Зеленые перья. Сборник рассказов

скачать книгу бесплатно


Равновесие в мире было восстановлено, небо больше не грозило рухнуть на землю.

***

Девять лет спустя, наткнувшись на фотографию в одной из социальных сетей, я долго не могу понять, кого напоминает мне эта молодая женщина.

Короткая стильная стрижка, дорогое свадебное платье (и почему все женщины ставят на аватарки свадебные фотографии, будто стремятся подчеркнуть свою востребованность, что их выбрали, что они состоялись как самки), альбомы с названиями «Тунис», «Турция» и «Наша семья».

Мне отчаянно хочется закрыть страничку прежде, чем успею понять, чем она отличается от сотен подобных.

Не успеваю.

И за фотографией вдруг оживает совсем другой человек – задорная девчонка с копной рыжих волос, так похожих на лисий хвост, смеющаяся громко и несдержанно, любящая красть ручки из магазинов и рисовать карикатуры на одноклассников.

Руки сами собой тянутся к клавиатуре, чтобы написать сообщение. Страниц на пять, никак не меньше. Ведь мне нужно рассказать ей столько всего…

Но я замираю, так и не набрав ни строчки. Как зачарованная, раз за разом пролистываю фотографии, с которых улыбается совершенно счастливая женщина, получая какое-то садистское удовольствие.

Женя добилась всего того, о чем только могла мечтать девочка, росшая без родителей: своя квартира, любящий (действительно любящий!) муж, собака и престижная, творческая работа. Может, она даже не растеряла былую легкость. И уж точно не стала домашней клушей.

А что есть у меня?

Съемная квартира в доме, похожем на муравейник, непостоянный заработок и полное отсутствие личной жизни.

И все же… мне до безумия жаль эту красивую женщину на аватарке.

Мне всегда казалось, что кто-то, а уж Дженни обязательно станет особенной. Мировой знаменитостью, никак не меньше. Объездит автостопом полмира, вернется, загоревшая, исхудавшая, покрытая бронзовым загаром, и напишет книгу о своих приключениях. Или даже фильм снимет. И все станут смотреть на нее, белозубую и беспечную, и восхищаться. Не смогут не восхищаться.

Интересно, знает ли ее муж, что Дженни любит ночью гулять по кладбищам и собирать букеты из могильных цветов? Что ей нравится купаться в Неве и разглядывать руки стариков?

Не может перестать нравиться. Такие вещи не проходят за всю жизнь, даже если перестаешь их делать.

Нет, конечно, он не знает.

Да и сложно представить себе эту женщину лезущей через забор. Только не с таким безупречным маникюром, не в светлых бриджах и не в отглаженной блузочке.

И, давясь слезами и воспоминаниями, я шепчу. Не этой девушке на фото, с самым обычным именем и ничем не примечательной фамилией. А той, другой, которой она могла бы стать, сложить все чуточку иначе. Шепчу бессвязные извинения за то, что соврала ей когда-то. За то, что поняла это только спустя много лет. И пусть нет никакого «мы», даже призрачного, я могу продолжать бороться за «я» и за тот солнечный день на крыше. За все то, что успела мне дать самая необычная девчонка на свете.

Нет, Дженни, детка, нам вовсе не обязательно взрослеть.

Но это ничего не меняет

– Скажи, а ты до сих пор любишь меня?

– Люблю. Но это ничего не меняет. Ни в моей жизни, ни в наших с тобой отношениях.

Холодно. На улице такой мороз, который называют лютым. Если выйти без перчаток, пальцы начинает ломить минут через пять, до слез просто. Я точно знаю – иду как раз без них. Выходя из дома, помыслить не мог, что после бесснежного слякотного начала зимы под самый Новый Год могут ударить такие морозы. Но даже не подумал вернуться, в голове только одна мысль – надо зайти на почту купить конвертов. Закончились, зараза. Как раз тогда, когда пришло время писать тебе письмо.

Знаешь, для меня давно наша переписка стала как бутылка водки для запойного алкоголика: умом понимаю, что делать этого не нужно, а руки сами тянутся. Что же управляет ими? Животный инстинкт, чертова физиология или та самая мистическая «душа», о которой так много говорят, но которой на самом деле не существует?

