скачать книгу бесплатно
В каждой семье, как и в церкви, свои правила. Как поп имеет определяющее значение для прихода, так и глава семьи плетет в семье уникальную, не повторяющуюся больше в других семьях, паутину. Главное условия – качество содержание мушек. Иначе полураспад! При любых вариациях, главное условие неизменно. Им дозволяется дергаться, в отдельных схемах даже полетать, паутина должна иметь слабую степень липкости, приятна на вкус. И всё! Но это кажущаяся простота. На самом деле только доминанты-виртуозы имеют стабильные паутины, то есть семьи, в которых и мушки целы и пауки довольны. Делом лапок своих. Но это, пожалуй, грубо звучит, на самом деле в жизни всё куда деликатнее. Милее!
Лидия Афанасьевна содержала свою семейную паутину в образцовом порядке. Номинальный глава семейства, Евгений Тихонович, был ухожен, воспитан, приучен к порядку. Мягкий незаметный ошейник абсолютно не чувствовался, а цепочка не гремела при ходьбе. Длинна последней была достаточна для ощущения независимости в принятии решений. И только лёгкое подергивание настраивало особь на верный курс. Сын Борик постоянно пищал, пытаясь сбросить ошейник, усеянный маленькими шипами, но сил было недостаточно и, повторюсь, содержание было неплохим. Если не дёргаться, дискомфорт не ощущался.
У каждой системы, технологической, управленческой, а тем паче социально-семейной есть свои слабые звенья. Достаточно незначительного воздействия, и стройная конструкция сыпется, смещаясь в сторону более устойчивого состояния.
Евгений Тихонович любил праздновать по причине и без оной. Небольшое количество алкоголя, да при прекрасном расположении духа, будили в нем бывшего гвардии сержанта разведывательной роты, форсировавшего в свое время Днепр и получившего за это солдатский орден «Слава» третей степени. Появлялась горделивая осанка, пренебрежение супругой. Команда «закусывай!» уже не выполнялась. Коммунист Евгений смутно вспоминал Ветхий завет, в котором Ева была дана в помощь Адаму, а не наоборот. Его трудно было загнать в паутину, комфортную и спокойную в обычных условиях. Когда праздник заканчивался, Евгений Тихонович набрасывал на законную жену накопившиеся претензии и как порядочный примак уходил, хлопнув дверью. Тут гордый МУЖ слегка лукавил. Он уходил от одной женщины к другой, которая по-матерински любила его и недолюбливала свою невестку. От одной сильной женщины к другой, не менее сильной. Как же без сильной руки, ходящему во тьме мужчине.
В такие моменты Лидочка терялась. Осматривая прорванную паутину, удивлённая отсутствием причин для такого шага, Лидия Афанасьевна смогла найти одно, только одно действующее средство противодействия, нравственная сторона которого весьма спорна. Она посылала вдогонку Борика. Сын находил решительного отца на остановке автобуса и со слезами уговаривал его вернуться домой. Трезвеющий Евгений Тихонович, очень любящий своего сына и, чего греха таить, ценивший свою паутину, возвращался домой. Схема стала рабочей.
Нет, не правильно будет считать, что такой режим возврата системы в исходное состояние был частый. Отнюдь! Обычно после каждого выхода из ламинарного режима, для Евгения наступали суровые будни. Он извинялся, просил уменьшить время отторжения от паутины. Его принимали обратно с задержкой, но с удовольствием, радуясь возвращению «блудного сына». Но иногда предохранительные устройства не давали требуемый результат и включалась новая, надежная обводная или «байпасная» схема.
Так, в один из обычных и ничем не примечательных дней, когда праздник возник вроде и неоткуда, события стали развиваться не в обычном режиме, а ближе к турбулентному. После ухода гостей, было сказано немало горьких упреков. Евгений со словами «высказалась и брысь под лавку» пошел в очередной раз собираться в дорогу. Лидия Афанасьевна обратилась за помощью к сыну, которому в то время исполнилось двенадцать лет. Но в этот раз обводная линия, сбросив обычную надежность, повела себя иначе. Выросшего Борика перемкнуло. Решив своим, ещё не окрепшим умом в чём корень зла, мальчик забежал в дом. Вскоре он появился, с трудом удерживая в руках три бутылки спиртного. Подбежав к гаражу и положив емкости себе под ноги, Борик по отдельности, но очень быстро разбил бутылки о кирпичную кладку строения. Затем рванул вновь в дом. Ходок было четыре. В заветном шкафу отца было двенадцать бутылок алкогольного содержания, подаренные отцу разными людьми. В качестве взятки или дружеского подарка. Они хлопались о гараж без особого шарма, разбиваясь тихо, кропя землю продуктами высокой степени перегонки и очистки. Евгений Тихонович и Лидия Афанасьевна находились в лёгком ступоре, просто стояли и смотрели на происходящее, не пытаясь помешать несанкционированному обороту алкогольных средств. Отец, быстро трезвея, тихо в слух перечислял уничтожаемые изделия.
– «Столичная», «Ром Негра», «Рижский бальзам», армянский коньяк «Арарат» КВ, Борик, это «Посольская», Борик! (накануне он привез водку «Посольскую» из Москвы, где её презентовал кто-то из министерства, уверял, что купить почти невозможно)
Вскоре всё было окончено. Сын, проделав серьёзную работу, ушел из дому. Наверное, гулять. Женя с Лидой долго сидели и молчали. Борик подрос, они стали свидетелями первых ростков «неуправляемости». Надо менять отношение не только к нему, а и вообще к многим вещам. Иначе общая паутина не выдержит. Выпившего Евгения Тихоновича стали видеть реже. Он стал на праздниках и после них тише и добрей. Лидия Афанасьевна, не пившая вовсе, перестала при всех на него морально давить. Поводок цепочки стал ещё длинней, это пошло на пользу общему контуру паутины. От хорошего не уходят! Борик имел свою личную жизнь, своих приятелей. Этого родители не касались, доверяя его разуму.
Прошли многие десятилетия. Борик вырос, обрел полное имя и отчество. Гордится своей фамилией, родителями. Но не пьёт! Возможно тот случай стал маленьким кирпичиком фундамента его отношений с алкоголем. Личных конфликтных отношений, не навязанных никому более.
РВ
Все браки удачны. Трудности начинаются тогда, когда начинается совместная жизнь
Франсуаза Саган
А кто бы не хотел оказаться в восьмидесятых годах прошлого века? Нет, неправильно сформулировал. Кто из рожденных в шестидесятые годы не желал бы, хоть на некоторое время, оказаться в восьмидесятых годах, расцвета застоя, когда были молоды и полны сил, когда будущее представляло собой неясные очертания бесконечности? Так получше?
20 марта 1982 года состоялось бракосочетание между молодым мной и молодой девушкой. Прошло немало лет и, хотя всю нашу совместную жизнь супруга утверждает, что именно она захомутала гордого и строптивого юношу, я снисходительно улыбаюсь. Ведь доказательством моего добровольного согласия на этот брак служит к примеру решительная подпись свидетеля со стороны жениха. Да и моя подпись внушает доверие, не считая конечно подергивания в начале написания и не полного завершения в конце. Жена моя, обладающая лучшей памятью, со смехом вспоминает, что при проведении необходимой процедуры написания заявления в ЗАГСе моего родного города её избранник забыл наименование текущего месяца, но уж год то я помнил твердо. Не помню деталей всего свадебного действа, но ощущение гордости меня тогда не покидало. Возможно! Но что я точно помню, так-то как мне хотелось, чтобы всё закончилось и все разошлись. Перестали хватать меня за лацканы пиджака, целовать. Все эти люди, которых я никогда не видел ни до, ни после свадьбы. Жена вспоминает брачную церемонию, как лучшее время жизни. Странные люди, эти женщины! Один сеанс «Золото Маккены» был намного интереснее! А если ещё и с пачкой мороженного за 15 копеек. Как можно сравнить такой фильм и целование при людях, ревущих «Горько!» и пытающихся показать коллективное умение считать до двадцати? А второй день свадьбы, когда все помышляют лишь о похмелье, пожрать и поржать. Жаль, что на второй день не предусмотрен отгул. Вообще не понравился!
