скачать книгу бесплатно
– Я верю в твою силу.
Он спустил меня, покурил и ушёл. Снег уже лежал на земле и на крышах домов. Он был чисто белый и это меня так забавляло. Девственный снег, нетронутый снег. Я покатил коляску дальше, белые мухи хрустели под моими колёсами, он был глубокий. Покатил себя дальше, где он лежал идеально ровным, не было ни единого следа. Я крутил колёса и с каждым разом они крутились всё тяжелее и тяжелее. Месяц назад, с большой вероятностью, я бы не смог проехать там, где уже стоял. Я любовался этим снегом. Нагнулся за щепоткой, он таял в моих руках. Поразительно, но я никогда не игрался в снежки. Сделал катышку и кинул её вперёд. Катышка покатилась и стала больше. Мне это так понравилось, я расплывался в улыбке. Был такой морозный воздух и вокруг ни души. Как же прекрасно, я дул вперёд и изо рта шёл пар. Вскоре мои руки и пальцы на ногах замёрзли. Я повернул коляску вправо, чтобы поехать обратно, но она меня не слушалась. Я крутнул её сильнее, но она сдвинулась лишь на сантиметр. Недолго думая, я крутанул её еще сильнее и… упал в снег. Меня охватила паника, лицо покраснело, я пытался карабкаться по этому снегу, чтобы залезть на коляску, но руки отмёрзли и не хотели сгибаться. Я не мог достать до ручки коляски и паниковал еще сильнее. В нескольких метрах от меня шёл взрослый мужчина с детьми, он был на таком расстоянии, что не видел меня, но если бы я крикнул, он бы заметил и, наверно, подошёл бы ко мне. Но я не крикнул, я не буду унижаться и просить о помощи. Повернулся на спину и лёг. Руки были в снегу и одежда тоже. Мне так холодно, я пытаюсь сжимать руки, но они совсем меня не слушаются. Я чувствую, как отнимается моё тело и понимаю, что это конец. Я замерзну тут до смерти. С одной стороны, смерть невероятно глупая. С другой же стороны, всё так и должно закончиться. Интересно, как там наверху? Действительно ли невозможно оттуда вернуться? Или может просто никому не хочется? Мысли о смерти забавляли меня и я поскорее хотел умереть. Действительно ли души отлетают на небо? А ад? Могу ли я попасть в ад? Жан-Поль Сартр писал, что ад – это другие. А рай тогда что? Тоже другие? А если…
– Мишаааа. Миииишаааа, где ты? Миииишаааа, сынооок? – Слышится крик отца. Я представляю, как он испугался, что его сын инвалид вышел один единственный раз без присмотра и пропал. Мне стало тошно. Откуда-то взялись силы в руках и я, как раненный зверь, из последних сил, что есть мочи, поднял своё тело руками и прополз на них, будто на ходулях. Раз-два-три и пошёл, словно на рысях. А тем временем всё доносились крики отца, они уже перешли из злого крика, в жалобный. Он кричал: «Миша-Миша-Миша», – и в его крике я слышал жалость. Жалость к себе, жалость ко мне, жалость ко всему в округе. А я всё старался, его крик давал мне силы. Я выбирался из этого капкана. Крик уже становился воем, диким воем. Он был в бешенстве, оно переплеталось с жалостью и скорбью. Я слышал, как его вопль доносился то сзади меня, то спереди, а потом сбоку. Он бегал и искал меня, а я всё пытался и пытался… и не смог. Я облокотился локтем об кресло и крикнул:
– Папа, я тут, папа. – Он мчался на мой звук, словно поезд. Он рвался к своему сыну-инвалиду, который звал его на помощь. Мне кажется, в этот момент, если бы ему кто-то помешал, он бы разорвал руками, вцепился зубами в глотку, вырвал кадык, растоптал его ногами и мчался дальше.
– Сынок-сынок, сыночка! Мой дорогой, мой любимый, – он чуть ли не плакал, – я так испугался. Как же так? Ты весь мокрый лежишь на этой земле. Ты простудишься, господи, Анжела меня убьёт.
– Папа, никому не говори. Пожалуйста. – Я шептал это только лишь губами ему на ухо. Он меня схватил, положил на плечо и нёс, а в другой руке тащил коляску.
– Но как же, что я скажу, ты весь мокрый?
– Скажи, мы в снежки игрались и заигрались. Что угодно, папа, но только не это. Я не переживу такого позора.
