banner banner banner
Пройти сквозь века…
Пройти сквозь века…
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Пройти сквозь века…

скачать книгу бесплатно


…Майка опомнилась на французской набережной, с закрытыми от неловкости глазами и одной-единственной крутящейся мыслью в голове: «Держи, не отпускай меня!» «Я держу, не бойся!»,– прошептал незнакомец на чистейшем русском языке.

В ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ХРАНИТЕЛИ.

–Уважаемые Архивариусы! Немедленно сделайте что-нибудь! Она не должна вспомнить это!…

–Учитель!?…

–Он слишком силен, но я попробую… Помогайте, коллеги!

* * *

Когда все происходит в доли секунды, немногие способны что-то предпринять. Откуда в подобном респектабельном месте мог появиться этот воришка на быстром велосипеде? Воспользовавшись удобным моментом, он схватил ремешок сумки проходившей мимо дамы и со всей силы дернул на себя. Началась суматоха, и очнувшаяся от наваждения Майя, пробормотав слова благодарности, поспешила ретироваться подальше от места конфуза. От смущения она даже не посмотрела на поддержавшего ее человека, о чем немного жалела. Запомнился лишь узкий шрам на правой кисти, переходящий на запястье, да голос, странно знакомый, будто слышанный много-много раз.

Лена Комкова наблюдала всю сцену со стороны. Ее цепкий взгляд зафиксировал и раздосадованного (не успел!) Сергея, и ошалевшую (она что-то пропустила?) подругу, и мужика, невозмутимо севшего в тот самый джип с московскими номерами. В отличие от Майи, она успела рассмотреть и оценить внешний облик незнакомца, что доставило ей кучу положительных эмоций. «Ты красиво падала,– сказала Ленка позже, когда мужья ушли на пляж,– но так бездарно рванула от него. Я бы в таких руках пролежала минимум час!» Еще несколько дней она описывала Майке серые глаза и уверенную походку, затем череда прекрасных дней закружила и растворила пикантные детали в солнечном сиянии французского лета.

…– Ну вот и вся история. А нам уже пора,– Майя, оплатив счет, потянулась за пальто.

–Погоди, погоди,– Лена торопливо схватила подругу за рукав.– Присядь на минутку, я за приятными воспоминаниями совсем забыла об одном деле!»

… – О деле?– Майка с Ирой переглянулись. – Твой босс решил провести утренник для банковских служащих? О пользе здоровых привычек?

– Да ладно вам, девчонки!– Ленка улыбнулась.– Занозы! Это личное. Двоюродная сестрица Вити отхватила-таки себе принца мечты, он владелец сети стоматологических клиник. Встречались полгода, теперь собираются пожениться. Парень состоятельный, исполняет любую ее прихоть, даже дурацкую. Брак этот первый для обоих, поэтому они хотят не просто свадьбу, а что-то особенное, чтобы запомнилось на долгие годы. Не ресторан, не круиз, не Екатерининский дворец. Необычное.

–СИЗО, пикник на обочине, поцелуй в небесах, -насмешливо протянула Карамышева. Обычно спокойная, она сегодня была немного на взводе, очевидно, семейные неурядицы не проходили для нее даром. Майя незаметно положила руку на плечо подруги.– …А мы здесь при чем?

– Вообще-то они славные ребята,– Комкова пожала плечами. – Клим увлекается славянскими единоборствами, Ольга-портниха в театральной мастерской. Наверное, поэтому они решили, что это будет старинный русский обряд где-нибудь на природе.

– Лена,– осторожно сказала Майка, – мы не занимаемся организацией свадебных торжеств. Для этого требуются определенные знания, специфическая подготовка, другая материальная база. И если я правильно поняла, они не хотят банального выкупа-прикупа, встречи с хлебом-солью, традиционного зазывалы и так далее. Им нужен языческий обряд?…

Комкова молча кивнула головой.

– Ладно, есть у меня знакомая, которая специализируется на подобного рода праздниках. Попробую связаться с ней и выяснить, что к чему. А теперь нам действительно пора. Поцелуй своих мальчишек!– помахав рукой на прощание, молодые женщины направились к выходу.

Больше в этот день ничего знаменательного не произошло. Если не считать того, что в город пришла ранняя весна.

Март. Поселки. Дух садов.

Как только в воздухе появлялись свежие, горьковатые нотки набухающих почек, и из-под закристаллизировавшихся сугробов начинала сочиться влага, Майка открывала сезон загородних поездок.

Не в гости на дальние дачи, не на вылазки с шашлыками на свежем воздухе, а в одинокие поездки с головокружительным ощущением побега в неизведанное, подальше от ежедневной рутины и городской маеты.

