скачать книгу бесплатно
– Мужики время поджимает, лучше прийти пораньше, лучше уж там отдохнём, – говорил он.
Я понимал Ваську, ему хотелось как можно быстрее попасть на ту чёрную поляну и, не дай Бог, прийти на день-два позже намеченного срока, не успев улететь. Поэтому он и торопился. Хотя я в душе не верил, что можно с помощью луча улететь на другую планету, у меня даже не укладывалось это в голове, но я всё равно был рад тому, что пошёл с ними в тайгу и возможно увижу котлы и чёрную поляну.
– Почему так хорошо набита тропа, и кто по ней ходит? – спросил я.
– Да, приезжают сюда со всех концов страны старатели золото мыть, уходят толпой, а возвращаются по одному.
– Что так? Теряются? – спросил я.
– Да, по-разному бывает, – уклончиво ответил Васька.
– Да и лось хорошо ходит по этой тропе, вот медведь его и скрадывает на ней.
– Человеком тоже не брезгует, особенно старателями, – сказал Колька, – вот поэтому они и возвращаются по одному из гольцов.
Собаки иногда отвлекались на белку, но мы её не стреляли, так как она была ещё не выходная, да и торопились очень и собаки перестали искать её. Правда, иногда, они надолго отставали от нас, видимо, держали лося. Жёлтые листья, опавшие с лиственных деревьев, лежали на тропе пяти сантиметровым слоем и при ходьбе сильно шуршали под ногами, заглушая собачий лай.
«Да, осень в этом году выдалась на славу», – подумал я. Бабье лето подходило уже к концу, а погода в это время стояла на удивление хорошая и не только в Благовещенске, но и в Якутии. Иногда днём было даже жарко, а такое в Якутии бывает очень редко. Обычно в это время года либо идут обложные дожди, либо уже подсыпает снежок. Мне и раньше приходилось бывать в Якутии в это время года и не один раз, но в основном я бывал ближе к югу Якутии в Олёкминском районе, на реке Чаре и Олёкме.
Собаки снова залаяли в два голоса, но уже где-то снова в стороне от тропы.
– Ничего, пойдем по болоту, там белки поменьше, да и по кочкарнику сильно-то за ней не напрыгаешься, – сказал Васька.
– Будем останавливаться на ночь по моим прежним стоянкам, там хоть колья для палатки есть, но расстояние между стоянками большое, поэтому к стоянкам будем приходить уже по темноте.
– А ты что не мог их поближе друг к другу сделать, – ворчал Колька.
– Я тогда молодой был, быстро ходил по тайге, поэтому и успевал засветло приходить на стоянку, – сказал, улыбаясь, Васька.
Колька замыкал наш караван, он часто ругался, запинаясь о кочки.
«Хорошо, что хоть вчера водки не выпили», – подумал я, – «а то сейчас все бы чертыхались».
Уже начало темнятся, когда мы вышли на Васькину ночевку.
– Все мужики, ставим палатку и готовим ужин, – отдавал Васька распоряжения.
Мы беспрекословно подчинялись его командам.
– Колька, давай за дровами и олени тоже за тобой.
Место выбрано было удобное, рядом бежал ручей. Я занялся костром, а Васька быстро поставил палатку и принялся готовить ужин. С непривычки, усталость давала о себе знать. Поэтому поужинав, мы улеглись спать. Ночью собаки в два голоса подняли лай.
– Вот сволочь, не даст поспать, – проворчал спросонья Васька.
– На кого они так зло лают? – спросил я, ещё не сообразив спросонья, что так они лают только на медведя.
– Да медведь, кто же еще-то?! Прошлый раз также всю ночь ходил рядом, сволочь.
– Прошлый раз? Это сколько лет назад? – спросил я.
– Да уж года три, «аднака», будет, – сказал Васька.
За ночь собаки три раза поднимали лай. На третий раз Колька не выдержал и, выйдя из палатки, несколько раз выстрелил из карабина в воздух.
– Вот так и будем каждую ночь стрелять, – ворчал Колька, залезая обратно в спальник.
– Вот сволочь! – ругался Колька, – он теперь будет идти за нами до самой долины.
– А ты говорил, отдохнём, вот и отдохнёшь пожалуй тут, особенно завтра днём на болоте, – ворчал Колька.
Мы с Васькой молча улыбались.
Утром, не выспавшиеся, мы пошли по тропе дальше. Тропа проходила через поймы небольших речек, по кочкарнику, идти по ней было очень тяжело. Собаки тоже устали, они плелись сзади нас, наступая нам на пятки не обращая внимания даже на белок, которые частенько прыгали через тропу, с кедра на кедр перед самым их носом, дразня собак, но собакам было не до них, они тоже сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Но пройдя полдня по кочкарнику, мы наконец-то вышли на край соснового бора.
– Здесь идти будет немного легче, – сказал Васька.
– Все мужики, привал, нужно пообедать, да и отдохнуть немного, а иначе до следующей ночёвки сегодня мы не дойдём, придётся ночевать в болоте.
Собаки тоже попадали рядом с нами. Немного перекусив и отдохнув, мы тронулись дальше по набитой тропе. До очередной ночёвки мы добрались уже по темноте. Палатку ставить не стали, нарубили лапника и, бросив на него спальники, улеглись на них вокруг костра. Костер, правда, пришлось по очереди поддерживать всю ночь, ночи в октябре там уже холодные. Собаки ночью на медведя не лаяли, видимо, они ему порядком надоели своим лаем, и он от нас отстал.
Утром, немного перекусив, мы тронулись в путь. До обеда идти по тропе было легко, она шла по лесу, но с обеда снова начались мучения. Мы вышли в пойму правого притока реки Вилюй. Местами мы выходили на болото, идти по нему было еще тяжелее. Но нам ещё и по много раз за день приходилось переходить вброд бурные речки, впадающие в правый приток реки Вилюй. Глубина воды на перекатах была небольшая, не выше колена, зато сильное течение сносило нас вниз по течению, и нам не один раз пришлось набрать в сапоги воды. Колька даже упал один раз в воду, споткнувшись о подводный камень, и мне пришлось прыгать за ним в бурную холодную воду, а иначе бы он разбился о камни на каменистом пороге. Васька быстро развёл костёр, и нам пришлось, стуча от холода зубами, три часа сушить свою промокшую насквозь одежду. Я тогда ещё удивился, и как это мы не простыли тогда, видимо в экстремальных условиях организм сопротивляется простуде.
«Да, тут не до рыбалки», – подумал я. – «Прав был Васька, если ещё появится желание рыбачить. А желание рыбачить здесь вряд ли появится, после такой дороги. Да ещё после такого купания в реке».
Уже к ночи, еле волоча ноги, мы вышли на Васькину стоянку. Палатку ставить не стали, не было сил, ночевали у костра на спальниках.
– Ну как Иванович такой переход? – спросил Васька. – Не жалеешь, что пошел с нами в тайгу? Мы с Колькой привычные к таким переходам, но тоже сильно устаём.
– С непривычки тяжеловато, конечно, но терпимо, – сказал я.
«Нет я ни грамма не жалел что пошёл с ними в Долину смерти, другого такого случая больше не будет», – подумал я.
– Не простыл, после такой холодной водички, может водки налить? – спросил Васька.
– Нет, Вася, ты сам знаешь, что «по» чуть-чуть мы не умеем.
– А если выпьем по многу, то завтра будет очень тяжело идти по такому же болоту, по которому мы шли сегодня, – сказал я.
– Это ты «аднака» верно сказал, тогда уж лучше совсем не стоит пить. Ну вот, а ты говорил – пошутил. Да за такие шутки убить мало, после такой дороги.
– Дожились, даже водку пить не хотим, расскажи кому-нибудь, не поверят, – сказал Васька и рассмеялся.
– А желание-то порыбачить у тебя не пропало? – спросил с улыбкой Васька.
Я промолчал. Что я мог ему ответить. Какая тут рыбалка, когда ноги еле тащишь. Особенно после сегодняшнего купания.
«Не заболеть бы, тут больницы рядом нет, так и останешься здесь в болотах навсегда», – подумал я.
И впервые за всё это время я подумал, а как же Васька рискует один в болотах, ведь помочь-то некому будет, если вдруг что-то с ним случится в болотах.
«Вот так и погибают охотники», – подумал я.
– Завтра весь день придется идти по болоту, но к ночи мужики нам нужно любой ценой дойти до стоянки, – сказал Васька. – А иначе в том болоте нам негде будет заночевать, кругом только топкая трясина.
– Если дойдём ещё к ночи по таким кочкам, – проворчал Колька.
Переход ему давался тяжело, видимо, сказывалась палёная водка.
– Дойдём, не ночевать же в кочкарнике, – сказал Васька.
– Там сыро шибко, да и костёр не из чего будет развести.
Ночью собаки снова подняли лай в два голоса, Колька не выдержал и начал стрелять из карабина прямо в лес.
– Бесполезно, не трать зря патроны, вам же ещё назад возвращаться, а то ещё и оленей не дай Бог постреляешь, они где-то тут рядом ходят, – сказал Васька.
– Утром, перекусив, мы тронулись по тропе в сторону болота, которое тянулось на десятки километров вдоль поймы реки и, по которому нам сегодня придётся идти весь день. Почти весь день мы шли по кочкарнику. Местами кочки доходили до пояса, карабины постоянно цеплялись прикладами за кочки, и их приходилось поправлять, подтягивая за ремень вверх или вешать поперёк туловища. А местами, когда заканчивался кочкарник, мы выходили на мшистое торфяное болото, но идти по нему было ещё тяжелее, чем по кочкарнику. И стоило только нам на секунду остановиться, как ноги тут же по колено, а то и выше уходили в воду. А местами мы по очереди проваливались по пояс в полуметровый торф, под которым находилась ледяная вода, и ноги от такой воды сводило судорогой.
– А что другой дороги в долину нет, только эта? – спросил я Ваську.
– Да есть обходная тропа, но она по хребту идёт, а там сплошные подъёмы, да спуски крутые. Да и идти по ней на сутки дольше, а Колька сам видишь, по ровному месту еле идёт, а по той тропе быстро на подъёмах выдохнется.
Вдруг Колька, как будто в подтверждение Васькиным словам начал ругаться.
– Что случилось? – Васька остановился.
– Да сапог где-то пропорол, вода хлюпает, – сказал Колька.
– Ну, так переобуйся, – сказал Васька, – сапоги то есть запасные.
– В болоте, что ли? – ворчал Колька, – вот выйдем на сухое место, тогда уж и переобуюсь.
– Тебе виднее, – сказал Васька. – Смотри только ноги не застуди тебе ещё назад возвращаться. Вот Иванович, сам видишь, он здесь-то еле идёт, а на тех подъёмах он не вытянет и нам придётся уже не на сутки, а надвое суток дольше добираться до долины. А времени мало осталось, сам видишь. Я хорошо понимал Ваську, ему нельзя было опоздать на чёрную поляну.
Но больше всего в болотах нас доставал мокрец, – это такая мелкая мошка, которая пролазит даже через мелкую ячею накомарника и стоит только солнцу чуть-чуть пригреть, как он начинает беспощадно жалить, такое ощущение как будто твоё лицо обожжено крапивой. Да и держится он на болоте, «зараза», почему-то до самых сильных холодов, преимущественно на топких мшистых болотах. Но больше всех от мокреца почему-то страдал Колька, видимо потому что мокрец очень сильно не любит водочный перегар, не знаю уж, насколько это правда, но Кольке доставалось от него в разы больше, чем нам.
А уж перегаром-то от него несло точно за версту, хоть он и не пил уже три дня. На мшистых кочках росла клюква, и с кочек изредка взлетали глухари, отлетев недалеко от тропы, они садились на низкорослый кедрач, раскачиваясь под своим весом на ветках кедрача, дразня этим собак. Но собакам было не до них, они сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Да и мокрец доставал их тоже не меньше, нас. Колька хотел подстрелить одного самого наглого глухаря, который сидел на ветке кедры рядом с тропой и уже потянул с плеча карабин, но махнув на него рукой передумал.
– Далеко еще? – спросил Колька, отмахиваясь обеими руками от мокреца.
– Часа два до ручья, за ручьём стоянка, – ответил Васька.
– Да когда же это всё кончится! – ругался Колька, отмахиваясь от мокреца обеими руками.
– Когда мороз ударит, только тогда он успокоится, – сказал Васька.
Колька посмотрел на него как на врага народа и с досады даже отвернулся от него, чтобы не выругаться. И к последней стоянке мы подошли уже по темноте.
– Будем ставить палатку, надо немного обсушиться, – сказал Васька. – И нужно сегодня установить печку в палатке, что бы хоть немного прогреться после купания в реке, а то не дай Бог ещё заболеете оба, что я тогда с вами делать-то буду один.
