скачать книгу бесплатно
Но сперва он достал со стены гитару, подкрутил, перебирая, струны и заиграл медленно, переборами. Чуть картавя, тихо запел:
Уходит рыбак в свой опасный путь,
Прощай, – говорит жене.
Быть может, придётся ему отдохнуть,
Уснув на песчаном дне[3 - Песня Бродячего Певца из к\ф «Человек-Амфибия».]».
Синеглазка стоит на берегу: всматривается в волны, ждёт…
Лучше лежать на дне
В синей, прохладной мгле,
Чем мучиться на суровой,
Жестокой, проклятой земле!
Бедный, измученный… Скиталец…
Подходит сзади и обнимает его вместе с гитарой.
Волны прилива раскачивают комнату. Один прыжок – и они летят, как дельфины. Синхронно выныривают, чтобы хватить воздуха и опять – на глубину…
Прыжок с вершины-ы-ы.
Бесконечное погруже-е-е-ение.
Наве-е-е-ерх, за воздухом.
И снова прыжок, и снова погружение…
Абсолютная глухота. Остановка времени. Остановка сердца.
Никогда такого не было. Это любовь. Это любовь… Это…
Уже начинало смеркаться, когда он в спешке взялся за швабру. Еле успел, но всё обошлось. Видно, научился на флоте стремительной уборке.
Синеглазка идёт домой тем самым бульваром, где впервые встретила Скитальца. Листва шуршит под ногами, накрапывает дождь.
Она ничего не замечает.
Вновь и вновь переживает взлёт и падение. Взлёт и падение.
Погружается на самое дно.
***
Брюс уже дома. Похоже, родичи его просветили. Они догадались, что у неё кто-то есть. Но зачем говорить ему, хунвейбину?
Потому что семья, ребёнок. Пусть принимает меры.
Ах, как некстати!
Брюсу больно и обидно, но… Это должно было случиться.
– Я узкоглазый.
– Да нет же, у тебя круглые глаза!
– Я маленького роста.
– При чём тут рост?
– Я намного старше тебя.
– Всего на семь лет!
Вздыхает, потом берёт ложку, ест суп. Он научил Синеглазку готовить: плов, шурпа, чим-чи, рис-паби.
– Он… русский?
– Да, но…
– Он высокий?
– Какое это имеет значение?
– Ты любишь его?
…
– Ты любишь его?
…
– Бяка, ну скажи, ты любишь его?
– Да, Бяка, я его люблю.
– Какой кошмар!
Они лежат рядом, смотрят на потолок, как будто там показывают фильм. Каждому – свой. Синеглазка видит костёр, быстрые, нежные поцелуи на задней площадке трамвая. Взлёты и падения.
А Брюс, похоже, смотрит на свою уходящую спину.
– Так что теперь? – спрашивает трагическим голосом.
Синеглазка пожимает плечами, но под одеялом этого не видно.
– Давай забудем обо всём. Не бойся, никаких упрёков не будет. Ты – моя жена. Иди ко мне, Бяка.
– Нет, Бяка, я так не могу. Я его люблю.
– Какой кошмар!
***
Они встретились на следующий день. Скиталец пришёл к Брюсу поговорить. По-мужски.
– Представляешь, Бяка, пришёл с поллитрой! И куда? В Альма Матер!
– А зачем он приходил? – Синеглазка поражена. Он ничего ей не сказал. Пришёл с бутылкой! К Брюсу, который вообще не пьёт!
– Объяснил, что не виноват, что ты сама настаиваешь, липнешь к нему. А он тебя предупреждал, что не готов к серьёзным отношениям.
– Неправда, ты врёшь!
– Я никогда не вру, Бяка. И ты об этом знаешь.
Берёт планшет с начатым эскизом, ставит на стул и, обмакнув тростниковую палочку в тушь, произносит, как приговор: «Он не любит тебя. Ты будешь с ним несчастна».
Есть
Уже третий месяц они вместе. Живут в мансарде двора Капеллы, куда Скиталец устроился дворником. В квартире ещё трое: Певица, Скрипач и Угрюмый Мужчина без профессии.
У них – самая большая комната. Так получилось. Из-за этого Певица с ними не разговаривает, а Скрипач нарочито вежлив. Только Угрюмый Мужчина приходит к Скитальцу покурить. Они курят молча, но это доброе молчание.
Скиталец встаёт рано, ещё по-тёмному. Надо расчистить дорожки, пока на пошла толпа на девятичасовую репетицию. Бывает, что и проспит. Тогда Певица перед концертом подлавливает Скрипача в коридоре и визгливо жалуется, что поскользнулась, чуть не упала, что надо гнать дармоеда.
