скачать книгу бесплатно
Мачеха для Золушки
Нина Васина
Золушка – Зоя Лушко, больше всего хочет женить своего отца – это непременное условие, чтобы сказка про Золушку стала явью… Отец – спасатель МЧС Виктор Филимонович Лушко, больше всего в жизни хочет счастья своим трем дочерям и… обладать красавицей-фотомоделью Медеей… Мачеха – фотомодель Медея, больше всего в жизни хочет остатья неузнанной… Сестры – Маринка и Иринка, больше всего в жизни хотят заполучить принца… Принц – Тамерлан, сын лучшего друга Виктора Лушко, волей-неволей должен жениться на Золушке… Крестная – вопреки всякой логике состоит в тесном родстве с мачехой. Самый таинственный персонаж. Кто она, можно узнать, только перелистнув последнюю страницу романа…
Нина Васина
Мачеха для Золушки
Наняв для трех осиротевших дочек няню со странным именем Дездемона, он вышел на работу после вынужденного отпуска по уходу за детьми. И угодил в спасательную операцию после землетрясения в Индии. По профессии Виктор Филимонович был пожарником, ушел в МЧС не столько из-за денег – там была выше зарплата, сколько из-за разнообразия опасностей и возможности посмотреть мир. Он управлял почти всеми средствами передвижения, был необычайно силен физически и редко терял присутствие духа в самых непредвиденных ситуациях.
В Индии он столкнулся с невероятной нищетой и таким количеством трупов, которое до этого даже при своей профессии не мог вообразить. Виктор Филимонович не видел ранее столь огромную площадь – из конца в конец нужно было идти двенадцать минут, – всю заваленную в несколько рядов трупами.
То ли от запаха разложения, то ли от горького жара чужой земли на третий день своей палаточной жизни на развалинах Виктор Филимонович почувствовал подозрительную невесомость и сильную головную боль. Он только что со своим напарником достал семью из шести человек из-под обломков – все мертвы. Елисей пошел прослушивать завалы. Ждали поисковую собаку, потом по рации передали, что собака погибла от какой-то заразы.
Застыв перед большой плитой, Виктор Лушко пытался справиться с пульсирующей болью в висках, мечтая о глотке холодной воды. В этот момент он почувствовал чужое присутствие как посторонний запах – цветочный, тонкий, неуместный в приторном дурмане смерти. Подошла темноволосая женщина европейского типа, но в сари, с покрытой головой. И сказала по-русски:
– Простите, вы здесь главный?
Виктор Филимонович очнулся и попробовал рассмотреть ее лицо, но она отворачивалась, скрывая под нарочитым смущением и тонкой тканью платка желание быть неузнанной.
– Вы не могли бы поднять эту плиту и углубиться еще на три метра? – спросила она.
Виктор Филимонович тупо посмотрел на огромную плиту.
– Нет.
– А есть причина, по которой вы могли бы это сделать? – настаивала женщина.
– Есть, – кивнул Виктор, – наличие под ней людей. Желательно живых. У вас кто-то остался под развалинами? Семья?
Его шатало.
– Нет. Там должна быть золотая фигурка Будды. Очень древняя. Один человек похитил ее из храма как раз перед землетрясением и принес в свой дом. Это реликвия, понимаете.
Виктор Лушко не сразу нашелся что ответить.
– Идите к черту и не мешайте работать.
– Там есть двое живых людей. Они почти не пострадали. Мужчина и женщина. Женщина беременна.
Виктор посмотрел на Елисея, у которого был поисковый сканер. Тот отрицательно покачал головой – никаких сигналов снизу.
– Они американцы, – продолжала женщина.
– Такую плиту придется взрывать направленно, – заметил Елисей, сняв наушники и респиратор.
– Так зовите же вашего взрывника! – нервничала женщина.
– Послушайте, гражданка… – Виктор решил умерить ее настойчивость.
Она его перебила:
– Меня зовут Марго.
– Ладно, Марго. Три метра вниз – это много. Если живые попали в пустой пенал под упавшими плитами, взрыв может нарушить устойчивость плит, и тогда этих двоих просто расплющит.
– Они спрятались в подвале, взрывайте!
Елисей предложил позвать взрывника Афоню. Виктор Лушко настаивал, чтобы пришел старший в роте Абакар и принял решение. А женщина в сари сказала, что тогда чемодан с золотыми слитками им придется делить на четверых.
– Чемодан с золотыми слитками? – хмыкнул Елисей. – Мадам! Что вы называете слитком?
– В данном случае это брусок весом двадцать килограммов. В чемодане их пять. Решайте же!
Позвали ротного и взрывника Афоню. Выслушав совершенно невероятное предложение «странной дамочки», Афоня тут же развил бешеную активность по спасению «беременных женщин и детей». Через двадцать минут после взрыва под взглядами собравшихся местных зевак, помогавших растаскивать обломки, был обнаружен заваленный вход в подвал. В свалке бытового мусора – среди разбитой мебели, посуды, кусков ковра – и блеснул металлический уголок чемодана. Чемодан этот был пристегнут наручниками к трупу молодого мужчины европейского вида. Тогда Виктор Лушко установил по периметру поисков полосатую ленту и вывел за нее зевак под угрозой образования провала и обрушения развалин.
Сначала достали женщину, она была без сознания, но жива. Нашли и мужчину. Он все это время кричал как резаный, услышав удары сверху. Елисей уже решил, что его придется доставать по частям, но мужчина оказался совершенно невредим, а кричал от страха, что про него забудут. Лушко поспешил сделать ему успокоительный укол, чтобы прекратить непрерывный поток объяснений, и сам удивился своей поспешности – неужели поверил в золото?
Афоня достал ножницы по металлу, чтобы перекусить цепочку, но Абакар остановил его, осмотрелся и открыл наручники попавшимся на глаза куском проволоки. Он же потом принес два черных пластиковых мешка. Виктор Лушко в третий раз опустил лебедку. Подняли тело. Потом втроем они выгребли чемодан и затолкали его в мешок, как уже не раз делали с разрозненными частями человеческих останков.
– Эй! – крикнула сверху женщина, заметив, что они собираются подниматься. – А мой Будда?
Виктор осмотрелся. Знать бы, какого размера скульптура. По наитию он тронул ногой что-то завернутое в холстину размером с узбекскую продолговатую дыню.
Местные понесли носилки на соседнюю улицу – туда мог подъехать транспорт, а четверо спасателей, насквозь пропотевшие в своих куртках, и женщина в сари присели покурить.
Елисей заглянул в мешок.
– Если там действительно золото, – с сомнением сказал он, – то что с ним, на хрен, делать?!
– Увезете послезавтра с собой вместе с инвентарем, – устало предложила женщина, пряча тяжелого Будду в тряпке под сари. – Ваш багаж досматривать не будут. А дальше уже вам решать. Если захотите другой жизни – возьмете себе, а не захотите – напишете докладную куда следует, получите взыскание, что посмели достать такой груз без разрешения начальства, и больше вас за границу не пустят.
– Гражданочка, а вот разрешите ненавязчиво так поинтересоваться, – проникновенно обратился к ней Афоня, – вы ведь вроде ясновидящей тут сидите, так? И вот мне очень интересно, что вы ясно увидели там, под завалом, – золото или живых людей?
– Золото само по себе путешествует редко, – ответила Марго, вставая. – Вы послушные мальчики, других приходилось упрашивать по часу. Англичане редкостные тугодумы в таких делах.
– А мы послу-у-ушные! – с радостью подхватил Елисей. – Мы на такие завалы – всегда пожалуйста!
– Там посмотрим, – сказала женщина, уходя.
– А как бы телефончик ваш… – начал было Афоня, но Виктор его одернул.
– Замолчи. И так вляпались в неприятности, ты еще хочешь дополнительной информации? Чтобы было что на допросе выложить?
Женщина обернулась – яркое живое пятно в пыльном мареве завалов.
– Я сама позвоню. Если вы примете правильное решение.
На это Елисей флегматично заметил:
– Как же!.. Знаю я такое кидалово. Позвонит она, а даже имен не спросила.
– Дурак! – постучал себя по лбу Абакар. – Она же ясновидящая!
– Ерунда, – отмахнулся Елисей. – С какого хрена мы, по ее словам, послезавтра отсюда улетим? Тут пахать и пахать немерено.
Через день они улетели – Виктор Лушко с подозрением на лихорадку, а трое его товарищей с ее первичными признаками.
Марго позвонила Виктору Лушко, как только его усадьба во Владимирской области была достроена. Афоня, купивший себе большую квартиру в Москве, удивился:
– Ты чего в такую даль забрался?
– Во-первых, мне это место кажется более безопасным, чем город. А во-вторых, не могу жить в квартире, где Надежда умирала.
«…Заболела раз у одного богача жена и почувствовала, что конец ей приходит. Подозвала она свою единственную дочку к постели и говорит:
– Мое милое дитя, будь скромной и ласковой, и господь тебе всегда поможет, а я буду глядеть на тебя с неба и всегда буду возле тебя…»
Братья Гримм. «Золушка»
Золушка
– Ты не можешь этого помнить! – заявила сестра Маринка.
– Могу.
– Не можешь! – вступила сестра Иринка. – Тебе было всего два года.
– Я помню, – настаивала Зоя, покраснев скулами, что предвещало близкую схватку.
– Если помнишь, скажи, в каком платье ты была?
– Я была в ночной рубашке. – Маленькая Зоя посмотрела на сестер исподлобья.
Сестры раздосадованно переглянулись.
– Тебе все отец рассказал, – предположила Маринка. – Что это такое – «господь всегда тебе поможет…»? Твоя мать не могла так говорить, это Средневековье какое-то.
– «Мое милое дитя…» – передразнила Иринка.
Поэтому Зоя напала сначала на нее.
Когда на шум прибежали взрослые и растащили дерущихся, отец стал в который раз стыдить старших дочек:
– Дылды недоразвитые, она же меньше вас!
Дочки возразили:
– Она первая начала, а мы нормальные, доразвитые!..
А потом, когда две женщины из гостей повели младшую, Зою, умыться и переодеть рваную одежду, девочка сказала, что все дело в птицах.
– Что ты такое бормочешь? – спросила гостья.
– Когда на могилу кладут печенье и конфеты, на поминках. Они всегда потом пропадают, – объяснила Зоя. – Я, маленькая, думала, что мама их забирает себе… – Стушевавшись под напряженными взглядами взрослых, девочка неуверенно уточнила: – Вниз… – и показала пальцем в пол.
Одна из женщин оказалась психологом, и даже с ученой степенью. Она тут же стала объяснять второй гостье, что у девочки нормальная реакция на смерть матери, а с сестрами она постоянно дерется, потому что…
– Восемь лет уже прошло. Не слишком ли много для такой «нормальной» реакции? – перебила ее гостья, близко знакомая с историей девочки.
– А почему я дерусь с сестрами? – спросила Зоя.
– Успокойся, – психолог ласково потрепала ее по голове, – все в детстве дерутся со своими сестрами и братьями. Это естественное поведение взрослеющих млекопитающих… – Она задумчиво изучала клок темных волос, оставшийся в ее руке после случайной ласки. – Становление навыков выживания…
– Это странно, – заметила девочка, – потому что они не мои сестры.
– А чьи? – брезгливо содрогнулась психолог, тряся рукой с волосами над раковиной.
– Они папины дочки.
– А ты чья дочка?
– А я – мамина и птицына.
– Не поняла, – вынуждена была сознаться психолог, не реагируя на жестикуляцию второй гостьи.
Та пыталась объяснить ей полную бесперспективность и даже опасность подобных бесед с девочкой.
– Прекрати, Мара, ты же не глухонемая, – пристыдила ее Зоя. – Это птицы съедали с могилы печенье и конфеты. Мама сказала, что будет глядеть на меня с неба и всегда будет рядом.
Она ждала, переводя взгляд с одного лица на другое. Реакции не последовало. Освободив наконец руку от волос, психолог решила перевести беседу в другое русло.
– Тебе не больно? – Она показала на голову девочки.
– Ерунда, – отмахнулась Зоя. – Вот тут, видите… – подняв волосы на затылке, она наклонила голову вниз, – два шрама. Вот тогда было больно. Мне их зашивали. Вон еще на коленке и на плече. На плече укус. Глубокий! Врач сказал, что шрам останется навсегда.
– У меня тоже есть шрам на коленке, – неуверенно заметила психолог. – Я в детстве упала…
– А кто упал на вас?
– На меня?
– На вас упала парочка сестер или братьев?
Психолог была вынуждена сознаться, что – нет. Никто на нее тогда сверху не падал.
– Вот видите! – снисходительно заметила Зоя. – Вы каких птиц любите?
– Я?.. Всяких. Нет, подожди, я не люблю ворон, – определилась психолог, справившись с неожиданной сменой темы разговора.