С понедельника, после свадьбы, началась супружеская жизнь. Так как мы были скандально молоды, то жена вечером захотела домой. Я держался до среды. Мужчина! Но ничего – притерлись. Было классно! Два студента, одна, как сейчас принято говорить, педагогического колледжа, другой – химико-технологического института. После двух часов полудня встречались вместе и радовались жизни. Забот было мало, свободного времени – вагон и тележка. Жили отдельно от всех, и никто нам не был нужен. Вообще. Ну нисколечко! В морозилке жили своей жизнью две курицы, переданные заботливыми родителями. Помните, такие синюшные, похожие на моток проволоки. Хотели, чтобы молодая семья хорошо питалась. Мы поступали по-другому. Шли ближайший магазин, покупали торт «Ветка» за два рубля десять копеек и дня два его ели. Вкусно, калорийно и подчеркивало сладость жизни. Если все же голод атаковал наши молодые организмы достаточно сильно, то мы шли в гости. К моим родителям или её родителям. Не принципиально.
В один из таких счастливых дней у меня на теле появились маленькие прыщики. Они не мешали, но как-то настораживали. Может не то съел? Молодая супруга стала настаивать на визите к врачам. Молодой вдовой она становиться не планировала. Пока, во всяком случае. Поддавшись её заботе, на следующий день зашел к терапевту. Тот мельком осмотрел меня и направил в тридцать седьмой кабинет. Так и сказал веско:
– А Вам, юноша, нужно срочно в тридцать седьмой кабинет!
Срочно, так срочно подумал я. Никогда до этого не был в этом кабинете, расположенном на последнем третьем этаже. Постучавшись, зашел. Меня встретила крайне пожилая тетенька, в длинном белом халате, на лице играла доброжелательная улыбка. Выслушав меня, она усадила в кресло, стоящее посредине комнаты и начала готовить на рядом стоящем столике необходимые инструменты. Многоэтажный столик был забит всякой стеклянно-баночной продукцией.
–А что Вы будете делать? – спросил я себе за спину, так как и тетенька, и столик находились там.
– Будем миленок проверять на РВ, небось бегаешь по девкам, – приветливо ответила та, – всякой дрянью заразиться можешь.
– А что такое РД?
– Реакция Вассермана, – ответила тетенька, – на сифилис будем тебя тестировать.
Я не на шутку рассердился. Как можно такого воспитанного, благополучного молодого человека подозревать во всей этой грязи? Попытался гневно встать и уйти.
– Ты мил человек, хочешь, чтобы я милицию вызвала? Так это запросто!
Она сказала это так спокойно, не повышая тона, что я понял, может вызвать и вызывала. И не раз. Ладно подумал, где наша не пропадала! Устроился поудобнее, смиренно протянул левую руку. Тетенька ловко обвила руку повыше локтя жгутом, затянула его и предложила сжимать-разжимать кулак некоторое время. Что я и сделал. Нужно отметить, что до этого момента кровь у меня из вены не брали, в целом представлял сам процесс, но воочию и на себе – нет.
Хозяйка кабинета воткнула иглу во внутреннюю область локтевого изгиба. Прикрыл глаза.
– Странно, крови то нет, – заявила удивленно тетенька, – давай попробуем на другой руке.
По происшествию многих лет, понимаю, что нужно было ей жгут ослабить. Возможно, также, что не попала она в вену. Но тогда воспринимал всё по серьёзному, без анализа, не подвергая сомнению. Наивен был, каюсь. Протянул медработнику другую руку. Она энергично набросила жгут, опять почувствовал боль в районе локтевого изгиба.
– Странно, и здесь тоже нет крови, – заявил эскулап, – не могу понять почему?
Детали мне уже не были важны. Обескровленный и перепуганный я потерял сознание. По дороге к полу, были опрокинут и стул, на котором сидел, и столик, с расположенными на разных ярусах стеклянно-баночными изделиями. Шум был приличный, как и испуг возрастного медицинского работника. Нашатырный спирт вернул меня из мира грез в суровую действительность. Как потом этот медицинский вампир отобрал пробу крови, выпало из моей памяти как несущественное. Я был жив, с остальным разберемся.
Тётенька вложила в мою руку бумажку с написанным корявым почерком телефонным номером кабинета, предложила позвонить в конце недели и успокоила:
– Не волнуйся милок, если, что плохое, то тебя через милицию найдем.
И я вышел из кабинета номер тридцать семь. Спустившись вниз и выйдя на улицу был поражен красотой майской природы. Пели птица, растительность спешила наверстать упущенное за зиму. Рой насекомых помогал в этом. Подумал, что жизнь всё-таки прекрасная штука! Как не крути. Путь лежал домой, меня ждала молодая жена.
