Эпизоды сексуального характера

скачать книгу бесплатно


«Версии, будто бы слово «залупа» могло произойти от древнеиндийского loрауаti (ранить), греческого ???? (тоска) и древненемецкого loub (листья) способны разве что рассмешить. Истинные этимологические корни этого красивого слова уходят к латинскому lupa – волчица. Тут не следует искать связи с проявлениями зоофилии. Да, в ту пору животные нередко использовались для справления сексуальных нужд, но то были преимущественно овечки и козочки, но никак не волчицы. Волчицами же в Древнем Риме называли проституток, что само по себе говорит об уважении, проявляемом римлянами к этой профессии – ведь волчица, вскормившая Ромула и Рема, является неизменным символом Вечного города. Вполне естественно и логично, что часть тела, влекущая за ласками к волчицам (лупам) в публичный дом (лупанарий), получила название залупа. Идя за лупой, человек влеком залупой. Так сказать, ЗАботясь о клубничке, ЗАботится и о лупе».

Эпизод №9. Динозавр по имени Ира

«Я требую быть расцелованной от зубов до хвоста» – написала Ира мне в чате. Маленькая и неудачная месть за то, что я называю ее динозавром – холоднокровной тварью из тех, что правят планетой 130 миллионов лет, а потом вымирают, не оставив потомства. В следующий раз назову ее амебой и дарую вечное царство – любопытно, каково будет воздаяние.

– А я тут по твоей рекомендации посмотрел фильм про Троцкого, – ее парень Тёма обожает ставить меня в неловкие положения, которые, впрочем, инициирую я. Вот сейчас он вошел в комнату раньше, чем я вышел из Иры. К счастью, входить и выходить из нее я могу совершенно бесшумно, иначе чувство неловкости заставило бы меня разыграть сцену альтернативной ревности – той самой, когда изображаешь свою смерть исключительно с целью убить время, в течение которого тебя могут убить. Вход в Иру очень похож на черный ход, тихий и безлюдный, с дверью, маскируемой грязью гаражей-ракушек. Здесь опасаться стоит только тем, кто сам безопасен, я же опасен всякий раз, когда молчу.

– Ну, и чему тебя этот фильм научил? – стараясь не сбиться с ритма подзатянувшихся входов/выходов, спросил я Тёму.

– Ничему. Я просто лишний раз порадовался тому, что ты не слишком успешен. От твоих крыльев только та польза, что они мешают тебе спать.

– А, да, посмотри еще…

– И еще я порадовался тому, что ты, сволочь, такой добренький. Обычно люди как посрут, так воду в унитазе за собой смывают, – перебил меня Тёма. – А ты, урод, на говно сначала подрочишь, а потом смотришь, ждешь, не даст ли твое семя плодов, не вырастет ли чего.

– Это ты про себя что ли?

– Да, про нас с Ирой, – ответил Тёма.

– Она не говно, она динозавр, то есть, амеба.

– А завтра ты сделаешь нас артистами бродячего цирка, но с темным прошлым слышь ты урод я к тебе блядь обращаюсь иди сюда я сказал на на блядь нравится сука еще получи мразь как же я тебя ненавижу!

– Вот как? – я провел по лицу ладонью и с удивлением увидел на ней размазанную кровь.

– А ты что думал? – Тёма мрачно ухмыльнулся. – Я не дурак, я давно понял, что ты нас выдумал. Трус ты, у тебя кишка тонка на глазах у мужа его жену ебать, если они реальные люди, а не как мы – говно твое высранное, но милостиво обдроченное и не пущенное по кишкам канализации.

– Кто тут чей муж? – я бесшумно покинул Иру.

– Он мой, – ответила она. – Не ожидал?

– Нет, – признался я. – Такого я не планировал.

– И я беременна, – сказала Ира.

– От него? – я невольно усмехнулся. Персонажи не могут размножаться без моего ведома – уж в чем я уверен на все сто процентов, так в этом.

– От тебя, – в глазах Иры сверкнула ненависть.