– Брось, сын, это не позор.
– Позор, отец, я инвалид. Папа, я не хочу так жить, почему, почему всё так складывается? Это несправедливо. Года проходят, а ничего не меняется. Я не могу! Ты слышишь? Я не могу смириться с этим, никак, папа. Не надо, пожалуйста, не надо ничего говорить. – И я заплакал, он слышал мои всхлипы, поставил коляску рядом и начал гладить меня, словно маленького ребёнка, у себя на плече. Он покачивал, как будто мне три года и шептал на ухо, что всё будет хорошо, как он меня любит, как мы вместе преодолеем все трудности.
№8 «Кто еще кроме тебя»
– Послушайте меня, – кричал я на свою семью, – мне не три года, чтобы вы заставляли сидеть дома, или копошиться под присмотром на улице. Я хочу самостоятельности.
– Сынок, не кричи так, – отзывалась мама, – Ты пока еще слишком слаб и молод, чтобы ходить одному по городу. – Я смотрел на отца и искал в нём поддержки, но он отворачивал взгляд. Был момент, когда он что-то пытался сказать, но также быстро передумал.
– Мама, не надо со мной говорить своим успокаивающим тоном. Он со мной не работает. Я сказал, что я дохну в этой квартире, в этой комнате, отпустите меня на хрен, я вам ска-а-за-а-а-ал!
– Миша, ты скажи чего конкретно хочешь? – Вступает в игру бабушка.
– Чтобы вы меня отпустили и я смог поехать, куда захочу. – Тут же бабушка хихикнула и спросила:
– И куда же?
– В… да даже в… или… Чёрт побери! Да хотя бы в магазин выйти.
– В магазин? Пожалуйста. – Она показала рукой на входную дверь. – Одевайся и иди, чего раскричался? В магазин, что недалеко от дома, можешь поехать и сам. – Я удивился и обрадовался. Собрался на улицу и меня выкатили, бабушка оставила возле подъезда и ушла.
Я осторожно покрутил колёса в сторону магазина. Обернулся на свои окна и увидел, как дёрнулась штора и мелькнул образ отца. Я крутил колёса и думал о своём, пока не доехал до магазина. Купил к чаю и возвращался обратно, как вдруг… Стояла Надя и мило улыбалась мне.
– О, Миша, привет. Давно не виделись, куда ты пропал?
– Куда я пропал? Это ты мне говоришь? – Я аж задыхался от злобы.
– Да ты даже не пришла ко мне! – Я переходил на крик, но в конце он прозвучал как-то жалостно. Я сглотнул слюну и ждал её ответной реакции, но такого не ожидал. Надя рассмеялась. Я не понимал, почему она смеётся и что я сделал не так.
– Что такое? Хватит, не смейся. – Я становился очень злым. Внутри бурлила злоба, я чувствовал себя посмешищем. Неужели я недостоин её внимания? Она меня не воспринимает, как человека, как равного себе?
– Ты же номер квартиры не сказал. Я ведь не знаю где ты живёшь, глупенький. – Мне показалось это очень странным, а потом, немного погодя, мы вышли из магазина и вместе смеялись над этой ситуацией.
– Блин, ну как я так мог. А я ждал тебя и даже карточки нарисовал, чтобы научить вязать.
– Ого, вот это да! Карточки!? Ты сумасшедший! – И мы смеялись дальше. Я предложил ей поехать прогуляться.
– Слушай, а где твоя бабушка? Ты же обычно с ней.
– Я взрослый, самостоятельный человек. Я что, по-твоему, не могу поехать сам в магазин? Ну брось, это даже смешно. Бабушка занимается своими делами, а Миша своими. – Она рассказывала мне свои истории, как подтянула математику и уже съездила в санаторий. Я смотрел на неё и улыбался.
– Миша, как хорошо, что мы с тобой встретились. Я думала о тебе, выходила, искала, но ты всё не являлся. Очень жаль, Миша. – Она думает обо мне? Думала? Думает? Хочет видеть? Правда? Меня? О боже. Я покраснел, мне стало стыдно, что я такой дурак.
– Я всегда думал, что со мной никто не будет разговаривать. – Она оборвала меня.
– Почему ты так думал?
– Потому что я инвалид. Потому что … – Она опять обрывает.
– А причем тут это? Не понимаю. Ты же можешь разговаривать, ты очень интересный. Мне легко и приятно с тобой общаться. Ты удивительный человек, с чего ты взял, что эта твоя вещь как-то помешает другим?
– Надя, понимаешь, не все так думают, как ты.
– Враньё! Миша, откуда ты можешь знать, как думают другие? Ты спрашивал у них?
– Ну… как-то не приходилось. Я просто подумал…
– Вот именно! Ты просто подумал. Ты так решил, вот и всё. А как ты будешь жить дальше, когда вырастишь? С кем ты будешь работать? С кем жить? А дети? Ты думаешь что отсутствие ног должно сломать твою жизнь? Это же не так. – Мне посетило странное чувство, я был озадачен. Я мог бы поговорить с ней о литературе, о поэзии, о многих вещах. Но тут она, положила меня, словно маленького хомячка, в коробку и вокруг тупик, тупик, тупик. Я и никогда не думал об этом так. Я всегда считал, что я изгой. Работать буду в изоляции, жить с кем-то? А зачем? Обязательно с кем-то надо жить? Мне и самому неплохо. Но с появлением Нади я понял, что иначе уже не будет. Я расту и на жизнь нужно стараться смотреть не только со своего ракурса. А слушать, смотреть, думать, учиться, как это делают другие люди. Как они относятся к жизни? Запоминать, чтобы лучше анализировать и уживаться в этом мире. Я слишком много времени провёл дома. Я перевёл всё в шутку и переменил темп разговора.
– Как твоя алгебра? Как мама? Расскажи мне что-то.
И она рассказала. Надя говорила долго и с воодушевлением. Она прекрасная.
Улыбка не сходила с моего лица и я был очень рад её слышать. Я чувствовал каждое её слово, будто бы растворялся в них. Я подымал подбородок вверх, чтобы услышать и прочувствовать аромат её слов. Чтобы схватить их, аккуратно сложить и в карман, а потом перечитывать эти слова перед сном и снова улыбаться. Я хотел, чтобы в моём глазу был фотоаппарат, дабы с каждым морганием запечатлеть её улыбку, её красивые волосы, её маленький нос, её тонкие губы. Просто её. Мы разговаривали, шутили, пока наши лица не обдало морозом. Пришлось возвращаться обратно. Я чуть не забыл, но всё же в конце сказал, где живу, и мы договорились о новой встрече.
***
Она позвонила мне на городской и сказала, что придёт в такое-то время. Я, не теряя ни минуты, судорожно подъехал к шкафу, выбирая более менее не засаленный прикид. Погладил рубашку, натянул на себя, заехал за стол, взял комикс. Сижу, жду. Звонок, бабушка открывает, она заходит. Я зову к себе, проходит, стеснительно кланяется бабушке и садится на краю дивана. Обращает внимание на стопку моих комиксов, конструктор, поделки из пластилина. На мои рисунки карандашом и красками. Я неловко спрятал свои стихи, чтобы она не наткнулась. Мне почему-то стало стыдно, что она прочтёт и увидит там свой образ. От нее приятно пахло, руки такие нежные и белые-белые, словно слоновая кость. Моя комната ужасная. Затхлая, тёмная. Поделки никудышные, конструктор хуже некуда. Вокруг грязь, разбросанные вещи. Почему я не обратил внимание сразу? Не убрал? И тут с детским искренним восхищением, без поддельных эмоций, какие сейчас используют, непонятно для чего и для кого. Без обмана.
– Ух ты! Какой ты, какой ты, чудесный. Это ты сделал? – Она подошла к поделкам из пластилина. Внимательно рассмотрела, потом перешла к моему самолёту из конструктора. Всё так же скрупулёзно рассматривала и восхищалась. Дошла до моих рисунков. Как у тебя тут пахнет, как светло здесь. Я запаниковал и просто начал говорить. Обо всем что знаю в этой жизни. Она подсела ко мне, положила правую руку на плечо, большой палец обхватил мою ключицу. Левую руку она положила мне на талию, посмотрела в глаза и сказала:
– Ты самый лучший. – И я понял, что вот она, награда. Награда за всё. Я забыл о ногах, забыл обо всем. Я смотрел на неё и испытывал такое счастье. Настоящую доброту, поддержку и словил себя на мысли. Что на самом деле, можно жить так, чтобы всегда было хорошо, приятно, уютно. Нужно следовать за этим, стараться и добиваться. А не закрываться в себе, в своём мире, всё вокруг порицать и ненавидеть. Я ведь даже не дал себе возможности в чем-то разочароваться. Я сразу стал разочарован во всем, что касается хоть чего-то в этой жизни. Надя. Ты добрый голос, который должен звучать в голове, вместо злого, странного голоса, который уже стал моей неотъемлемой частью.
Бабушка позвала нас кушать. Потом мы пили чай, она показывала мои фотографии, я стыдился. Рассказывала много историй обо мне, мы смеялись. Я чудесно провёл время среди любви. Наконец-то. Это именно то, чего мне не хватало.
№9 «Всё идёт по плану»
Мне сорок пять лет, моя жизнь уныла и безобразна. Живу я один в комнатушке коммуналки, нигде не работаю и выживаю на пенсию. Совершенно нет никаких денег и я чувствую, как тону и рассыпаюсь. Во мне нет ничего и я уже не похож на человека. Зарос, волосы длинные, уже седые. Я пахну мочой. С каждым днем я засыпаю с мыслями о суициде. Убил бы я себя по щелчку пальцев? ДА, КОНЕЧНО. Но так нельзя… Я не хочу ничего делать, совершенно ничего. Выползаю еле-еле на улицу, сижу в своей коляске, обмотанной одеялом. Внимательно смотрю на людей, как они ходят, о чем думают, фантазирую насчет их жизни. Иногда, по вечерам, пью водку, нелюдим, нелюбим.
Решил немного подшутить. Я инвалид, у меня мало развлечений, а значит, мне можно это и многое другое. Не понимаю, как можно так жить, это нужно быть не человеком, а подобием человека. Каким-то уродливым существом. У меня всё отлично, просто замечательно. В этот весенний, солнечный день мне стукнуло тринадцать лет. Это великолепно и у меня не хватает слов, чтобы выразить свою радость. Я считал эти дни, отсчитывал от месяца и каждый вечер радовался, что уже на день меньше. Я весь свечусь от радости, улыбка натянута до самых ушей. Мама постучала в дверь и легонько толкнула её рукой. Но в дверь вошла не только она, а все. Бабушка, мама, папа, дедушка, его жена и моя вторая бабушка. Все стояли и улыбались. Смотрели на меня и каждый как будто пытался что-то сказать, но его опережал другой и в итоге все стояли и молча смотрели на меня. И я тоже замер. Тишину прервала мама.
– Привет, дорогой именинник. Мы все поздравляем тебя с днём рождения, желаем тебе расти большим…
– Сына, и по жизни быть кремнем. – Перебивает папа и показывает кулак.
– Витя, до тебя очередь тоже дойдёт. В общем, сынок, мы все скинулись и оплатили тебе первый курс лечения. Собирайся, мы втроём едем в столицу делать тебе первую операцию. – В голове ураган мыслей, эмоций. Появился страх, радость, какое-то возбуждение. Я закричал, Я заплакал. Мама подошла ко мне, прижала мою голову к животу, опустила свою голову, притихла. Дедушек с бабушками растолкнул отец и залез в комнату. Он устроился у кровати напротив меня с мамой и продолжил:
– Миша, мы все копили, чтобы подарить тебе будущее без коляски. – Мама отошла от меня. Я в свою очередь бросился ко всем, метался от одного к другому, всё благодарил их, много улыбался и смеялся. Я был счастлив, моя мечта начинает сбываться. Но позже отец оборвал моё счастье. Он объяснил, что операция только одна, а их нужно три. На вторую они смогут собрать только через несколько лет. Я очень сильно расстроился. Но потом в голове прикинул, что операция – это лучше, чем ничего. Это вселило в меня надежду и отвлекло от дурных мыслей.
***
Я лежу на холодном операционном столе. Мою одежду сняли и одели в больничную. Вокруг ходят люди в белых халатах, о чем-то шумно говорят, кто-то глупо шутит. Я в оцепенении. Мои руки трусятся, если бы ноги работали, то и они бы трусились. В тоже время в голове появилась другая мысль. Какая же величественная наука. Какие молодцы те люди, что делали открытия в области медицины. Это великолепно. Вот так по крупицам передавать знания и учения, и медленными, но уверенными шагами прийти к цели. Вот так научиться лечить болезни, спасать человеческие жизни. Это прекрасно. Прекрасные мои люди. Чувство великолепия, какой-то ярой гордости и благодарности загорелось во мне. Я понял: Я сделаю всё, чтобы помочь всем. Особенно моим родителям, они такие молодцы…
– Мальчик, как тебя звать?
– Миша.
– Считай до десяти.
– Раз, два, три, четыре…
– Вслух, Миша.
– Раз, два, три…
Мне делают операцию. Пока медики делают свою работу, я сделаю свою. Расскажу вам о своих родителях. Их первая встреча началась в больнице. Так совпало, что и маме, и папе нужно было пройти медосмотр. Учитывая, что они находились в разных сферах деятельности, оказались в одной больнице и на приёме у одного врача. Очередь длинная, а в аудитории пахло грязью человеческого тела. Все хотели поскорее пройти и вернуться к своим делам, но очередь стояла на месте. Это длилось вечность, кто-то кричал, кто-то уходил, но, в целом, ничего не менялось. Как вдруг послышались крики из кабинета. Мой отец обронил стерильные инструменты и всё посыпалось на пол. Уставший врач совершенно обезумел и попёр на отца всей своей мощью усталого человека. Все те врачебные проблемы, беды, недосыпы, ссоры с женой, болезни детей, внезапно подкравшаяся импотенция. Всё вместе собралось в мешок и ударило по голове моему отцу. Бил врач, морально бил врач мешком по голове и вот-вот, как будто, собирался физически, Казалось сейчас врач возьмёт скальпель и вставит в горло моему отцу. Папа уменьшился в размерах, скрючился и утих. Оскорбления врача были такой мощи, что часть людей собралась в дверях, чтобы посмотреть на это зрелище. Не выдержала моя мать и ввалилась в помещение. Она сама удивилась, что не смогла сдержать свои эмоции и её лицо сделалось растерянным. Это на неё совершенно не похоже. Однако мама собралась и наступала на врача так, что тот тоже растерялся, покраснел, но в итоге собрался, выгнал всех вон и окончил прием. Пациенты тем временем всю свою злость вложили в маму. Эти орущие, грязные, необразованные орки. На улице все люди, как люди. Но когда они собираются в больничных очередях. Все, будто бы, теряют человеческий облик и превращаются в орков. Ей хватило пылких речей в кабинете врача и она не справилась с давлением толпы и постаралась быстрым шагом удалиться. Расстроенный отец так же собирался выходить и всё время таращился на неё. Прошло два месяца, эта ситуация практически забылась и моя мама сходила с подружкой в кафе, где сидел мой отец в компании двух барышень. Ситуация вышла довольно странная. Его приятель пришёл со своей дамой, но они поссорились и она, вместе со своей подругой, прилипли к отцу. Анекдоты и афоризмы отлетали от зубов. Он сам поразился своему остроумию в тот день. Всё бы ничего, но он узнал мою маму за соседним столиком, она тоже его приглядела. Присутствие двух дам вовсе не мешало моему отцу не спускать глаз именно с неё. К концу вечера мама удалилась, папа это предугадал и они оба, почти в одно время вышли на улицу. Однако отец немного не рассчитал и не успел забрать сдачу. Видимо, увидеть маму хотелось сильнее. Впрочем, несмотря на это, он нарочно ударил её плечом. Якобы случайно, но мог и пропустить. Ударил он из-за злости на себя. Из-за своей робости, что не смог подойти тогда, да и не может сейчас. Хоть и пьяный, но по каким-то причинам не может. Она не обиделась, но ей стало немного грустно за него. Прошло еще две недели, отцу нужно было ехать в область, как и матери. Эта самая удачная встреча. Автобус отправлялся рано утром, папа не выспался и плюхнулся на самое дальнее сидение у окна. Его вырубило сразу и лишь к концу пути он проснулся. Угадайте, на чьем плече? После этого они уже не могли игнорировать друг друга. Судьба или что-то такое сверху свело их. Поначалу всё было как в фильмах и бульварных романчиках. А через несколько лет, еле-еле с божьей помощью, родился я: сын-инвалид. Мне нечего больше дополнить. Остаётся ждать конца операции и надеяться, что всё будет хорошо. Хоть когда-то это хорошо должно наступить. Хотя бы на миг. Знаете в чем проблема хорошего? Оно не стучится в дверь, не садится на колени, не гладит по волосам. Понимаете? Хорошее не звонит, не сообщает о своём приходе. Хорошее пришло, посидело и ушло. И когда оно уходит, вот тогда мы понимаем, что хорошее у нас уже было. Хорошее не пишет прощальных записок. Оно тихо уходит, не запирая дверь, тем самым упрощая путь плохому. С ним же всё проще. Оно нахуй выбивает дверь ногой, просто забегает в дом, хватает любое, что под руку попадётся, и бьёт, бьёт, бьёт, бьёт по голове. И так, бывает, забивает, что не встанешь потом, не оправишься. Не пожалуешься хорошему, не вытрешь слезы, глядя на себя в зеркало. Плохое убивает всё: и тебя, и меня, и зеркало.
№10 «Лежу я, голый как сокол»
В темном месте, в коротеньких шортах, я падаю в лужу. Лужа холодная, острая, словно шипы. Вокруг меня промелькнул тонкий свет от фонаря и я вижу – это осень в лесу. Нарисовать на полотне и любоваться, но я внутри этой картины стою коленями в луже и не могу подняться. Промозглая, сырая, чужая осень. Осень нужна, она как олицетворение безысходности, она как депрессия со всеми своими плюсами. Осень – это та часть жизни, после которой ценишь лето. Это не зима со своими морозами и снегами. Ты знаешь, с чем тебе бороться, одеваешься в чугунные латы и бьёшь с сокрушительной силой. Зима всегда проигрывает, но не осень. Она в тонкой, оранжевой, порванной маечке. У неё такие длинные каштановые волосы и милая улыбка. Осень красивая, милая девочка, с ножом в руке. Осень, словно бритвенный станок, я боюсь осень, она всегда режет меня. Осень перестала со мной играться, перестала смотреть в глаза и улыбаться. Теперь я в её объятиях, сегодня я впился коленями в землю и она всасывает меня. Промозглая забирает меня к себе, в себя и навсегда. Я не буду бороться, не буду бояться. Я устал, забирай меня.
Я проснулся от дикой головной боли. Мне хочется кричать, но я не могу издать ни звука. Пытаюсь дёрнуться, но не получается, не выходит. Кто-то стянул меня чем-то непонятным. Всюду темнота, я, наверное, один в палате, ибо не слышу ничьё сопение. Разрываюсь от боли, суставы выкручиваются, я руками сжимаю простынь под собой пытаясь что-то сделать, но ничего не получается. Покрылся весь потом, прядь мокрых волос падает на нос и щекочет его. У меня прорезается голос и я начинаю кричать. Я ору на всю палату: ААААААААААААА!!!!!! АААААААААА!!!!!! ААААААААА!!! Никто не приходит, я будто в аду. Тут так жарко и душно, мне нечем дышать, задыхаюсь, я сейчас умру. Голова разрывается, никто не приходит на помощь. Меня, инвалида, связали. Не могу пошевелиться, и эта ужасная боль! За дверью загорелся свет, и я вижу шаги в щелочку. Я кричу снова, но будто бы никто меня не слышит. Я лежу на кровати, смотрю на потолок, и на глаза наворачиваются слёзы. Слёзы бессилия, слезы безысходности, слезы ненависти.
Я снова проснулся, опять в своей палате. Весь мокрый и с головой, которая уж очень сильно болит. Кто-то стучит в дверь и тут же входит. Это седой врач низкого роста. Он здоровается, смотрит в папку, называет меня по имени, подсовывает стул и садится рядом. Он улыбается мне и весь такой приветлив.
– Почему вы меня привязали? Почему у меня голова разрывается от боли? Что происходит?
– Тише-тише, давай по порядку. Привязан, потому что так нужно. Почему голова болит, точно сказать не могу, такие вот последствия операции.
– Кто вы такой? Вы мой врач?
– Да, – он смотрит в папку, – Миша, я твой врач.
– Скажите, что происходит? Всё так быстро произошло, только недавно я был в своей кровати, а сегодня в этой палате и связанный.
– Всё просто. Твои родители оплатили операцию. Ну ты ведь сам понимаешь, какого рода операция?
– Я смогу ходить?
– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Понимаешь … – он смотрит в папку, – Миша, всё не так просто. Мы сделали тебе операцию, но как всё обернётся – неизвестно и тут нужно только ждать и наблюдать за тобой и твоим организмом.
– Но почему я связан?
– Твои позвонки плохо функционируют, точнее они функционируют, но ниже спины они атрофированы. Нижние позвонки, копчик и таз. Это то, что позволяет человеку передвигаться, но в твоём случае они бесполезны из-за позвоночников, которые не функционируют.
– Но я не понимаю…
– Подожди дружок, я не закончил. Видишь ли,…
– Миша.
– Да, видишь ли, Миша, позвонки нужно, как бы даже так тебе объяснить… В общем, их нужно реанимировать, понимаешь? Пока ты еще развиваешься, пока твоё тело растёт. В позвонки вставляются шесть, скажем так, зажимов. Каждый из зажимов должен прижиться в твоё тело, дабы как-то оживить позвонки. В зажимах находится лекарственная форма, которая дозируется через аппарат и попадает тебе в костный мозг. Таким образом, если все шесть приживаются, то ты с большой вероятностью сможешь ходить.
– Но есть одно «но»? – Он посмотрел удивлённо сквозь очки. – Какое «но»?
– Мне ведь не пять лет. Я знаю, что везде есть «но».
– Да, действительно… есть одно но. Дело в том, что зажимы могут не прижиться, ни один из них. И нужна будет новая операция.
– Всё понятно. Операция эта дорогостоящая, как и всё в процветающем капитализме, и шанс, что они приживутся, очень маленький.
– Ну… молодой человек, не стоит быть таким пессимистичным.
– Я не пессимистичен, я реалист. К тому же, мне кажется, оптимизм это проявление слабости.
– Хм, интересная мысль. А что тогда проявление силы?
– Всё. Всё что не проявление слабости это проявление силы. Жизнь так устроена, что расслабляться нельзя. Вообще никогда, даже когда расслабляешься на диванчике перед телевизором. Нужно держать себя в тонусе. – Он захотел встать и как будто уйти. Видно, что он меня не слушал. Но я настоял, повысив тон. – Идти вперёд, когда другие не смогли. Идти вперёд, когда не хочется и когда уже некуда. Идти вперёд всем чертям на зло, себе на погибель. Не думать, когда надо было бы подумать и струсить. Делать, что можешь, что должен. Что хочешь. Заставлять себя там, где дурочки из сказки не смогли, спрятались и убежали. Показать всем свою силу, если надо поставить всех на колени. Пусть – Тут я разошёлся еще сильнее, загорелся огонь в глазах. Я такого в себе никогда не замечал. Я начал разговаривать с кем-то более менее умным, кто не является моим родственником, кто не моя бабушка. У меня внутри всё накипело, я даже стал себя бояться. Я когда разошёлся, он изменился в лице. Мне кажется, он даже подумал, что я сейчас прыгну на ноги и буду плясать перед ним. Я покраснел, прядь волос прилипла к вспотевшему лбу. Я объяснял ему на словах все, что едва-едва укладывал в голове. Я почувствовал какую-то силу, которой мне не хватало. Я жжжжег напалмом. Он был потрясён.
– Тише-тише, Миша, Михаил. Всё – всё, я тебя понял. Я … – У него пропал дар речи. Он затих. Встал с кровати, подошёл к окну, смотрел на листья, на пасмурную погоду. Мне кажется, он тогда почувствовал себя как-то иначе. Он стал грустным, о чем-то задумался. О тех вещах, которые не проникали в его голову просто так. Он от них отворачивался, уходил, защищался. А тут я, я сошёл с ума и мысли разорвали голову и вышли наружу песней. Он мне говорит: – Понимаешь, эм…
– Миша.
– Да, Миша. У меня мало времени, на чем мы там остановились? – Сделал вид, как будто этого не было. Не было моей слабости перед ним, его слабости перед самим собой. Он отошёл от окна и вернулся ко мне. Но еще когда стоял там, что-то хотел сказать, после тяжелой мысли, когда повернулся и посмотрел на меня. Губы соединились в трубочку, но расплылись. Как будто ничего и не было.
– Одно «но» и я пессимистичный, но на самом деле реалист.
– Да, верно. К слову, вы всё правильно подметили, молодой человек. Зажимы могут не прижиться.
– Я всё понял.
– Ну не стоит так расстраиваться.
– Стоит! Что я могу сделать, чтобы они прижились?
– Правильное питание, режим сна и, в целом, здоровый образ жизни. Витамины для укрепления суставов, отсутствие травм и всё в этом духе. Ну и, конечно, постоянное обследование, и слушать лечащего врача.
– Почему я стянут этими полотенцами или что это?
– Это вынужденная мера, чтобы зажимы не сошли с места. Не ёрзать спиной, не делать резких движений и прочее.
– Резкие движения у инвалида?
