Реактор Эйдена

Василий Дробов

Реактор Эйдена

Пролог

2147 год. Лаборатория «Горизонт», сектор G‑9.

Сирена выла не переставая – низкий, вибрирующий звук, от которого дрожали стёкла герметичных панелей. В центре зала, окружённый кольцами сверхпроводящих катушек, пульсировал «Реактор нулевого цикла». Его сердцевина излучала бледно‑голубой свет, словно миниатюрная звезда, запертая в металлической клетке.

– Давление в контуре D критическое! – крикнул оператор, не отрывая взгляда от голографической панели. – Магнитные поля нестабильны!

Но Эйден Картрайт даже не обернулся. Его пальцы летали над консолью, вводя корректирующие коды. На экране бежали строки данных: «Квантовая флуктуация… аномальный резонанс… разрыв когерентности».

– Ещё минута, – прошептал он. – Только бы удержать фазу…

За его спиной собрались члены комиссии ООН: строгие костюмы, холодные взгляды. Они приехали за результатом – за решением энергетического кризиса, который уже десять лет душил планету. Но сейчас они видели лишь безумца, готового пожертвовать всем ради эксперимента.

– Доктор Картрайт, – произнёс представитель Совета, шагнув вперёд. – Вы обязаны остановить процесс. Это небезопасно.

Эйден наконец поднял глаза. В его взгляде не было страха – только одержимость.

– Небезопасно – это ждать, пока последние реакторы выйдут из строя. Небезопасно – это миллионы мёртвых городов. А это… – он указал на пульсирующую сферу, – это шанс.

Сирена сменила тон, перейдя в пронзительный визг. Датчики зашкаливали. Где‑то за стеной раздался глухой удар – сорвалась с креплений одна из охлаждающих установок.

– Пробой в секторе 3! – закричал техник. – Экраны не выдерживают!

Эйден набрал последний код. На экране вспыхнуло: «Запуск протокола нулевого цикла».

В тот же миг свет погас.

А потом – вспышка.

Не огонь, не взрыв. Что‑то иное. Пространство словно разорвалось: стены лаборатории растворились в вихре разноцветных полос, время замедлилось, превратив крик оператора в протяжный, нечеловеческий вой. Эйден почувствовал, как его тело становится невесомым, как атомы начинают распадаться и перестраиваться в неведомом порядке.

Перед тем как исчезнуть, он успел увидеть:

● 

отражение собственного лица в зеркале – но это было не его лицо, а чьё‑то чужое;

● 

силуэт человека в чёрном, стоящего за спиной представителя ООН;

● 

надпись на экране, которая не должна была там появиться:

«Они уже здесь»

.

Затем – тишина.

Когда свет вернулся, лаборатория была пуста. Реактор стоял мёртвый, его сердцевина почернела. На полу лежал единственный предмет – блокнот Эйдена с последней записью:

«Если это читаете – не пытайтесь повторить. Реактор не даёт энергию. Он открывает дверь. И кто‑то уже стучится…»

2172 год. Нью‑Атлантис. Зона‑7.

Лейтенант Кира Вейл стояла перед ограждением, глядя на искажённое пространство за периметром. Там, в глубине аномалии, время текло иначе. Иногда она видела призрачные образы: здания, которых не было на карте, людей в странной одежде, тени, шепчущие на незнакомых языках.

Она достала блокнот отца – точную копию того, что когда‑то нашёл в лаборатории Эйдена. На последней странице было написано:

«Кира, если ты это читаешь, знай: реактор не сломался. Он сработал. И теперь мы все – в игре».

Где‑то вдали раздался грохот. Кира подняла голову. В небе над Зоной появилась новая трещина – сияющая, как разлом в реальности.

Игра начиналась.

Часть I. Осколки реальности

Глава 1. Тень прошлого

Серые тучи висели над Нью‑Атлантисом, отбрасывая на улицы блёклые тени. Дождь стучал по бронежилету лейтенанта Киры Вейл, но она не обращала внимания – её взгляд был прикован к мерцающей границе Зоны‑7. За ограждением из композитных панелей и энергетических барьеров пространство дышало, искажаясь в ритме, который никто не мог объяснить.

Кира проверила снаряжение:

● 

квантовый детектор пульсировал зелёным – фоновый уровень аномалий в норме;

● 

коммуникатор молчал – связь в Зоне всегда была лотереей;

● 

на поясе висел отцовский квантовый модулятор, холодный и тяжёлый, как невысказанные вопросы.

«Ещё один рутинный патруль», – подумала она, но интуиция кричала об обратном. Сегодня датчики зафиксировали три всплеска в секторе D‑12 – больше, чем за весь прошлый месяц.

На границе реальности

Пройдя через шлюз, Кира ощутила знакомое покалывание на коже – воздух здесь был гуще, словно пропитанный статикой. Тропа, выложенная светящимися маркерами, уводила вглубь Зоны. По сторонам возникали и растворялись призрачные силуэты: то здание, которого не было на карте, то фигура в старомодном плаще, то вспышка света, похожая на падающую звезду.

– «Эхо‑объекты», – пробормотала Кира, активируя запись на визоре. – Опять играют с восприятием.

Она знала: эти фантомы – отголоски событий, произошедших в других реальностях. Иногда они повторяли сцены из прошлого, иногда – из будущего. Но сегодня что‑то было иначе.

В секторе D‑12 гравитация внезапно усилилась. Кира едва удержалась на ногах, когда её вес утроился. В воздухе повисло гудение, похожее на хор тысяч голосов, шепчущих на незнакомом языке.

– Командование, это Вейл, – она попыталась выйти на связь. – Фиксирую аномалию класса «Альфа». Требую подкрепления.

Ответа не последовало. Только треск помех и отдалённый звон, будто кто‑то бил в колокол из другого измерения.

Призрак лаборатории

За поворотом тропы возникло строение – стеклянный куб с металлическими опорами, точно такой же, как на архивных снимках лаборатории «Горизонт». Но это было невозможно: лаборатория исчезла в 2147 году, а Зона образовалась на её месте.

Кира подошла ближе. Сквозь стекло она увидела:

● 

ряды консолей с мерцающими экранами;

● 

голограмму реактора, пульсирующего бледно‑голубым светом;

● 

человека в лабораторном халате, склонившегося над панелью управления.

– Эйден?.. – выдохнула она.

Фигура обернулась. Лицо было знакомым – она видела его в отцовских записях. Но глаза… Они светились, как звёзды, а зрачки расширялись и сужались в ритме биения реактора.

– Ты не должна быть здесь, – голос Эйдена звучал одновременно близко и бесконечно далеко. – Они уже знают, что ты ищешь.

– Кто «они»? – Кира шагнула вперёд, но стекло оказалось твёрдым. – Мой отец говорил, что вы не погибли. Что реактор…

– Реактор – это дверь, – перебил он. – И сейчас она открывается шире. Ты чувствуешь?

Земля дрогнула. В небе над лабораторией разверзлась трещина – сияющая, как разлом в реальности. Из неё лился свет, но не тёплый, а ледяной, высасывающий тепло из воздуха.

– Уходи, – прошептал Эйден. – Пока ещё можешь.

Но Кира не двинулась с места. На экране за его спиной вспыхнули строки кода:

PROTOCOL ZERO_CYCLE.INITIATE

WARNING: MULTIVERSE BREACH DETECTED

AUTHORIZATION: CARTWRIGHT_E

– Вы пытались остановить это, – сказала она. – Почему?

Эйден улыбнулся – грустно и обречённо.

– Потому что мы не первые. И не последние.

Лаборатория начала растворяться. Фигура учёного превратилась в вихрь света, а затем – в дождь из мерцающих частиц. Перед тем как исчезнуть, он бросил ей что‑то. Кира поймала предмет – маленький кристалл с гравировкой: «Ключ. Не доверяй зеркалам».

Возвращение

Когда Кира очнулась, она лежала на тропе. Дождь всё так же стучал по бронежилету, а детектор показывал норму. Ни лаборатории, ни трещины в небе – только влажный асфальт и далёкие огни Нью‑Атлантиса.

Она сжала кристалл в ладони. На его поверхности проступили буквы:

«Кира. Если ты это читаешь, знай: Зона – не аномалия. Это шрам. И он кровоточит».

Голос отца, записанный в её памяти, звучал ясно: «Они думают, что закрыли дверь. Но двери не закрываются. Они ждут».

Кира поднялась. Впереди, за горизонтом, небо снова треснуло – на этот раз чуть шире.

Игра только начиналась.

Часть I. Осколки реальности

Глава 2. Правила Зоны

Кира вернулась на базу под серым рассветом. Дождь перестал, но воздух оставался тяжёлым, пропитанным озоном и чем‑то ещё – едва уловимым запахом ионизированного пространства, который всегда преследовал её после выхода из Зоны.

Она не стала докладывать о встрече с «эхо» Эйдена по открытым каналам. Вместо этого направилась прямиком в личный отсек – крохотную каморку с голопроектором и взломанным терминалом «Прометея». Кристалл, полученный от призрака учёного, лежал в кармане, обжигая ладонь даже сквозь ткань.

Тайны архива

Взломать защищённый сектор «Прометея» было непросто. Кира использовала комбинацию из отцовских кодов и свежих уязвимостей, обнаруженных Рейзом. На экране замелькали папки:

● 

«Отчёты о многомерных резонансах (2148–2172)»

;

● 

«Список рецидивистов: случаи аномального возвращения»

;

● 

«Проект „Наследие Картрайта“: фазы 1–7»

.

Она открыла первую попавшуюся запись. Голограмма показала карту мира, где Зоны (их оказалось семь) светились, как раны на теле планеты. Голос диктора – безэмоциональный, синтезированный – зачитал:

«Фиксируется рост квантовых флуктуаций в секторах D‑12, G‑4 и X‑9. Гипотеза: реактор Эйдена Картрайта не просто создал локальную аномалию, но инициировал процесс расслоения реальности. Вероятность коллапса – 43 % в течение пяти лет».

Кира похолодела. «Расслоение» – термин из отцовских заметок. Он писал, что это не метафора: реальности буквально трескаются, как стекло, выпуская в наш мир фрагменты других измерений.

Рецидивисты

Следующая папка содержала досье на «рецидивистов» – людей, которые побывали в Зоне и вернулись. Их истории пугали:

● 

Лиам 234‑А

: утверждал, что жил в мире, где человечество никогда не покидало океаны. Говорил на неизвестном языке, умер от внутреннего кровотечения через три дня.

● 

Джейна 17‑В

: помнила «другую версию» Нью‑Атлантиса, где здания росли, как деревья. Её сознание раздвоилось – она одновременно находилась здесь и

там

.

● 

Объект 01‑К (неопознанный)

: оставил рисунок – лабиринт из символов, которые, по данным аналитиков, совпадали с гравировками на древних артефактах из сектора X‑9.

Внизу страницы мигало предупреждение:

«Внимание: рецидивисты демонстрируют повышенную восприимчивость к квантовым полям. Категорически запрещено допускать их к исследованиям в Зоне».

Кира задумалась. Её отец тоже считался погибшим в Зоне, но если рецидивисты возвращались… Может, и он где‑то там?

Проект «Наследие»

Последняя папка оказалась самой засекреченной. Чтобы открыть её, Кира ввела комбинацию из даты рождения отца и слова «ключ» – оно всплыло в памяти после встречи с Эйденом.

На экране появилась схема реактора, но не той модели, что взорвалась в 2147 году. Эта была усовершенствованной:

● 

дополнительные кольца для стабилизации квантового поля;

● 

модуль «зеркального отражения» (описание засекречено);

● 

отметка:

«Испытания в секторе D‑12 запланированы на 2173 год»

.

Ниже – протокол совещания:

Представитель Совета ООН: «Мы не можем повторить ошибку Картрайта. Если реактор снова выйдет из‑под контроля…»

Доктор Элиас Рен (исключён из проекта в 2169 г.): «Вы не понимаете. Реактор – не машина. Это портал. И те, кто по ту сторону, уже знают о нас».

Неизвестный голос: «Если закрыть дверь, они найдут другой путь. Но если оставить её приоткрытой, мы получим рычаг влияния».

Кира выключила проектор. В голове гудело. «Прометей» не просто изучал Зону – они готовили новый запуск. И кто‑то в руководстве явно знал больше, чем докладывал.

Неожиданный союзник

Дверь в отсек распахнулась. На пороге стоял Рейз – его кибернетические глаза мерцали в полумраке.

– Ты опоздала на доклад, – сказал он без предисловий. – Командование в ярости.