– Знаете, раз вы такие умные, то могли бы догадаться – такой хуйни бы я придумывать не стал, мне и в жизни мыльных опер хватает, – день непослушания Иры и Тёмы начал мне надоедать.

– «День непослушания Иры и Тёмы» – такую пошлость тебе придумывать нормально? – Тёма оскалился.

– Пошли вы нахуй, – ответил я, стараясь не обращать внимания на то, что футболка пропиталась кровью, которая сочилась из моих пор вместе с потом.

– А-я-яй, игнорируешь факты, – Ира покачала головой. – Мы женились у тебя за спиной, во мне растет настоящий человек, и при всем этом ты до сих пор не понимаешь, что нахуй идешь именно ты?

– Картина маслом «Микки Маус убивает Уолта Диснея», – я попытался подумать о чем-нибудь, не связанном с Ирой и Тёмой.

– Зря стараешься, – сказал Тёма. – Лучше не сопротивляйся – тогда будет не так больно.

– Извини, но по-твоему не будет, – я посмотрел на часы. – Через пару секунд бушующий за окном ураган повалит дерево. Ветка разобьет стекло и крошечный осколок перебьет сонную артерию Тёмы.

– Он нам не верит, – сказала Ира, подойдя к окну. Когда стекло от удара ветки взорвалось фонтаном осколков, она высунула длинный, как у хамелеона, язык и перехватила им тот самый кусочек стекла, который должен был убить Тёму.

– Видишь? – Тёма оттянул ворот водолазки и продемонстрировал невредимую шею. – А тебе так не повезет. Рви!

– Что рвать? – не понял я, но в тот же миг Ира обеими руками вцепилась в мои крылья и вырвала их так же легко, как дети отрывают крылышки мухам.

– Не ты ли жаловался, что два крыла по плечам мешают спать по ночам? – усмехнулся Тёма. – Но хватит шуток. Ира, кончай его.

Ира разинула огромную, как у тираннозавра, пасть и клацнула зубами возле самого моего носа.

– Здравствуйте, я по поводу комнаты. Помните? Мы с вами вчера созванивались, – девушка в очках и клетчатой юбке улыбнулась Тёме. – Я Наташа, помните? Мы вчера разговаривали.

– А… да, конечно, – Тёма шумно сглотнул набежавшую слюну. – Не обращайте внимания на бардак – к нам с утра в гости друг заходил – он узнал, что скоро отцом станет, поэтому пьяный и вообще, устроил тут…

– Ничего-ничего, я все понимаю, – ответила Наташа. – Скажите, а динозавр у вас все время по квартире гуляет, или вы его все-таки в клетке обычно держите? Я против животных ничего не имею, даже наоборот, просто боюсь, что он будет нервировать моего Финю.

– Финю? – растерянно переспросил Тёма.

– Да, это мой декоративный осьминог, – ответила Наташа. – Он очень любит группу «Ласковый май» и сериал «Санта Барбара».

– Мы с женой, то есть, с динозавром… – начала Тёма, но Наташа не дала ему договорить. Поскользнувшись на вытекшей из меня луже крови, она упала так удачно, что ее упругое тело оказалось в его крепких руках, а одежда обоих – на спинке кресла.

– Я хочу есть, – сказала Наташа, после того, как ее пот стал неотличим от пота Тёмы, а разбитое стекло почернело от той же тьмы, которая пялилась в целые окна.

– У нас… то есть, у меня ничего не… – Тёма отвлекся от слизывания Наташиного поцелуя с внутренней стороны своего бедра. – Хотя, пара стейков из тираннозавра осталась. Будешь?

– Буду, – ответила Наташа. – И яичницу.

– Какую яичницу?

– Ты же сам говорил, что твой тираннозавр – самочка с икрой, – Наташа звонко рассмеялась, и Тёма присоединился к ней, даже не подозревая, какую услугу они с Ирой оказали мне. С крыльями спать на спине было практически невозможно, а когда я лежу на животе, сон отчего-то ко мне не идет. И все-таки, нет ничего ценнее таланта вовремя заткнуться.