Сережка посмеивался над ней, называл бывалой путешественницей, но в попутчики не набивался, зная, как ценила она эти часы одиночества. Единственными ограничениями, на которых он настоял, были недальнее расстояние и светлое время дня. Майя никогда не выбирала заранее маршрут, только направление и приблизительный километраж, что позволяло ей в полной мере ощущать азарт искательницы новых путей. До кольцевой дороги она еще прокручивала в мозгу все нерешенные за день проблемы, за МКАДом же в голове постепенно прояснялось, и оставалось лишь радостное ожидание, которое дарила дорога. Это жило в ней с первого настоящего путешествия, совершенного в детстве.

…Родители были совсем молоды, когда Майка появилась на свет. Они бурно радовались первому прорезавшемуся зубику, первым попыткам сесть, первым шагам. Девочка росла и развивалась точно по графикам, изученным вдоль и поперек в педиатрических кабинетах. Единственное, что огорчало– дочка не хотела говорить. Специалисты в один голос твердили об отсутствии проблем, о живом характере ребенка, ее развитом мышлении, девочка же молчала и в три, и в четыре, и в пять лет.

Ситуация изменилась, когда в семье появился дед, отец мамы. Михаил Антонович привязался к внучке всей душой. Он терпеливо возился с ней сутки напролет, рассказывая были и небылицы, непонятные поговорки и смешные стишки:

Стойте, стойте, детки, Дайте только срок.

Будет вам и белка,

Будет и свисток.

Дед таскал ее в зоопарк, планетарий, музеи. Все ближайшие парки и скверы были исследованы на предмет наличия певчих птичек и прыгающих белок. Незаметно дед провоцировал внучку на произнесение сначала отдельных звуков, потом слов. Праздником был день, когда Майка, смеясь, прокричала:

–Деда, смотри, дятел прилетел!

Зимой они катались на лыжах, летом наматывали круги на велосипедах. И вот настало время для настоящего путешествия.

Ей исполнилось семь лет, когда дед решил навестить родные пенаты и заодно показать внучке дом, где родился. Деревня находилась недалеко, в двадцати километрах от города, поэтому родители без возражений отпустили старого и малого. Довольные путешественники ехали в переполненном рейсовом автобусе, который неторопливо катил мимо зеленых полей, березовых рощиц и маленьких, на десять- двадцать домов, деревушек. Останавливались часто, возле каждого поселения, чтобы высадить то бабульку с хрюкающей рогожкой, то краснощеких молодиц с лукошками, крытыми белой хрустящей марлей- начинался сезон ягод. В салон же садились веселые дядьки с замасленными корявыми руками и обалдевшие от летнего зноя подростки с полотенцами на плечах. Духота и мерное покачивание старенького «Пазика» вскоре сморили девочку, и она задремала на плече у деда…

…Ей снились белые лошади, пасущиеся на утреннем лугу. Полупрозрачный туман подбирался прямо к головам величественных животных, они то и дело окунали в него свои морды. В какую-то минуту белесое полотно разорвалось, и в просвет Майка увидела смешного жеребенка на тонких, голенастых ножках. Он тыкался широким влажным носом в выпуклый бок большой светлой кобылицы, требуя ласки и внимания…

…Раз, другой, третий…

…Девочка окончательно проснулась от четвертого толчка, после которого ветеран автомобильной промышленности остановился. Как выяснилось, окончательно. И пришлось Майке с дедом дальше топать пешком, благо до заветного места оставалось всего пара верст. Чтобы скоротать путь, они свернули с асфальтовой дороги на грунтовую, набитую подводами с сеном да колесами редких легковушек. День клонился к вечеру, и окружающие деревья, купы кустов вдалеке, даже облака в небе были окрашены в мягкий оранжевый отсвет заходящего солнца. Воздух наполнился медовыми ароматами луговых цветов, не резкими, а обволакивающими и пьянящими. Где-то, на близкой опушке леса, тренькали запоздавшие птахи, их негромкие уже трели перебивал крепнущий хор вечерних цикад. Девочка шла вслед за дедом, довольно шустро семенившим по пустынной дороге. Через полчаса легкие сандалики перекочевали в дедову сумку, и девочка продолжила свой путь босиком. Она шла по нагретой за день дороге, чувствуя, как пушистая пыль крохотными фонтанчиками вспухает между пальцами босых ног.

Дед рассказывал смешные истории, чтобы отвлечь внучку от скучной, как ему казалось, дороги. Внезапно он остановился и пальцем указал в сторону заходящего солнца. У девочки захватило дух: на огненном блюде закатного неба, неловко раскинув ноги, скакал жеребенок из сна. Только был он не молочно- белый, а золотой, как бы сотканный из переливаюшихся бликов. А изумрудная каемка преломленного вечернего света мягко обрамляла небесную картину. Иллюзия… подсвеченное облако,… но оба: и старый, и малый, застыли, застигнутые врасплох небывалой картиной природного бенефиса.

