скачать книгу бесплатно
Клавдия рассмеялась, хотя на душе у нее было тревожно.
6
Марк долго не мог уснуть и пытался читать. Около полуночи он услышал, как Лиза открывает входную дверь. Она вошла в спальню вместе с запахом духов, сигарет и вина.
– Что читаешь?
С трудом сдерживая раздражение, Марк молчал и делал вид, что увлечен чтением.
Не дождавшись ответа, Лиза посмотрела на обложку.
– Гай Светоний Транк…? – споткнулась на длинном имени древнеримского историка. Потом прижалась к Марку, отбросила книгу и попыталась поцеловать его. Мягко отстранив девушку, Марк поднялся с кровати, быстро натянул джинсы и свитер, вышел из комнаты. Вслед ему в прихожую полетела книга. Наклонившись, чтобы завязать шнурки, Марк непроизвольно пробежал по страницам раскрытой книги. «Вместе с ним погибли и жена его Цезония, зарубленная центурионом, и дочь, которую разбили о стену».
Марк долго бродил по городу. Незаметно для себя оказался на его окраине, рядом со старым заброшенным кладбищем. Он зачем-то решил зайти на территорию кладбища и прогуляться между могил. Наверное, здесь покоятся останки его далеких предков. Деревянные кресты давно сгнили, о том, что здесь кто-то похоронен, можно было догадаться лишь по небольшим холмикам, сейчас укрытым снегом. Кое-где виднелись каменные надгробия с металлическими крестами. Когда-то здесь была часовня, но сейчас от нее осталась только одна разрушенная каменная стена, на которой собирались стаи ворон. В голову приходили мысли об убийстве Калигулы и его семьи. Вдруг что-то спугнуло птиц, и они с криками сорвались со стены и с деревьев, таких же старых и мрачных, как и кладбище. Марк почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Перед глазами появились какие-то образы… длинный темный коридор… свет свечи… белый сверток… сильный запах крови… «Я схожу с ума. У меня семья рушится, а я думаю об убийстве Калигулы, о его дочери. Надо уходить отсюда». На работу идти не хотелось. Домой тоже. Он знал, кто будет рад его звонку в любое время суток.
– Агнешка, привет. Извини, если разбудил. Можно я сейчас приду к тебе?
Лиза звонила ему несколько раз за ночь. Марк сбрасывал ее звонки, потом и вовсе отключил телефон. Утром, не заходя домой, он пошел на работу. Вместе с Агнешкой. Всю дорогу они молчали. Марк пытался идти медленней, но все равно слышал рядом тяжелое дыхание девушки. Во дворе больницы они расстались. Марк сказал, что хочет до работы забежать к приятелю, слегка наклонившись, коснулся сухими губами щеки Агнешки и направился к больничным гаражам. Девушка еще немного постояла во дворе, глядя ему вслед, потом достала из сумки платок и пудреницу, вытерла глаза, высморкалась и побрела к черному входу.
Лиза набирала номер Марка еще несколько раз днем. Он не отвечал. Он не знал, что сказать. Правду – нельзя, а врать он не умел. Он видел только один выход из этой ситуации – сделать вид, что ничего не произошло, он надеялся, что Лиза тоже так сделает. А потом все будет, как прежде.
Марк не стал звонить в дверь, открыл квартиру своим ключом, тихо вошел, снял в прихожей куртку и ботинки. Лиза смотрела телевизор. Трезвая. В квартире было чисто прибрано. На столе лежали белые бумажные снежинки.
– Уже ели продают… Ужинать будешь?
И больше ни слова, целый вечер. Молча наложила плов в тарелку, молча убрала и вымыла посуду. Марк тоже молчал. «Все будет, как прежде…» Только ночью, когда они лежали в кровати, белой и холодной, как сугроб, каждый на своей половине, Лиза спросила:
– Ты ночевал у нее?
Марк промолчал. «Да, все будет, как прежде, пройдет несколько дней, может быть, несколько недель, мы все забудем: прерванную беременность, ночь с Агнешкой. Завтра схожу за елкой, потом пойдем покупать продукты для праздников. Все будет, как прежде…»
Лизе повезло с Марком. Все так говорят. Мачеха, соседка, друзья Марка. Он умный, не курит, не пьет, спортом занимается, обо всех заботится, у него своя квартира… Как будто ангел с небес спустился и принял человеческий облик. Многие наверняка недоумевали, что такой человек-ангел нашел в такой девушке, как Лиза. Но сейчас Лиза понимала, что она для Марка лишь очередной котенок, подобранный на улице.
И чем больше она жила с Марком, тем больше она чувствовала свое несовершенство, возможно, даже ничтожество. Она хотела быть девушкой, достойной такого человека как Марк: пыталась бросить курить, пить, общаться со своими старыми подругами. Но тогда в ее жизни не оставалось ничего, что доставляло бы хоть какую-то радость и удовольствие. А Марк не мог или не хотел ей помочь: он только смотрел свысока со своего ангельского пьедестала. Лиза чувствовала, что становится все слабее и опускается все ниже. И она перестала бороться, волна ненависти к самой себе накрыла ее с головой, механизм самоуничтожения заработал во всю – чем хуже, тем лучше. «Что вам до меня, Иисус и Марк, проходите мимо, не запачкайте свои белые одежды».
И когда она узнала, что под ее сердцем зародилась новая жизнь, запущенный механизм не дал сбоя – она не будет рожать этого ребенка. Нет, сначала у нее были сомнения, была надежда, что, возможно, этот ребенок поможет ей измениться, поможет улучшить отношения с Марком, стать по-настоящему счастливой, но один телефонный звонок – и она приняла окончательное решение.
Позвонили с незнакомого номера. Лиза ответила. Молчание и дыхание, как будто звонивший быстро шел или сдерживал чувства и эмоции. А потом она заговорила. Лиза узнала этот голос. Это была Агнешка. Она говорила, как будто камни бросала: о том, что Лиза недостойна Марка; о том, что он не любит ее, а только жалеет; о том, что он несчастлив с ней; о том, что если бы Лиза любила его по-настоящему, она сама бы ушла от него…
Лиза отключила телефон дрожащими руками. Дрожало что-то глубоко внутри. «Наверное, она права… Да, она права. Прости, малыш. И прощай. Я думаю, Бог в следующей жизни подберет для тебя лучших родителей. Надеюсь, все произойдет быстро, и тебе будет не очень больно. Прости, малыш. Но так будет лучше для всех: для тебя – ангелы подхватят твою невинную душу и унесут в цветущий бело-розовый город, для Марка – ничто не будет связывать его с такой ничтожной девушкой, как я, и за свои слезы из-за твоей смерти он получит очередной плюс в свою и без того безупречную карму. А я? С этой жизнью все ясно – дайте другую. Если души на самом деле путешествуют от воплощения к воплощению, не взирая на время, я попрошу отправить меня в сороковые годы двадцатого века, и пусть меня невинным младенцем отравят газом в Аушвице или сожгут в запертом сарае в Хатыни».
Тем вечером, когда Марк пил индийский чай с Агнешкой, Лиза долго и безутешно плакала, рыдала, не беспокоясь, что ее услышат соседи. Наступившую ночь она провела без сна и в слезах. Серый туман вокруг все сгущался. И чем больше Лиза нуждалась в Марке, тем больше он был холоден. И его молчание на ее вопрос – это ответ. Да, он был с ней.
«Мамочка, забери меня к себе, мне так больно и одиноко». Но мама не могла ответить. И не могла прийти даже во сне. Но ночью к Лизе пришел Иисус. Он был такой, как на иконе, которую Лизе подарила мама. Сидел рядом с ней на кровати и гладил ее нежно по волосам. Как мама.
– Если хочешь, можешь меня излечить, – неожиданно для себя самой произнесла Лиза.
– Хочу, – сказал Иисус, продолжая гладить ее по волосам.
7
Когда Гай Понтий Пилат с женой приехали в Рим, сюда же с Капри на похоронных носилках прибыл и Тиберий в сопровождении нового императора, Гая Юлия Цезаря Августа Германика по прозвищу Калигула. По слухам, именно Калигула помог отправиться Тиберию к Плутону. Возможно, смерть старого императора спасла Пилата если не от смерти, то от опалы и ссылки куда-нибудь на Сарденью.
Свое правление Калигула начал с освобождения осужденных при Тиберии, приказал сжечь все письма и доносы, оставшиеся от тирана, так что можно было не опасаться каких-либо последствий подавления мятежа в Тирафане. Однако Пилату показалось, что сейчас было не самое подходящее время для просьб о новом назначении. Поэтому, пробыв непродолжительное время в Риме, устроив несколько ужинов для старых друзей, Гай решил уехать на свою виллу в Кампанию.
Попрощавшись с родителями, которые не успели порадоваться приезду дочери из провинции, Клавдия отправилась в месте с мужем на виллу, на которой еще ни разу не была, так как вскоре после замужества она уехала в Иудею.
Вилла Клавдии понравилась. Большая оливковая роща, поля, которые засевали ячменем и пшеницей, стройные ряды виноградников. На лугах паслись стада сытых коров и свиней. Клавдия неожиданно для себя увлеклась сельским хозяйством. Коров она, конечно, не доила, но под ее пристальным вниманием рабы делали сыры, свиные колбасы, вина, пекли хлеб. Клавдия смирилась с бездетностью, а все свои силы, дремавшие в ней в Кесарии, направила на улучшение хозяйства и торговлю. Тем более Гай, рожденный воевать, мало интересовался хозяйством. Клавдии нравилось в Кампании, она была готова остаться здесь навсегда, тем более из Рима приходили нерадостные вести о правлении Калигулы. Смерть Макрона, который помог Калигуле стать императором, а также Гемелла, соправителя Калигулы согласно завещанию Тиберия, и другие убийства и самоубийства пугали Клавдию. На вилле она чувствовала себя в безопасности. За своих родителей она не беспокоилась – они были не богаты, чтобы заинтересовать доносчиков, которые имели свою долю после смерти тех, на кого они доносили. Однако Гай заскучал, и как только он узнал о том, что Калигула собирается в военный поход в Германию, решил отправиться в Рим, чтобы присоединиться к легионам. Клавдия понимала, что отговаривать мужа от поездки бесполезно. Сначала она хотела остаться в Кампании и дожидаться мужа здесь, но тревожные письма матери об ухудшающемся здоровье отца заставили женщину засобираться в Рим вместе с мужем.
Приехав в Рим, Клавдия застала отца выздоравливающим. Однако они с матерью были уже не молоды, а младшая сестра Клавдии жила с мужем в Иберии, поэтому Клавдия приняла решение остаться в Риме, чтобы ухаживать за родителями. Попрощавшись с мужем, она зажила привычным для себя образом: хлопотала по хозяйству, читала, ткала, молилась.
Германский поход Калигулы был недолгим и безуспешным. Несмотря на это, Калигула, вернувшись в Рим, устроил грандиозный триумф, который стоил огромных денег. Гай возвратился из Германии уставшим и больным. Теперь Клавдии приходилось ухаживать не только за пожилыми родителями, но и за мужем. Несколько дней Гай сильно лихорадил и бредил, казалось, что смерть не оставит его. Но горячие молитвы Клавдии Эскулапу и Йесу, а также целебные напитки, приготовленные по рецепту греческого врача Ксенофона, помогли Пилату выздороветь.
Тем временем в Риме начались аресты и казни богатых римлян. Казна, истощенная развлечениями Калигулы, после триумфа опустела окончательно. Чтобы ее пополнить, император требовал от знатных и богатых граждан назначить его их наследником, после чего цинично расправлялся с благодетелями. Достаточно было доноса раба, чтобы расстаться с деньгами, домом и жизнью.
Чтобы избежать этой участи, Гай принял решение покинуть Рим и снова уехать в Кампанию. Тем более, из Иберии в Рим вернулась с детьми овдовевшая сестра Клавдии, Клавдия Минора. Было разумно, что она поселится у родителей и будет за ними ухаживать, а Клавдия с мужем уедут на виллу. Друзьям и знакомым Пилат с женой сказали, что причиной отъезда на юг стало вредное воздействие римского воздуха на слабое здоровье Гая.
Целый день накануне отъезда Клавдия провела, упаковывая вещи. Вечером был небольшой ужин для близких друзей. Спать Клавдия легла поздно, и едва коснувшись подушки, погрузилась в сон.
Клавдию разбудил плач ребенок. Сначала она подумала, что это ее племянница Эмилия. Клавдия поднялась, ворча про себя на сестру за то, что она не слышит рыданий своей дочери. Но, зайдя в комнату, она увидела, что Эмилия спит в обнимку с любимой куклой. Клавдия вышла из кубикулы племянницы и пошла искать, откуда доносятся звуки.
Она шла по огромному коридору с небольшой свечой, тусклого света которой не хватало, чтобы осветить все пространство от стены к стене. Поэтому она чуть не прошла мимо небольшого белого свертка. Опустившись на колени и поставив свечу рядом, Клавдия развернула ткань. В нос ударил сильный запах. Так пахло у алтарей кровожадных богов. В свертке лежала девочка лет двух-трех. Клавдия поднесла к ее лицу свечу. Из полуоткрытых губ девочки стекала черная струйка крови, ее огромные глаза были открыты, Клавдии даже показалось, что девочка смотрит прямо на нее. Но девочка была мертва, и ее легкая душа уже давно покинула и этот дом, и этот кровавый город. Клавдия закричала…
Отъезд на виллу пришлось отложить. Сначала из-за Клавдии. Как ее все ни убеждали, что никакой мертвой девочки нет и не было, и что это все ей только приснилось, она не могла успокоиться. О том, чтобы сейчас уехать, не могло быть и речи. Позвали Ксенофона. Грек принес сбор успокоительных трав, после которых Клавдия проспала целый день и целую ночь.
Проснулась на следующее утро спокойная и отдохнувшая. Поговорив с женой, Гай принял решение отправиться в дорогу завтра рано утром. Но днем город взбудоражила весть: Калигула убит. Вместе с ним были убиты его жена и двухлетняя дочь. Говорили, что маленькая девочка набросилась на убийцу матери, царапая и кусая его, за что тот отшвырнул ее со всей своей силой к стене, размозжив при этом голову.
Клавдия опять заболела. Она бредила целый день, повторяя имя убитой девочки:
– Юлия, Юлия… Я знала… Я могла тебя спасти… Я должна была тебя спасти…
Гай несколько раз пытался уложить жену в постель. Терпеливо объяснял, что, возможно, Клавдия и обладает даром ясновидения, но это не значит, что она могла спасти девочку, что она должна была это сделать.
– Клавдия, если бы эта девочка выросла, она стала бы такой же порочной, как и ее родители. Кто знает, может быть, она явилась бы причиной твоей или моей смерти, или смерти твоей любимой племянницы Эмилии.
Гай тут же пожалел, что упомянул Эмилию.
– Эмилия? Нет, только не Эмилия! Не убивайте Эмилию! – Клавдия набросилась на мужа с кулаками.
Пришлось опять обратиться за помощью к греку. Он подобрал другой сбор, после которого бедная женщина проспала несколько дней, просыпаясь только попить. На этот раз выздоровление было окончательным, и как только город утих после смерти Калигулы, и было объявлено имя нового императора, Гай с женой уехали на юг.
8
Утром Лиза встала рано, раньше Марка. Когда он пришел на кухню, чтобы поставить чайник, она уже была там и пила кофе. Тонкие белые пальцы, розовый лак на длинных ногтях. Марк мельком посмотрел ей в глаза, секунды хватило, чтобы заметить опухшие веки, красные глаза. Они пили кофе и молчали. Надо было что-то сказать, что-то сделать, чтобы разбить эту душную тишину, чтобы свежий воздух ворвался в легкие. Но Марк решил отложить разговор на вечер. Весь день он был очень рассеян, подбирал слова, прокручивал в голове диалоги. Он не мог врать, не умел. И не мог рассказать, что произошло между ним и Агнешкой. Но он понимал, что Лиза и так догадалась. Поэтому решил просто попросить прощения, без объяснений.
– Лиза, воробушек, ты дома? – Марк вошел в квартиру с огромным букетом лилий и гербер.
Тишина – Лизы дома не было. Не было и ее вещей в шкафу, в ванной. С комода в спальне исчезли маленькая иконка с изображением Иисуса и четки из поддельного жемчуга – подарок Лизе от мамы. И сразу как-то стало пусто и холодно. Как будто ее свитера, джинсы, баночки и флакончики, которые иногда раздражали Марка, согревали и придавали уют их небольшой квартире.
– Может, это и к лучшему, – подумал Марк вслух. – Да, Матильда? – спросил он у кошки, которая запрыгнула к нему на колени и терлась о его колючий подбородок. Но кошку не волновали душевные терзания Марка, она жила просто и правильно, как живут все кошки.
А через несколько дней пришла Агнешка. Марк не говорил ей, что они с Лизой расстались. Но в маленьком городе почти все про всех всё знают. Агнешка принесла индийский чай, сделала уборку, вымыла посуду, испекла пирог. Они сидели на чисто вымытой кухне, ели пирог, пили чай, разговаривали о работе. Иногда поглядывали на букет из оранжевых гербер и белых лилий, выбросить который у Марка не хватило решимости, и он поставил его в вазу. О Лизе ни слова, Марк был очень благодарен Агнешке за то, что она не спрашивает о ней. Потом девушка спохватилась, что уже поздно, а ей еще надо забежать в магазин – соседка сломала ногу, из дому не выходит, просила купить кое-какие продукты для нее.
Через несколько дней Агнешка снова пришла. Хотя Марк всячески избегал с ней встреч в больнице. Но она заявилась без предупреждения. И осталась ночевать. А потом через несколько дней снова пришла. А Марк все не решался ей сказать, что не надо приходить, неправильно все это. И она приходила, иногда оставалась ночевать. Постепенно, день за днем, ее вещи начали занимать в шкафу полки и плечики, где когда-то была одежда Лизы. В ванной, на полках, там, где еще недавно стояли баночки и флаконы с кремами, гелями и прочими косметическими средствами Лизы, стали появляться тюбики и бутылочки с косметикой Агнешки.
«Она хорошая, она очень хорошая… Но чужая», – думал Марк по дороге домой с работы. Чужими были ее платья, запахи пирогов и индийского чая. Мимо прошла женщина, оставив шлейф духов, таких, как у Лизы… У Марка перехватило дыхание от боли… Как же он скучает! Он скучает по огромной стопке Лизиных джинсов и свитеров в шкафу, ему не хватает ее запаха, смеси резких духов, кофе и сигарет. Марк свернул с привычной дороги, зашел в парк, смахнул снег со скамейки. И долго сидел, смотрел на звездное небо, на украшенные накануне праздников гирляндами деревья, пока глаза не заболели от разноцветных огней.
Лиза вернулась домой, к отцу и мачехе. Окурки, разбросанные по всей квартире, пустые бутылки из-под дешевого вина в мусорном ведре и под столом, и такой же пустой холодильник. Лиза тут же принялась за уборку, но тупая боль в области солнечного сплетения заставила прилечь, тяжелым камнем придавила ее к постели. Теперь Лиза знала, где находится душа, она даже могла нарисовать ее границы у себя под грудью.
– Ну, здравствуй, боль. Я не буду тебе сопротивляться, у меня нет на это сил. Да и ты становишься сильнее, если с тобой бороться. Уж лучше так, потихонечку, будем жить вместе, я привыкну к тебе…
Но вскоре Лизе все же пришлось подняться с кровати. Из большой комнаты послышались странные звуки: шипение, завывание, глухие удары.
В квартире отца с мачехой жили два взрослых некастрированных кота. Они регулярно делили территорию, оставляя желтые капли на стенах, мебели, шторах. Иногда они могли мирно спать на одном диване, иногда устраивали жестокие драки. Разнимать было опасно, Лиза однажды попробовала – потом несколько дней не могла пошевелить пальцами, на руке остался рубец от укуса. Обычно мачеха брала ведро с водой и выливала на драчунов, коты отпрыгивали друг от друга, тогда можно было хватать их, пока не опомнились, и выбрасывать на улицу. Если мачеха была трезвая, она убиралась сразу же, если нет – на полу оставались лужи с клочьями рыжей и черной шерсти.
Сегодня мачеха и отец что-то отмечали, видимо, выпили очень много, поэтому они даже не услышали, что Черный и Рыжий в очередной раз устроили потасовку. Лиза с трудом встала, набрала кувшин воды и вылила на черно-рыжий живой клубок. Испуганные животные отпрыгнули в разные стороны, Лиза схватила Черного, открыла окно и выбросила его на улицу – квартира находилась на первом этаже. Рыжий за это время куда-то зашился. Лиза, взяв тряпку, начала собирать с пола мокрые клочья шерсти. Провозившись около получаса, она поняла, что сильно устала. Усталость и несколько таблеток успокоительного помогли ей быстро уснуть.
А ночью снова пришел Иисус. Он сидел на старом продавленном диване с грязной выцветшей обивкой, смотрел своими теплыми глазами на Лизу. Поглаживал Рыжего, расположившегося у него на коленях, а Черный терся о его босые стопы с рубцами.
Лиза смотрела на Иисуса, на котов и беспокоилась, как бы они снова не затеяли драку, ей не хотелось снова собирать тряпкой с пола воду и шерсть. Но коты были очень спокойные и ласковые. «Понимают, кто это», – подумала Лиза.
– Не вини Бога в несправедливости и страданиях. Бог справедлив и милосерден. Мы сами выбираем свою жизнь, – сказал Иисус, видимо, продолжая ранее начатый диалог, но Лиза никак не могла вспомнить его начало.
– Новорожденный ребенок выбирает мать, которая уходит в запой, и он умирает от холода и голода?
– Да, выбирает, там.
– Почему?
– Чтобы скорее закончить цепь перерождений.
– Почему тогда не все выбирают жизнь, полную страданий?
– По разным причинам. Кто-то еще недостаточно созрел, чтобы понять блаженство жизни без воплощения, а кто-то уже заслужил жизнь без страдания и смерть в глубокой старости в своей постели.
– Мы можем изменить свой выбор уже будучи воплощенными?
– Ты можешь изменить отношение к своей инкарнации. И то, что казалось страданием, может казаться радостью.
9
Размеренная жизнь на вилле способствовала душевному спокойствию Клавдии. Гай, будучи уже немолодым и не совсем здоровым, – сказывались ранения, полученные в молодости, и ночлеги в военных походах под открытым небом – уже не пытался получить какую-нибудь должность при нынешнем императоре Клавдии. Он, кажется, нашел дело, которым смог увлечься, – выращивание пшеницы. Клавдии же и раньше нравилось заниматься хозяйством, так что их жизнь можно было бы назвать идиллией, если бы не мысли об отсутствии детей. Но это больше беспокоило Клавдию, в то время как Гай ни разу не упрекнул жену в бесплодности.
В этот спокойный период ей только однажды приснился значимый сон.
Она и Йесу сидели на высокой горе и молча смотрели вдаль. Несмотря на то, что Йесу молчал, она знала, что место, где они находятся, – это Имаус. Клавдия не понимала, откуда это знание в ней. Ей казалось, что оно всегда было с ней, как и все знания об этом мире. Она чувствовала себя сотворцом этих величественных гор, земли под ними, рек и озер, кажущихся с этой высоты маленькими ручьями и лужицами, и неба, устремляющегося в бесконечность. Она чувствовала, что и сама есть часть бесконечности и безначальности.
– Зачем мы здесь?
– Чтобы ты вспомнила, – Йесу улыбнулся и тепло посмотрел на Клавдию своими глазами цвета меда.
– Я вспоминаю, только мои воспоминания так различны и так разрозненны, а также порой размыты и непонятны, и я не могу сложить их в одну картину.
– Представь огромный мозаичный пол, покрытый слоем грязи. Ты отмываешь маленькие мозаики, что-то лучше – и фрагмент сияет чистотой, что-то хуже – и цвет мозаики бледен, и фрагмент еще покрыт тонким слоем налета. Ты отмываешь ее не подряд, а в разных местах понемногу. Все знания, которые человек, как ему кажется, получает – а на самом деле он вспоминает то, что знал всегда, но забыл – части огромного целого. И когда-нибудь вся мозаика предстанет во всей своей красоте и гармонии. Тогда ты узнаешь истину. Душа, познавшая истину, отправится к Богу.
– А куда отправится душа, не познавшая истину, когда покинет плоть?
– Она будет кружиться до тех пор, пока не пробудится от забвения.
Этот сон взволновал Клавдию, и она поделилась своими переживаниями с мужем.
– Что есть истина? – спросил Гай, не ожидая ответа, и задумался. Возможно, он вспомнил один давний и очень важный разговор, когда он вот так же риторически спросил: «Что есть истина?» у самой Истины. А, может, просто подумал, что надо заехать на мельницу и лично проконтролировать, как идет работа.
Несколько лет без серьезных тревог и волнений пролетели быстро. Однако через три года, казалось, боги отказали в благосклонности Клавдии. Опять тяжело заболел отец. Получив печальную весть, женщина тут же засобиралась в дорогу. Гай поехать с женой не смог, так как опять обострилась его болезнь. Клавдия разрывалась – поехать к умирающему отцу или остаться с больным мужем. Но Гай настоял, чтобы она отправилась в Рим:
– Я обязательно поправлюсь. А вот твой отец уже не молод, я не прощу себе, если ты из-за моего легкого недомогания не попрощаешься с ним. С тобой поедут Адамант и еще несколько рабов, которым я доверяю, мне так будет спокойно.
Но отец не дождался старшую дочь и умер на июньские ноны. Когда Клавдия вбежала в родительский дом, рабы уже приготовили его тело к погребению.
Ни во время похоронной процессии, ни у погребального костра Клавдия не проронила ни слезинки. За что поучила упрек от матери, когда они вернулись домой:
– Ты совсем не любила своего отца, ни крика, ни стона я от тебя не услышала, ни одного волоса ты не вырвала со своей головы.
– Ах, мама, однажды родившись, мы не умираем, – устало прошептала Клавдия.
– Да, конечно, наша душа отправляется в Царство Плутона на вечные муки.
– Нет, наша душа возвращается на Землю, обретая новое тело. Я помню, как однажды я сама бросилась в погребальный костер вслед за дорогим моей душе человеком. Потом ничто… свет… улыбка… твоя мама улыбка… и папина. И еще одной женщины, которую вы называли Фелица.
– Фелица… так звали рабыню, твою кормилицу. Ты не можешь ее помнить, она умерла, когда тебе еще и двух лет не исполнилось. И я никогда тебе о ней не рассказывала. Должно быть, это отец, – сказала мать и опять разрыдалась.
Клавдия не стала больше ничего говорить матери о своих воспоминаниях. Например, недавно, гуляя по саду, она вспомнила, как когда-то шла по странному городу. Было раннее утро, солнечные лучи несмело скользили по траве и облакам, вокруг – большие дома, напоминавшие римские инсулы, только выше и красивее. Клавдия подошла к небольшому храму, который расположился на возвышенности. У храма стояла статуя человека из белого камня с распростертыми руками, как бы обнимавшего город. Лицо этого человека показалось Клавдии знакомым. Рядом никого не было, только изредка по дороге мимо проносились странные крытые повозки без лошадей и быков, с горящими фонарями спереди и сзади. Она испугалась своих воспоминаний и постаралась прогнать их скорее, как назойливое насекомое.
Вскоре Клавдия поняла, почему мать ничего не рассказывала ей о Фелице. Авигея узнала от рабыни, которая уже много лет жила у родителей Клавдии, что Фелица была любовницей отца Клавдии. Она родила от него ребенка, мальчика, но он умер через месяц после рождения. На третий день после его смерти родилась Клавдия. Роды были тяжелые, и мать Клавдии две недели находилась между жизнью и смертью. Фелицу позвали в дом кормить новорожденную девочку. Когда мать Клавдии начала выздоравливать, ее отец поклялся, что забудет молодую рабыню. Фелице разрешили остаться в доме кормилицей и няней. Однако рабыню соблазнил один молодой раб-грек, кажется, его звали Александр. Однажды ночью влюбленные решили сбежать. Вскоре беглецы были найдены и жестоко убиты.
Клавдия недолго пробыла в Риме, она беспокоилась о муже. После смерти отца он стал самым дорогим для нее человеком. Особенно после того, как она узнала, что Фелица и Александр были убиты по приказу матери. Женщина не смогла простить молодой рабыне того, что она была любима ее мужем и что родила от него сына. В душу Клавдии закрались страшные подозрения, не была ли ее мать также виновницей смерти новорожденного мальчика.
Тревога Клавдии по поводу мужа была не напрасной – Гаю стало хуже, но он не хотел беспокоить жену, и в письме, отправленном в Рим, сообщал, что здоров, и она может побыть с матерью сколько захочет.
Когда Клавдия, почти не останавливаясь на ночлег, приехала на виллу, Гай уже неделю пребывал в лихорадке, иногда он был в сознании, иногда бредил. Она три ночи провела у его постели, каждый раз думая, что это его последняя ночь.
Прибыл из Рима вольноотпущенник и ученик Авла Корнелия Цельса. Осмотрев Гая, врач сказал, что его жар вызван тяжелой болезнью легких. Он приказал приготовить сок кориандра и отпаивать им больного. А также давать настой чернушки с медом.
– Если это не поможет, то, видимо, так угодно богам.
Клавдия исправно выполняла рекомендации врача, но Гаю не становилось лучше. Однажды, на минуту задремав, она увидела сон.
В их спальню тихо, но быстро вошел мужчина. Клавдия, сидевшая у постели больного, не сразу узнала вошедшего. Это был Йесу, мужчина с глазами цвета меда. Но сегодня глаза у него были темными и печальными. Он, не глядя на Клавдию, подошел к постели, протянул руку к Гаю и сказал:
