banner banner banner
Охота на охотника. Детективные повести
Охота на охотника. Детективные повести
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Охота на охотника. Детективные повести

скачать книгу бесплатно


– Земляки, не видишь? – усмехнулся Магомед. – Все расскажу потом. Забирай свои шмутки и айда ко мне.

– Во-первых, не шмутки, а шмотки – тоже мне, преподаватель русского языка!

– Ну-у, когда это было, – протянул Магомед.

– Во-вторых, забирать мне здесь нечего, потому как живу этажом ниже. И не делай таких больших глаз. Когда ты мне расскажешь, как здесь очутился, я тоже, наверное, удивлюсь.

– Выходит, мы с тобой снова в одной казарме, как шесть лет назад. Ну, тем лучше. Давай зайдем к тебе ли, ко мне, поговорим по душам. Прихватим чего-нибудь. Расскажем друг другу, как жизнь сложилась.

– Постой, Магомед… А как же со Светой быть?

– Да все нормально. Скажу другим своим пастухам, что предупредил я тебя – и ты понял.

– Ну а как вообще нам дальше-то?

– Не понял.

– Ты вот сказал, что всем нам повезло. А я что-то особого счастья не чувствую. Повезло, что я это оказался, и поэтому не убил ты меня, что ли?

– Я бы не убил тебя, если бы ты даже оказался чертом, – зло сверкнул глазами Магомед и хищно дернул усами – эту привычку Володя помнил у него по армии, так было, когда Магомед начинал злиться. – Я не мокрушник!

– Ладно, не мокрушник, – поспешно согласился Володя, но отступать не собирался. – И все равно – что нам дальше, по-твоему, делать? Допустим, сильно мне Света понравилась. И я ей, допустим, тоже. Понимаешь ведь ты, что брат твой по жизни глупость сморозил. Что ж ей теперь, всю жизнь за эту глупость рассчитываться?

– Я же сказал тебе – да, понимаю, глупость! – снова стал заводиться Магомед. – Хорошая она девушка, и в соку. Жить бы и жить, детей нянчить. Но я обещал, понимаешь?! Кто я буду, если обещание нарушу, какой мужчина? Да и не я один обещал. Другие придут – хуже будет. Я не спасу. Не сумею.

– Может, выкрасть мне ее? Вон машина-то, на стоянке…

– Джигит!.. Далеко ли уедешь? Знаешь, какие тут, в Краснохолмке, у наших прихватки? За город не успеешь выехать.

– Эй, вы, джигиты! – втиснулся в паузу тихий, но звенящий от ярости голос. – А вы меня спросили?

– Молчи, женщина! – отмахнулся было Магомед.

– У себя на Кавказе будешь рукой махать! – так же тихо и яростно прошипела Света. – Я не хуже твоего ваши обычаи знаю, не один год с Асланом прожила. Он и правда, хоть и мужчина был настоящий, а сглупил перед смертью. Там, – махнула она наверх, – небось, истерзался уж весь, кается. А вы тут за мной наблюдение устроили – и думаете, угодное ему дело делаете? Другой-то мысли, поумнее, в голову не приходило?

– Послушай, ты… – сделал к ней шаг Магомед.

– Да не пугай ты меня, Мага… Устала я бояться, – уже без всякой ярости сказала Света. – Я ведь подчиняюсь вам, пастухам несчастным, только до той поры, пока сама свой выбор не сделаю. А сделаю – либо сумею уйти от вас, либо… либо убейте! У вас есть, кому…

Повисла тишина. Магомед не нашел, что возразить. Да и не хотел возражать, по всему судя. Володя открыл рот, но Света его опередила.

– А ты, Володя… Ты не меня сейчас отстаивал, а свое на меня право. С какой стати? Его заслужить надо. Я девушка хоть и не горная, но гордая. Не поеду я с тобой никуда. Не пойду. И тебя попрошу больше не приходить. Если уж сама позову – ну, тогда пропади все пропадом, значит…

Володя как-то сразу понял, что спорить не будет. Испытал внутри облегчение. Постыдное облегчение: не он принял решение.

– Ну, вот и решили проблему, – усмехнулся. – Что ж, пока, Света. Спасибо тебе. Доволен, Мага? Идем.

Закрыв за ними дверь на ключ, Света взяла со стола сигарету, закурила. Стала смотреть в окно. Там опять летел снег, тихо, без ветра. Хлопья большие, как детские бантики. Людей на улице было немного, а те, что были, смешно по-лошажьи мотали головами, стряхивая с шапок снег.

Хорошо бы и правда уехать отсюда. С кем угодно. Хоть бы и с ним… И не потому даже, что надзор опостылел. Просто все как-то… замерло, когда Аслана убили. Его родные звали ее в Чечню, она даже раз туда съездила. Обошлись с ней ласково, приняли даже с некоторой торжественностью, знали, что сын погиб, как настоящий мужчина. Как мужчина гор – гордо. Побыла неделю. Вернулась, твердо зная: только не туда. Чужая… не республика – страна чужая, чего никак не могут понять наши тупые правители. И она в этой стране – чужая.

И все-таки – уехать бы…

Глава 9

Темнело, когда в кабинете Васина раздался телефонный звонок. Длинные сухие пальцы взяли трубку.

– Леонид Георгиевич, нашли, – без обычных приветствий произнес голос Мичурина. – Живет…

– Потом расскажешь, – прервал его Васин. – Пасите. Хоть теперь-то не упустите!

Васин положил трубку на рычаг. Уставился перед собой, на золотой глобус. Этот город и область эта раздражали его, как Ершалаим прокуратора Иудеи. Все здесь было чужое, все дышало враждой. Кажется, на каждом шагу, в каждой поездке, на каждой встрече с местными поджидала опасность. Местные большей частью новых чиновников не любили, и нелюбовь эта материальные черты обретала тогда, когда носители крутых мобильников, оплаченных московскими спонсорами, вынуждены были искать понимания у своих городских коллег. У тех мобильники тоже были. Понимания не было. Ясно, что и среди приезжих были деловые и знающие – Васин из таких, – но доказать свою профессиональную состоятельность и лояльность к Краснохолмску и области, народу, – доказать это было чрезвычайно трудно. Получается, невозможно. А там, где возможно, мешали другие – внутренние – причины.

Внутри «серого дома» одна за другой плелись интриги, сплетались в ядовитые клубки, как змеи. Новые управленцы, большей частью молодые, наглые, только что выбившиеся в московские бизнес-круги и направленные в провинцию наращивать мускулы, исправно занимались этим в борьбе с себе подобными. Совсем недавно сидя клерками в каких-нибудь второсортных столичных банках, коммерческих фирмах, а то и вовсе в «отмывочных» конторах, здесь они изо всех сил толкались локтями, норовя занять место, которое им казалось подходящим.

Генерал смотрел на это сквозь пальцы. Если вообще смотрел. Его самого сюда прислали, чтобы торжественно похоронить. Было время, когда он не в меру сильно засветился на российском небосклоне. Его сторонники уже видели в нем будущего президента страны. Еще бы – в выборной гонке стал вторым. Кремль и престарелый гарант забеспокоились. Тогда администрация гаранта сплела интригу, использовав собственные амбиции генерала. Ему внушили, что Краснохолмск – лучшая платформа, откуда можно впрыгнуть в президентский поезд. В противном случае этот поезд вот-вот отойдет, и станет поздно. Выборы генералу сделали без шума и пыли, а после позволили скоренько убрать тех, кто мешал или мог помешать: прежних чиновников, крестного отца города и области Петровича, собственными кровными заплатившего за губернаторство генерала, прочих. Одних сгноили в тюрьме по надуманным обвинениям. Выпускали, конечно, но были они после тюрьмы уже не люди. Других, как Петровича, пересаживали с нар одного СИЗО на нары другого.

Деловую элиту раскололи, она ничего не могла. Половина преданно заглядывала в глаза, норовя лизнуть руку или что пониже, половина сопротивлялась, но сопротивление это было вялым. Область же помаленьку разрушалась, и Москва то и дело стала намекать губернатору – не затем, мол, мы тебя править послали.

По мере того, как врубался новый губернатор в суть происходящего, и без того низкий лоб его становился еще ниже. В какой-то момент начал он понимать, зачем он здесь и кто его сюда посадил. Говорят, в кругу самых доверенных мог по пьянке запустить что-нибудь вроде: «Вы думаете, нужна мне эта власть – что здешняя, что российская? Да на хрена она мне нужна! И за державу больше не обидно, раз держава такая… скотобаза. Вот у меня в столе пистолетик лежит дареный, с которым я на дембель ушел. Ждет своего часа. Дождется. Смазал недавно…»

И потому кто, с кем и за что воевал в его собственном «кремле», было генералу в основном до фени. А интриганы пользовались невменяемостью вершины властной пирамиды.

…Васин подошел к балкону, открыл, выглянул наружу. Темно уже было совсем. Против «серого дома» виднелся такой же серый силуэт свергнутого вождя мирового пролетариата. Тот стоял спиной к администрации, в неизменной кепке, перед собою видя городской парк и праздно шатающуюся молодежь. Голая по случаю зимы сирень, проспект с ровными рядами машин, которых с каждым годом в Краснохолмске становилось все больше, – все это отделяло бывшего вождя от нынешних. Каменный идол, изнасиловавший целую страну, теперь показывает зад новой власти, им же, по сути, порожденной… «В этом что-то есть». Васин усмехнулся. Экая дурь в конце рабочего дня лезет в голову.

Сзади послышался шорох. Васин обернулся. Высокая дверь отворилась, в кабинет вошел Михаил Петрович Лесюк.

– Можно, Георгич? Там у тебя нет никого в приемной, так уж я без доклада, – в сказанном содержалась ирония. Следовало отреагировать адекватно. Васину было лень.

Лесюк служил в той же должности, что и Васин, то есть замом губернатора. Чем он при этом занимался, никто толком не знал. За глаза его называли «серым кардиналом», и, похоже, не напрасно. Губернатор держал его все время при себе, как главного помощника. Доверял ему, похоже, безгранично. Советовался. Многие решения, как догадывался Васин, только подписывались генералом. Принимал их на самом деле Михаил Петрович. Он же скрывался за кулисами многих интриг, сталкивающих лбами разные группировки в администрации. Сочинял блестящие сценарии – и с блеском осуществлял постановки. Между прочим, никакой не образ: до того как попасть на службу в ФСБ и оттуда уйти на пенсию (хотя Михаил Петрович был еще мужик крепкий; очень крепкий), успел он получить театральное образование, стать режиссером в одном провинциальном театре где-то в средней России и что-то поставить.

С генералом они познакомились в Приднестровье. Генерал командовал армией. Чем там занимался Лесюк, неясно. Был ли он в то время еще сотрудником спецслужбы или ушел уже на пенсию, никто этого не знал. То есть можно было, наверное, получить такую информацию в кадрах администрации. Но дело в том, что Лесюка боялись. Все. Включая, кажется, самого генерала. Этого Лесюк держал на каком-то прочном крючке еще, похоже, с Приднестровья. Другие боялись как интригана и мстительную личность, способную в любой момент вынуть из-за пазухи досье с компроматом на любого чиновника. Или почти на любого. Замараны были все. Вот Лесюк всех и повязал. Знал о каждом так много, что дешевле было его бояться. Да и вообще: известно – не бывает «бывших» офицеров ФСБ.

Одевался Лесюк довольно причудливо. Он ходил по администрации в мягкой кожи сапогах, армейских галифе и френче образца едва ли не Второй мировой. Знающие люди, однако, говорили, что все заказано у лучших мастеров, из лучшего материала и сносу не знает. Такой стиль. Голову Лесюк брил, отсюда возникла кличка: Лысюк. Курил исключительно папиросы. Хорошие, правда. Все это незнающему человеку было, во-первых, странно, а во-вторых, всякому выдавало в экстравагантном губернаторском заме человека не публичного. И настораживало.

По многим вопросам, связанным с деятельностью силовых органов, Васин волей генерала отчитывался перед Михаилом Петровичем.

– Не возражаешь, я присяду? – Лесюк сел к длинному столу, подтянул к себе пепельницу. Сам Васин не курил, но относился к дыму спокойно. – Ты, Леонид Георгиевич, знаешь: я каких-то особых подходов не люблю, предпочитаю сразу по делу. – Это и был один из его фирменных подходов – сначала сказать эту фразу, а потом долго доставать папиросу, которая непременно сломается – значит, доставать другую, дуть в нее, потом искать спички, прикуривать, затянуться – и вдруг закашляться минут на пять-десять, это зависело от того, чего он хочет от собеседника. В общей сложности процедура занимала с четверть часа. Не то чтобы она как-то особенно деморализовала – умные люди, не на допросе, понятно, что цирк. Но нервировала заметно.

Васин терпеливо ждал, когда Лесюк проделает обязательный номер. Наконец, тот откашлялся.

– Папиросы стали… говно на палке! – сердито сказал Михаил Петрович и широкой ладонью утер слезу. – Леонид Георгиевич, твои менты занимаются делом о гибели Королева?

– Только этим и занимаются, – усмехнулся Васин.

– И что – тишина?

– Михаил Петрович, так скоро только известно какие дела делаются.

– Ну да, ну да… Ну, а предположения какие есть?

– Разные. («Ну чего ты ко мне прицепился? Щупаешь меня? Ничего я тебе все равно не скажу больше того, что захочу, разведчик сраный!»)

– А поподробнее, – сделал голос серьезным Лесюк.

– Поподробнее? Да нет подробностей пока, я же говорю. Одно пока предположение: водитель не мог не справиться с управлением и самостоятельно свалиться с дороги. Он для этого был слишком опытный. Его столкнули.

– На чем основана такая версия?

– Это не версия. На джипе есть следы сильного удара со стороны водителя. Такого сильного, что он мог быть нанесен только большой машиной. На дороге остались следы торможения как раз такой большой машины. Возможно, это был КрАЗ или что-нибудь в этом роде. На ней, конечно, тоже должны остаться следы. Но ни в городе, ни в ближайших деревнях пока ничего подобного не нашли. Все было продумано тщательнейшим образом и рассчитано до секунд.

– Вашим сыщикам известно, что маршрут, которым должен был следовать из города Королев, был изменен в последний момент? – впился взглядом в Васина Лесюк. «И это знает, паршивец. Откуда, интересно?»

– Известно.

– Причина? Почему он выехал не той дорогой?

– Разбираемся, – у Васина вдруг мелькнула еще не очень четкая догадка, – хотя… Не главный это вопрос. Какая разница – тем путем выехал или другим? Ждали его в том месте, которое он миновать в любом случае не мог. Михаил Петрович, а ваш-то вопрос с чем связан? Какое вы-то значение этому придаете? Может, я чего не знаю?

– Да есть у меня некоторые соображения. Я их пока при себе подержу, – Лесюк погасил папиросу. – В общем, ясно. Генерал интересуется лично этим делом. У них хоть и не очень были отношения, но… Так что, Леонид Георгиевич, как только какие новые детали, ты уж будь добр – мне. Удачи.

Лесюк мягко вышел из кабинета.

Васин посидел некоторое время молча, о чем-то думая. Потом набрал на «вертушке» номер.

– Привет, оппозиция. Васин это. Поговорить надо. Срочно. Твой интерес. Нет, не у меня и не у тебя. Хорошо, давай там. Через полчаса.

Глава 10

В общаговской комнатке Владимира Свистунова за столом сидели он и его армейский друг Магомед. Пили водку, закусывали консервами и колбасой. Запивали минералкой. Магомед рассказывал.

– Из армии вернулся, пришел туда же, где раньше работал. В университет. Вызвали к ректору, тот говорит: «Магомед Султангариевич, я вас очень уважаю, но есть обстоятельства». Я еще ничего не понял – что за обстоятельства, о чем он? «Недавно, – говорит, – был у меня разговор с одним шибко уполномоченным человеком, имеющим выход на самого президента. Он дал мне прямо понять, что ваше возвращение в университет нежелательно». Но почему, спрашиваю. «На Кавказе неспокойно. В Чечне. Вы – чеченец». Так я же не сегодня стал чеченцем, всегда им был! Преподавал ваш язык, который для меня – не то второй родной, не то первый, я уж и не знаю. Я вашу культуру, вашу литературу знаю лучше вас. Почему мое нахождение в университете так опасно? Я что – деньги ворую или убил кого? А он, подлец, и отвечает: «Вы – нет. Но ваши сограждане…» Вот ведь сволочь какая! Будто бы они не в России живут и не его сограждане в той же мере, что и мои. Я его взял за шкирку, тряхнул разок. Потом опомнился. Извинился даже. Он стоит, белый, губами трясет. Я говорю: «Извини, паскуда, что я тут два года тебе глаза мозолил, прикидывался хорошим преподом! Надо было мне раньше по голове тебе дать втихаря, чтоб точно знал, за что теперь меня выгоняешь». Он только сумел сказать, что, мол, не он виноват, если он меня не уберет из универа, его самого уберут. В общем, плюнул я, даже заявление писать не стал.

Магомед налил водки, молча выпили, куснули колбасы.

– Главное, что обидно-то: никак я не мог понять, что за ерунда такая, какой «уполномоченный человек», что за причина? Долго не понимал. Только потом дошло, когда первая чеченская кампания началась. Понимаешь, эти суки вот так заранее к ней готовились – почву подрабатывали, чтобы «шпионов» в тылу не оставить. А «шибко уполномоченным» мог быть только представитель президента, государево око.

Ну, а дальше что? Ушел – податься некуда. Жил я в Ростове в общаге, после армии этот паразит квартиру обещал дать. Из общаги, естественно, тут же попросили. Поехал домой, в Грозный. Ну, я там не в самом Грозном жил, а у брата в селении под Грозным. За несколько лет, что там провел, федералов возненавидел. Своими глазами посмотрел, что они там творят. Оружие они продают бандитам, я сам видел. С наркоты не слазят, женщин чеченских насилуют. Вот процесс сейчас идет по Буданову – думаешь, один он такой? Его просто сдали, как пешку. Там таких – сотни, как он. Ну, десятки, может. Но много.

С другой стороны, и наши не лучше. У брата в яме рабы русские сидели. Он их, как собак, держал, даже хуже. Я говорю: «Что делаешь, брат? Разве Аллах тебе такое простит? Рабство – средневековье это». Он смотрит на меня со злобным сожалением – что брат я ему, что убить меня не может поэтому – и говорит: «Уезжай отсюда! Не я, так другие тебя убьют, будешь такое говорить!» И убили бы. Он бы и убил в конце концов. Вот я и уехал. Подальше, в Сибирь.

– Ну, а здесь-то что делаешь?

Магомед засмеялся, плеснул еще водки обоим.

– Бизнес. Небольшой, правда, относительно. Наши помогли, как смогли. Детали рассказывать не буду – уважать перестанешь. В общем, помогли… Есть несколько магазинчиков, павильонов. Живу, как могу. Машинка имеется. Хорошая. Женой вот, правда, пока не обзавелся.

– А чего живешь-то в общаге, раз бизнес у тебя прет? – Володя слегка захмелел.

– Ну, это простая история. В свое время, еще до моего приезда, один из наших… скажем так – неформальных лидеров нашел какой-то крючок, которым зацепил фигуру в коммерческом институте – не то проректор он там, не то еще кто. Короче, общежитиями ведает. Тот вовсю торговал комнатами, мало того: в одном из общежитий у него был натуральный бордель. Амир как-то умудрился найти крутой компромат – с фотографиями постельными, с признаниями участников, даже с указанием сумм, полученных этим жуликом-проректором. Пришел к нему, едва попал на прием. А когда выложил все перед ним, тот чуть не обделался от испуга. Потому что у Амира и некоторых других наших… назовем их опять лидерами, – у них прихватки будь здоров. Да я тебе уже сказал об этом. Там и на ФСБ выходы, и на губернатора почти непосредственно, про ментов я уж не говорю. На всех уровнях. Амир этому жулику и предложил сделку: ты нам отдаешь общежитие, а мы никуда эти симпатичные бумажки не передаем. Но и не уничтожаем. В общем, выбора у проректора не было. Все прошло по-тихому, естественно, неофициально. Амир даже честно заплатил какие-то деньги.

– В смысле – взятку дал?

– Ну, если тебе так привычнее… Да не одну. Ректор там тоже покормился, еще другие кое-кто.

– А кафе армянское?..

– Оно здесь еще раньше появилось. Были кое-какие проблемы – Амир уладил. Честно говоря, не совсем мирно. Но договорились в конце концов. Работают, мы их не трогаем, они – нас. Кое-чем делимся.

– Ну, хорошо, общежитие ваше. Как я понимаю, вы его сдаете покомнатно и имеете с этого.

– Правильно понимаешь.

– Но ты-то что тут делаешь?! Есть деньги – купил бы себе квартиру, особняк построил. Видал, какие хоромы себе новорусские нынче мастерят?

Магомед усмехнулся.

– Ты выше своего шестого этажа в здание поднимался?

Володя отрицательно покачал головой.

– Тогда пошли.

Они поднялись на лифте до девятого этажа – всего их было десять, – вышли на площадку. Володя начал понимать. Площадка перед лифтом и коридор были отгорожены от лестницы узорчатой металлической решеткой. Сейчас решетка была распахнута, но на ночь, видимо, запиралась на замок. Снаружи на ней висел домофон, по которому можно было связаться с нужной комнатой. Решетка отпиралась автоматически из любой.

Магомед повел Володю по коридору. Сам коридор был, как и водится в общежитии, неширок, но щедро освещен, отделан дорогими панелями. Там, где коридор расширялся и образовывал небольшой холл, стояли мягкие кресла с пепельницами, сквозь широкие окна из пластика свободно падал дневной свет, под которым целлулоидно отливали широкие листья фикусов в кадках. Здесь же стояла небольшая пальма, а у стены пристроился огромный аквариум. Ухоженный, с прозрачной водой и диковинными рыбами. «Неслабо», – подумал Володя. По-видимому, и десятый этаж выглядел так же.

– Так же, – подтвердил Магомед. – Только там еще выход на крышу, в летний сад.

Магомед открыл свою комнату. Володя зашел – и замер от неожиданности. Натуральная трехкомнатная квартира. Просто три общежитских комнаты соединили в одну, добавили кухню и санузел. Как такая перестройка соотносилась с общей архитектурой и сантехнической системой общежития, для Володи осталось загадкой. Обстановка и отделка квартиры армейского приятеля особым шиком не блистали, но деньги во все это были вложены, по всему видно, очень хорошие. Сплошное ковровое покрытие делало шаги неслышными, мягкая уютная мебель звала присесть. Окна – широкие, пластиковые, ни шума, ни пыли. Тяжелые шторы на окнах, светильники по стенам…

– Ну, понял теперь, почему я здесь живу?

– Да уж как не понять… Не понял только, почему один?

– Успеется, – махнул рукой Магомед. – Что – выпьем еще? Есть вино хорошее.

– Это после водочки-то? Нет уж, лучше водки, если есть.

– Как не быть!

Магомед достал из бара водку, вытащил какие-то консервы, мясо в вакуумной упаковке. «Хоромы роскошные, а содержание – все равно одинаково холостяцкое, что у тебя, что у меня», – подумал Володя. Налили, чокнулись. А выпить не успели. Где-то недалеко внизу раздался глухой взрыв – такой, что пол дрогнул. Магомед выскочил в коридор, Володя за ним. Там ощутимо запахло чем-то… пиротехническим. Володя кинулся было к лифту – Магомед предупредил:

– В лифт не надо. Мало ли чего там…

Быстро спустились по лестнице. Чем ниже, тем ощутимее пахло какой-то дрянью, которая, надо полагать, и взорвалась. Ясно стало на шестом этаже. Сквозь сизый дым можно было различить: у комнаты, в которой вчера только поселился Володя, валялась оторванная дверь, вынесло дверь и в комнате напротив. В коридоре толпились жильцы, кто-то кому-то отдавал какие-то распоряжения – похоже, властный голос принадлежал Лидии Николаевне, но за дымом ее трудно было разглядеть. Володя осторожно зашел к себе. Кровать, шкаф – все было разнесено в щепки. Обои на стенах превратились в обуглившиеся клочья. Линолеум на полу завернулся и выгорел – им и воняло сквозь все этажи. Кто-то из соседей уже успел плеснуть на тлеющий пол воды, вонь понемногу становилась меньше. Окно вылетело вместе с рамой. В этом был свой плюс: дым рассеивался. Под окном разворачивалась пожарная машина – кто-то подсуетился, хотя тушить было нечего. Володя вышел на площадку. Мутило: нанюхался. Кружилась голова. Рядом оказалась Лидия Николаевна. Володя спросил:

– Никто не пострадал?