Остаток пути они прошли молча, каждый по- своему вписывая эти минуты в изменчивую память: пожилой человек с грустной улыбкой, и внучка – с бессознательной легкостью, которая и через годы не позволила ей затереть волшебные воспоминания…

Как бы то ни было, но жажда новых ощущений каждую весну толкала Майку в дорогу. Она любила мчаться по трассе навстречу упругим березовым аллеям у обочин, окунаться в распахнутое пространство зеленеющих полей и послушно сбрасывать скорость, любуясь идиллическими картинками сельского быта. Это могли быть как полузаброшенные деревеньки, так и камерные частные поселки, не те, что из разряда прямолинейно спланированных больших муравейников, а тихие, таящие внутри непередаваемое спокойствие и уют. Даже на расстоянии Майка чувствовала, в каком ладу находились хозяева сами с собой и с домом. Особенным показателем для нее были растения: они, начиная с цветов и кустарников и заканчивая уже зрелыми деревьями, лучились здоровьем и красотой. Эти сады выделялись даже не степенью ухоженности, а, скорее, мерой вложенной в них любви. Неважно, садовника ли роскошной усадьбы, «шестисоточного» хозяина или простого деревенского жителя.

Майка давно отметила, что подобные цветущие сады издавна окружали намоленные места: церкви, монастыри, места паломничеств. Такие маленькие райские уголки, обычные в благополучных европейских странах, еще нечасто попадались на ее пути, что было странно при огромном количестве обустроенного жилья в Подмосковье. Видимо, думала Майка, это придет со временем, когда люди начнут строить дома не торопясь, с достоинством, со вкусом обдумывая как расположение зданий, так и место для родовых деревьев.

ДОМ. РЕКА. НАВАЖДЕНИЕ.

…Однажды, совершая очередную вылазку, она наткнулась на Дом. Вернее, к нему вывела дорога, вьющаяся вдоль реки. Он сразу поразил ее, влюбил окончательно и бесповоротно. Глядя на него, она вспоминала полуразмытые пастельные пейзажи в духе рождественских открыток и новогодних перекидных календарей, нарисованных очарованным художником Томасом Кинкейдом. Нет, он не был пряничным, с арочными окошками и пухлой соломенной крышей. Он не следовал «букве» тех картин, скорее духу. Может, дело было в том, что Дом стоял над бойкой речушкой, чьи воды отражали берега, поросшие высокими деревьями? Или в горбатом каменном мостике чуть в стороне, на котором не разъехались бы две машины? Река в этом месте была необычная, говорливая, с особой энергетикой. Прозрачные струи, сквозь которые было видно темное дно, устланное опавшими листьями и коряжками, завораживали дивной песней, от которой терялось ощущение реальности. Прошлое, настоящее и будущее сливалось тут вместе, обещая исполнение самых сокровенных желаний.

А может, ее внимание привлек такой нетипичный для этой полосы России облик гордого здания? Он стоял поотдаль от других владений, отличаясь так, как просто одетый аристократ отличается от разряженной толпы нуворишей. Никаких башенок, массивных колонн, псевдолепнины и нагромождения замысловатой ковки. Благородная простота линий, большие окна в сдержанном коричневом обрамлении, за которыми угадывалась изысканная драпировка, облицовка фасада светло-желтыми пластинами натурального камня, явно дорогого и привезенного откуда-то с юга Италии.

Майя дала бы голову на отсечение, уверенная, что за каменной оградой ступенями вниз, к реке, спускается необыкновенный сад, утопающий в зарослях рододендронов, цветущей перламутровой сирени и огромных кустов царственной гортензии, высаженной вдоль дорожек, мощенных натуральным же камнем. И неяркие, теплые полукружия света на старых розовых кустах под распахнутыми вечерними окнами виделись ей, в легком оцепенении сидевшей за рулем своей машины. Она доверяла своему шестому чувству, кричавшему, что хозяин или хозяйка этого Дома несомненно близки ей по духу, и связаны с ней некой невидимой прочной нитью, угадать которую не представляется возможным.

Она хотела попасть внутрь- и боялась обмануться. Горела желанием заглянуть сквозь французские окна вглубь дома- и опасалась разочарования. Мечтала познакомиться с владельцами, но не представляла себе, как такое возможно. Чтобы погасить снедающее ее желание и безумное любопытство приходилось прокладывать свои маршруты все дальше и дальше от этого места. Но ничего не могла с собой поделать, возвращалась вновь и вновь. Пожалуй, это была единственная тайна, которую, по непонятной для себя причине, она не торопилась открывать Сережке. И, похоже, это ее немного пугало.

Майка поняла, что нужно приезжать сюда только в исключительных случаях. Ни хандра, ни ностальгия, ни странная тяга к Дому не могли заставить изменить это решение. Как волнующее предвкушение хранила она свои прекрасные воспоминания, думая о нескором возвращении. Как оказалось, она ошибалась…

АПРЕЛЬ. ЖАВОРОНКИ. МУЖЧИНА . РИСУНОК

Прямая стрела шоссе разрезала лесной массив надвое и убегала далеко вперед, бугрясь у горизонта драконьими извивами. В слепящем свете апрельского солнца асфальтовое покрытие дороги блестело слюдяными чешуйками и гладкими боками гудроновых потеков. Пряди прилегающих лесов расступались перед машиной, скрывая стекающие в стороны незаметные тропинки и узкие грунтовые дороги, которые вели на поля. Там, на жирных черных лоскутах земли, где повыше и посуше, уже вовсю шевелилась тарахтящая техника, а в сырых и топких низинках еще стыла прозрачная и чуткая тишина. Тракторы в этих влажных местах появлялись только к середине мая, когда колеса могли свободно передвигаться по подсохшей земле, не увязая в грязных лужицах. Ныне же пропитанная влагой почва спокойно и величаво отдыхала. Стоящая в межах вода отбрасывала переливчатые блики на стволы и кроны придорожных деревьев, а вершинки нарезанных с осени гряд, наоборот, жадно поглощали солнечное тепло, обещая взамен щедрый и здоровый урожай. Земля была похожа на неотжатый лоснящийся творог, который хотелось намазать на ломоть хлеба.

Короткая грунтовка заканчивалась как раз у такого нетронутого прямоугольника, километрах в пяти от основной трассы. Сюда уже не долетал гул бессонного транспорта и иные, не природные звуки. Разве что шуршание тяжелых шин одинокой машины, добравшейся до одному Богу известной цели. Мягко щелкнула открывающаяся дверца, и на поросшую нежной травкой обочину легко выпрыгнул русоволосый мужчина лет сорока. Росту он был приметного, два метра без малого, но ладные пропорции фигуры и продуманная, уверенная координация движений не позволяли назвать его долговязым.

Внешняя привлекательность мужчины таилась не только в подтянутой фигуре и классической лепке лица. Стального цвета глаза излучали умеренное любопытство и спокойную силу, присущую уверенным в себе людям. В глубине зрачков иногда проскакивали смешливые искорки, которые говорили о несомненном присутствии чувства юмора. Об умении быстро обобщать и анализировать факты свидетельствовал внимательный, несуетливый взгляд, который вбирал максимум информации. Высокий рейтинг привлекательности завершал твердый упрямый подбородок с глубокой волевой ямкой посередине.

Впрочем, самого мужчину мало волновали аспекты собственного внешнего вида. Он намеренно свернул с шоссе на полузаплывшую грунтовку, чтобы побыть наедине со своими мыслями и подпитаться аурой огромного открытого пространства, пронизанного теплом и светом. Желание подышать свежим воздухом в чистом поле не было чем-то таким уж экстроординарным. Это соответствовало духу и нынешнему настроению человека. Обычно это удавалось сделать гораздо позже, в мае, когда начинались работы на его основных рабочих объектах. Нынче же он возвращался из загороднего дома сестры и дивился бурному наступлению тепла. На календаре значилось пятнадцатое апреля, а березовые стайки на обочинах уже окутались зеленым пухом. Неожиданному теплу вторили и ранние дымки весенего пала, и удивительные по красоте ковры распустившихся первоцветов, тоже преждевременные. По характеру своей работы мужчина знал, что следом за негаданным теплом обязательно придет волна холодного воздуха, и нежные перламутровые венчики поникнут, станут полупрозрачными от гибельного коварства. Но в этот день хотелось поддаться солнечному безумию весны, празднующей скрытые от людского внимания даты.

Человека заинтересовала небольшая стайка птиц, неподвижно зависших в бирюзовом небе. Из-за непомерной высоты полета они казались крохотными точками. Жаворонки, в чью честь пекли булочки на Благовещенье. Пернатые, которые по легендам южнороссов, возвращаясь из теплых краев, несли с собой тлеющие угольки и роняли их на землю. Так появлялись проталины и начиналась весна. Перестарались, птахи, улыбнулся мужчина. Он присел на корточки, длинными, сильными пальцами скатал в шарик податливую землю. Сделал это автоматически, следуя профессиональной привычке. Так когда-то на Руси проверяли готовность матушки- земли к весенним работам.

…Мысли возвращались к дате. …пятнадцатое апреля… Что-то было связано с этим днем, но пока не напрямую, косвенно. В птичьих трелях, падающих с неба, слышались отзвуки женского смеха, тающий шепот. Пряный аромат травинки, растертой вместе с комком земли, вплетался в сонм звуков и запахов пробудившейся природы и обещал новые интригующие события.

…«Эх, хорошо- то как!»– мужчина упруго вскочил на ноги, потянулся, завел руки за затылок. Игривый ветерок скользнул по колючему краешку подбородка, дотронулся резко очерченных губ, прошелся по прямому носу с крупно вырезанными ноздрями. Запутался в откинутых назад русых волосах, поиграл там и улетел прочь, довольный увиденным. Вместе с ним отлетели навязшие мысли о рабочих проектах, грядущих командировках и неотложных делах. Их место заняло ленивое философствование о целесообразности весенней красоты, о самой Весне, как аллегорической фигуре. «Сколько народу писало Весну! Разные типажи, от ясноглазых прелестниц с развевающимися локонами до пышных селянок с зелеными очами. Несомненно у всех персонажей был силен чувственный посыл: весна- начало, зарождение всего живого! Редко кто думает о хрупкости расцветающей юности, нежности и печали первоидущей, – Мужчина представил себе тонкую женскую фигурку. Руки зачесались от желания схватить карандаш и сделать набросок.– …Сначала лицо- небольшой овал с чуть выступающими скулами, глаза- не греховно-зеленые, а теплого, светло-коричневого цвета, с ореховыми полосками. Голубоватые чистые белки. Ресницы, длиннющие у висков. Кожа с еле заметным мерцающим румянцем на щеках и бархатистая на кончике слегка вздернутого носа. Губы…»– тут он забыл о девственной чистоте мысленного образа и представил себе портрет конкретной женщины…

Удивился. Недоверчиво хмыкнул. Попробовал абстрагироваться от возникшего образа. Но у него ничего не получалось. С вернувшимся порывом ветра опять донесся девичий шепот, полустон- полувздох. Окреп шелестом сброшенных одежд. Ожег душу позабытым зовом. Потребовал даров памяти. «Почему именно сегодня, пятнадцатого апреля?..»

Солнце ощутимо переместилось на небосводе. По всему выходило, что мужчина пробыл здесь два часа. Как две минуты. Он постоял еще, вслушиваясь в насыщенную тишину, но так и не получил ответа. Пора было возвращаться.

По приезде домой, в московскую квартиру, он выполнил свое желание. Так появился первый рисунок…

ИЮНЬ. ПЕРЕМЕНЫ. РЕЦЕПТЫ.

Как-то, сидя на бесконечных переговорах с партнерской фирмой «Отдых от Стромыниной» (ее владелица, давняя знакомая Майи, согласилась организовать свадьбу кузины Комковых), Майя обратила внимание на безучастное выражение лица Иры Карамышевой. Видимо, ее брачный союз семимильными шагами приближался к концу. Молодая женщина осунулась, похудела, было заметно, что ее постоянно гложут тягостные мысли. От прежней веселости не осталось и следа.

Перемену заметили и на работе. Конечно, никто не лез с расспросами и сочувствием, но проблему обсуждали и в переговорной, и в комнатке у Юлии Павловны. Майя была категорически против пересудов, стремясь оградить Ирину от лишних переживаний. Но в маленьком коллективе сложно скрыть какие-либо субъективные оценки, эмоции, личные версии происходящего. Особенно, если дело касалось не чужого тебе человека. В общем и целом все сходились во мнении, что карамышевский супруг- идиот и не видит дальше своего…гм…носа, а Ирине необходимо что-то предпринять. У каждого находился свой рецепт выхода из кризиса. Алина со свойственным ей максимализмом громко фыркала и заявляла об огромной армии мужиков, ждущих за внешними стенами своих фей, муз и предводительниц. Ее как-то не смущал факт наличия у Иры двоих детей и волнительный переход через тридцатилетний рубеж:

…– Почему умная, красивая и хорошо зарабатывающая женщина должна терпеть рядом с собой парня с «Виагрой» вместо мозгов?– громко вопрошала она Юлию Павловну, которая испуганно косилась на тонкие офисные перегородки и делала предупреждающие знаки.– ..Я бы не держалась за него, а заставила страдать…

В этом месте Алинка на минуту задумалась, а потом просияла найденным решением:

– Например, пошла бы на курсы стриптиз-танцев или в школу восточного танца. А потом невзначай показала свое умение и дала от ворот поворот. Ну или что-нибудь в этом роде…

Подумав еще пару минут, она нашла тему разговора неинтересной и моментально улетучилась, после чего в офисе стало тихо и скучно. В своем углу Исаак Изральевич молча терзал клавиатуру компьютера, составляя смету на предстоящие выпускные балы, а осторожная Юлия Павловна тихонько вздыхала, размышляя о вечном женском вопросе «Что я сделала не так?». Двадцать лет назад она развелась с мужем, оставшись с маленьким Семеном на руках. В материальном плане они не пострадали, благодаря стабильным заработкам Юлии Павловны, но эмоциональная обделенность и одиночество наложили свой отпечаток на дальнейшую жизнь. Юлия Павловна твердо знала одно: будь у нее еще один шанс, она ни за что бы не прогнала своего непутевого Федора, простила мелкие и крупные грешки, привязала узами любви и семейного уюта.

… «Милая девочка,– мысленно оппонировала она Алинке,– у тебя все еще впереди: и тепло супружеской постели, и совместные мысли наперегонки, и возможные муки ревности. Только после этого ты станешь взрослой женщиной и научишься ценить и беречь годы, проведенные вместе. А пока не тебе судить…»

Со стороны за мучительными раздумьями завхоза тайком наблюдал коварный математик. Как и любой мужчина, он мыслил конкретными категориями, поэтому предпочитал не разводить дискуссии, а дать толковый совет. Впитавший мудрость своего народа, Исаак Изральевич сумел провернуть это поистинне виртуозно, как это ему казалось. Улучив момент, когда в офисе осталась одна Карамышева, он сотворил со своего мобильного звонок на рабочий телефон и принялся громко разговаривать с воображаемым абонентом. Хитрец стенал и жаловался на свою жену, задумавшую сделать капитальный ремонт в городской квартире:

–Нет, ну посуди сам, ведь это революция в отдельно взятой семье! Знаешь,– тут он заговорщицки понизил голос,– я ни о чем теперь думать не могу, забросил даже шахматы, рыбалку и баню с друзьями. Обои, краска и ламинат мне снятся по ночам, и это только начало! Странное дело, но я вошел во вкус, сам процесс мне нравится все больше и больше…

Майка, вернувшаяся с обеда, остановилась в дверях и с удивлением слушала вошедшего в раж обычно спокойного бухгалтера. Она прекрасно знала, что брезгливый Исаак Изральевич никогда не посещал бань, а уж рыбу он любил исключительно в виде готового блюда на столе. В громком голосе и излишней горячности наблюдался явный постановочный эффект, рассчитанный на кого-то постороннего. Майя сделала пару неслышных шагов вперед и заглянула за       полуоткрытую дверь соседней комнаты. Там, уткнувшись невидящим взглядом в ежедневник, сидела Карамышева. Казалось, до нее не доходит ни одно слово, произнесенное сердобольным математиком. И все же Майя была благодарна старику за участие, пусть такое неуклюжее и не совсем уместное. Хотя, как знать, зерно здравого расчета в завуалированном послании было…

– Видимо, пришло время позвонить Лене, – подумала молодая женщина. Несмотря на собственные принципы невмешательства в личную жизнь подруг, она не могла просто смотреть, как страдает Ирка. Ирка, которую Майка всегда знала веселой и задорной. « Не бывает тупиковых ситуаций, – это же ее, карамышевские слова,– где есть вход, там должен быть и выход!».

Майя целый день раздумывала, стоит ли обсуждать эту тему с мужем. Если с Комковыми их связывала давняя дружба, то Олега Карамышева, мужа Ирины, Сергей знал плохо, встречались несколько раз в общих компаниях, да пару раз пересеклись на театральных премьерах, куда их затащили супруги. Точек соприкосновения в бизнесе у них тоже не было, Сережку с его заводом холодильного оборудования никак не волновали вопросы строительных инвестиций и перспектив. Да и Ирина давно уже не стремилась ввести мужа в их круг. В общем, толку от его советов было мало, поэтому вечером она решительно набрала номер телефона Лены…

ЛЕНА. ХИТРОУМНЫЙ ПЛАН. ХОББИ.

Подруга в этот момент пребывала в прекрасном расположении духа. Еще бы, ведь она занималась любимым делом- творила очередной кулинарный шедевр. Ее дорогие мальчики, муж и сын, должны были скоро прийти с вечерней прогулки, так что времени для выпекания рулета с ореховой начинкой оставалось совсем мало. Лена порхала между скляночками с драгоценными приправами и специями, банками с мукой, сахаром и крупами, наугад выхватывая длинными пальцами то щепотку молотой корицы, то горстку растертых орехов, то жменьку отборного янтарного изюма. Все необходимые ингридиенты для приготовления разнообразных блюд покупались, привозились с дальних стран и хранились с некоторым фанатизмом, что, впрочем не встречало никакого сопротивления со стороны мужчин. Обладая изысканным вкусом, Лена даже посуду подбирала соответствующую: жгучие перцы, коих у нее было около десятка видов, хранились в глиняных, цвета топленого молока, обливных горшочках с плотно притертыми крышками, изготовленными на заказ белорусским мастером. Для имбиря, корицы и гвоздики она использовала темные стеклянные баночки с замысловатыми вензелями- творения немецких стеклодувов, а уж для дорогих натуральных пряностей- шафрана, кардамона и натуральной ванили не пожалела безумно дорогих склянок, купленных в антикварном магазинчике на Елисейских Полях. Впрочем, и собственноручно собранные, засушенные и растертые травки, такие, как базилик, душица, тимьян и чабрец, нашли свое место в итальянских керамических горшочках цвета мяты.

Все это великолепие прекрасно вписывалось в ее светлую, в стиле Прованс, кухню, где она была богиней и полновластной хозяйкой. Лена часто ловила себя на мысли, что процесс приготовления того или иного блюда ассоциируется у нее с некими воспоминаниями, эмоциями или просто размышлениями. Однажды, записывая для сослуживицы рецепт низкокалорийного салата, Лена неожиданно для себя добавила пару вольных строк. Затем увлеклась и написала некое подобие маленького рассказа. Это был забавный опыт, который запомнился. В следующий раз озарение пришло, когда она готовила соус песто. М-м-м, раскованное и весьма милое воспоминание. И опять в ход пошли тетрадь с ручкой…

Лена никому не рассказывала о своем неожиданном увлечении. Всегда стремившаяся к совершенству, она боялась показаться смешной и наивной со своей писаниной. Порой она вздыхала, украдкой поглаживая разбухающую тетрадь. Виктор, обожающий стряпню жены, даже и не догадывался, что Ленино увлечение кулинарией перешло на более высокий, уже не столь приземленный, уровень.

Майкин звонок застал ее именно в такой момент- посреди готовки и со свежей идеей в голове. Рождался план написания итальянского рецепта. Дальнейшие слова подруги на время отодвинули мысли об ингридиентах, их дозировке и способах приготовления.

Майка начала издалека. Сначала она рассказала, как обстоят дела со свадьбой родственницы Виктора. Катя Стромынина, владелица фирмы свадебных услуг, взялась за организацию торжества, но при условии готового оригинального сценария. Предваряя охи и ахи подруги, Майка сообщила , что написание сценария и проработку деталей она взяла на себя ( в качестве взаимовыгодной услуги, пояснила Майка терпеливо слушавшей Лене), все остальное – предмет договора между заказчиками и фирмой. Затем она продиктовала подробный адрес и номера телефонов Кати и перешла непосредственно к волнующему ее вопросу:

– Ты давно видела Иру?

– Пару недель назад. Она приходила по поводу открытия частного вклада. Что-то случилось?– в голосе Лены еще сквозила романтическая безмятежность.

– Наверное, мне показалось,– Майя уловила отстраненность подруги и заколебалась, стоит ли втягивать ее в чужие проблемы. Она всегда бережно относилась к чувствам других людей, обладая врожденным тактом и чувством меры.

Но Лена уже собралась:

– Рассказывай по порядку,– иногда она умела быть убедительной.

Майка поведала о разладе в семье Карамышевых, своих наблюдениях и о случае в офисе.

– Ну, твой дедуля дает! А знаешь, это ведь идея!– поразительно, но Ленка моментально схватила суть предложенной Исааком Изральевичем аферы. Честно говоря, Майя сама не раз возвращалась к словам старого бухгалтера. Некий план уже прорисовывался в ее голове, но нужна была серьезная поддержка. Скорее, моральная, Майка еще колебалась из этических соображений. Вдруг все пойдет не так, и тогда окончательный развал карамышевской семьи будет на ее совести. Впрочем, думала Майка, она подаст только идею, а уж принимать ее или нет- дело Иры.

План заключался в следующем: необходимо было втянуть Олежку в строительство загороднего дома. Странно, но факт- имея нескольно роскошных квартир в престижных районах Москвы, Карамышевы не имели загородней недвижимости. Вернее, дом был, старый родительский пятистенок, километрах в тридцати от мегаполиса. Туда свозились дети, когда были совсем маленькими, а родители живы- здоровы. Затем неторопливый дачный отдых сменили редкие воскресные поездки на шашлыки да глянцевые пляжи на далеких морях- океанах. Последние годы разговоры о новом доме то возникали, то тихо угасали. Олежек, уйдя с головой в свой бизнес и посторонние интересы, уже почти не вникал в дела семьи, а Ирине тем паче было не до стройки.

– Как ты собираешься заинтересовать его?– у Ленки уже загорелись глаза. Она мысленно прокручивала десятки вариантов, тут же отбраковывая самые дикие и нереальные. Практичный ум требовал простого, но верного решения.

– Нужно организовать что-то вроде частной вечеринки в добротном, красивом загороднем доме. Непременно дорогом и построенном по последним технологиям. Современные материалы, система «Умный дом», какая-нибудь навороченная техника,– Майка сама удивилась своей решимости. Чем дальше, тем реальнее становился ее план, обрастал деталями и уточнениями. – Настоящего строителя обязательно должно зацепить.

Лена довольно тряхнула головой, признавая правоту подруги:

–Ну, а не зацепит- подтолкнем в нужном направлении. Подключим наших мужчин.-немного подумала, прищурив глаза. – Я, кажется знаю, у кого это можно организовать.