Когда подошла к концу эта трудная неделя, моё робкая и нежная подруга, с кодовым наименованием «жена», посоветовала позвонить в злополучный кабинет и узнать результат теста. Отделался многозначительным взглядом. Именно в этот момент меня пронзила глубокая и в тоже время простая мысль – будет тяжело! В голове моей юной подруги оказались не поддающиеся анализу мысли, управление ею невозможно, степени свободы из множества экспонентных направляющих хаотично свертываются в одну прямую линию. Наша ковалентная связь состоялась за счет только моих электронов и шибко напоминала гендерно не выдержанную ионную. Возможно я сгустил краски?
Мне так и не позвонили, милиция не потревожила меня и кожные покровы пришли в норму. Но фраза жены «Может ты на всякий случай позвонишь?» долго ещё выбивала меня из колеи безоблачной семейной жизни. Потом добавились другие ухабы и колдобины, и первоначальные неровности и шероховатости пути через много лет совместной жизни уже вызывали либо иронию, либо легкую ностальгию о прекрасно прожитом отрезке времени.
УВОЛЬНИТЕЛЬНАЯ
Судьба страны зависит от ее армии
Антон Иванович Деникин
О службе в рядах советской армии я вспоминать не люблю. И по причине бывшей моей наивности, и в силу того, что взрослый женатый человек, имеющий диплом инженера и маленького ребенка добровольно окунулся в удивительно искусственный и противный мир. Мир показухи, равнодушия и снобизма. Мир извращенной морали. Полагаю, что год и восемь месяцев, проведенных там, являются для меня временем, вырванным из нормальной жизни. Не верьте, если скажут Вам о школе мужества. Врут!
Вместе с тем, это часть моей жизни, нравится это или нет. И в этой жизни были всякие моменты. Плохие погребены в моей памяти с грифом «Предать забвению», забавные иногда вспоминаются. И до сих пор вызывают улыбку. Хотите, поделюсь?
Первое свидание
Армии содержатся для защиты существующей системы, а не людей
Жак Фреско
В молодости я был советским человеком. Без кавычек. Верил в мир во всем мире, был счастлив и гордился своей страной. Вы уже догадались, что перед Вами бывший идеалист. И вопрос «служить или не служить» не обсуждался, от слова вообще. Надо. Напрасно в моем первом цехе П-3, в смене №2, мудрый Николай Николаевич Деревянко предлагал мне «заиметь» ещё одного ребенка и полностью окунуться в профессию. Он даже предлагал, в случае проблем с моей стороны, оказать помощь коллективом, дабы избежать встречи с армейской службой и разлуки с женой и работой. Он был искренен. Но всё было напрасно. Морально я был готов отдать Родине долг.
Призвали меня в конце октября 1985 года, когда дождливая погода и наступающий холод лишь усугубляли ощущение нереальности происходящего. Мы не устраивали застолья, супруга плакала, дочь тоже, правда без причины, я мужественно переживал свершившееся, но ещё не наступившее. В шесть утра двадцать восьмого октября, сел в небольшой автобус, стоящий возле военкомата и…убыл. Все самое дорогое осталось за спиной, а впереди ждала неизвестность.
Направили меня в учебное подразделение в город N, так называемую «остерскую учебку». Пока добирались туда, сначала поездом, затем автобусом, а в конце и баржей, выучил маленький стишок:
Лучше задом сесть в костер
Или прыгнуть с крыши,
Чем попасть служить в Остер
К полководцу Бише.
Этому стишку научили нас два командированных сержанта учебного артиллерийского полка. Место службы оказалось учебной дивизией. По прибытию, радостные толпы курсантов, увидев нас, кричали «Вешайтесь!», что не полностью способствовало ощущению выполнения священного долга. Как-то смещало акцент, вроде.
Как только нас расселили и одели, меня записали в наряд по комендатуре. Сразу! Необученного, бестолкового. Вот это доверие, подумал тогда. Служба началась. Майор, исполняющий обязанности коменданта, был пьян. Нет, не в хлам, но изрядно. Он позвал меня к себе движение пальца и вывел на улицу перед зданием комендатуры.
– Слышь, курсант, – сказал он зычным голосом, уверенного в себе командира, – видишь эту лужу? Она мне не нравится!
Я глянул на лужу, та размещалась аккурат перед входом в здание, имела метра четыре в диаметре. Согласился, что она мало симпатична.
– Гони её! – коротко приказал офицер.
Слегка опешив, я попросил уточнить куда гнать, чем гнать и когда.
Комендант указал на метлу, нецензурно дал понять важность задания, после чего удалился спать.
С восьми вечера, до трех часов ночи я гнал презренную лужу от здания комендатуры, она, напротив, норовила вернуться на своё излюбленное место. С каждым взмахом, курсант, имеющий за спиной диплом инженера-химика, жену и маленькую дочь, прогонял прочь навязанное понятие долга, свою наивность и близорукость. Столько плохих слов о себе, не сильно молодой воин еще не говорил ни до этого события, ни после.
Наутро это был солдат новой формации. Он был полностью готов к службе и несению всех её тягот. Был включен режим выживания и сохранения. Извлечь меня оттуда не представлялось возможным.
Хор
Плохую песню они исполняли хором, раскладывая ответственность на всех поющих
Эмиль Кроткий
Надо отметить, что привыкание к повседневной жизни в учебном подразделении давалось нелегко. Для серьёзного пацана, в жизни не бегающего более одного километра, ежедневно наяривать по утру шесть, вначале казалось каторгой, к которой кстати довольно быстро привыкаешь. Если выпадал снег, нас будили в пять часов утра, для его уборки. Затем всё равно забег на шесть километров по расписанию. После армии, мне ещё три года по ночам снился топот сотен ног в кирзовых сапогах. Передвижения по территории части осуществлялось строевым шагом. Поэтому я был крайне удивлен отсутствием из моего взвода части состава. Оказалось, что скоро планируется армейский конкурс песни и они записались в хор. Стали звать и меня. Начал отнекиваться, ссылаясь на отсутствие слуха. Но всё же пошел. Заманчиво.
В детстве я жил на окраине маленького городка, в районе железнодорожного вокзала. Часто ребятня стояла стайкой возле насыпи и пыталась перекричать проезжавшие составы. Слух не развивался, но голос – да! Мои голосовые связки с детства могли выдать чистую тональность, главное было попасть в нужную ноту. Возможно знатоки музыки улыбнутся, услышав это, но другого толкового объяснения предоставить не могу.
Первое время было здорово. Мы пели, улыбались, смеялись. Не маршировали и не убирали снег. Потом пришел преподаватель вокала и халява закончилась. Он начал прослушивание и потребовал от каждого продолжать песню. Все мои «коллеги» посыпались. Подойдя ко мне, он застыл в позе ожидания. Я выдал ноту в неплохой по чистоте тональности, а он не стал выяснять соответствие. Возможно принял меня за опытного хориста и подозвал следующего. Из нашего взвода особо тупых с высшим образованием, остался я один. Остальные продолжили отрабатывать печатный шаг и бороться со снегом.
Это «увлечение» сберегло мне много сил и нервов. Но была и оборотная сторона. Супруга приехала ко мне на один день. В это же время проходил армейский финальный смотр самодеятельности. Попробовал отпроситься, не получилось. Руководитель хора настаивал на моей ценности как в составе хоре, так и в музыкальной композиции, в которой пятеро курсантов, приобняв друг друга, исполняли душевное попурри на тему о войне. Супруге нашлось место в зале, и она три часа смотрела сие действо. Конечно, она рада была меня видеть, а природная тактичность не позволила высказать всё, что она думает по этому поводу.
Посудомойка
Сюжеты своих детективных романов я нахожу за мытьём посуды. Это такое дурацкое занятие, что поневоле приходит мысль об убийстве
Агата Кристи
В учебке я был на хорошем счету. Сержанты меня уважали, офицеры были снисходительны. Единственным человеком, ненавидящим меня, был командир дивизиона. Как он, не зная меня, выделял своей неприязнью из двухсот таких же балбесов, осталось для меня загадкой. Но факт остаётся фактом, старший офицер питал ко мне ярую не прикрытую злобу. Однажды, не совладав с собой, он схватил меня за воротник гимнастерки (лацкан куртки) и приблизив свое перекошенное лицо прошептал: «А тебя, шустрый инженеришко, я затасую в десантно-штурмовой батальон!». Я слышал об этом подразделении, но как там прыгают с пушкой, просто не представлял. Как не понимал и природу этой злобы. Это уже потом, в мирной производственной сфере, встречались начальники, беспричинно налитые неприязнью в мой адрес, но объяснял происходящее их завистью в отношении моих честных глаз и открытой улыбки. Понимаю, что зыбко, но успокаивало вполне.
Несколько отвлекся. Итак, благодаря неплохим отношением с начальством, я заступал в наряды либо почетные, каким было охрана знамен дивизии, так и приятные, коим было дежурство в чайной. Лишь изредка я трудился «зальным» в столовой, где разносил тарелки с едой, убирал со стола и мыл пол отведенной территории. Менее приятно, но сытно. Конечно, насыщение происходило в ущерб другим, но такая уж служба. Я не жестил.
Чайная была великолепна. Её величали «стекляшкой» за наличие больших окон. Вольнонаёмные тётеньки готовили различные кулинарные изыски, а я им помогал в режиме «отнеси-принеси». По окончанию выпекания бисквитов, последние равнялись, а обрезки собирались в большую тарелку и со стаканом сметаны передавались мне. Мне! Вечно голодному солдатику, постоянно недоспавшему и замученному тяготами идиотской службы. Такого восторга от еды я больше не испытывал в своей жизни.
Почетная обязанность охраны знамен дивизии была утомительной. Постоянные разводы, построения, изучение Устава, недосып. Перед знаменами, в полной тишине, тяжело было не уснуть. Я дремал стоя, то и дело теряя равновесие и пачкая сапогами бархатный пол возле этих вычурных флагов. Мне не нравился этот пост и в один из дней решил улизнуть.
Перед ответственным нарядом по охране знамен дивизии, в обязательном порядке, интересуются самочувствием. Изобразив грустное лицо, посетовал на боль в животе. Точно также поступил по договоренности и мой приятель. От наряда отстранили. Взбешенный прапорщик пожаловался командиру дивизиона. Тот помог. Нас срочно перевели в наряд по столовой и определили в посудомойку. В столовой питаются примерно одна тысяча сто курсантов, едят они из алюминиевых мисок. В обед каждый курсант получает три блюда в двух мисках (досыпая), на столе ещё в одной миске находится мясо для шестерых. А ещё они пьют чай из алюминиевых кружек. Все миски, после освобождения от остатков еды, сваливают в кучу перед посудомойкой. Моют пять человек. Старший командир определил нас двоих!
Курсант Александр уже побывал ранее в посудомойке и сразу сник. Я поддерживал его как мог, шутил и смеялся. В помещении посудомойки были размещены три обычные ванные, объемом двести литров каждая. В них заливалась горячая вода. В первой, самой горячей, засыпался моющий порошок, типа соды, во второй – моющая паста, третья служила для ополаскивания.
Мы приступили к работе. Было жарко, душно. Я укорял Александра за плохое качество работы, я подшучивал, стыдил его. Он терпел молча, не огрызаясь. В какой-то момент, когда я разошелся критикой более обычного, он молча взял меня за рукав и подвел к месту сбора мисок перед помывкой. Там штабелями в мой рост виднелись ряды грязных, вонючих и жирных посудин. На время у меня пропал дар речи. Я молча смотрел на эти горы.
…Саша сдался в два часа ночи. Он присел в углу, закрыл глаза и замер. Я забрасывал в ванны охапками миски, металлической палкой (не помню, где я её откопал) размешивал их, сливал воду, выбрасывал миски в другую ванну, заливал воду, повторял операции ещё и ещё… В половине четвертого мы ввалились в казарму и успели только снять сапоги. В пять часов нас должны были поднять, но я спросонья буркнул, мол прапорщик разрешил прийти позже. Через полчаса нас яростно сбросили с кроватей. Но полчаса для солдата – праздник!
Вечером, после наряда, сил уже не осталось. Наутро, следующего дня мир опять заиграл яркими красками. Бег, зарядка, построение, завтрак. Невольно пришла здравая мысль, что охранять знамена, которые по большому счету никому не нужны, не такое уж сложное задание. Зато весьма почетное!
Увольнительная
Где любимая живет – липы шелестят!
И садится в карусель не её солдат.
Но другие – ни к чему все до одного!
Если только верно ждешь солдата своего
Популярная песня тех лет
После учебных шестимесячных курсов меня, молодого сержанта, направили в небольшой город, проходить службу в весьма кадрированной части. Конечно, командир дивизиона увидев ускользающую добычу, попытался направить меня хотя бы в Венгрию, но Мойры, богини судьбы, в привычной манере показали служаке несложную конфигурацию из пяти пальцев, в которой большой палец определенно играл главную роль.
Кадрированная часть включала в себя шесть офицеров преклонного возраста, нагловатого и вороватого прапорщика, семь сержантов и целый полк законсервированной техники. Сержантский состав состоял из трех сержантов азербайджанской национальности, двух сержантов армянской принадлежности и одного грузина, как Вы уже догадались, в чине сержанта. В шутку, когда наступала ночь и они на родных языках передавали друг другу наиболее яркие моменты прошедшего дня, я кричал: «Где я? Где мой дом?». Это описание далеко от цели рассказа, лишь подчеркивает антураж нелегкой и важной миссии – беречь Отчизну.
Отцы командиры были близки или уже переступили пенсионный возраст, часть штабной работы переложили на мои плечи и живо обсуждали возможность осесть в каком-либо институте, при наличии военной кафедры. У каждого из них за плечами была трудная карьера советского офицера, которая подошла к славному концу, правда иногда и не без их посильного содействия. К примеру, подполковник Ящук, служивший на Дальнем Востоке, ночью по пьяни, поднял по тревоге казарму с криками «Китайцы идут!!!». Как итог, один солдат сломал обе ноги, выпрыгивая из окна третьего этажа, двух других в течении недели разыскивали усиленные наряды. Солдат нашли и подлечили, виновника направили в кадрированную часть, подальше от личного состава.
В целом, они были весёлые и не злые. Ко мне относились очень даже неплохо, за выполнение их штабных работ, мне было оказано доверие и выдан ключ от штаба, где я и проводил вечера. Больше того, хорошие отношения распространились и на мои увольнения. Схема была проста. Супруга планировала отпуск на каникулах в школе (была и есть учитель), я договаривался с командиром полка об увольнительных. С командиром дивизиона я дополнительно договаривался о номере в гостинице, благо его кума заведовала ей. Каждое утро, возвращаясь из гостиницы и выслушав все сальные шуточки, тут же отпечатывал на старенькой печатной машинке себе новую увольнительную, подписывал у командира и спешил к любимой. Эти дни были прекрасны.
Важно отметить, что наш «полчёк» располагался на территории развернутого полка, где нам была отведена часть помещений. Командовал этим полком полковник Ткачук, мордатый и жирный боров, отвратительного характера. Он матом при нас ругал всех офицеров, а они, наступив на хвост былой офицерской чести, молча сносили оскорбления. Представьте, ни один из них не вызвал наглеца на дуэль! И в один из дней, полковник Ткачук запретил все увольнения.
Перед этим я, улыбнувшись супруге, оставил её перед контрольно-пропускным пунктом. Был солнечный зимний день, мороз был небольшой, ждать нужно было недолго. Зайдя в штаб, вместо обычных шуточек меня встретила тишина. Всем было несколько неловко за попранные обещания, данные мне. Подумав с минуту, спросил, можно ли мне пойти на прием к Ткачуку. Они пожали плечами. Пошел.
Зайдя в кабинет командира полка, я объяснил ситуацию, включив правильные просительные нотки. Полковник вяло отмахнулся от меня в свойственной ему манере:
– Сержант, пошел вон!
Я вышел, стал обдумывать возникшую ситуацию. Ничего не придумав, вновь зашел к Ткачуку и более выразительно высказал просьбу. Полковник привстал:
– Сержант, я сказал пошел вон!!
Его голос стал был в той же октаве, но динамический оттенок был изменен в сторону форте, ближе к фортиссимо.
Опять в коридоре стал лихорадочно искать выход. Самоволка не вариант, подумал я. Вдруг возник план. На лацкане его мундира я приметил значок депутата. Терять было нечего, жена подмерзала. Зайдя в кабинет, заявил:
– Товарищ полковник, я пришел к Вам не как к командиру полка, а как к депутату областного совета народных депутатов…
Развить мысль я не успел. Ткачук налился кровью, стал похож на огромную пиявку:
– Сержант, ……..твою ……! Пошел …….!!!
