скачать книгу бесплатно
на невоспетом углу,
на неприметном дереве
сгрудились птицы,
отправляясь на юг.
В их измученных
силуэтах
прочитывалось тяжкое бегство
от морозов.
В желтые листья выпал
к корням
рябины
их певчий корм.
Горьким соком
обагренными ягодами
дерево договорилось с птицами
молча.
И сказало –
пусть они пьют, клюют, хватают, тащат…
Ведь их путь не
пройден и наполовину.
И птицы молча брали
ягоды по
// половинке.
В конце непопулярной улицы,
на невоспетом углу,
под неприметным деревом
я постучался
в твою
незаметную дверь.
Сделай
Заряди в магнитофон
ленту с воем волков –
побежит косуля.
Стяни с небес истребитель –
стань магнитом.
Проверти пальцем
дырку в плоском камне –
мельничный жернов.
Собери крылья мертвых бабочек,
пусть к детям сны
цветные придут.
Обвейся цепко вокруг оси
земной –
будешь хмель.
Но прежде всего протри глаза,
чтобы замечать,
подверни рукава, чтобы делать.
Как сказал мудрец –
необычное
начинается с простых манипуляций.
«Листопад, диктующий условья…»
Листопад, диктующий условья,
в лихорадке осени раскис.
Снова телефон исходит кровью,
бес полночный снова крутит диск.
Я, как волк, луною загнан снова,
рыщущий, голодный, жадный снова,
и тебе в глаза смеюсь я снова,
синий голый лед холодных снов моих.
Телефон всего нежнее в полночь,
и цветы, что мне терпеть невмочь,
так бесстыдно пахнут только в полночь.
И да – к черту, тихая святая ночь!
Возвращаются к корням своим деревья
и текут к своим истокам реки вспять.
Телефон опять в полночном гневе…
Нет, не телефон –
земля в осенней лихорадке
перелетных птиц устала звать.
Я сажаю дерево
Памяткой о дикарях я
его сажаю,
на память о
гибких, жонглирующих
лентами дыма кострах я
сыплю
землю к его корням.
Тотемом своего образа
мыслей я
его высаживаю.
Пройдут века
и меня в них не будет,
пройдут века
и никто не станет делать
того, что делал я.
Но я это делал.
И если далекий потомок
возьмет вдруг и спросит:
– Да что это – дерево? –
то под землей вздрогнет
мой прах.
Ибо он будет призван.
Я сам, пока еще жив,
спрашиваю себя раз за разом:
// – Да что это было? –
О том, что сам всего
мгновение назад уничтожил.
Осенью этого года Вациетису исполнился бы 81 год. Как между Землей и спутником, обращающимся по дальней орбите, расстояние между ним и нами за последнее время существенно не изменилось. Почти не меняется и сам характер взаимодействия, хотя уже начали сбываться некоторые из его пророчеств, а многие строчки, напротив, безнадежно устарели. Важно другое. Давно замечено, что в маленькой Латвии имеет место следующий математический факт: почти для каждого рода человеческой деятельности либо найдутся один-два человека, обычно хорошо известные, закрывающие его полностью, либо эта деятельность вообще никем не поддерживается. У Ояра, как высокопарно это ни звучит, в графе «род занятий» было написано: совесть нации…
Правописание молнии
Zibens pareizrakstiba, 1980
Войдем в это лето
Давай войдем в это лето,
вечное лето,
что было прежде леса и ветра,
что было и грело
предкам руки,
в мозоли
одетые.
И сложим каждый свое тепло,
тепло заячье
и тепло речное
с теплотой человечьей –
как мы без слов условились
ночью черемухи
на мосту столетий.
То, о чем там условлено,
без слов условлено,
есть призвание
твое и суть;
и всеми голосами
твоему кворуму
сделка на мосту повелевает:
будь!
И мы сотрем паутину,
рутины патину
вдвоем на пороге,
чисты и просветленны
в лето войдем
трепетно, как
если бы нас ожидали
боги.
Вечное это лето –
божественно,
взгляни,
как облако реет гордо,
войдем с тобой,
вольный мужчина
и вольная женщина,
а вовсе не гонимые алчбой
оторвы.
II
Алчбой гонимые перекати-поле, оторвы,
доля их жизнь или кошелек.
И не облачные нимбы реют гордо,
но ореол мученика,
уготованный лету.
И, стоит мне молча
трусливо
позволить
всем этим лес жечь,
зверя бить,
воду мутить,
то уже и нами
не рожденным
детям по золе к лету
// своему придется ползти.