Синеглазка ничего этого не слышит, она весь день в Модном Доме. Выкройки, примерки, капризные манекенщицы. Зато работа в пяти минутах ходьбы. Скиталец из-за этого и выбрал Капеллу.
Вечером встречает её у проходной, и они бродят по улицам. Иногда заходят в пышечную и пьют бочковой кофе с напудренными пышками. Потом идут домой, слушают музыку, читают, занимаются всякими мелкими, повседневными делами.
Скиталец смастерил кровать – крепкую, из дубовых досок. Внизу приладил длинную неоновую лампу. Она соединена с будильником и магнитофоном. Будильник не звенит, он замыкает цепь. Тогда под кроватью вспыхивает голубой свет. Будто волны под кораблём. И звучит «Стена» Пинк Флоид.
Под эту музыку совсем не хочется вставать и бодренько идти на работу. А хочется плыть на самодельной лодке, слушая шум волн и нарастающие крики чаек.
А потом прыгать с утёса. И бесконечно погружаться на глубину.
Уйти от такого «пробуждения» нет сил. Синеглазка частенько опаздывает на работу, ловит косые взгляды, привирает.
***
Лили живёт с бабушкой. И с папой тоже, но его, как всегда, не бывает дома. Теперь особенно часто. Ведь Синеглазки нет, его никто не встречает, не готовит кукси и лагман, не ждёт на старой оттоманке, чтобы вместе скакать сквозь горькие травы.
На выходные Скиталец забирает Лили и гуляет с ней по городу. Они чудно ладят, им не скучно вместе. Под вечер являются этакими заговорщиками, перемигиваются.
Синеглазка жарит блины, которые куда-то – нет, ну интересно всё-таки, куда?! – быстро исчезают. Она в упор не видит двух приблудных собак под столом, которые воруют блины и хихикают.
Иногда приходят его друзья. Такие же скитальцы, как и он в прошлом. На столе появляется бутылка портвейна, потом вторая. Синеглазка прячет глаза, тайком плачет в ванной. Скиталец оживлён и разговорчив. Сам жарит картошку, режет селёдку, лук.
Потом берёт гитару и выговаривает под отрывистый бой: «Мы похоронены где-то под Нарвой… Мы были – и нет».
Синеглазка чувствует себя лишней. Она есть – и её нет.
***
Но вот пришла весна.
Свежий ветер хлопает форточкой, остатки сугробов только за городом. На улицах – чистый, облитый из поливальных машин асфальт.
Она просыпается от музыки Пинк Флоид, неонового света, с которым соперничает утреннее солнце.
Рядом никого нет.
Наверно, встал пораньше и пошёл убирать дворы Капеллы. Неужели надел замшевое пальто, которое Синеглазка сшила ещё осенью? И новых ботинок нет.
Она уходит в Модный Дом, но к обеду возвращается.
Нет и не приходил.
Вот оно, началось!
Она ждала этого полгода, накопила ворох обрывочных примет. Забила ими кладовку памяти, повесила бирку «Скиталец» и никогда туда не заглядывала. Просто собирала всё более-менее подходящее. До поры-до времени.
И вот это время наступило. Открыть кладовку или нет? А вдруг это сделает её несчастной?!
«Ты будешь с ним несчастна», – каркнул Ворон.
Надо открыть эту кладовку и прикинуть, что могло произойти.
О чём он говорил Синеглазке? Ну, тогда, на скамейке.
Он ей не подходит… Он никому не подходит… Жена ушла, не смогла…
– Я вольный ветер, я Скиталец… брожу по свету…
Что он говорил своим друзьям? За бутылкой портвейна.
– Счастливые вы дурачки на меня не глядите я для вас умер.
И ещё фотографии, которые она случайно нашла у него в рюкзаке. Нет, не рылась, просто хотела постирать…
Расска-а-а-зывай!
Он тогда разозлился, она сразу поняла, что зол невероятно. Эти фото – из той его жизни: горы, тайга, палатки, байдарки. Сам нечётко, на заднем плане. Девушки на переднем. Он хранит их лица, крепкие тела…
Стоп! Вдруг с ним что-то случилось, а она тут кладовки разбирает!
Надо бежать, звонить! Но куда? Начинают искать лишь на третий день. И только по заявлению родственников. А она – никто.
Так и скажет: «Я ему никто, но найдите его поскорее».
