые шторы. Снегирев обеспечил его круглосуточной вооруженной охраной. Но разве не было ее у Отари? Чем больше процветало и давало доход казино, тем чаще Малахов непроизвольно втягивал голову в плечи, выходя из автомашины или входя в подъезд – так и чудилось, что вот-вот, сейчас клюнет в спину или затылок свинцовая пчела. Но обходилось, и все, вроде бы, шло вполне мирно и спокойно, – не считая обычных мелких дрязг, – пока не выплыл вдруг со своими наглыми предложениями-требованиями Славик Чума!
Истинную цену всем сборкам и толковищам, съездам воров и третейским судам авторитетов Малахов знал давно и теперь напряженно искал способ, как избавиться от настырного Чумы-Молотова. Может, потянуть, выдвигать разные условия и оговорки, а тем временем встретиться с человеком с набрякшими веками и вместе со Снегиревым обсудить создавшееся положение?
Борис Владимирович откинул подушки и рывком сел: чего опять лицемерить, чего тут обсуждать?! Пора нанимать надежного киллера или поручать это дело Леньке Паку. Только так можно разрубить узел, завязанный неугомонным Чумой! Он же не отстанет, особенно если кто-то, пока неведомый, постоянно подталкивает его, пиная в загривок. Все, решено! Утром он переговорит с Сашкой Снегиревым, и Пак получит новое важное задание.
На душе сразу стало легче, но зато вновь вцепилась боль в подреберье. Дьявол ее раздери, вроде, не позволял себе ничего такого, что могло привести к обострению, даже спиртного в рот не брал. Борис Владимирович нашарил ногами тапочки, поднялся с постели, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в гостиную.
Телохранитель, сидевший в кресле напротив телевизора, тут же встрепенулся и вопросительно поглядел на него:
– Что-нибудь нужно, Борис Владимирович?
– На кухне, в холодильнике «Смекта». Принеси, а то покоя не дает… Хотя я сам, не надо.
На экране телевизора мелькали кадры какого-то зарубежного фильма: сейчас их только и крутят. Днем без конца сериалы, по ночам боевики и детективы. На телевизор у Малахова времени не хватало, только изредка он мог позволить выкроить час-полтора и посмотреть по видео нашумевший в мире фильм, но искусство кино его занимало мало.
«Хорошо бы устроить все так, чтобы Чуму пришибли другие его конкуренты, – шаркая на кухню, думал Борис Владимирович. – Надо Сашку Снегирева настрополить, он дока в таких делах. А мы, вроде, окажемся ни при чем, но деньги на дело можем вьщелить. Чего уж в таких случаях скупердяйничать? Но сроку на то, чтобы убрать Славку, больше недели отпускать никак нельзя. Никак!»
Тенью следовавший за ним телохранитель незаметно опустил руку в карман и нащупал маленькую коробочку с кнопочкой. Ладонь стала мокрой от нервного напряжения – нажмешь, обратного хода уже никогда не будет. Хотя его и сейчас уже нет. И он нажал на кнопку.
– Зажечь свет, Борис Владимирович? – войдя на кухню и остановившись у дверей, спросил Сергей.
– В городе никогда не бывает темно, – ворчливо ответил Малахов.
– У нас светонепроницаемые шторы и жалюзи, – напомнил телохранитель.
– Не важно, – буркнул Адвокат. – И так найду.
Он подошел к огромному японскому холодильнику, стоявшему в проеме у окна, и открыл его дверцу, бормоча что-то о ненавистных болячках, прилипчивых, как чума. Слабый свет внутренней лампочки холодильника высветил его слегка горбоносый профиль и прядь изрядно поседевших волос, небрежно упавшую на лоб.
– Где же она, – недовольно проскрипел Борис Владимирович. – Вроде, была здесь?
С замирающим сердцем телохранитель Сергей Клариков вновь опустил руку в карман и трижды нажал кнопку…
Услышав в наушниках зуммер сигнала, Анзор встрепенулся и приник к прибору ночного видения, наведя его на окна жилого дома. За одним из них мелькнули неясные тени. Мелькнули и пропали – впечатление такое, словно он смотрел мутный, плохо проявленный фильм-негатив. Получится ли все? Те, кто учил его обращаться с техникой, уверяли, что все получится как нельзя лучше.
Анзор снял автомат с предохранителя и положил палец на спусковой крючок – раньше он был призовым стрелком и промаха не опасался: лишь бы видеть цель!
В ушах резко прозвучали три зуммера сигналов, принятые висевшим у него на груди приемником. И Анзор вдруг увидел цель! Через усиленные, сверхпрочные стекла, импортные жалюзи и светонепроницаемые шторы он различил неясный силуэт человека, согнувшегося около какого-то шкафа или холодильника. Скорее всего, около холодильника, поскольку на фигуру падала подсветка внутренней лампочки. А на воротнике человека яркой ало-желтоватой точкой светилась крохотная звездочка, словно притягивая к себе лазерный целеуказатель. Когда почти невидимый лучик лазерного прицела коснулся ее, она будто вспыхнула бенгальским огнем, беззвучно крича – бей сюда, сюда! Я здесь!
Анзор медленно повел стволом чуть выше и правее – туда, где неясно виднелся силуэт головы, и, тщательно прицелившись, плавно нажал на спуск. Сухо стукнул выстрел. Заранее надетый на затвор эластичный нейлоновый мешочек мягко принял выброшенную гильзу…
Хлопнуло, будто открыли бутылку шампанского, и Малахов с громким стуком осел на бок, словно рассыпался-раскатился развязавшийся мешок с картошкой. Клариков испуганно замер, боясь шевельнуться. Наконец он сделал шаг вперед и вытянул шею, чтобы лучше видеть.
Из неплотно прикрытой дверцы холодильника падал слабый свет на распростертую на полу фигуру Бориса Владимировича. Вернее, на то, что еще секунду назад было всесильным Борисом Владимировичем Малаховым по кличке Адвокат – задней части черепа у него просто не стало. Там масляно и жутко блестело кровавое месиво, и Кларикова чуть не стошнило от омерзения и страха. Никаких сомнений – шеф мертв! Чуть заметный сквознячок легко шевелил светонепроницаемую штору на окне, а из дырочки, оставленной пулей, пробившей усиленное стекло, тонко тянуло сырым холодком. И этот легкий холодок показался Сергею вестником загробной жизни, пришедшим из неведомых, потусторонних миров, напоминанием о быстротечности всего земного.
Он вдруг вспомнил: нужно подать неизвестному киллеру сигнал, что покушение удалось и хозяина казино больше не существует. Телохранитель торопливо опустил руку в карман, нащупал роковую коробочку с кнопкой, хотел нажать ее и вздрогнул, пораженный внезапно пришедшей ему в голову мыслью – а вдруг его сигнал послужит для наводки ствола киллера на другую, уже новую цель? И этой целью станет не кто иной, как он, Сергей Клариков? Невидимый радиосигнал долетит до засады убийцы, тот передернет затвор и даст веером очередь по всей кухне, чтобы оставить там лишь кусочки человеческого мяса, щедро нашпигованного свинцом… Кому нужны лишние свидетели? Мертвые всегда молчат и точно никому ничего не разболтают! Пусть потом найдут в кармане убитого телохранителя, валяющегося рядом со своим шефом, миниатюрное устройство радиомаячка: на доброе здоровье! Кто дал ему эту коробочку с кнопкой, покойник уже никогда не признается. Что делать? Что?!
Медленно, страшно медленно, боясь сделать хоть одно резкое движение, Сергей попятился и шустро юркнул за угол, в коридор – здесь несущая опора дома, стена толстая, даже пушкой не прошибешь. Вытащив из кармана коробочку, показавшуюся ему зловещим пропуском в ад, он лег на пол, вытянул руку с коробочкой по направлению к кухне и, слегка выставив ее из-за угла, пять раз подряд нажал на кнопку: это был условный код.
