скачать книгу бесплатно
– А!.. – Коля беспечно махнул рукой. – Гулять так гулять!
Встреча удалась на славу. Началась она с торжественного обеда, ради которого мама одолжила у соседей еще одну керосинку. Вера вертелась на кухне, но часто врывалась с очередным вопросом:
– А из пулемета ты стрелял?
– Стрелял.
– Из «максима»?
– Из «максима». И из других систем тоже.
– Вот здорово!.. – восхищенно ахала Вера.
Коля озабоченно ходил по комнате. Он подшил свежий подворотничок, надраил сапоги и теперь хрустел всеми ремнями. От волнения он совсем не хотел есть, а Валя все не шла и не шла.
– А комнату тебе дадут?
– Дадут, дадут.
– Отдельную?
– Конечно. – Он смотрел на Верочку снисходительно. – Я ведь строевой командир.
– Мы к тебе приедем, – таинственно зашептала она. – Маму отправим с детским садом на дачу и приедем к тебе…
– Кто это «мы»?
Он все понял, и сердце словно колыхнулось.
– Так кто же такие – «мы»?
– Неужели не понимаешь? Ну «мы» – это мы: я и Валюшка.
Коля покашлял, чтобы спрятать некстати выползшую улыбку, и солидно сказал:
– Пропуск, вероятно, потребуется. Заранее напиши, чтобы с командованием договориться…
– Ой, у меня картошка переварилась!..
Крутнулась на каблуке, раздула куполом платье, хлопнула дверью. Коля только покровительственно усмехнулся. А когда закрылась дверь, совершил вдруг немыслимый прыжок и в полном восторге захрустел ремнями: значит, они сегодня говорили о поездке, значит, уже планировали ее, значит, хотели встретиться с ним, значит… Но что должно было следовать за этим последним «значит», Коля не произносил даже про себя.
А потом пришла Валя. К несчастью, мама и Вера все еще возились с обедом, разговор начать было некому, и Коля холодел при мысли, что Валя имеет все основания немедленно отказаться от летней поездки.
– Ты никак не можешь задержаться в Москве?
Коля отрицательно покачал головой.
– Неужели так срочно?
Коля пожал плечами.
– На границе неспокойно, да? – понизив голос, спросила она.
Коля осторожно кивнул, сначала, правда, подумав насчет секретности.
– Папа говорит, что Гитлер стягивает вокруг нас кольцо.
– У нас с Германией договор о ненападении, – хрипло сказал Коля, потому что кивать головой или пожимать плечами было уже невозможно. – Слухи о концентрации немецких войск у наших границ ни на чем не основаны и являются результатом происков англо-французских империалистов.
– Я читала газеты, – с легким неудовольствием сказала Валя. – А папа говорит, что положение очень серьезное.
Валин папа был ответработником, но Коля подозревал, что в душе он немножко паникер. И сказал:
– Надо опасаться провокаций.
– Но ведь фашизм – это же ужасно! Ты видел фильм «Профессор Мамлок»?
– Видел, там Олег Жаков играет. Фашизм – это, конечно, ужасно, а империализм, по-твоему, лучше?
– Как ты думаешь, будет война?
– Конечно, – уверенно сказал он. – Зря, что ли, открыли столько училищ с ускоренной программой? Но это будет быстрая война.
– Ты в этом уверен?
– Уверен. Во-первых, надо учесть пролетариат порабощенных фашизмом и империализмом стран. Во-вторых, пролетариат самой Германии, задавленный Гитлером. В-третьих, международную солидарность трудящихся всего мира. Но самое главное – это решающая мощь нашей Красной армии. На вражеской территории мы нанесем врагу сокрушительный удар.
– А Финляндия? – вдруг тихо спросила она.
– А что Финляндия? – Он с трудом скрыл неудовольствие: это все паникер папочка ее настраивает. – В Финляндии была глубоко эшелонированная линия обороны, которую наши войска взломали быстро и решительно. Не понимаю, какие тут могут быть сомнения.
– Если ты считаешь, что сомнений не может быть, значит, их просто нет, – улыбнулась Валя. – Хочешь посмотреть, какие пластинки мне привез папа из Белостока?
Пластинки у Вали были замечательные: польские фокстроты, «Черные глаза» и «Очи черные» и даже танго из «Петера» в исполнении самой Франчески Гааль.
– Говорят, она ослепла! – широко распахнув круглые глаза, говорила Верочка. – Вышла сниматься, посмотрела случайно в самый главный прожектор и сразу ослепла.
Валя скептически улыбнулась. Коля тоже сомневался в достоверности этой истории, но в нее почему-то очень хотелось верить.
К этому времени они уже выпили шампанское и наливку, а мадеру попробовали и забраковали: она оказалась несладкой, и было непонятно, как мог завтракать виконт де Пресси, макая в нее бисквиты.
– Киноартистом быть очень опасно, очень! – продолжала Вера. – Мало того, что они скачут на бешеных лошадях и прыгают с поездов, на них очень вредно действует свет. Исключительно вредно!
Верочка собирала фотографии артистов кино. А Коля опять сомневался и опять хотел во все верить. Голова у него слегка кружилась, рядом сидела Валя, и он никак не мог смахнуть с лица улыбку, хоть и подозревал, что она глуповата.
Валя тоже улыбалась: снисходительно, как взрослая. Она была всего на полгода старше Веры, но уже успела перешагнуть через ту черту, за которой вчерашние девчонки превращаются в загадочно молчаливых девушек.
– Верочка хочет быть киноактрисой, – сказала мама.
– Ну и что? – с вызовом выкрикнула Вера и даже осторожно стукнула пухлым кулачком по столу. – Это запрещено, да? Наоборот, это прекрасно, и возле сельскохозяйственной выставки есть такой специальный институт…
– Ну хорошо, хорошо, – миролюбиво соглашалась мама. – Закончишь десятый класс на пятерки – иди куда хочешь. Было бы желание.
– И талант, – сказала Валя. – Знаешь, какие там экзамены? Выберут какого-нибудь поступающего десятиклассника и заставят тебя с ним целоваться.
– Ну и пусть! Пусть! – весело кричала красная от вина и споров Верочка. – Пусть заставляют! А я так им сыграю, так сыграю, что они все поверят, будто я влюблена. Вот!
– А я бы ни за что не стала целоваться без любви. – Валя всегда говорила негромко, но так, что ее слушали. – По-моему, это унизительно: целоваться без любви.
– У Чернышевского в «Что делать?»… – начал было Коля.
– Надо же различать! – закричала вдруг Верочка. – Надо же различать, где жизнь, а где – искусство.
– Я не про искусство, я про экзамены. Какое же там искусство?
– А смелость? – задиристо наступала Верочка. – Смелость разве не нужна артисту?
– Господи, какая уж тут смелость, – вздохнула мама и начала убирать со стола. – Девочки, помогите мне, а потом будем танцевать.
Все стали убирать, суетиться, и Коля остался один. Он отошел к окну и сел на диван: тот самый скрипучий диван, на котором спал всю школьную жизнь. Ему очень хотелось вместе со всеми убирать со стола: толкаться, хохотать, хвататься за одну и ту же вилку, но он подавил это желание, ибо куда важнее было невозмутимо сидеть на диване. К тому же из угла можно было незаметно наблюдать за Валей, ловить ее улыбки, взмахи ресниц, редкие взгляды. И он ловил их, а сердце стучало, как паровой молот возле станции метро «Дворец Советов».
В девятнадцать лет Коля ни разу не целовался. Он регулярно ходил в увольнения, смотрел кино, бывал в театре и ел мороженое, если оставались деньги. А вот танцевал плохо, танцплощадки не посещал и поэтому за два года учебы так ни с кем и не познакомился. Кроме библиотекарши Зои.
Но сегодня Коля был рад, что ни с кем не знакомился. То, что было причиной тайных мучений, обернулось вдруг иной стороной, и сейчас, сидя на диване, он уже точно знал, что не знакомился только потому, что на свете существовала Валя. Ради такой девушки стоило страдать, и страдания эти давали ему право гордо и прямо встречать ее осторожный взгляд. И Коля был очень доволен собой.
Потом они опять завели патефон, но уже не для того, чтобы слушать, а чтобы танцевать. И Коля, краснея и сбиваясь, танцевал с Валей, с Верочкой и опять с Валей.
– Вшистко мни едно, вшистко мни едно… – напевала Верочка, покорно танцуя со стулом.
Коля танцевал молча, потому что никак не мог найти подходящей темы для разговора. А Вале никакой разговор и не требовался, но Коля этого не понимал и чуточку мучился.
– Вообще-то мне должны дать комнату, – покашляв для уверенности, сказал он. – Но если не дадут, я у кого-нибудь сниму.
Валя молчала. Коля старался, чтобы зазор между ними был как можно больше, и чувствовал, что Валина улыбка совсем не похожа на ту, которой ослепила его Зоя в полутьме аллеи. И поэтому, понизив голос и покраснев, добавил:
– А пропуск я закажу. Только заранее напишите.
И опять Валя промолчала, но Коля совсем не расстроился. Он знал, что она все слышит и все понимает, и был счастлив, что она молчит.
Теперь Коля знал точно, что это – любовь. Та самая, о которой он столько читал и с которой до сих пор так и не встретился. Зоя… Тут он вспомнил о Зое, вспомнил почти с ужасом, потому что Валя, которая так понимала его, могла каким-то чудом тоже вспомнить про Зою, и тогда Коле осталось бы только застрелиться. И он стал решительно гнать прочь всякие мысли о Зое, а Зоя, нагло потрясая оборками, никак не желала исчезать, и Коля испытывал незнакомое доселе чувство бессильного стыда. А Валя улыбалась и смотрела мимо него, точно видела там что-то невидимое для всех. И от восхищения Коля делался еще более неуклюжим.
Потом они долго стояли у окна: и мама, и Верочка вдруг куда-то исчезли. На самом-то деле они просто мыли на кухне посуду, но сейчас это было все равно что перебраться на другую планету.
– Папа говорил, что там много аистов. Ты видел когда-нибудь аистов?
– Нет.
– Там они живут прямо на крышах домов. Как ласточки. И никто их не обижает, потому что они приносят счастье. Белые, белые аисты… Ты обязательно должен их увидеть.
– Я увижу, – пообещал он.
– Напиши, какие они? Хорошо?
– Напишу.
– Белые, белые аисты…
Он взял ее за руку, испугался этой дерзости, хотел тотчас же отпустить и – не смог. И боялся, что она отдернет ее или что-нибудь скажет. Но Валя молчала. А когда сказала, не отдернула руки:
– Если бы ты ехал на юг, на север или даже на восток…
– Я счастливый. Мне достался Особый округ. Знаешь, какая это удача?
Она ничего не ответила. Только вздохнула.
– Я буду ждать, – тихо сказал он. – Я очень, очень буду ждать.
Он осторожно погладил ее руку, а потом вдруг быстро прижал к щеке. Ладонь показалась ему прохладной. Очень хотелось спросить, будет ли Валя тосковать, но спросить Коля так и не решился. А потом влетела Верочка, затарахтела с порога что-то про Зою Федорову, и Коля незаметно отпустил Валину руку.
В одиннадцать мама решительно выгнала его на вокзал. Коля наскоро и как-то несерьезно простился с нею, потому что девочки уже потащили его чемодан вниз. И мама почему-то вдруг заплакала – тихо, улыбаясь, – а он не замечал ее слез и все рвался поскорее уйти.
– Пиши, сынок. Пожалуйста, пиши аккуратно.
– Ладно, мам. Как приеду, сразу же напишу.
– Не забывай…
Коля в последний раз прикоснулся губами к уже поседевшему виску, скользнул за дверь и через три ступеньки понесся вниз.
Поезд отошел только в половине первого. Коля боялся, что девочки опоздают на метро, но еще больше боялся, что они уйдут, и поэтому все время говорил одно и то же:
– Ну, идите же. Опоздаете.
А они ни за что не хотели уходить. А когда засвистел кондуктор и поезд тронулся, Валя вдруг первая шагнула к нему. Но он так ждал этого и так рванулся навстречу, что они стукнулись носами и смущенно отпрянули друг от друга. А Верочка кричала: «Колька, опоздаешь!..» – и совала ему сверток с мамиными пирожками. Он наскоро чмокнул сестру в щеку, схватил сверток и вскочил на подножку. И все время смотрел, как медленно отплывают назад две девичьи фигурки в легких светлых платьях…
3
Коля впервые ехал в дальние страны. До сих пор путешествия ограничивались городом, где находилось училище, но даже двенадцать часов езды не шли ни в какое сравнение с маршрутом, которым двигался он в ту знойную июньскую субботу. И это было так интересно и так важно, что Коля не отходил от окна, а когда уж совсем обессилел и присел на полку, кто-то крикнул:
– Аисты! Смотрите, аисты!..
Все бросились к окнам, но Коля замешкался и аистов не увидел. Впрочем, он не огорчался, потому что если аисты появились, значит, рано или поздно, а он их обязательно увидит. И напишет в Москву, какие они, эти белые, белые аисты…
Это было уже за Негорелым – за старой границей: теперь они ехали по Западной Белоруссии. Поезд часто останавливался на маленьких станциях, где всегда было много людей. Белые рубахи мешались с черными лапсердаками, соломенные брыли – с касторовыми котелками, темные хустки – с светлыми платьями. Коля выходил на остановках, но от вагона не отрывался, оглушенный звонкой смесью белорусского, еврейского, русского, польского, литовского, украинского и еще бог весть каких языков и наречий.
– Ну, кагал! – удивлялся смешливый старший лейтенант, ехавший на соседней полке. – Тут, Коля, часы надо покупать. Ребята говорили, что часов здесь – вагон и все дешевые.
Но и старший лейтенант тоже далеко не отлучался: нырял в толпу, что-то выяснял, размахивая руками, и тут же возвращался:
