Туарег

скачать книгу бесплатно


Сержанта Малика эль-Хайдери страшно раздражало туарегское покрывало, потому что он считал себя знатоком человеческой натуры и мог определить по выражению лица, когда люди говорили правду, а когда врали. Однако с туарегами такой возможности не существовало, поскольку они оставляли на виду только щель для глаз, которую нарочно прикрывали на время разговора. Голос тоже звучал искаженно, а потому оставалось только принять ответ как есть, тем более что он действительно видел, как всадник приехал с севера. Не было причин подозревать Гаселя в том, что он не поленился сделать огромный крюк и устроить так, чтобы видели, как он появляется со стороны, противоположной той, с которой на самом деле прибыл.

– Куда направляешься?

– На юг.

Туарег уже оставил верблюда, который стоял, широко раздвинув ноги, с переполненным водой брюхом, удовлетворенный и раздувшийся, и начал собирать ветки и разводить небольшой костер.

– Ты можешь поесть с солдатами, – заметил сержант.

Гасель развернул кусок ткани и показал половину антилопы, все еще сочную и покрытую запекшейся кровью.

– Ты можешь поесть со мной, если желаешь. В обмен на воду.

Старший сержант Малик почувствовал, как желудок свело судорогой. Вот уже больше двух недель охотникам не удавалось ничего добыть, поскольку с годами они вынудили животных покинуть окрестности, а среди солдат не было ни одного настоящего бедуина, знавшего пустыню и ее обитателей.

– Вода для всех, – возразил он. – Но я с удовольствием приму твое приглашение. Где ты ее подстрелил?

Гасель про себя усмехнулся: уж больно примитивной была ловушка.

– На севере, – ответил он.

Он уже собрал нужное количество хвороста и, усевшись на попону своего верблюда, достал кремень и трут, но тут Малик предложил ему коробку спичек.

– Используй это, – предложил он. – Так удобней. – А после махнул рукой, отказываясь взять обратно: – Оставь себе. У нас в кооперативной лавке этого полно.

Он сел напротив и наблюдал за туарегом, который нанизывал ноги антилопы на шомпол своей старой винтовки, приготовившись медленно поджаривать их на низком огне.

– Ищешь работу на юге?

– Я ищу один караван.

– Сейчас не время для караванов. Последние прошли месяц назад.

– Мой меня подождет, – загадочно ответил туарег и, увидев, что сержант смотрит на него пристально, с непониманием, продолжил в том же тоне: – Вот уже пятьдесят лет, как ждет.

Сержант, похоже, понял и посмотрел на него более внимательно.

– Большой караван! – воскликнул он наконец. – Ты собираешься искать Большой караван из легенды? Ты с ума сошел!

– Это не легенда… Мой дядя пропал вместе с ним… И я не сошел с ума. Вот мой двоюродный брат Сулейман, который целыми днями грузит кирпичи за гроши, он – да, сумасшедший.

– Ни один из тех, кто его искал, не вернулся живым.

Гасель кивнул в сторону каменных надгробий, которые можно было различить между отдельно стоящих пальм, в глубине оазиса.

– Они не мертвее вон тех… А если бы они его нашли, разбогатели бы до конца жизни…

– Но ведь «пустая земля» не отпускает назад: там нет ни воды, ни растительности, чтобы мог пастись твой верблюд, тени, чтобы укрыться, или мало-мальского ориентира, чтобы найти дорогу. Это ад!

– Мне это известно, – согласился туарег. – Я был там дважды…

– Ты был в «пустых землях»? – недоверчиво переспросил другой.

– Два раза.

Сержанту Малику не было необходимости видеть лицо туарега, чтобы понять, что тот говорит правду, и в нем зародился новый интерес. Он уже достаточно времени провел в Сахаре, чтобы по достоинству оценить человека, который побывал в «пустых землях» и вернулся. Таких людей раз-два и обчелся от Марокко до Египта, и даже Мубаррак бен-Сад, официальный проводник поста, которого он считал лучшим знатоком песчаных и каменистых пустынь, признавался, что не отважился на это.

«Но я знаю одного… – сказал он ему однажды во время длительной разведывательной экспедиции в горный массив Хуэйлы. – Я знаю одного имохара народа Кель-Тальгимус, который побывал там и вернулся…»

– Что чувствуешь там, внутри?

Гасель посмотрел на него долгим взглядом и пожал плечами:

– Ничего. Надо оставить все чувства за пределами. Надо оставить снаружи даже мысли и уподобиться камню, стараясь не делать ни одного движения, на которое расходуется вода. Даже ночью надо двигаться так же медленно, как хамелеон, и тогда, если тебе удастся стать невосприимчивым к жаре и жажде, а главное, если удастся преодолеть панику и сохранить спокойствие, у тебя есть какая-то возможность выжить.

– А зачем тебе это было надо? Ты искал Большой караван?

– Нет. Я искал в себе то, что осталось от моих предков. Они победили «пустые земли».

– Никому не победить «пустые земли», – решительно возразил собеседник, убежденный в том, что говорит. – Доказательством служит то, что все твои предки умерли, а этим землям по-прежнему нет объяснения, как и в то время, когда их создал Аллах. – Он остановился, покачал головой и спросил, словно обращаясь к самому себе: – Почему он так поступил? Почему он, способный создавать чудесные творения, создал и эту пустыню?

В ответе туарега не было самодовольства, хотя вначале могло так показаться:

– Чтобы иметь возможность создать имохагов.

Малик улыбнулся.

– В самом деле… – согласился он. – В самом деле… – Он показал на ногу антилопы: – Я не люблю пережаренное мясо… – И добавил: – Вот так в самый раз.

Гасель отстранил шомпол от огня, снял оба куска мяса – один предложил Малику – и с помощью своего острейшего кинжала начал отрезать толстые куски от другого.

– Если когда-нибудь окажешься в трудном положении, – заметил он, – не жарь мясо. Ешь его сырым. Съешь любое животное, которое тебе попадется, и выпей его кровь. Но не двигайся. Самое главное – ни в коем случае не двигайся.

– Я это учту, – согласился сержант. – Я буду это помнить, но попрошу Аллаха, чтобы он никогда не ставил меня в подобное положение.

Они молча завершили трапезу, попили свежей воды из колодца, потом Малик встал и с удовольствием потянулся.

– Мне надо идти, – сказал он. – Я должен отдать рапорт капитану и проверить, все ли в порядке. Сколько времени ты здесь пробудешь?

Гасель пожал плечами в знак того, что не знает.

– Понимаю. Оставайся здесь, сколько захочешь, но не подходи к баракам. У часовых есть приказ стрелять на поражение.

– Почему?

Сержант Малик эль-Хайдери загадочно улыбнулся и кивком указал на самую дальнюю деревянную постройку.

– У капитана не так много друзей, – пояснил он. – Ни у него, ни у меня их нет, но я-то умею за себя постоять.

Он удалился, когда тени уже заскользили по оазису, зацепившись за стволы пальм, и голоса зазвучали явственнее. Солдаты возвращались с лопатой на плече, усталые и потные, мечтая поесть и добраться до тюфяка, который на какие-то несколько часов унесет их в мир снов, прочь из ада Адораса.

Сумерек почти не было. Небо окрасилось, почти без перехода, из красного в черное, и вскоре в бунгало зажглись карбидные огни.

Только в жилище капитана имелись ставни, не позволявшие увидеть, что происходит внутри. Еще до того, как окончательно стемнело, явился часовой, который заступил на пост и замер с оружием в руках менее чем в двадцати метрах от двери.

Спустя полчаса эта самая дверь открылась, и в проеме возникла высокая и крепкая фигура. Гаселю не надо было различать звезды на форме, чтобы узнать человека, убившего его гостя. Он видел, как тот неподвижно стоял несколько секунд, вдыхая полной грудью ночной воздух, и зажег сигарету. Свет спички вызвал в его памяти каждую черту лица и стальной презрительный блеск глаз в тот момент, когда капитан говорил, что он и есть закон. Он почувствовал искушение взвести курок и одним выстрелом покончить с ним. С такого близкого расстояния фигура четко выделялась на фоне дверного проема, туарег чувствовал, что сможет влепить убийце пулю в голову, заодно погасив сигарету во рту, но не сделал этого. Ограничился тем, что наблюдал за ним с расстояния менее ста метров, с удовольствием представляя себе, что подумал бы этот человек, если бы обнаружил, что туарег, которого он оскорбил и облил презрением, сидит здесь, напротив, прислонившись к пальме, и размышляет о том, как лучше поступить – убить его сейчас или немного погодя.

Для всех этих городских жителей, заброшенных в пустыню, которую они никогда не научатся любить и которую на самом деле ненавидят, мечтая любой ценой вырваться из нее, они, туареги, были всего лишь частью пейзажа. Чужаки были неспособны отличить одного от другого, так же как неспособны заметить разницу между двумя длинными барханами сиф, с гребнем в форме сабли, даже если те находились на расстоянии более чем наполовину дневного перехода друг от друга.

У них не было понятия ни о времени, ни о пространстве, ни о запахах и красках пустыни. Они не имели представления о том, что разделяет воина «Народа Покрывала» и имохага «Народа Меча», имохара и раба или настоящую туарегскую женщину, свободную и сильную, и бедную бедуинку, бывшую рабыней в гареме.

Он мог бы подойти к нему, поговорить с ним полчаса о ночи и звездах, о ветрах и газелях, и тот бы не узнал в нем проклятого вонючего оборванца, которого пробовал осадить пять дней назад. Французы много лет тщетно пытались заставить туарегов открыть лицо.

В конце концов, убедившись в том, что жители пустыни никогда не откажутся от покрывала, они, вероятно, пришли к выводу, что никогда не смогут отличать их друг от друга по голосу или по жестам, и махнули на это дело рукой.

Ни Малик, ни офицер, ни все те солдаты, что перекапывали песок, не были французами, но их роднили невежество и презрение к пустыне и ее обитателям.

Выкурив сигарету, капитан швырнул окурок в песок, хмуро кивнул часовому и закрыл дверь, из-за которой послышался лязг задвигаемого засова. Огни постепенно гасли, и лагерь с оазисом погрузились в безмолвие. Тишину нарушал только шелест пальмовых «плюмажей», теребимых легким бризом, да далекий вой голодного шакала.

Гасель завернулся в попону, прислонился головой к седлу, бросил последний взгляд на бараки и на машины, выстроившиеся в ряд под навесом гаража, и заснул.

Рассвет застиг его на вершине самой усыпанной плодами пальмы: он сбрасывал на землю тяжелые гроздья спелых фиников. Туарег наполнил ими мешок. Также он наполнил водой свои гербы и оседлал мехари, который шумно запротестовал, желая дольше пробыть в тени, вблизи колодца.

Начали появляться солдаты. Они мочились на барханы или умывались у водопойного желоба самого большого колодца. Сержант Малик эль-Хайдери тоже покинул свое жилище и приблизился к Гаселю быстрым и уверенным шагом.

– Уезжаешь? – спросил он, хотя ответ был совершенно очевиден. – Я думал, ты останешься передохнуть на пару дней.

– Я не устал.

– Вижу. И мне жаль. Иногда бывает приятно поговорить с кем-то из посторонних. У этого отребья на уме одно только воровство или женщины.

Гасель не ответил, занятый закреплением поклажи: из-за покачивания верблюда она может оказаться на земле через пятьсот метров. Малик помог ему, встав с другого бока, и при этом спросил:

– Если бы капитан разрешил, ты бы взял меня с собой на поиски Большого каравана?

Туарег отрицательно покачал головой:

– В «пустой земле» тебе не место. Только мы, имохаги, можем проникать вглубь ее территории.

– Я бы дал трех верблюдов. Мы бы могли взять с собой больше воды и провизии. В этом караване денег более чем достаточно, хватит на всех. Я бы часть отдал капитану, остальные потратил на перевод в другое место, и у меня еще осталось бы на то, чтобы прожить остаток жизни. Возьми меня с собой!

– Нет.

Старший сержант Малик не стал настаивать. Он медленно обвел взглядом пальмы, бараки и барханы, замкнувшие пространство со всех четырех сторон, превратив пост в тюрьму, в которой засовы заменяли высокие горы песка, угрожавшие раз и навсегда похоронить их всех под собой.

– Проторчать здесь еще одиннадцать лет! – проговорил он, словно разговаривая с самим собой. – Если удастся выжить, я уеду отсюда стариком, а ведь мне отказано даже в праве на отставку и пенсию. Куда я пойду? – Он вновь повернулся к туарегу: – Так не лучше ли с достоинством умереть в пустыне, лелея надежду на то, что неожиданный поворот судьбы смог бы все изменить?

– Может быть.

– Ведь именно это ты собираешься попробовать сделать, верно? Ты предпочитаешь рискнуть, а не прозябать, перенося кирпичи с места на место.

– Я туарег. Ты – нет…

– Да провались ты в тартарары со своей проклятой туарегской спесью! – угрюмо проговорил сержант. – Ты что, считаешь себя лучше других, потому что с детства умеешь переносить жару и жажду? Мне вот пришлось переносить этих сукиных детей, поверь мне, еще неизвестно, что хуже. Уезжай! Когда я захочу отправиться на поиски Большого каравана, я сделаю это сам. Обойдусь без тебя.

Гасель усмехнулся под покрывалом (собеседник не мог этого видеть), заставил верблюда встать на ноги и неторопливо удалился, правя им с помощью недоуздка.

Сержант Малик эль-Хайдери проводил его взглядом, пока путник не скрылся в лабиринте проходов, оставленных барханами между собой, южнее грунтовой дороги, и затем задумчиво повернул к самому большому из бараков.

Капитан Калеб эль-Фаси всегда спал до тех пор, пока солнце не начинало нагревать крышу его бунгало. Это всегда происходило после девяти утра, хотя он и приказал построить его под сенью пальм – в том месте, где деревья росли настолько тесно, что капитана часто будил стук падающих фиников об оцинкованную кровлю.

В это время он молился, отойдя на два метра от двери, и обливался водой у главного колодца, куда приходил сержант Малик с рапортом о происшествиях, хотя, правду сказать, происшествий-то особых, как правило, не было.

Однако в это утро его подчиненному, явившемуся в каком-то приподнятом настроении, что было для него совсем несвойственно, явно хотелось поговорить.

– Туарег отправился на поиски Большого каравана, – объявил он.

Капитан смотрел на сержанта несколько секунд, ожидая, что тот скажет что-то еще, и, не дождавшись, вопросительно произнес:

– И?..

– Я попросил его взять меня с собой, но он не захотел.

– Значит, он не настолько безумен, как можно было подумать. С каких это пор тебя интересует Большой караван?

– С тех пор, как о нем услышал. Говорят, товаров там было больше чем на десять миллионов тогдашних франков. Сегодня его слоновая кость и драгоценности стоили бы в три раза дороже.

– Немало народу погналось за этой мечтой и погибло.

– Всякие там авантюристы, не организовавшие как следует экспедицию – с привлечением необходимых средств и материально-техническим обеспечением.

Капитан Калеб эль-Фаси устремил на него долгий взгляд, в котором читался суровый упрек.

– Так ты намекаешь на то, что я должен бросить материальные средства и личный состав на поиски этого каравана? – спросил он с притворным удивлением.

– Почему бы и нет? – самоуверенно заявил сержант. – Нас то и дело отправляют в бессмысленные экспедиции: на поиски новых колодцев, никому не нужных камней или на перепись племен. Как-то раз инженеры не отпускали нас шесть месяцев, пытаясь найти нефть.

– И ведь нашли.

– Да, но что мы с этого имели? Измотались, нажили себе лишние заботы, люди совсем падали с ног, а троих вообще разнесло на куски в джипе, начиненном динамитом.

– Мы получали приказы свыше.

– Да знаю. Но ведь вы обладаете достаточными полномочиями, чтобы послать меня на любое задание. Например, на учения по выживанию в «пустых землях». Представьте себе, вдруг мы вернемся с целым состоянием! Половина – армии, половина – нам и солдатам. Разве вы не думаете, что, если по-умному все распределить, это смягчило бы нрав некоторых генералов?

Его начальник ответил не сразу. Он опустил голову в воду и постоял так несколько мгновений, возможно собираясь с мыслями. Подняв ее снова, сказал, не глядя на сержанта:

– Я мог бы арестовать тебя за то, что ты мне предлагаешь.