Каждое движение пальца, вдавливающего кнопку в корпус, вызывало невольную нервную дрожь, и он ждал рокота очереди или тупого шлепка пули в стену, за которой прятался, но… ничего не произошло. Обратной связи со снайпером не было – с его стороны только прилетали пули. Однако он не стрелял. Немного выждав и осмелев, Клариков выдвинул руку дальше и снова подал сигнал – сейчас ему уже хотелось узнать: угрожает ли опасность его собственной жизни? И опять тишина.
Тем не менее он решил больше не проводить рискованных экспериментов и остался в коридорчике, ведущем в кухню. Теперь о том, чтобы вздремнуть, не могло быть и речи. Выкуривая одну сигарету за другой, телохранитель сидел, привалившись спиной к стене, и тупо глядел на медленно ползущую по циферблату наручных часов минутную стрелку. Ужасно хотелось выпить стакан водки, а еще лучше – два и забиться в какую-нибудь щель, но впереди еще были важные дела и, самое главное, неизбежная встреча с Паком и Снегиревым: дышать на них перегаром – смерти подобно. И так придется вертеться как ужу под вилами.
Насколько велико терпение киллера, сколько он еще будет ждать и, главное, будет ли? Этот вопрос ужасно волновал Сергея, а ответа на него не было. Наконец, просидев почти до четырех утра, он решился ползком выбраться на кухню. Свет не зажигал, боялся пользоваться даже зажигалкой, однако пришлось – иначе как найти и снять с халата убитого похожий на черную бусинку маячок?
Малахов являл страшное зрелище. Преодолевая страх и брезгливость, телохранитель одной рукой чиркнул зажигалкой, а другой начал шарить среди сгустков крови и осколков костей, упорно отыскивая то, что вечером прилепил к стойке воротника халата ныне покойного шефа.
– Эк его размолотило, – подбадривая себя, бормотал Клариков. – Неужто разрывной? Да где же эта проклятущая штука?
На поиски маячка ушло почти полчаса. За это время он дважды прерывался и отползал назад отдышаться и перекурить. На измазанные кровью пальцы уже не обращал внимания. И вот победа – бусинка лежала на ладони.
В ванной он тщательно вымыл ее, выскоблил щеткой руки и мокрой тряпкой протер раковину и потом щеткой вычистил свою одежду. Взяв старую газету, положил на нее коробочку с кнопкой и бусинку, прикрыл сверху другим газетным листом и с остервенением начал топтать каблуками. Раздался тонкий хруст: электроника не выдержала бешеного напора. Свернув все в ком и проверив, не осталось ли осколков, Сергей осторожно приоткрыл крышку мусоропровода – дом был старой постройки и люк мусоросборника находился прямо на кухне. Мгновение – и ком с раздробленными в прах уликами полетел в черную вонючую темноту. Теперь можно вздохнуть свободнее.
В гостиной телохранитель подошел к телефону и, немного подумав, набрал номер Пака – как ему казалось, с ним несколько легче разговаривать, чем с вечно подозрительным Снегиревым.
– Добрый вечер, с вами говорит автоответчик, – раздалось в наушнике после пары долгих гудков. – К сожалению, сейчас никто не может подойти к телефону. Оставьте ваше сообщение. Включаем запись. Говорите…
– Срочно позвони шефу, – срывающимся голосом сказал Сергей. – Сейчас на моих часах три пятьдесят восемь.
Раз Корейца не оказалось на месте, – кто знает, где и по каким делам его носит, а может быть, просто отключил телефон? – пришлось позвонить Снегиреву, но по его номеру шли только долгие гудки: Александр Александрович ночью предпочитал отдыхать, даже не включая автоответчик. Для дел наступит утро…
Услышав условные пять зуммеров, Анзор удовлетворенно усмехнулся – дело сделано! В прибор ночного видения плохо разберешь, что там творится, но раз дают сигнал, значит, порядок. Шлепать того, кто наводил на цель, у Анзора приказа не было, поэтому он быстро собрал снаряжение, разрядил и спрятал оружие, скатал брезент, уложил все в сумки и спустился с крыши.
Машина терпеливо ждала его именно там, где он ее оставил. Забросив сумки в багажник, Анзор включил магнитолу, вновь поставив записи Баха, и медленно выехал из тупичка. Он решил убраться отсюда другой дорогой – правда, придется немного поплутать по переулочкам, потом проехать по кольцевой и свернуть на Дмитровское шоссе. Зато очень удобно: оно выведет на Садовое кольцо, а там до Пятницкой подать рукой. Разгрузиться, быстренько умыться и переодеться, а потом опять за руль – нельзя оставлять Степаныча долго томиться в одиночестве…
Глава 2
В ожидании старого приятеля Петр быстренько накрыл на стол, решив устроить маленькую вечеринку по-домашнему, на кухне. Достал рюмки и стаканы, бутылку водки, открыл несколько банок с консервами, нарезал сыр. А мысли все вертелись вокруг того, как они встретятся с Юри – ведь прошло больше полутора десятков лет с той поры, как они виделись в последний раз. Да и то виделись мельком, перекинулись всего двумя-тремя словами: оба страшно торопились, а Ояр вообще никогда не был расположен к сантиментам и, кроме всего прочего, любил подурачиться, даже когда речь шла об очень серьезных вещах. Меркулову иногда казалось, что его приятель предпочитает жить легко, как бы скользя по поверхности тонкого льда, даже в опасных ситуациях, не принимая их близко к сердцу. И вообще, ничего близко к сердцу не принимая, что бы ни случалось вокруг. И то, что Ирина когда-то предпочла ему Петра, он тоже воспринял как-то отстраненно легко – или так просто казалось, и все скольжения Ояра, подобного человеку-нейтрино, проходящему сквозь время и обстоятельства, не задевая их и не позволяя им коснуться себя, являлись не более чем привычной маской? Черт его знает?!
Услышав звонок в дверь, Меркулов заторопился в прихожую. Ояр – в клетчатой кепке и кожаной куртке – еще за порогом широко раскинул руки для объятий и чуть ли не прыгнул на рослого Петра, прижавшись мокрой от снега – от снега ли? – щекой к его плечу, и крепко хлопнул ладонями по широкой спине приятеля. Потом отстранился и, как ни в чем не бывало поглядев на Меркулова снизу вверх – Юри был почти на голову ниже, – спокойно сказал:
– Привет! Тапочки дашь или можно в ботинках? В московских домах любят предлагать гостям тапочки.
– Проходи так, – буркнул Петр, помогая ему снять куртку. Вешалки у нее не оказалось, и он повесил кожанку гостя на стул в комнате.
– О, все как в добрые старые времена, – проходя на кухню, заметил Ояр. – Руки можно вымыть?
Петр проводил его в ванную и, пока Юри тщательно смывал с ладоней грязь, исподтишка разглядывал старого приятеля. Пожалуй, постарел, появились нездоровые мешки под глазами, около тонких, язвительных губ залегли жесткие складки, но по-прежнему торчат поседевшие вихры над высоким, уже покрытым морщинами лбом и глаза смотрят лукаво, словно в них притаились маленькие голубые чертенята. И все тот же стиль в одежде: черные башмаки хорошей кожи, темно-серые шерстяные брюки, вязаный жилет и голубая рубашка, перехваченная у ворота традиционным «приевите» с кусочком желтоватого янтаря – он и раньше предпочитал носить вместо галстука тесемку с национальным узором, как бы нарочито подчеркивая свое прибалтийское происхождение.
– Ты тоже не стал моложе, – перехватив в зеркале взгляд хозяина, подмигнул гость. – Ну, веди за стол.
Перед тем как сесть, Ояр осторожно откинул край занавески на окне и выглянул на улицу:
– Это окно во двор? Хорошо, можно присматривать за машиной. Наливай, выпьем по рюмочке, а потом покажу тебе свою «лайбу». Заодно поможешь перетащить сумки. Ты же обещал приютить меня на пару дней. Или передумал?
– Нет, оставайся, – Петр разлил водку в рюмки. – За встречу!
– За встречу, – эхом повторил Ояр, залпом выпил и, запихнув в рот кусок сыра, выскочил из-за стола. – Пошли за сумками, а то не смогу сидеть спокойно. Вдруг утянут чего.
Меркулов молча оделся, взял ключи от квартиры и вместе с Юри вышел во двор. Остановившись у парадного, Ояр начал вертеть головой во все стороны, словно кого-то высматривал.
– Двор у тебя большой, – заключил он и повел Петра к своему серенькому неприметному жигуленку, приткнувшемуся около детской площадки. В его багажнике и салоне оказалось несколько больших и довольно тяжелых туго набитых спортивных сумок.
– Никак, в челноки подался? – пошутил Меркулов, вешая на каждое плечо по паре сумок.
– Вроде того, – буркнул Ояр и повторил: – Двор у тебя большой.
– Старая Москва, – усмехнулся Петр, – Чистые пруды рядом. Пошли наверх, а то прохладно.
Сумки он сложил в дальней комнате, как пожелал Ояр, и не преминул съязвить:
– Все мое ношу с собой?
– Да, как Федр, – согласился Ояр и бережно поставил рядом с сумками объемистый дипломат с наборными замками. – Теперь продолжим? Честно говоря, не терпится услышать, как ты, что ты?
На кухне, прежде чем вновь сесть за стол, он опять выглянул в окно, проверяя, на месте ли машина.
– Она у тебя под сигнализацией? – поинтересовался Петр.
– Нет, поэтому и дергаюсь… Ладно, не обращай внимания. Я слышал, ты давно женился и отнюдь не на Ирине? Чего же так? Ведь она откровенно предпочла тебя мне. Ты ведь жил с ней!
– Ты… Ты знал об этом? – удивился Меркулов. – И, тем не менее, продолжал ухаживания?
– Молодой был, глупый, – беспечно рассмеялся Ояр. – Потом понял, что баб на свете хватает, и даже есть получше. Ты, вроде, тоже дошел до этого своим умом. Или подсказали?
Он выпил и быстро начал закусывать, одновременно откусывая от большого бутерброда и поглощая шпроты. Петр тихо сказал:
– Перед твоим звонком по телефону мне как раз приснилась Ирина.
– Да? – заинтересованно взглянул на него Юри. – А она тебе только снится?
– Что ты имеешь в виду? – не понял хозяин.
– Неужели она тебе ни разу не позвонила по возвращении и вы не встречались? – лукаво улыбнулся Ояр. – Как говорят русские, старая или, как там, первая любовь не ржавеет!
– Разве Ирина в Москве? Я слышал, она вышла замуж и надолго уехала за границу.
– Все в прошлом, старичок, все в прошлом, – Юри откинулся на спинку стула и с иронией поглядел на Петра. Он знал, что его привычка называть приятеля «старичком» всегда приводила Меркулова в тихое бешенство, но, тем не менее, постоянно продолжал его поддразнивать. Значит, за долгие годы разлуки он не забыл об этом? И Ирина в Москве?
– Она давно развелась и теперь у нее какой-то деятель из игорного бизнеса. Довольно противный пожилой тип, зато с тугой мошной, – хмыкнул Ояр. – Детей она отправила к бабушке и прислуживает новому падишаху: жить-то надо! Прежний муж, говорят, обчистил ее до нитки, а ЦК КПСС, где работал папочка нашей дорогой общей первой любви, приказал долго жить, как и папа.
– Василий Иванович умер? – полуутвердительно спросил Меркулов.
– Тебе о нем особенно жалеть нечего, – отрезал Юри. – Именно он тебе всю карьеру-то и поломал, когда ты не захотел обвенчаться с его доченькой.