Когда с утра приходит твое письмо, я чувствую радостное возбуждение, будто получил желанный подарок или выиграл приз. Весь день мне до того радостно, что прямо лихорадит. Напоминаю со стороны слегка поддатого – руками размахиваю, говорю громко, а глаза блестят, нехорошо так блестят. Это мне друзья сказали, сам бы и не подумал обратить внимание на свой внешний вид.

Они переживают за меня, они давно смирились, что ничего не могут поделать с моей «болезнью». Нет, первый год как-то убеждали, старались. Чуть ли не по рукам и ногам держали. «Оставь ее в покое, у нее уже другая жизнь. Дай человеку жить без тебя, отдохнуть». «Подумай, а если вашу переписку прочитает её муж? Он человек строгих правил, скандала не избежать. Этого ли ты хочешь для дорогой тебе женщины?». «Максим, хватит, нужно жить дальше, а не унижаться, как тряпка, расстилаясь перед ней».

Нет, я не тряпка и все-все понимаю. Профессия у меня такая – всех понимать и спасать, проявляя стойкость. Лечить, даже против воли. А вот тут ничего поделать не могу, прямо сапожник без сапог. Как будто в этих письмах заключен весь стержень моей жизни.

Нет, первые полгода после расставания я держался, не давал знать о себе ни звонком, ни письмом. Но это были страшные полгода. Бессмысленные, безжизненные. Хотя есть ли смысл теперь?

Я вот неделю назад с девушкой расстался, полтора года вместе душа в душу. Расстался ради другой, которая настойчивей оказалась, ласковей. Мой друг, Лешка Петров, с которым в детстве еще вместе в одном дворе в футбол играли, очень удивился, сказал, что считал меня человеком серьезным и ответственным. Спросил, как я так могу. Ну я ему честно и выдал: «Если наличие в жизни любви, единственной, настоящей, ничего не меняет и не помогает быть вместе, то какая вообще разница, кто с тобой рядом находится?». Лешка не ответил ничего. Эту твою фразу я ему уже говорил.

Знаешь, есть такие фанатики, которые с господом разговаривают и не мыслят свою жизнь без этого. Пост строгий соблюдают, женщин не знают, спят почти на голой земле. И утверждают, что без этого не могут, что жизнь теряет смысл. Наверно, я неверующий потому, что врач. Или врачом стал в силу того, что не верил. Да и как тут в душу верить, в высокое и творческое, когда ты подобие божие скальпелем вдоль и поперек кромсаешь, внутрь заглядываешь. Ну нет нам никакого резервуара для души, и самой души тоже нет. Только стандартный набор для всех: печень, почки, селезенка. До безобразия похожие друг на друга, только поражены разными болезнями.

Может, и эта мистическая «душа» – всего лишь различные психические заболевания, для каждого свои, поэтому уникальные? Чего только не придумает наш бедный мозг, который мы всего на десять процентов используем! Тратит и тратит оставшиеся девяносто на продуцирование сказок.

А раз у меня эта функция отключена, то она заменяется другой. Ты у меня (как бы помягче сказать, а то звучит нелепо!) вместо бога. Я год за годом мысленно с тобой разговариваю, иногда всю ночь, советуюсь. Представляешь, даже легче становится. Намного легче. Только невозможно так в стенку головой долбиться (вот некоторые в закрытую дверь любят, а в моем случае и двери-то нет, одна стена, и та каменная и крепкая). Вот и нужна мне иллюзия общения. Письма. Нет, в них я не пишу и тысячной доли того, что в голове прокручиваю. Но все равно легче, легче.

А что сложного, спросишь ты. Живи себе и живи. Квартира есть, работа (любимая работа, прошу заметить, и даже прибыльная). Вот только мир будто потерял прежнюю целостность. Как просто было раньше! Научные знания связали все в одно, получилось красиво так. Кристаллическая решетка мира, кости и сухожилия реальности. И над причинами не задумывался особо. В школе учился, чтобы маму порадовать, делал уроки, чтобы погулять сходить, потом работал, чтобы на мопед заработать. И все было в радость – учение, уроки, жизнь. Вещи радовали, и люди. Я не знаю, когда стало иначе. Не могу отследить этот момент.

Это так странно – я привык все раскладывать по полочкам, анализировать, поступать по уму. А сейчас все чувства под контролем, радоваться бы, ан нет.

У всех людей есть любимые фразы, которые въелись в плоть и кровь. Тот же Леха написал у себя дома на стене (а ведь ему уже давным-давно не пятнадцать лет!) цитату из фильма «Константин»: «Всегда есть подвох». Хотя это вовсе не означает, что он пессимист, веселый такой парень, душа компании. Просто живет по принципу: верить в лучшее – готовиться к худшему. А для меня фразой жизни стали твои слова, будто ножом на сердце вырезанные. Как смертный приговор всем надеждам, желаниям, ожиданиям.

Я помню тот злополучный две тысячи девятый. Зимой стоял такой же холод, что и сейчас, не спасали ни теплое пальто, ни меховые ботинки. Кончики волос покрывались белым, отчего казались седыми. А я гулял и гулял, наворачивая круги по парку, бился раненым зверем о прутья неподатливой реальности. И хотелось расцарапать себе грудь и вырвать сердце. Так было больно. Все в жизни было как-то неправильно и не то. Казалось, что работа, походы по магазинам и встречи с друзьями – это единственное, что есть в этой дурацкой жизни. А мне хотелось большего, но я сам и не знал, чего.

А тебе самой отчего все еще грустно? Это ведь неправда, что чувства ко мне ничего в твоей жизни не поменяли. Иначе бы ты не грустила. Вчера я видел твои фотографии, на них ты улыбаешься. Значит, все уже совсем паршиво. Я до сих пор прекрасно чувствую твое настроение, даже на расстоянии.

Мне до сих пор не хватает тебя и, наверное, будет не хватать всегда. Это как боль в руке, которой уже нет. Фантомная боль в сердце. Хотя у меня и по твоим словам, и по моему собственному убеждению, нет сердца, так чему там болеть?

Знаешь, милая, я и вправду совершенно аморальное существо. Ни убийства, ни зверства не пугают меня, не кажутся недопустимыми средствами. Я не осуждаю ни разврат, ни насилие. Вот только считаю их неприемлемыми для здоровой психики (но это отдельный разговор). Войны, голод, – все это закономерные этапы развития истории, и мне не жаль ни калек, ни нищих, ни умирающих от голода. Но при этом не было на свете ничего больнее тех моментов, когда ты плакала. И я готов был сделать что угодно, чтобы ты больше не расстраивалась.

Ты никогда не слышала об этом от меня (и никогда не услышишь, даже в письмах, зачем?). Но я всегда рвал душу на части, лишь бы ты не плакала. Шел на какие угодно жертвы, терял самых близких людей, поступался принципами. И все это – молча, без пафоса. Чтобы ты не знала об этих жертвах. Твой покой… ничего не было на свете дороже. И я улыбался, когда внутри бушевал бешеный ураган.

Теперь нет тебя, нет причины все ломать и рушить. В моей жизни все действительно хорошо: гармония с собой, дорогая мне женщина, друзья. Но нет тебя, тебя, тебя…

У меня никогда и не было тебя по-настоящему. Сначала у тебя был жених, потом ты долго привыкала ко мне, потом были твои страхи. А я никогда не мог обнять тебя прилюдно, о поцелуях речи даже не шло. Ты любила своих родителей, друзей, своих учеников и даже свою кошку. Вальсы, музыку в стиле фолк, исторические платья, синий цвет, дождь… и меня. Где-то в середине этого списка. Я задыхался без тебя, не смея попросить, я так мечтал однажды стать самым главным человеком твоей жизни. Пусть не возлюбленным, но братом, другом, ручным зверем… Я – аморальный, бессердечный, жестокий. А ты, нежная, чуткая, хрупкая… умела ли ты любить вообще?

Мне не за что прощать тебя – ты любила как умела и была той, кто ты есть. Мне не за что просить прощения – наш разрыв оказался для тебя желанной свободой. Нам не к чему возвращаться, нечего вспоминать. Вместе мы были несчастны. Мы квиты, любовь моя, давно квиты, по всем статьям. И все же, знаешь, я ни к кому не испытывал такого трепета, как к тебе.

Знаешь, милая, ты ведь навсегда останешься моей. У меня есть на тебя только одно единственное право. И это право называть тебя «своей» по тому принципу, что я могу продолжать любить тебя. Моя боль, мое наваждение, мой смысл. Не так важно, что ты делаешь или говоришь. И неважно, отвечаешь ли ты взаимностью. Это даже может не иметь для тебя значения, но в моей жизни это многое меняет. Многое, если не все. Любовь вообще все всегда меняет. А если не меняет – то это уже не любовь.