скачать книгу бесплатно
Выйти на свободу с чистой совестью бухгалтер, превратившийся на зоне в Бухаря, не смог бы, даже если и захотел бы. Отягощенная несколькими миллионами долларов, укрытыми от следствия в надежном месте, совесть его никак не могла воспарить к небесам на крылышках невинности. О чем Андрей никогда не сокрушался. Жалел он сейчас только об одном – ему не удалось добраться до вокзала неузнанным. Хотя его вины в этом не было. Он понимал, что его миллионы, от которых он открещивался, как его ни уговаривали следователи, потом услужливые соседи по камере и, наконец, всевозможные «друзья», весь его лагерный срок регулярно подкатывавшие к нему во время своих визитов, не дают спать многим.
Не забыли про него сердобольные «доброжелатели» и на воле. Едва Ягненков поднялся по ступеням в автобус, следовавший мимо колонии в город, к нему подсел благообразного вида представительный коренастый господин, на улыбчивом лице которого выделялся приметный нос с черными усами под ним. Его темную голову с заметно пробивающейся сединой покрывала не по размеру маленькая пыжиковая шапка, когда-то свидетельствовавшая о принадлежности хозяина к советской номенклатуре. В задрипанном автобусе, не первый десяток лет курсировавшем по районному бездорожью, он явно чувствовал себя неуютно. Но старался не подавать вида. Представившись приятелем их общего знакомого, Игоря Васильевича Сушкова, он предложил Андрею несколько пачек пятисотрублевых купюр:
– Валюта вам сейчас ни к чему, – извиняющимся тоном заметил он при этом. – А «деревянные», я думаю, будут, как нельзя, кстати. Ягненков попытался, было отказаться, мгновенно сориентировавшись в ситуации и сообразив, что не просто так ему навязывают деньги. Отдавать придется с многократными процентами, и уже в валюте. Но жизнерадостный господин с не сходившей с его загорелого лица улыбкой молча сунул пачки Андрею за отворот пальто. Пожелав ему счастливого пути, он вышел на ближайшей остановке. Оглянувшись, Андрей увидел, как к его благодетелю подкатила иномарка, по всей видимости, всю дорогу не отстававшая от автобуса, и он привычно нырнул в салон. Автомобиль в считанные секунды обогнал автобус и скрылся в убегающей дали.
Охота началась, в этом не приходилось сомневаться. Закупив сразу целое купе, за что пришлось переплатить втрое за каждое место, Андрей решил не мозолить глаза пассажирам, среди которых могли оказаться загонщики. А сами стрелки, надо полагать, уже заняли отведенные егерем номера.
Свой старый кейс, который ему в комплекте с его не по сезону легкой светлой одеждой выдали в кладовой, он сунул в урну при выходе из магазина, где приобрел дорожную сумку, костюм, несколько сорочек, спортивный костюм и смену белья. Пальто, которое ему очень нравилось, он решил оставить, тем более что ничего более подходящего для себя не нашел. В соседнем магазине Андрей купил продуктов в дорогу. На первое время он обустроился, о дальнейшем же старался не думать.
Поезд тронулся, и он позволил себе расслабиться. Достал из сумки несколько вакуумных упаковок с мясной и рыбной нарезкой, буханку пшеничного хлеба и бутылку коньяка «Ахтамар». Не особенно доверяя надписям на этикетке, гарантирующим высокое качество напитка, он откупорил бутылку, поднес горлышко к носу, вдохнул полившийся наружу аромат и плеснул немного на дно стакана. Затем, не спеша, вскрыл упаковки с нарезкой, разложил закуску на тарелки, заблаговременно позаботившись запастись ими у проводника, и оглядел образовавшийся натюрморт. Любоваться было нечем – не Париж и, уж тем более, не милый его сердцу Брюссель. Но, главное, что уж точно не зэковская столовая с ее неистребимым запахом подгорелой перловой каши и пережаренной в прогорклом масле рыбы.
Андрей поднял стакан, на треть наполненный янтарной, но все еще вызывавшей подозрения жидкостью, посмотрел сквозь нее за окно и поднес стакан ко рту.
– Ух! – раздалось откуда-то сверху. От неожиданности Андрей вздрогнул всем телом, рука его со стаканом резко дернулась, коньяк выплеснулся и растекся по коленям. Купе заполнилось специфичным запахом. Он оторвал взгляд от своих ног и поднял голову. Сверху, из багажного отсека на него летел свернутый в рулон матрац. Андрей непроизвольно подставил локоть, и матрац, ощутимо ударив его по руке, свалился на пол. Следом за ним из темного провала появилась обросшая многодневной щетиной физиономия человека неопределенного возраста, перепачканная вагонной пылью с набрякшими мешками под глазами. Мужчина затравленно оглядел купе и, убедившись, что кроме них здесь никого нет, ящерицей скользнул на пол.
– Ну, что уставился? – зыркнул он на Андрея. – Наливай!
Тот не пошевелился. Мужик протянул грязную, с обломанными ногтями лапу к бутылке и, прижав горлышко к губам, запрокинул голову.
– Будь здоров!
В несколько глотков уменьшив содержимое бутылки на четверть, он уселся напротив таращившегося на него во все глаза Андрея, отломил от буханки кусок с поджаристой коркой и принялся жадно жевать.
Для Ягненкова, пообтершегося среди контингента колонии, такая манера поведения была не в новинку, и не бесцеремонность незваного гостя его поразила так, что он не мог вымолвить ни слова, а знакомый до отвращения запах камеры, который исходил от сидевшего напротив человека. Тот, кто хотя бы раз побывал на нарах, запомнит его до гроба. Он будет преследовать везде, даже в постели с женщиной, он может ни с того, ни с сего напомнить о том периоде жизни, когда женщины являлись только во сне. По этому запаху бывшие осужденные безошибочно узнают друг друга, кто бы и как бы ни пытался отбить его парфюмом. К незваному попутчику это не имело отношение. Андрей имел все основания предположить, что вряд ли он вообще знал, что такое туалетная вода. Он, похоже, и об обыкновенной, из-под крана давно не вспоминал. Незнакомец тем временем насыщался, прислушиваясь к доносившимся из-за двери звукам. Хлеб в его неуклюжих руках крошился, осыпался на пол, а он все отламывал от буханки кусок за куском.
– Колбасу возьми, – тихо сказал Андрей.
– Щас, – откликнулся мужик. За раз вытащив из упаковки половину содержимого, он двумя руками запихнул колбасу в рот.
За дверью что-то громыхнуло и раздался резкий стук. Мужик с торчащей изо рта колбасой сунул правую руку под телогрейку и кивнул Андрею. Тот понял его без слов.
– Кто там? – громко спросил он.
– Чай будете? Закусить не желаете? – раздался из-за двери звонкий голос.
– Нет, спасибо, – ответил Андрей. Шаги за дверью удалялись, и вместе с ними начинало отпускать ощущение неослабевающей в последние дни тревоги. Одновременно возвращалась способность трезво мыслить и анализировать ситуацию. Теперь он увидел своего незваного соседа по купе другими глазами. Для этого были свои причины. За несколько дней до освобождения на зоне стало известно, что из соседней колонии, где содержались бывшие правоохранители, кому-то из ментов удалось бежать на вертолете. Какому-то «Брильянту». Новость была настолько ошеломляющей, что зэки стали делать ставки: поймают или не поймают. Большинство сходилось на том, что беглеца, как пить дать, задержат за неделю. Но были и такие, кто верил или хотел верить в благополучный исход побега. Выходило, что они оказались правы. Вот он «Брильянт» хренов! Сидит перед ним – жив, здоров и даже пьян, благодаря его, Андрея коньяку. Правда, неделя еще не закончилась.
Мужик молча жевал, не вынимая руки из-за пазухи. Андрей наблюдал, как щеки его постепенно теряли серый налет, и на них проступал едва заметный румянец. Глаза заблестели, но взгляд оставался все таким же настороженным.
– Давно от хозяина? – наконец, произнес не лишенный обоняния мужик, тоже определив в Андрее недавнего зэка.
– Второй день, – неохотно признался Ягненков.
– Ишь ты, уже прибарахлился.
– Свое было. А ты чего ж не переоделся?
– Не успел, – хмыкнул мужик.
– Быстро летел?
Андрей не успел сообразить, что произошло, как почувствовал у своего виска что-то твердое и холодное. Он скосил глаза и увидел скобу пистолета с лежащем на спусковом крючке грязным пальцем, блестевшим от колбасного жира.
– Откуда знаешь? – дыхнул ему в лицо коньячным духом мужик.
– Сорока на хвосте принесла. Вся область в курсах.
Явная угроза не произвела на Андрея особого впечатления: ему и не такое пришлось пережить за годы отсидки. Первый раз он прощался с жизнью вскоре после прибытия в колонию. Там ничего не скроешь, буквально месяца через полтора среди осужденных прошел слух, что «первоходок» погорел на алмазах, огреб миллионы, и его решили «пощипать». Выручил его тогда – разогнал кодлу – авторитет по кличке Левон, с которым незадолго до этого Андрей оказался в одной камере штрафного изолятора.
– Не кипяшись, – Андрей плавным движением руки отодвинул ствол пистолета от своей головы, взял со стола стакан и принялся полировать его полотенцем. Он тер его до тех пор, пока не убедился, что тонкостенный стакан стал заметно чище, чем был до того, как попал к нему из рук проводника. С удовольствием в растяжку выпив из него, он принялся закусывать, старательно отделяя один от другого кружочки сырокопченой колбасы. Потом взялся за рыбу, мысленно попеняв себе, что следовало бы поступить наоборот. При этом он не сводил глаз со своего непрошенного попутчика, который с интересом наблюдал за его манипуляциями. – Ты, парень, меня на понт не бери, я пуганый.
Знакомились по именам, оба, не сговариваясь, кликухами не обменялись. Хотя весть о подвиге Стрельникова бежала впереди него. Виктор говорил мало. Он больше слушал Андрея, да чему-то про себя посмеивался. Но Андрей видел, что слушает он его внимательно. Озлобленность, исходившая от попутчика, постепенно сменялась интересом. На зоне такие байки были в цене, особенно, если походили на правду. А сейчас Андрею и особо привирать не было нужды.
Поначалу Ягненков, поднаторевший за полтора года следствия в правилах тюремного распорядка, попытался, было «качать права». Но вскоре понял, в чем разница между «правами человека» и «человеком права». Это случилось на производстве, где изготовлялись оконные рамы. Андрей склонился над строгальным станком, направляя заготовку в валки, и не слышал, как сзади к нему подкрался надзиратель, который развлекался тем, что гасил окурки сигарет о голые макушки оказавшихся под рукой лысых осужденных. Почувствовав резкую боль в затылке, Андрей отпрянул назад и, машинально взмахнув рукой, попал пальцем в глаз надзирателя. То огрел его резиновой дубиной по шее и затолкал в сырой полуподвал, пригрозив впредь проявлять о нем особую заботу. Жалоба на надзирателя не помогла, и сидеть ему пришлось неделю.
Местный авторитет по кличке Левон появился в камере через три дня, под вечер. Его посадили за кровавую драку, которую он учинил, как показалось надзирателям без всякого повода.
С тех пор Андрей за Левоном был как за каменной стеной.
– А срок-то за что? – как бы между прочим поинтересовался Виктор.
– Считай за ерунду. Мошенничество.
– Ерунда ерунде рознь.
– Это верно…
Андрею явно не хотелось распространяться дальше на эту тему. Но сейчас был не тот случай, чтобы выкручиваться. Да и зачем? Если этот Виктор очередная подсадная утка, то больше, чем следствие, он из Андрея все равно не вытащит.
Хорошо «нагрев» завод по огранке алмазов, он вовремя успел скрыться в Америке. А там создал свою фирму. В тот период Россия до крайности нуждалась в западных кредитах. Кому-то пришлось по душе предложение беглого соотечественника Ягненкова, получившего в узком кругу кличку Бухгалтер, при посредничестве своей фирмы открыть через крупный американский банк кредитную линию. В качестве гарантийного обеспечения этого займа в США, в распоряжение Бухгалтера в большой спешке были направлены, как считалось на время, некоторые ценности Гохрана.
Далеко не сразу следователи прокуратуры стали догадываться о том, что фирма Ягненкова была создана не гением одиночкой, а «группой товарищей» из Москвы. И лишь для того, чтобы потом Бухгалтер мог обратиться к ним же с предложением о предоставлении многомиллионного алмазного залога.
Когда афера лопнула, предприниматель со товарищи свою фирму быстренько продал и, прихватив оставшиеся драгоценности, ударился в бега. Ягненкова поначалу выследили в Бельгии, где, появившись с фальшивым греческим паспортом, он организовал три фирмы, занимавшиеся огранкой алмазов и отмыванием незаконно полученных денег. Но между Россией и Бельгией не было соглашения о правовой помощи и выдаче преступников. Поэтому, арестовав Бухгалтера по ориентировке Интерпола, бельгийские власти отпустили его под залог, после чего он, естественно, тут же скрылся.
– Арестовали через год, в Греции. А с ней у нас договор о правовой помощи был. Бился-колотился, на жалость давил, мол, свои же порешат, чтобы не проболтался. Но греческие власти меня все-таки выдали.
– Понятно, – хмыкнул Виктор. – Про меня у вас, что говорили?
– Всякое болтали. Вроде троих убил, вертолет взорвал…
– А на хрена мне его было взрывать? – рассмеялся Виктор. – Да и чем? Другое дело – какую-нибудь тварь пришить. А машину жалко. Машина – не человек, от нее пакости не получишь, если сам с нею ничего не сотворишь.
– А ты-то с какого бока «Брульянт»? Вроде такое у тебя погоняло? На чем погорел? – задал Андрей давно мучавший его вопрос, хотя понимал, что он сейчас не ко времени и не к месту раскрываться перед этим наглецом. Но, как ни странно, Виктор ответил спокойно:
– Вот на том и погорел, что верил в человека и в человеческую справедливость. Меня в милицию никто силком не тянул. Сам пришел: романтика заела. Из армии вернулся – все кругом или торгуют, или воруют. Стал с лотка книжки продавать, потом на рынке – всякие шмотки. «Челночил», хотел свое дело открыть. Наехали… И кто? Шпана вонючая, быдло. Раз отмахнулся, второй, а на третий сожгли все к чертовой матери – и прилавок, и подвал, где я тряпки хранил. Били, не поверишь, цепями. Оклемался, нашел тех гадов, обратился в милицию. А там: «Где доказательства? Где свидетели?». Короче, чтобы все по закону. А законы тогда были такие, как будто для бандитов писаны. Нашел я одно частное охранное предприятие. Сунулся к ним – те же бандиты, только с лицензиями от государства. Нет, думаю, надо самому за дело браться. Поступил в уголовный розыск, в институте восстановился. Года через два стал соображать, что к чему. Сволочи всякой и там, конечно, хватает, но лучше места я для себя не нашел. Пока по мелочи работал, еще ничего, все было ясно: вот – мы, вот – они. А как до серьезного дошло… мрак.
– За это не сажают.
– Да, погоди ты. Ну, вот, к примеру. Взяли мы по наводке одного мужика. В своем «Жигуленке», в «копейке», перевозил в обыкновенном полиэтиленовом пакете, обмотанном скотчем, полкило алмазов. Стали разматывать. Мужик – ни сном, ни духом. «Попросили отвезти и все», – говорит. Кто просил, для кого? Молчит. Потянули его связи, вышли на друзей-приятелей. Через них – дальше. И тут – бац! Всех отстранили. Мы к руководству. «Не ваше, – говорят, – собачье дело!». Заело меня. Как же думаю не наше дело, если мы его накрыли, на такое преступление вышли, а нас взашей! Взял я отпуск и решил сам все до конца довести. Вышел по своим каналам на одно ЗАО, ну, закрытое акционерное общество при механическом заводе, которое делало решетки на окна для дачников…
– Выходит мы с тобой коллеги. Только алмазы тут при чем? Ведь, хотя каждый четвертый добываемый в мире алмаз происходит из России, лишь каждый двадцатый становится бриллиантом на родине. Остальные проходят огранку в Израиле, в Индии или в Гонконге. – Раскручивая собеседника на откровенность, Андрей заодно и проверял, насколько он компетентен в том, о чем бормочет. – Потом их продают, имея на сырье примерно миллиард долларов за год. Так, при чем же тут твои-то алмазы? – переспросил Ягненков, продолжавшего жевать попутчика.
– А при том, что это ЗАО наладило их подпольную продажу. Закупали сырье в России, отправляли в Израиль, или в Швейцарию, где обработка самая дешевая. Там делали огранку и возвращали сюда в виде ювелирных изделий, а решеточники их продавали.
– А как же ты обо всем этом узнал?
– Я до армии сварщиком успел поработать. Устроился, вроде как на временную подработку, в это ЗАО. Без оформления. А там случай помог попасть между молотом и наковальней. Короче, подставили. Из отпуска вышел, на столе у начальника районного отдела внутренних дел – документы из ФСБ, где черным по белому: такой-то причастен к незаконным операциям с драгоценными камнями. Недолго музычка играла, недолго фраер ликовал. По делу со мной один только сторож пошел, остальные разбежались. Вся доказательная база – на жестком диске компьютера и ни одного свидетеля. А по документам выходило, что я чуть ли не главный поставщик сырья. Вот и вся карусель. Раскусили они меня еще, когда на работу принимали. Телком взяли, а потом схарчили. На зоне как-то прознали, вот потому и «Брульянтом» стал. Не за цвет же глаз. А ты откуда мою кликуху прознал? – спохватился Виктор.
– Земля слухами полнится, – Андрей улыбнулся во весь рост. – Да ты не менжуйся. Алмаз бриллианту не судья.
– Да мне вообще все до фени, – зевая, равнодушно произнес Виктор с растяжкой.
Он говорил все медленнее и тише. Алкоголь стал одолевать отвыкшего от возлияний беглеца. Наконец, окончательно расслабился и привалился к стенке. Помимо воли глаза его слипались, и он все реже и реже распахивал веки усилием воли. Еще несколько попыток, и Стрельников захрапел, свесив голову на грудь.
По расписанию поезд вскоре должен был остановиться на небольшой станции. Осторожно, чтобы не разбудить спящего, Андрей переступил через его вытянутые поперек прохода ноги, достал из-под полки свою сумку и сел рядом с дверью. Он не был уверен, что во время краткой стоянки успеет без лишних свидетелей покинуть вагон и на всякий случай приготовил пятисотрублевку, чтобы, не теряя времени, сунуть ее проводнику.
С первых минут появления «попутчика» в купе Андрея не покидало чувство опасности. Оно то усиливалось, то утихало. Но не угроза пистолетом его пугала и не странное появление мужика, невесть как оказавшегося в запертом купе. Пугал он сам. Андрей всем своим нутром чувствовал, что жизнь его, как тогда в колонии, опять повисла на волоске. Случайно ли они оказались коллегами, хотя и с разных сторон алмазного бизнеса разного уровня? Андрей давно перестал верить в совпадения. Одно неверное слово, жест, взгляд, и не доедет он до своих миллионов, вмиг рухнут все его мечты о предстоящей беззаботной жизни. И потому первым его порывом было – убежать как можно дальше. Сейчас выпадал тот шанс, который никак нельзя было упускать.
Не отрывая взгляда от похрапывающего в углу Виктора, Андрей медленно протянул руку к защелке на двери и начал аккуратно ее поворачивать. Но, как он ни осторожничал, щелчок оказался резким и громким. Храп тут же прервался. Андрей замер. Но Виктор не проснулся. Он заворочался и, неловко повернувшись во сне, завалился на бок, подобрав под себя ноги и положив обе ладони под голову. И тут Андрей его узнал. Поначалу ему только показалось что-то знакомое в его манере непроизвольно вытягивать губы и, словно ловя себя на неприличном жесте, тут же резко сжимать их и вытягивать в узкую полоску. Сейчас, глядя на него спящего в детской позе, и пристально вглядываясь в его лицо, он окончательно убедился, что встречался с ним раньше – мимолетно и в обстановке не располагающей к знакомству, но, тем не менее, достаточно близко, чтобы обратить на него внимание. Это был один из сержантов-конвоиров, сопровождавших его в течение месяца, пока шел процесс, из камеры следственного изолятора в здание суда. Наклонившись над ним, Андрей рассмотрел сквозь щетину и приметную родинку у него под носом.
Новое решение созрело тут же. Андрей, уже не остерегаясь, вновь повернул защелку, запирая дверь. Но сейчас это не имело особого значения. Немного потускневшие за годы заключения, мозги его постепенно набирали обороты. Он их не подстегивал, наперед зная, что, как хорошо отлаженный механизм, они лучше хозяина разберутся, как им выйти на полную мощность. Остроумные, но трудновыполнимые идеи он тут же отвергал. Здесь требовалась предельная простота, без вывертов и заумных ходов. Андрею стало ясно, что Виктор врал только наполовину, и погорел он не по недоразумению и не на «подставе». Если бы он сдал торговцев алмазами, то не срок получил бы, а, как минимум, медаль. А, раз оказался на зоне, значит, ему было, что скрывать, и сейчас этот беглец так же, как он сам, уверен, что возьмет то, на что рассчитывает. И, даже если не на блюдечке с голубой каемочкой ему поднесут его долю, то он сам ее вырвет из нужной глотки. Если, конечно, до нее доберется
Через полчаса напряженного, но, вместе с тем, приятного мозгового штурма, о котором, глядя на Андрея со стороны, нельзя было даже догадываться, план был готов. Примитивный, он отличался изяществом и, самое главное, реальностью воплощения. Для этого требовалось только согласие беглого милиционера, но Андрей не сомневался, что получит его в самое ближайшее время.
Спросонья, да еще не полностью отойдя от алкогольного наркоза, Стрельников не сразу врубился, о чем начал толковать с ним хозяин купе, который сразу догадавшись, что он сбежал из колонии, тем не менее его не сдал. Но полностью Виктор ему все равно не доверял, хотя постепенно и с большим трудом начал узнавать в нем давнишнего обвиняемого. О чем Андрей, как бы к слову, сам ему и напомнил. Это было давно и совсем в другой его жизни, отгороженной от сегодняшнего дня толстенной и мутной пеленой времени. Да и какая разница в конце-то концов?
– Знаешь, – сказал Стрельников, внимательно выслушав Андрея, – вообще-то у меня были другие планы. Но, если так, я готов отработать. Только, смотри, без понтов. Мне терять нечего. – Он похлопал себя по тому месту на груди, где хранил пистолет. – Были бы бабки, а там ты хоть в мир, хоть в пир, мне теперь без разницы.
– Мне тоже. Сделаешь свое дело, и разбежимся. Здесь тебе все равно не выжить. Ты поможешь мне, я помогу тебе. С документами и визой все тип-топ. Поживешь за границей, без работы не останешься. А там видно будет.
Такой оборот вполне устраивал обоих. Дело предстояло не хлопотное. Благодетель, одаривший Ягненкова деньгами, наверняка уже сообщил стоящим по номерам охотникам, что дичь покинула берлогу, и наверняка послал по его следу легавых «шестерок». Что он мог сообщить о нем? Да ничего, кроме скудных примет, касающихся, в основном внешнего вида. А фотографии его у них откуда? Если только кто-то знает его в лицо. Но это практически невероятно. На этом Ягненков и решил сыграть. Достаточно, если они со Стрельниковым переоденутся. А в темноте, когда они доедут до города, и в вокзальной суете, когда на платформу повалят пассажиры, никто особо не будет всматриваться в лицо новоявленного Андрея Ягненкова, а настоящий без проблем купит билет на самолет. Через три часа он будет так далеко от вокзала, что никто уже больше ему на хвост не сядет.
– А справка? – спросил Стрельников, когда основное уже было оговорено. – Как же я без справки? Меня тут же заметут.
– А это уж твои проблемы, – развел руками Ягненков. – Без справки меня самого заметут. А, впрочем, черт с тобой, – добавил он после некоторого замешательства. – Забирай справку.
– А ты?
– А это уже мои проблемы.
За холодными даже на вид окнами вагона начинало смеркаться, когда, выглянув в пустой коридор, Виктор в спортивном костюме Ягненкова, на цыпочках пробежал в туалет рядом с купе. Он долго приводил себя в сносный порядок, пытаясь избавиться от лагерной ауры, а, главное от выдававшего его запаха, и вышел с надеждой, что уже не так сильно привлекает к себе внимание. Хотя встретившийся ему на обратном пути в купе проводник подозрительно оглядел его с ног до головы и, проводил взглядом, но ничего не сказал. Он то ли забыл, как выглядел пассажир, предъявивший ему сразу четыре билета, то ли был озабочен хлопотами, связанными со скорым прибытием поезда к станции. Или просто был достаточно умным, чтобы не оказаться чрезмерно догадливым.
Виктор запер за собой дверь, бросил мокрое полотенце на стол рядом с мыльницей и бритвенными принадлежностями и повернулся к Андрею, который за последние полчаса не изменил своей позы и все так же, не включая света, сидел, облокотившись на матрац.
– Ну, что? – спросил Стрельников. Он переключил тумблеры, и купе озарилось ярким светом. – Годится?
Он повернулся к Андрею, чтобы тот мог его разглядеть и оценить его преображенный внешний вид. Андрей молчал. Глаза его были закрыты. Виктор непроизвольно поежился. Он знал, что так люди не спят. Так выглядят мертвые, которые совсем недавно были живыми. Ни на теле Ягненкова, ни на полке, ни на полу крови не было. Придерживая Андрея за голову левой рукой, Стрельников прижал правую к тому месту, где должна была находиться сонная артерия. Пульс отсутствовал. Снимая пальцы с шеи трупа, Виктор непроизвольно взглянул на свою руку. Средний палец его правой руки был испачкан кровью. На шее Андрея можно было различить пальцевый отпечаток. Выходило, что неизвестные покинули купе буквально несколько минут назад.
4
Высотой чуть ли не в два человеческих роста, круглые, с римскими цифрами часы над главным входом в вокзал, подсвеченные снизу прожекторами, показывали без нескольких минут восемь. Мельком взглянув на них через окно, Сергей перевел взгляд на мониторы и вновь склонился над столом. Подшивать документы – дело, конечно, плевое, но до чего же занудливое. Старый, с изношенной пружиной дырокол то и дело заедало, и оттого отверстия на бумажных листах получались неровные, с рваными краями. Большой аккуратист лейтенант Кучкин тихонько чертыхался про себя, но, по правде говоря, был рад и этому занятию. Вторую неделю он работал помощником дежурного по отделу милиции на вокзале, но за порог дежурки его еще не выпускали. Ребята-одногруппники по школе милиции хвастали, что уже приступили к оперативной работе, выезжали на происшествия. А его, милиционера чуть ли не с высшим юридическим образованием, капитан Емельянов держал за пультом и заставлял часами «знакомиться с оперативной обстановкой», как он это называл, по картинкам на мониторах, которые принимали информацию с видеокамер, установленных на платформах, в зале ожидания и на привокзальной площади.
– Виктор Семеныч, – оторвал Сергей начальника от журнала регистрации происшествий, который капитан перечитывал с явным неудовольствием, – наш майор приехал. – Он кивнул на один из мониторов.
– Сейчас пойдет посты проверять. Вот кому не спится в ночь глухую …
– Может предупредить ребят?
– Он тебе предупредит. У него же своя рация, всегда эфир прослушивает.
– Виктор Семеныч, а почему нашего майора Маклаудом называют? – неожиданно спросил Кучкин. – Он что, такой крутой?
Емельянов развернулся на высоком вертящемся кресле и недоуменно посмотрел на своего помощника. Усталое, с сеткой мелких морщинок вокруг глаз лицо его слегка исказилось, и он голосисто захохотал
– Маклаудом? – еле выдавил он из себя, с трудом переведя дыхание. – Да не Маклаудом, а Маклаем.
Судорожно подрагивая и утирая невольно выступившие слезы необъятных размеров платком, который он долго вытаскивал из кармана, но так полностью и не достал, Емельянов то сгибался в поясе, то откидывался и раскачивался, чуть ли не ударяясь головой о стену. Он смеялся так весело и заразительно, и так нелепо пришлепывал при этом губами, что Сергей невольно поддался его настроению и закатился в заливистом сиехе. Наконец, успокоившись, Емельянов легко оттолкнулся ногой от пола и вместе с креслом приблизился к экранам, которые недоумевающий Кучкин, хоть и смеялся сам не зная над чем вместе со своим начальником, но, тем не менее, не упускал из виду.
– Тут, Серега, такая история. Расскажу, пока никого нет. Только ты смотри, молчок – офицерская тайна. Рогов-то у нас недавно, года два. А до этого по оргпреступности работал. Пришел сюда – ни бе, ни ме, ни кукареку. Ну, как ты, примерно. А происшествий у нас, сам знаешь, – не соскучишься. Решения-то ему принимать надо, вот он и давай во все вникать. Чуть, где что случилось – полетел. А как еще разберешься? Специфика. И вот однажды получаем сообщение: на Узловой во время следования в пассажирском поезде Москва-Чита у гражданина по имени Брухто Кроми украли десять тысяч долларов.
– Ничего себе!
– Вот именно. Докладываю Рогову, а тот аж подскочил и – шапку в руки. Пока машину заводили, пока собаку доставили, то да се, тут и поезд подошел. Влетаем мы со следственно-оперативной группой в вагон. А ночь, свет тусклый, ничего не видно. «Где, – спрашиваем, – потерпевший»? «А вон он, – отвечает проводник и показывает на какой-то сверток цветастой ткани. Пригляделись, а это – негр. Только белки глаз посверкивают. Ладно, начали беседовать. Тот лопочет что-то по-английски. Рогов попробовал его допросить, но, то ли в акценте не сошлись, то ли в разных британских университетах обучались, только негритянского «оксфордского» произношения со своим «кембриджским» образованием наш майор не понял. Пришлось идти по вагонам в поисках переводчика. Нашли китайца, который владел китайским и английским языками, но зато совершенно не понимал русского. Тогда я снова прошел по вагонам и нашел второго переводчика – но, вот же невезуха, тоже китайца, который немного говорил по-русски. Допросили потерпевшего, кое-кого из его соседей по вагону, проводника и скинули информацию в Читу.
Разыскать там женщину-негритянку, которая, по словам потерпевшего украла деньги? Да пара пустяков. Даму задержали. Теперь потерпевшего надо было отправить. Без сопровождения не положено, а где его взять? Тогда что ж? Думали мы думали и придумали. Рогов берет документы на багаж, а в графе «груз» пишет: «Брухто Кроми – 1 штука». Проводник, получая такой необычный груз, начал было возникать: людей, мол, животных, пчел и так далее, согласно пятого параграфа тарифного руководства, перевозить нельзя. Тут я и говорю: «Согласен. А про негров в руководстве что-нибудь говорится?» «Нет, про негров ничего». «Ну, если не запрещено, значит, разрешено», и втолкнули мы бедолагу в вагон – отправили. В сопроводительной я указал, что направляется уголовное дело такое-то, по факту кражи там-то. Приложение: дело на стольких-то листах и Брухто Кроми – 1 штука.
Уголовное дело в Чите сначала, естественно, попало не к оперативникам, а в канцелярию, где быстро оформили, что поступило уголовное дело и с ним одно вещественное доказательство – Брухто Кроми. По закону вещдок необходимо было закрыть в камеру вещественных доказательств… Там тоже с ним помыкались.
А позже выяснилось, что кражи-то вовсе и не было. Просто в вагоне этот самый Брухто с женой поругался. Вмазал ей по мордам. Она же, ну, ты понимаешь, встала на дыбы, забрала деньги и выскочила на ближайшей станции. Вот об этом он и заявил, что, мол, жена сбежала. А поскольку был двойной перевод, фразу «взяла деньги» поняли как «украла», слова «найти ее» превратилось в нашем понимании в «привлечь к уголовной ответственности». Негр все время говорил про жену, а переводили как «женщина». Вот с тех пор Рогов и стал Маклаем, вроде как покровитель африканцев
Телефонный звонок прямой связи с дежурным по УВД задребезжал низко и протяжно.
– Ты только, смотри, при нем не ляпни – обидится, – протягивая руку к аппарату, предупредил Емельянов. – Тогда сидеть тебе здесь со мной в дежурке как семафору на разъезде.
– Кто? – донеслось из трубки, едва капитан поднес ее к уху.
Так мог спрашивать только начальник дежурной части областного УВД Ветров. Емельянов невольно насторожился – тот с добром никогда не звонил. Капитан решил опередить неприятность и взять инициативу в свои руки.
– Я, Петрович, – резко ответил он. – Какого лешего тебе надо? Некогда мне с тобой рассусоливать. Скорый на подходе.
– Придется тормознуть, – в тон ему пробурчал Ветров. – Бомба у тебя. Теперь в зале ожидания. Ну, бывай.
В трубке послышались короткие гудки.
Положив ее на место, Емельянов, внешне не особенно взволнованный сообщением, связался с Роговым, позвонил дежурному по вокзалу и, оставив за себя Сергея, метнулся в зал ожидания: хуже всего, если пассажиры заподозрят неладное, и начнется паника. Но здесь было тихо, и Емельянов успокоился. Ему даже не пришлось напускать на себя безразличие и отрешенность, как он обычно делал, сталкиваясь с опасностью.
На его появление никто не обратил внимания. Кто-то дремал в креслах, низенький, с лысиной в половину головы, но, тем не менее, привлекательный мужчина стоял в небольшой очереди у стойки буфета. Нетрудно было догадаться, что ему невтерпеж не столько утолить голод, обычно то и дело дающий себя знать в часы тягостного ожидания, сколько перекинуться парой слов с улыбавшейся ему симпатичной молодой продавщицей в кокетливой белоснежной наколкой на самом верху пышно взбитой прически. Двое подвыпивших парней, сидевших около входной двери, крадучись разливали водку в белые пластмассовые стаканчики, и то и дело настороженно посматривали по сторонам. Заметив милицейского капитана с красной повязкой на рукаве форменного кителя, они нарочито лениво поднялись и потянулись к выходу.