Комментарий №10

Младший инспектор отдела безопасности женской колонии общего режима №29 Полина Ильнична Сюкова, из переписки с осужденным к лишению свободы Михаилом Ашотовичем Ньячуком, отбывающим срок наказания в исправительной колонии строгого режима № 33:

«То, что мы переживаем во время свершения полового акта, в большей степени зависит не от физического тела, а от эмоциональной и интеллектуальной составляющих нашей личности. Или, проще говоря, от нашего настроя и фантазии. В качестве примера приведу Уильяма Бронна по кличке Пиклз («Огурчик»), мясника, жившего в Англии на заре Викторианской эпохи. По свидетельствам современников, этот мужчина обладал низким ростом, отталкивающей внешностью (заячья губа, косоглазие, изрытая оспинами кожа) и горбом, но при этом слыл величайшим любовником во всем Суссексе. Как-то раз, заключив пари с неким Хью Макледом, торговцем свежей рыбой, Огурчик в течение одной ночи, а конкретно с одиннадцати часов вечера и вплоть до первого петушиного крика, вступил в сексуальное сношение с двумя десятками женщин, удовлетворив сладострастие каждой не менее четырех раз кряду. Когда ошеломленная публика, не смыкая глаз наблюдавшая за являемыми чудесами, потребовала ответа, в чем секрет потрясающей мужской силы Огурчка, тот не стал увиливать и юлить. «А и нету секрета-то, господари милостивые. Ей богу, отродясь не бывало у меня секретов. И как не бывало, так до сей поры и не обзавелся ни единым самым никчемным секретишкой. А что с девицами так ловко вышло, так то от радости большой. А радость-то она вся тута» – при этих словах Бронн постучал пальцем по своему низкому, поросшему пегой шерстью лбу. – «Вообразил я себе рожу старика Хью – того, что Маклеод – когда моя возьмет, а он пари-то и продует. Представил, с какой миной он мне пять шиллингов проспоренных отсчитывать будет, да так обрадовался! Очень сильно, стало быть, обрадовался. Вы уж, милостивые господари, мне простите, но такой радости словами я передать никак не умею. Зато с девицами-то на радостях таких – самое оно. С девицами, вы уж мяня извините, слов-то не надо, чтобы радостью поделиться!»».

Эпизод №10. Раздраженность

Пожалуй, меня сложно выделить из толпы. Обыкновенный мужчина с аммиачными мыслями и солоноватыми проблемами. Во мне нет ни особой остроты, ни сладости – ни внутри, ни снаружи. Если девушка, беспокойся она на счет ванили или корицы – не важно, находясь в переполненном вагоне метро, закроет глаза, то каждый из мужчин-наполнителей вагона будет мною, а я буду каждым, кто подрагивает вместе с поездом на рельсовых стыках. Я просто статист, один из тех, которые, набравшись в достаточном количестве, делают город городом, а не пустыней – запружают улицы своими движущимися телами и, хоть ниточек и не видно, с марионеточной грацией и послушностью капельками вливаются в потоки городского трафика, совершающего круговорот по сложной сетке публичных капилляров.

Иногда сиреневыми всполохами на свинцовой серости грозового неба в глаза бросаются люди другого сорта. Такие, которые едва бросившись в глаза тут же с антрацитовой четкостью одним лишь положением подбородка дают понять, что ничего подобного не делали – нет, они никогда и никуда не бросались, напротив, это ты, дурень, стоишь (идешь, сидишь) и швыряешься в них своими глазами, приученными выражать невыразительность и полный спектр отсутствия выражений. Встречи с такими людьми – отличный полигон для рефлексии, и, уверен, что переживал бы их болезненно, не знай я цену своим талантам, а, стало быть, и себе в целом. Мой дар в том, чтобы говорить зеленым, красным и синим. А еще я превосходно справляюсь с задачей не искать и не находить для себя приключений. Поэтому совсем не удивительно, что все изменилось именно в тот день, когда эти мои таланты разом, словно сговорившись, не сработали.

Люди раздражаются. Симптомы раздраженности – сыпь, выступающая на изнанке кожи так, что единственно где и как ее можно увидеть, это на внутренней стороне век, зажмурившись. Раздраженность, в отличие от обыкновенности и невыразительности, – серьезное заболевание, делающее личность ущербной. Серость, аммиак и солоноватость можно нести с достоинством, но не воняющий снулой рыбой едкий уксус. Пораженный раздражением человек мгновенно подгнивает желтизной заветревшегося майонеза. Он, не плохой, не злой, не коварный, становится неприятностью для любого, кто его коснется – ни дать ни взять, куча испражнений, а не человек получается. Изъян раздраженности толкает на отвратительные поступки успешнее, чем жадность, ненависть, похоть и высокомерие. Раздраженность нельзя использовать для получения какой-либо выгоды и свершений, ее единственное призвание – портить все подряд. От раздраженных людей я стараюсь держаться подальше. Как правило.

Нет никаких правил, кроме тех, что придумал сам. Например, закон государства становится правилом только тогда, когда ты возьмешь за правило следовать ему. И нет ничего проще, чем нарушать собственные правила, потому что, с одной стороны, это самый доступный способ побаловать себя, а с другой – самому себе простишь любое нарушение.

Утомленный жидкой бирюзой дня, я шел в сумраке оттенков темнейшего пурпура, испортить который не могла даже вторичность кошачьих запахов, подтекающих из подвальных окошек и подсвеченных провалов подъездов. Яблочная кислинка приятно щекотала нёбо, поддерживая настроение довольного ненаплевательства – плевать на что угодно не хотелось, потому что растрачивать слюну было решительно жалко. И вот в какой-то вкрадчивый момент, который уже не воскресить ни в памяти, ни вообще, я заметил, что на периферии пурпура и кошатины где-то сзади и сбоку поигрывает бледно-желтое с карминовыми прожилками зарево. Мое внимание, ухватившись за брошенную косточку, следом выгрызло из пространства стук каблуков, позвякивание какой-то металлической чепухи вроде браслетов, терпкое тминное облачко с вкраплениями красного перца и медовыми нотками, заметную уксусную отдушку и миниатюрную девичью фигурку, несущую все это на себе, от себя и во все стороны.

Как только язык любопытного внимания скользнул по изгибам фигуры, я тут же ощутил электрический ожог и химическое покалывание с ароматом пригоршни мелких рыбьих косточек. Ошибиться было невозможно – девушка была раздражена до крайней степени. Она мерцала, пульсировала, клокотала и чуть не лопалась от переполняющей ее раздраженности. Вместо того чтобы сбавить шаг и дать этому вместилищу закипающего гноя проплыть мимо, я повернул к нему свое непримечательное лицо и приготовился заговорить синим бархатом – он как нельзя лучше подходит для вечернего пурпура.

Широкое полотно с ровными краями, для свежести немного черники пополам с ежевикой, никаких складок, только мягкие волны и чуть шершавое послевкусие – так это должно было выглядеть. Но вместо синего бархата из меня с какой-то обреченной поспешностью брызнуло оранжевое конфетти, приправленное карамельной крошкой и явственным кокосовым настроением, менее всего подходящим к месту и времени. Ядовитая желтизна, которой девушка ответила на мою нечаянную клоунаду, чуть не сожгла сетчатку моих глаз. Одежда на мне вмиг измялась и покрылась грязью, а выступивший пот смешал с пылью и стер последние штрихи кокосовой мякоти. Да, девушка была раздражена настолько, что легко смогла бы и луну заставить пахнуть рокфором вместо привычного грейпфрута.

Я умею проигрывать, но в тот момент мысли о том, что проигрыш был моим изначально и неизбежно, даже не возникло. Ударить зеленым – вот что я решил. Сеть цвета морской тины с крупными ячейками, в которых вьется тугим стеблем плющ, а у бабочек вместо крыльев листики перечной мяты, играющий искорками изумруд в центре, колючая хвоя по краям самшитового спокойствия, скрывающего жгучесть имбирного корня. Против моего мастерства владения зеленым тембром устоять очень сложно. Но девушка устояла, потому что не зелень, а бесстыдный апельсин с карамелью и кокосом снова ударили из меня фонтаном. От ответного залпа желтым моя одежда начала тлеть, кожа покрылась язвами, а запах… Если бы человеческое тело, разлагаясь, пахло бы настолько же омерзительно, то люди уже давно отыскали бы дорожку к бессмертию с одной лишь целью – освободить мир от источников самого ужасного аромата из всех.

Страстно захотелось убить эту девушку, сжать ее горло и выдавить из него бардовую пасту жизни, крушить ее быстрыми широкими взмахами, ломать кости кровяными сгустками и причинять страдания всех оттенков алого, боль со вкусом граната, клубничные мучения и малиновый ужас осознания фатальности. Но и красный отказался повиноваться мне. Предательская апельсиновая ржавчина мощным потоком рванулась наружу, словно я был цирковым артистом, демонстрирующим трюк «человек-брандспойт». Это выглядело настолько низко и дешево, жалко и безвкусно, как если бы я торговал на рынке подмороженной хурмой или недозрелыми тыквами.

Мне стало невыносимо стыдно от того, что я пристал к девушке, а сам оказался неспособен ни на синий, ни на зеленый с красным. Ей из-за бушующего вируса раздражительности и так плохо, а тут еще я с фиглярским оранжевым. Я знал, что за моей попыткой последует желтый ответ, превосходящий по мощности первые два вместе взятые, и ждал его с покорной готовностью, как заслуженную кару.

В ярком и жарком кислотно-лимонном свете я утонул, а все вокруг меня расплавилось. Должно быть, на поверхности Солнца ощущаешь себя примерно так же. Тело мое исчезало вместе с угасающим сознанием до тех пор, пока я не лишился чувств.

С того дня прошло уже больше полугода. Я по-прежнему неприметен в толпе и мои солоноватые проблемы никуда не делись, а способность говорить синим, зеленым и красным так и не вернулась. Но я не склонен драматизировать. Оттачиваю навыки владения оранжевым и все больше уверяюсь, что зря столько времени подавлял в себе раздражительность. Взять ту же девушку – когда я пришел в сознание, она все еще была рядом. Заговорила со мной розовым, поблагодарила за то, что я вытерпел весь ее желтый – давление раздраженности понизилось и ей стало лучше. Теперь мы с ней регулярно встречаемся, она обливает меня желтизной, а потом, когда ей становится лучше, занимаемся сексом (он пахнет голландским сыром и копченостями, а ее основной цвет бежевый). Мне нравится секс, да и девушка хорошенькая, но если бы я тоже умел раздражаться, то получал бы двойное удовольствие, имея шанс самому стравить желтый тухляк на ближнего.

Комментарий №11

Продавец-консультант охотничьего магазина «Зверский рык» Маргарита Оттовна Зготрах, из собрания твиттов, опубликованных в сборнике «Через Twitter к струйным оргазмам»:

«Территория любви – это волшебная страна, оказавшись в которой, каждый человек вправе рассчитывать на исполнение даже предельно смелых и сокровенных своих желаний. Когда речь заходит о любви в самом жарком, страстном и ураганном ее проявлении – плотском – сметаются все запреты, рассыпаются прахом комплексы неполноценности, забываются предрассудки. Если натура любовника требует, чтобы в сексуальной игре были задействованы, скажем, щипчики для ногтей, черная вуаль, велосипедный насос, редкая коллекционная фигурка Бэтмена в масштабе 1/6, полкило свиной печени, двести литров рыбьего жира, портрет Сталина (без трубки) и магниторезонансный томограф, то ни в коем случае нельзя противиться этим требованиям. Однако следует соблюдать определенные меры предосторожности, чтобы не попасть в щекотливую ситуацию или, хуже того, на скамью подсудимых, как Кшиштоф Збигневич Курочка, чью любовницу за три секунды до наступления у нее второго за тот вечер оргазма прищемило медвежьим капканом. В частности, если в постели вы прибегаете к помощи медвежьего капкана, составьте со своим партнером акт о взаимном согласии на применение данного устройства и потрудитесь заверить документ у нотариуса».

Эпизод №11. Удары волхвов

Старый слепой пидорас Константин Федотов вышел из квартиры и, постукивая белой тростью по ступенькам так, как он желал бы постукивать совсем не по ступенькам и далеко не тросточкой, спустился вниз. Возле подъезда дорогу Федотову перебежала черная кошка, чего Константин в силу своей слепоты не заметил, так же как и того, что у кошки не было хвоста.

Осторожной, чуть боязливой походкой, роднящей его со всеми слепцами, Федотов пересек двор, обогнул низкую ограду детской площадки и по косой через газон прошел на автобусную остановку. Пропустив подошедший автобус, Константин перешел проезжую часть в неположенном месте и встал на противоположной стороне дороги, призывно помахивая рукой, свободной от трости. В полном соответствии ожиданиям старика, вскоре возле него, скрипнув тугими колесами, остановился автомобиль, чьей марки, модели и номерных знаков Федотов, конечно же, не увидел.

– Добрый день, – сказал Константин, услышав, как электромоторчик в передней правой двери автомобиля опустил стекло, отделяющее водителя от окружающей атмосферы. – Не будете ли вы так любезны и не отвезете ли меня в Бирюлево? Я знаю, что это далеко – через весь город, но я вам щедро заплачу! Честное слово! Мне, признаться, очень нужно в Бирюлево, и чем скорее, тем лучше. Вопрос, так сказать, не жизни, но практически смерти!

– Конечно, дедушка! Садитесь, и денег мне не надо – я как раз в Бирюлево еду, – по чуткому слуху старого пидораса царапнуло звонким девичьим голоском.

– А… э… Бирюлево? Вот ведь я старый дурак! Оговорился, в Бибирево мне нужно, а не в Бирюлево, – быстро сориентировался Федотов. – Простите за беспокойство, удачного дня и счастливой дороги.

– Садитесь-садитесь, я вас до Бибирево довезу. Я все равно никуда не спешу.

– Ой! – Константин вскрикнул и притворно похлопал себя по карманам. – Вот ведь старость не радость, кошелек дома оставил! Тысячу извинений, удачного дня и счастливой…

– Да ничего страшного, я вас бесплатно подвезу. Садитесь, – сохраняя беззаботную интонацию, прощебетал голосок.

– Нет-нет-нет, и речи быть не может! Это дело э… офицерской чести! – Федотов выпятил грудь и уставился белесыми глазками в пустоту над уровнем предполагаемого горизонта.

– Давайте, я вас сейчас отвезу, а за деньгами потом как-нибудь заеду?

– Ой! – Константин неловко шлепнул себя по лбу. – Я же утюг на плите оставил! Пожар же сейчас случится!

Забыв об осторожности, Федотов бросился прочь в направлении собственного дома, запнулся о бордюрный камень и едва не растянулся на тротуаре.

– Вот ведь угораздило на дуру напасть. Пристала, как банный лист! – думал Константин, поспешно переставляя тросточку и ноги, внутренне клокоча от переживания неудачи. – Откуда такие уродки навязчивые только берутся? Баба за рулем – добра не жди. Тьфу! Мерзость какая! Всю охоту мне испортила.

– Черт, какой клевый дед сорвался! И чем я его только спугнул? – глядя вслед Федотову, подумал трансвеститствующий геронтофил Павлик Матросов и с досадой и недоумением нажал на кнопку автомобильного стеклоподъемника.

Комментарий №12

Временно безработный выпускник Первого казачьего университета технологий и управления (с синим дипломом) Потап Иннокентиевич Здунков, из газеты бесплатных объявлений «Из рук вон»:

«Все мы знаем, как невыносимо тяжело расставаться с нашими возлюбленными. Особенно если это расставание навсегда, и вызвано оно кончиной партнера. Как облегчить боль утраты, когда смириться с потерей не представляется возможным? Некоторые народности, обитающие в Индонезии и на других островах Юго-Восточной Азии, решили этот вопрос довольно экстравагантным образом. Раз в год оставшиеся в живых извлекают тела своих умерших близких из могил, моют и прихорашивают их, чистят одежду и обувь, ведут с ними беседы, устраивают пикники и делают совместные фотоснимки. Но доходит ли дело до, так сказать, более интимного общения? А именно – вступают ли мужчины и женщины в сексуальный контакт с покойными женами и мужьями? Увы. Достоверной информации, подтверждающей или опровергающей это обстоятельство нет. Но я готов в максимально короткие сроки организовать экспедицию в Индонезию и выяснить все досконально, зафиксировав факты в дневнике наблюдений, а также с помощью фото– и видеохроники. Для путешествия и сбора поистине уникальных и важнейших материалов мне требуются скромные средства в размере 8 092 долларов США, которые я с радостью и благодарностью приму в дар от щедрого лица или группы лиц».

Эпизод №12. Некрофилия

Я бы едва ли удивился, если бы обои моего кабинета вспыхнули прямо за спинкой кресла, белый огонь выжег бы на них пульсирующий пентакль, и из пламени, цепляясь рогами за края портала, высунулась дьявольская морда с клеймом вечного превосходства и срывающимися с раздвоенного языка рекомендациями убить всех, начиная с самого себя. Но, по какой-то причине, этого не произошло ни в прошлом году, ни неделю назад, ни вчера, так что и сегодня всерьез ожидать появления дьявола было глупо. Поэтому я пальцами ног нашарил под столом тапочки, вставил в них ступни, вылез из кресла и отправился в прихожую. Положив руку на задвижку замка, пару секунд раздумывал, стоит ли надеть халат, но, решив, что сойдет и так, щелкнул задвижкой и распахнул дверь.

За порогом на пыльном коврике устроился кот, весь вид которого говорил о том, что он уже не первый день как мертв – сплющенное тело с неестественно вывернутыми лапами и криво оскалившейся безглазой головой успело мумифицироваться. Я смотрел на него, а он сверлил меня пустыми глазницами.

– Кхе-кхе, простите, вы случаем не меня ждете? – спросил я, чтобы прервать неловкую паузу. Вместо ответа кот, передвигая искалеченными лапами, обогнул мою ногу и меховой каракатицей вкатился в прихожую.

– Что ж, добро пожаловать, – больше на лестничной клетке никого не было, поэтому я закрыл дверь и повернулся к своему гостю. – Вы голодны?

Кот снова промолчал. Его шейные позвонки хрустнули, голова неспешно описала дугу – кот озирался. Не мешая ему осваиваться на новом месте, я прошел на кухню, где взял два блюдца – в одно налил молока, на другое положил кусок стейка из семги, оставшегося с ужина. Оба блюдца поставил на пол возле холодильника. Не стоит быть навязчивым, если кот голоден, он сам найдет еду по запаху.

Когда я вернулся в прихожую, кота в ней не было. Обойдя квартиру, я нашел своего гостя в спальной. Он лежал на моей кровати, подмяв под себя обе подушки. Гостеприимство гостеприимством, но во всем должна быть мера – я переложил кота в ноги, он не возражал. Я стоял и смотрел на мертвое животное, лежащее на постели, и пытался сообразить, чем бы занять остаток вечера, но ничего толкового так и не придумал. Поэтому прошелся по всем комнатам, погасив свет и раскрыв форточки для притока свежего воздуха, после чего лег спать, постаравшись при этом не побеспокоить кота.

Утром, открыв глаза, я не увидел у себя в ногах кота и подумал, не приснился ли он мне. Но вскоре кот обнаружился на кухне. Распластавшись на полу, он макал вывернутую челюсть в блюдце с молоком – язык иссох, и лакать, как полагается, ему не удавалось. Видя, что коту неудобно, я аккуратно взял его на руки, перевернул так, чтобы рот оказался сверху, и залил внутрь немного молока. В горле кота заклокотало и забулькало, молоко пузырилось, но постепенно уходило внутрь тела. Я отщипнул от рыбного стейка несколько мраморно-розовых волокон, вложил их в рот кота и залил молоком. На этом сеанс кормления закончился – кот зашевелил лапами, словно пытаясь меня оцарапать, и я счел это за требование опустить гостя обратно на пол.

Вечером, когда кот снова приполз на кухню, я еще раз напоил его молоком и накормил остатками рыбы. После ужина я поинтересовался, не пора ли коту возвращаться туда, откуда он пришел, но тот лишь молча отправился в спальню и устроился на кровати. В этот раз в ногах. Судя по всему, кот собирался никуда уходить не. Что ж, значит, завтра надо будет сходить в зоомагазин, приобрести миску, лоток и кошачий корм.

Примерно через месяц нашей совместной жизни я заметил, что с котом произошли значительные перемены. В его глазницах появились глаза – мутные, белесые, сочащиеся гноем. Язык больше не походил на засохшую пиявку, обрел прежнюю форму и сменил бурый цвет на серый. Челюсть немного выровнялась, да и само тело кота перестало казаться сплющенным. Теперь он мог самостоятельно есть и пить из миски, а при движениях его позвонки и кости скрипели и скрежетали гораздо тише. Изменения коснулись и характера кота – прогнать его с подушки стало гораздо труднее. Хоть такая наглость меня и раздражала, я не мог не радоваться тому, что самочувствие животного улучшилось и не без моего участия.

Еще через пару недель кот стал почти как новенький. Его глаза перестали гноиться, за мутными бельмами стали проглядывать очертания зрачков. Язык и нос порозовели, а сам кот обрел способность издавать мявканье различных тонов. Телу вернулась гибкость и упругость, а лапы и хвост заработали так, словно переломов никогда не было. Вместе с этим кот стал совершенно неуправляемым. У него выработалась вредная привычка царапать обои, метить все подряд и среди ночи скакать по мне, шкафам и шторам. Я пытался урезонить кота, говорил с ним спокойно, уверенно и аргументировано, но результатов не добился. И все равно я оставался горд тем, что моя забота сотворила с ним такие чудеса.

Вчера ко мне в гости ни с того ни с сего зашла Таня. Мы с ней не виделись несколько лет – сейчас мне не вспомнить ни из-за чего мы разошлись, ни того, что когда-то заставляло нас быть вместе. Едва пройдя в квартиру, Таня увидела кота, вышедшего посмотреть, кого к нам принесло. Таня тут же бросилась гладить кота и всячески с ним сюсюкаться (за пару дней до этого его зрение окончательно восстановилось, шерсть распушилась, а сердце снова стало биться, гоняя по телу горячую кровь). То ли от того, что дьявол так и не появился, да и других новостей не было, то ли из желания похвастаться, я рассказал Тане историю появления у меня этого кота. Рассказал во всех подробностях, в каком он жутком состоянии был, как мне пришлось за ним ухаживать, и как в результате он ожил. Таня слушала меня, не перебивая, во время рассказа ее лицо странно менялось – губы сжались в тонкую нить, скулы заострились, глаза округлились, а брови приняли скорбное положение.

– Ты мне не веришь? – спросил я Таню.

– К сожалению, верю, – по лицу Тани пробежала судорога. – Ты весь в этом…

– В чем «в этом»? – спросил я.

– Только мертвецов и можешь любить! Только о мертвых и заботишься! – внезапно громко прокричала Таня, после чего расплакалась и, забыв свою сумочку, пулей вылетела из квартиры, оглушительно хлопнув дверью, едва не прищемив кота.

Во мне шевельнулось туманное воспоминание. Кажется, при нашей первой встрече, Таня тоже была мертва. М-да, странная все-таки история вышла с этой Таней.

Комментарий №13

Оператор по искусственному осеменению животных и птицы 6-го разряда Булат Осипович Гомерзов, из открытого письма, адресованного «Завравшемуся человечеству и бездействующим ученым»: