Подъезд

скачать книгу бесплатно


Кошка внимательно слушала Ладу, глядя на ее очки. Внезапно она запрыгнула к ней на колени, и, коснулась мокрым носом щеки. Девушка обняла пушистую красавицу, и вновь, как прежде, пришло необыкновенное чувство радости и восторга.

Вахтерша отвлеклась от вязания и покачала головой:

– Уходишь, Ладушка? Ну и мерзавец, твой Костик. Ему женщина кота подарила, а он тебе его подсунул. Мужик, одним словом. Все они без царя в голове.

– Он не мой. До свидания, тетя Паша.

Библиотекарь положила ключи на стол и вышла на улицу.

Промозглый ветер продолжал срывать листву с ветвей деревьев, разгоняя прохожих по теплым квартирам, в уютные кухни и на диваны с пледами.

– Пойдем домой. Я тебя познакомлю с бабушкой. Какой кошмар, – вздохнула Лада, перепрыгнув лужу.

Девушка вспомнила, как много лет назад они с Костей бродили по улицам города и строили планы на будущее. Был теплый майский вечер, в воздухе парил дурман цветущих акаций, и впереди была целая жизнь. А потом она два года с маниакальной настойчивостью изгоняла любовь из своей плоти. Любовь упиралась, рвала нервы, сосуды, топтала вены и артерии, предсердия и желудочки, выливалась слезами в подушку по ночам, застревала комом в горле, и в итоге Лада оказалась на приеме у врача, который с равнодушным видом выявил невроз и прописал настойку валерианы. По дороге домой девушка увидела рыжего котенка, сидящего на крышке люка. Малыш неистово орал, открывая розовую пасть, и пытался разглядеть окружающий мир. Через минуту он оказался в сумке, где притих, уткнувшись мордочкой в носовой платок.

Любовь внезапно успокоилась и тихо вышла из тела. Какое-то время Лада прислушивалась к себе, ощущая внутри пустоту и холод, но боль уже не беспокоила. Она начала спать по ночам, прижимая себе мурчащий пушистый комок, который быстро прибавлял в весе и вскоре превратился в наглого, своенравного кота, постоянно гуляющего по крышам. Ей очень не хотелось расставаться с чувством умиления, когда рядом на подушке, припав мокрым носом к ее щеке, сопит маленькое беззащитное существо, теплое и мягкое. Поэтому, она периодически подбирала бездомных котят и приносила их домой.

Бабушка Лады, Ольга Ильинична, после неудачного опыта внучки в любовных отношениях, собрала соседей и суровым тоном распорядилась не лезть ей в душу, не давать глупых советов и оставить девушку в покое, пока она будет справляться со своей бедой. Новые коты, появляющиеся в доме, не вызывали восторг у старушки, но она молча проявляла терпение.

Позже не обошлось без мимолетных романов, которые еще больше затянули беднягу в оригинальное хобби. Первый ухажер был до смеха глуп, второй патологически жаден, а третий до безобразия неряшлив. Когда в доме появился пятый кот, Ильинична встревожилась, и, усадив Ладу на диван, заявила ей о своем протесте и намерении снова отправить ее к доктору. Внучка, выслушав ультиматум, попыталась выдавить из себя слезу, но отступила, поклявшись, что с котами покончено навсегда.

– Что сейчас будет!

Кошка вдруг мяукнула.

– Ты меня успокаиваешь? – Лада засмеялась и прибавила шаг.

Они шли по вечерним улицам, встречая редких прохожих, спешащих домой. На тротуар падал теплый свет фонарей, за занавесками суетились люди, занимаясь домашними делами, готовясь к выходным. Неожиданно кошка вздрогнула, и, вытянув шею, пыталась заглянуть в окно, из которого доносилось: «Michelle, ma belle»…

– Что с тобой? Тебе знакома эта песня? Мне она очень нравится.

Привстав на цыпочки, Лада увидела пожилую пару, сидящую за круглым столом. В комнате, освещенной торшером, было красиво и уютно. Мужчина с женщиной держали в руках бокалы с шампанским, и, улыбаясь, смотрели друг на друга.

«Michelle, ma belle»… – тихо пели Битлз.

– Милая, а давай назовем тебя Мишель! Какое подходящее имя для такой красавицы. Мишель… Замечательно. Знаешь, я живу в подъезде старого дома. На первый взгляд, ничего особенного в нем нет. Мои соседи – обычные люди, не похожие друг на друга, но нас объединяет одно интересное обстоятельство. Все жильцы – потомки тех, кто впервые поселился в нем. Представляешь? Столько лет прошло, а мы ходим по той же мраморной лестнице. А еще в подъезде есть огромное зеркало – наша гордость. Разглядеть в нем уже ничего нельзя, но когда я иду мимо, всегда думаю: оно видело моих предков. Согласись, это удивительно…

Лада рассказывала Мишель про соседей и про то, что каждую пятницу по давней традиции, передавшейся от родителей, а тем – от их родителей, жильцы подъезда ужинают вместе.