Подруги, как истые заговорщицы, обговорили детали спасательной операции, поделились планами на предстоящее лето и распрощались, вернувшись каждая к своим делам. Ленка достала из духовки подрумянившийся рулет, накрыла его безупречно накрахмаленной салфеткой и открыла заветную тетрадь. На заложенной лавровым листом странице, вверху, крупными буквами было выведено три слова: ТЕРПКОЕ ОЩУЩЕНИЕ СЧАСТЬЯ. И чуть ниже, в скобочках «брускетта». Она подумала пару минут, улыбнулась и принялась писать…

«Высоко-высоко, в знойном небе, кружила неведомая птица. Казалось, она стремилась скрыться от палящего солнца в прохладной выси, но огромные крылья уже устали, и полет медленно переходил в парение. Птица видела сверкающую рябь моря, морщинистое скалистое побережье и пестрые пятнышки рыбацких поселений. Они были разбросаны широко, от берегов с голубым прозрачным мелководьем до курчавых горных вершин. Земля изнывала от полуденного жара, даже камни побелевших от старости домов излучали едва заметную волнистую дымку.

Молодая женщина в легком полотняном платье и сандалиях на босу ногу неспешно брела по узенькой улочке. Та словно вымерла во время священной для южан сиесты.

Девушка обладала красотой, от которой захватывало дух не только у безусых юнцов, но и у особ весьма преклонного возраста. Смуглая кожа, тонкие скулы и темные миндалевидные глаза выдавали в ней уроженку южной части Италии. Гордая стать и спокойный взгляд лучше всяких слов говорили о цельном характере красавицы. Тонкие смуглые пальцы трепетно дотрагивались до горячих шершавых стен, словно впитывая силу и тепло столетних камней.

Привычные пейзажи маленького средиземноморского городка раскинулись у ее ног. Знакомая с детства улица щедро дарила дивным видом бирюзового моря в просвете черепичных крыш. Из небольших двориков выплескивались безумно яркие волны экзотических цветов, чьи соцветия, то белые,как фарфор, то красные, бархатные, источали дивный аромат, более густой и тяжелый от жары и влажности.

Юная женщина остро ощущала и другие запахи: горьковатый дымок жареной рыбы из тенистых двориков; солоноватый, местами резкий запах морских водорослей из залива и свежий аромат молодого вина из маленькой семейной фермы на выезде из селения.

Там, на окраине, улица делала резкий поворот и выпускала, наконец, из раскаленных каменных объятий. Дальше начинались виноградники, зеленые долины и благословенная прохлада небольших оливковых рощиц.

Синьорита улыбалась, ибо знала, что именно там, у серебристых деревьев, во дворе старой- престарой харчевни, навстречу ей выйдет человек с темным от щедрого солнца лицом и глазами синего-синего цвета. Они будут пробовать терпкое красное вино, которым угощают дорогих гостей лишь раз в году, и от которого так кружится голова и сладко замирает сердце. Толстяк-хозяин, смачно целуя кончики пальцев, предложит брускетту, еще горячую, с сочной томатной мякотью сверху. Крупинки соли, смешанные с соком помидоров, перцем и базиликом, будут чуть пощипывать обветренные жадные губы и, попадая на язык, таять с восхитительным вкусом. Ломти белого хлеба, выпеченные и подсушенные в печи, пропитанные оливковым маслом с ароматом пряных трав, заставят забыть самую изысканную кухню.

О, ради этого стоило поступиться прелестями полуденной сиесты и пройти долгий путь к месту свидания!»…

В этом месте Лена Комкова мечтательно вздохнула и зажмурила глаза. Романтический образ неведомой синьориты странным образом просочился в ее душу недавним дождливым утром. Отчаянно захотелось моря, солнца, свежего запаха южных фруктов. Она вспомнила вкус брускетты, как солнечный поцелуй любимой Италии. Захотелось полетать.

Лена еще раз вздохнула и продолжила:

«А вы когда-нибудь пробовали брускетту? В ненастный зимний день? Попробуйте! Она готовится удиительно быстро и просто. В керамическую плошку ( ярко-желтого цвета, для создания летнего настроения!), напевая, нарезаем небольшими кубиками помидоры, обязательно спелые, те, которые на срезе отливают серебристым бархатом; туда же руками рвем пахучие листики базилика, легко и непринуждено добавляем оливковое масло из заветной бутылочки и заправляем по вкусу морской солью и белым перцем. Бережно перемешиваем и на 20 минут отставляем в сторонку, давая всей смеси пропитаться божественным ароматом. Французскую булку или чиабатту ( изумительно вкусный пористый итальянский хлеб) режем на 10-12 кусков, сушим в горячей дровяной печи…ну, ладно, в тостере или в духовке и натираем крепеньким чесноком. Затем предвкушая неземное удовольствие, выкладываем замаринованные томаты на аппетитные хрустящие кусочки и сбрызгиваем оливковым маслицем. М-м-м! Блаженство! На 4-6 порций нужно:

Французская булка или чиабатта-1 штука

Чеснок-2 крупные дольки