Я развел костер на старом кострище и сходил на ручей за водой на чай. Ноги от усталости гудели и подгибались. Васька быстро поставил палатку, натаскал кучу валежника и принялся развьючивать оленей, а я как мог, помогал ему. Хорошо, что к ночи похолодало, и мокрец немного успокоился, спрятавшись на ночь в мох.
– Переобуйся, – сказал Васька – и кинул Кольке запасные сапоги на все размеры.
– Не хватало, чтобы ты заболел здесь. А главное ноги береги, не дай Бог, застудишь.
– Не заболею, водку-то я зачем сюда брал?!
– Неужели только для растирания ног, – сказал Васька и рассмеялся.
– Как знаешь, – сказал Васька, присаживаясь к костру.
– Все мужики, можно и отдохнуть, – сказал он.
Я разлил чай по кружкам, и мы уселись вокруг костра.
А вот и она, – «Долина смерти» и Васька обвел рукой долину, которая лежала перед нами. Таких долин здесь много и все они тянутся вдоль правого притока реки цепочкой, но эта долина самая большая и самая последняя на притоке реки, а тянется она вдоль реки на 200 километров. Я осмотрелся. Стоянка находилась на небольшой возвышенности, поэтому долина даже ночью под Луной хорошо просматривалась во все стороны. Она действительно выглядела мрачноватой, как будто когда-то по ней пронеслась ядерная война, а вдоль реки болота сменял высохший на корню лес.
– А почему её так называют? – спросил я.
– Да кто его знает, моему отцу рассказывал его отец, что когда-то давным-давно, когда еще наши предки ходили в шкурах, в эту долину с неба упал огромный диск, похожий на бубен. Я так думаю, что он тогда совершил аварийную посадку, потому что улететь отсюда он уже не смог. И постепенно диск стал погружаться в землю, в оттаявшую за лето мерзлоту. А охотники, которые охотились в этих болотах, находили в них металлические коридоры, глубоко уходившие в землю, в которых было тепло как летом даже в самые лютые морозы. Но тот, кто в них спускался, впоследствии умирал от какой-то странной и неизлечимой болезни, у них абсолютно ничего не болело, но они медленно умирали.
А периодически через сто лет, из того места куда погрузился диск, из дыры, которая, находилась рядом с этим местом, вылетал оранжевый шар и по наклонной траектории улетал за горизонт и там на большой высоте взрывался несколько раз подряд. Но взрывался он в разных местах высоко над тайгой, как будто этих шаров было несколько штук. А грохот этих взрывов разносился на тысячу километров, так говорили старики, а они врать не будут. Но иногда оранжевый шар взрывался прямо над самой долиной, вот поэтому долина выглядит так, как будто по ней прошлась ядерная война. А охотники, побывавшие в этом районе долины, заболевали какой-то неизвестной болезнью и тихо умирали. Но от этой болезни умирали не только сами охотники, но и их дети, потому что эта болезнь передавалась даже по наследству.
– А ты-то, откуда знаешь? – спросил Колька.
– А мне об этом рассказывал отец, а ему рассказывал его отец, а дальше я уже не знаю, кто кому рассказывал.
– Видимо поэтому её и называют Долиной смерти, – сказал Васька.
– Сказки всё это, – сказал Колька, – старикам делать нечего было по вечерам, вот они и придумывали небылицы, детей пугать.
«Да нет Коля, это не похоже на сказки, – это больше похоже на радиацию», – подумал я, – но якутам я не стал говорить, что бы, не дай Бог не напугать их, а то сорвётся наша экспедиция. Но я тогда ещё не знал о том, что про радиацию этой долины Васька давно уже знает.
Колька развел недалеко от палатки еще один костер. И вбив в землю несколько кольев, развесил сушиться на них свою мокрую одежду. Идя по болоту, мы порядком вымокли, а Колька ещё и искупался, провалившись в трясину, хорошо, что ещё перед самой стоянкой, а то бы точно простыл.
– Далеко до поляны? – спросил я.
– Да нет, с километр будет и до котлов от поляны километра три не меньше.
Взошла Луна, долина хорошо просматривалась.
– Посмотри-ка вон туда, Иванович, вон туда, – показал Васька рукой на Север.– Видишь вон то серебристое облако, раньше я его почему-то не замечал.
Я присмотрелся. Да, действительно, километра три-четыре от нас, над подсадом, стелилось серебристое облако.
– Метров триста в диаметре, «аднака», будет, – сказал Васька.