– Иногда мы спорим, ссоримся и даже хамим друг другу, но почему-то никто в серьез не обижается, не злится. Мы отлучаемся на работу и опять возвращаемся в подъезд. К нам не приходят гости, у нас нет друзей, у нас есть только мы. И даже те, кто попал к нам в разное время, выйдя замуж или женившись, становятся такими же заложниками этого непонятного явления. Наши квартиры не закрываются на замки – это не принято, и если кто-то не успел приготовить обед, может совершенно спокойно заглянуть в холодильник соседа и перекусить. Пять моих котов, я тебя познакомлю с ними, ведут себя абсолютно нормально, в отличие от нас. У каждого из них есть своя личная жизнь. Они уходят по делам, на свидания, исчезают на неделю, а то и на две, возвращаются с разорванными ушами, с блохами, бродят по подъезду, гадят, где им вздумается. А еще забегают во все квартиры, как к себе домой. В этом они похожи на нас. Мы – странные люди, согласись, Мишель.

Кошка тихо сидела, устроив лапы на плечах Лады.

– Нам очень скучно жить, только мы не показываем вида. Какие-то мы непутевые. Ну, вот и пришли… Не пугайся, если бабушка начнет кричать. Она тоже несчастная. У нее болят ноги, и она похоронила моих родителей. С котами не ссорься, вы поладите, они миролюбивые. Как хорошо, что меня никто не слышит! Что я несу?! Ну и денек…

Лада толкнула коленом дверь и вошла в прихожую. В квартире пахло жареной рыбой. Сквозь шум воды и звон посуды пробивалось бормотание теледиктора.

– Мишель, побудь здесь, пожалуйста.

Кошка послушно присела на половик, обвив себя роскошным хвостом.

Девушка направилась к кухне и облокотилась о дверной косяк.

– Почему так поздно? С тобой все в порядке?

Бабушка внимательно посмотрела на Ладу. Внучка поправила воротник ее байкового халата, и глубоко вздохнула:

– Бабуля, скажи мне честно…

Она замялась, не зная, что говорить дальше.

Старушка медленно присела на табуретку.

Обе молчали, диктор из телевизора сообщил:

– И о погоде… По городу и области объявлено штормовое предупреждение.

– Говори…где? – тоном следователя по уголовным делам, выдавила из себя бабушка.

– Там сидит…

Внучка указала пальчиком в сторону входной двери.

Старушка с трагическим выражением лица уставилась в пол.

– Ба, там холодно и дождь льет…

Лада замолчала, поймав ее суровый взгляд. Взяв палочку, стоящую у стены, бабушка медленно поковыляла в коридор. Мишель сидела, не шевелясь, на коврике, как статуэтка из антикварного магазина.

– Черный? Именно его нам и не хватало для полного счастья. Я поняла. Это не ты их находишь, а они тебя. И с этим ничего не поделаешь. Кому-то суждено детей рожать, кому-то богатым быть, кому-то петь, танцевать, писать книги, а твой удел – котов подбирать. Поздравляю, милая.

– Это она. Ее зовут Мишель, – уточнила Лада.

– Мишель? – женщина удивленно подняла брови, и собралась было что-то сказать, но вместо этого уставилась на кошку.

– Надо же… ну, проходите. Здесь моя спальня. Вон диван, на нем вам будет удобно. Фикус просьба не обжирать. Там у нас кухня. На столе не валяться, в мусорное ведро не лазить. Завтрак в семь утра, ужин – когда явитесь.

Бабушка подошла к окну и отодвинула штору.

– Сейчас придут ваши соседи.

– Ба, прости меня. Это в последний раз.

– Не переживай, Лада, это точно последний раз. Мне недолго осталось.

– Ты сейчас специально сделала мне больно или у тебя случайно вышло?

Старушка открыла форточку и обратилась к кошке:

– Вот так и живем, Мишель…

В коридоре скрипнула входная дверь.

– Эй, вы где? Ух ты, как рыбка пахнет! Ольга Ильинична, это бычки?

– Нюма, проходи. Мы в спальне.

На пороге появился мужчина в махровом халате, с увесистым золотым жгутом на шее, и с черными глазами, напоминающими крупные маслины.

– О! Это что за уголек? Очевидно, новый жилец? Ильинична, вы уже приняли корвалол?

– Это Мишель, познакомься.

– О! Мишель – мастер спорта по ловле мышей. Хорошая кошка, породистая. Короче, вы идете? Все ждут. Есть хочется. Мы у Женьки сегодня.

– Я не иду на ужин, ноги на погоду разболелись.

Ильинична взяла Мишель и усадила ее на колени, Нюма с Ладой отправились на кухню, прикрыв дверь.

– Это что за номер? Она тебя не била?

– Я думала, она меня вообще прибьет, уж к врачу точно отправит. Но про врача пока молчит и как-то странно себя ведет. К чему бы это?

– К дождю. Пошли, у меня сейчас голодный обморок будет.

Лада вынула из холодильника бутылку водки.

– Держи. Забирай рыбу и иди, я сейчас…

Нюма вышел за дверь, а Лада вернулась в комнату бабушки.

Ильинична сидела на диване, и гладила Мишель по голове.

Девушка присела на корточки, и заглянула ей в глаза:

– Ба, скажи мне, что все хорошо. Ну, или скажи, что я псих, и мне пора к доктору.

– Тебе пора на ужин. Не пей много.

Лада подошла к двери и обернулась.

– Все хорошо. И то, что с тобой происходит, не имеет никакого отношения к медицине, – грустно улыбаясь, произнесла Ильинична.

– Ты о чем?

– Иди, не заставляй всех ждать.

2

– Значит, ты Мишель? Знала я в юности одну девушку с таким именем, – задумчиво произнесла Ольга Ильинична, и окунулась в воспоминания, что она делала часто, оставаясь в одиночестве.

Дожив до преклонного возраста, женщина-летчик, прошедшая войну и пережившая много трагедий, оставалась заядлой атеисткой, непримиримой противницей религиозных обрядов и праздников. Категорично отказываясь от пасхального угощения от соседей, от рождественских калачей и кутьи, она иронично посмеивалась и качала головой.

Когда сыну Ольги Ильиничны, Павлику, исполнился год, соседка Клара уговорила ее устроить совместные крестины. Молодая мать долго сопротивлялась, отмахиваясь от приставаний подруги, ссылаясь на абсурдность ее предложения. Как может советская летчица крестить своего ребенка в лютеранском храме? Этого не будет никогда.

Однажды Клара зашла к ней в комнату и сказала:

– Оля, мы с тобой знаем друг друга с детства. Я, немка Клара, твой враг? Я фашистка? Я имею какое-то отношение к Гитлеру? Марк тоже твой враг? Наша дочь Вера, которая растет вместе с Павлушей, тоже фашистка?

– Я не верю в Бога. И не уговаривай меня.

– Если ты не веришь в Бога, это вовсе не означает, что его нет.

– А то, что ты веришь в него, Клара, совсем не означает, что он есть.

Подруги замолчали, обиженно поглядывая друг на друга.

– Оля, я предлагаю покрестить Павушку вместе с Верой, потому что ты этого не сделаешь никогда. И я, и Марк всегда будем рядом, и ты можешь на нас положиться. Бог один, и не имеет значения, что ты русская, я немка, а на третьем этаже еврейка Циля родила девочку Розу. Послушай, это же собор святого Павла, и он виден из твоего окна. Это прекрасно. Я договорюсь, мы тихо покрестим своих детей, никто не будет знать. Ну, же … соглашайся.

Ольга с нежностью посмотрела на сына, который возился с игрушками, сидя в детской кроватке, и сдалась.

– Хорошо, Клара. Только с одним условием: я туда не пойду. Заберете с Марком детей и покрестите. И никому ни слова, слышишь?

– Могла бы и не просить, – грустно вздохнула подруга, и погладила по голове белокурого малыша.

В храм Ильинична зашла один раз в жизни. Это было после похорон Павла и его жены Тани, погибших при крушении самолета. На кладбище, во время захоронения, она стояла молча, не проронив ни одной слезы. Когда первый ком земли упал на крышку гроба, издав глухой звук, женщина закрыла глаза и, обмякнув, неожиданно рухнула возле могилы, потеряв сознание. Соседи засуетились, привели ее в чувство, полив из бутылки водой. Очнувшись, она широко открыла глаза и с ужасом глядела в безоблачное небо, словно увидела там что-то.

– В церковь тебе нужно, Оля. К Богу…он даст силы и слезы даст, без них сейчас никак, – шепнул ей кто-то на ухо.

Ильинична поднялась, отряхнула платье и тихо произнесла:

– Проклятие…

На девятый день после гибели сына Ильинична, вернувшись с кладбища, взяла за руку маленькую Ладу и отправилась на улицу. Они перешли дорогу и оказались у Лютеранского кафедрального собора святого Павла, который полностью выгорел год назад. Подойдя к крыльцу, женщина остановилась в нерешительности, огляделась по сторонам, достала из корзинки две веточки сирени, и положила их на ступеньки. Она вспомнила подругу Клару, которая несколько лет назад ушла из дому на работу и не вернулась. Ее дочь Вера подняла на ноги всех знакомых, к розыску пропавшей были подключены лучшие сыскари, но ни одного следа не было найдено. Марк, после исчезновения жены, слег с инсультом и перестал что-либо понимать. В семье подрастал маленький Женя, и хлопоты по уходу за сыном и больным отцом держали Веру «на плаву».