скачать книгу бесплатно
Потому что на самом деле, по моим расчетам, наша лодка плыла все дальше и дальше в открытое море. И никакого желания возвращаться на берег у меня не было.
Я прекрасно знал, что меня там ждало.
* * *
Прошло несколько часов.
Я вяло бултыхал веслом, скорее для видимости, и Марина, похоже, вскоре это поняла. Она снова сорвалась в истерику, обвиняя меня во всех смертных грехах, на что я терпеливо объяснил ей, что моя простреленная рука (между прочим, простреленная ее папашей) болит все сильнее и мне тоже нужна передышка.
Солнце медленно, но неуклонно двигалось к зениту. И с каждой минутой огненные лучи этого пышущего пламенем шара проникали в поры моей воспаленной кожи.
Марине повезло хоть в одном.
По крайней мере, она была местной и уже успела загореть, а моя бледная кожа мгновенно покраснела, как панцирь брошенной в кипяток креветки, и малейшее прикосновение к ней вызывало раздражающую боль.
Раненая рука постепенно распухла, превратившись в бесполезное бревно, но я старался не обращать на нее внимания. Лишь ненароком задевая простреленную конечность, я чуть слышно скрипел зубами, сдерживая стон.
Марина надела на голову мою грязную майку.
Молодец.
Это хоть как-то защитит от безжалостных лучей.
– Витя, – сказала она, сощурившись. – Витя, кажется, я вижу землю.
Она вытянула трясущуюся руку, и я вгляделся в горизонт, расплывающийся в знойном мареве.
Ни черта там не было. Какая, в жопу, земля?!
Безбрежное море кругом.
Море без конца и края.
«Как дела, Таня? Трудно плыть в серной кислоте, да еще с одной ногой?» – осведомился омерзительный голос в моей голове, и я с досадой встряхнулся.
«Заткнись. Заткнись, ушлепок. И без тебя тошно», – приказал я.
– Ты видишь? – не унималась Марина. – Вон, берег! Скажи!
– Да, – соврал я. – Вижу.
– Ну, тогда, давай, греби! – визгливо выкрикнула она. – Что ты встал? Что ты встал, как тупой баран, я спрашиваю?!
Я покорно зашлепал веслом.
Если она хочет, я буду грести в этом направлении. Я буду грести в любом направлении. Все равно там ничего нет. Нигде ничего нет. Кругом одно море, куда ни поверни взгляд.
В какой-то миг я начал всерьез думать, что так было всю мою сознательную жизнь – раскаленное добела солнце и зеркальная, прозрачно-синяя гладь моря, посреди которой затерялась наша маленькая, неказистая лодка…
– Я хочу пить, – снова захныкала Марина.
– Попробуй морской воды.
Она зачерпнула ладошкой, глотнула. Выплюнула, поморщившись.
Мой взор опустился на руки.
Где-то там, под кожей, пролегали вены и артерии, миниатюрные тоннели, по которым безостановочно циркулировала кровь. Глядя на вспученные от напряжения вены, я почему-то вспомнил одну историю, когда заблудившиеся в пустыне путники, оставшись без воды, вскрыли глотку верблюду. Кровь бедного животного помогла путешественникам, чьи организмы были обезвожены в результате долгих скитаний.
Глупости.
Даже если я вскрою себе вены, Марина не будет пить мою кровь.
Я снова посмотрел вверх.
Где-то высоко в небе едва различимый взором самолет чертил молочный след. Марина, наблюдая за мной, тоже увидела его, и по ее осунувшемуся лицу скользнула робкая тень надежды:
– Они нас увидят?
– Наверное, – уклонился от прямого ответа я.
А что я еще должен был сказать?
Марина снова заплакала, а я показал самолету средний палец.
Хрен вам.
Летите, куда собирались лететь.
Марина задремала.
Она вздрагивала и хрипло стонала во сне, пальцы ее рук нервно сжимались и разжимались. Грязная, дурно пахнущая, со спутанными в колтун волосами, бледная как смерть, она была великолепной. Нет, не великолепной, божественной!
Я улыбнулся потрескавшимися губами.
Моя любимая.
Чем дольше она будет спать, тем лучше для нас обоих.
«Ты считаешь, что поступаешь правильно? – осторожно поинтересовался донельзя знакомый голос. – Она же умирает»
– Смерти нет, – с трудом ворочая языком, произнес я. Казалось, в рот напихали стекловаты, а об шершаво-высохший язык можно было зажигать спички. – Наша жизнь… просто одна из стадий. И мы…
Я запнулся, так как мои слова прервал сухой, раздирающий нутро кашель.
– …мы… просто вместе перейдем в другую стадию, – закончил я, когда приступ закончился.
«Греби к берегу. Оставь ее на суше, а сам плыви в какую хочешь стадию. Хоть в Турцию», – хмыкнула тварь.
Я засмеялся каркающим смехом.
– Нет, – покачал я головой. – Мы будем вместе.
Я повернул голову в сторону Марины:
– Любимая?
Она молчала.
– У меня… такое ощущение, что я…
Облизав сухим языком воспаленные губы, я продолжил:
– …что я должен был кое-что сказать тебе. Хм… очень важное.
Марина вздохнула, невнятно пробормотав что-то в полудреме.
Я обратил взор на дно лодки и едва не закричал.
Молоток.
Окровавленный молоток с налипшими на ударном бойке волосами. Мамиными волосами.
Отшатнувшись, я поскользнулся на поперечной лавке, упав. Весло выскользнуло из рук с тихим бульканьем, начиная отдаляться от лодки, но в тот момент я даже не понял, что произошло.
– Нет, нет, – бормотал я в священном ужасе, закрыв лицо ладонями.
«Что случилось с твоими родителями, Витя?»
Голос Марины, казалось, сочился отовсюду, словно вязкая патока.
Конечно, я обещал ей рассказать. Тогда, на Утесе Прощенных.
Я нерешительно убрал руки от лица.
Никакого молотка в лодке не было. Конечно, откуда ему взяться. Его давно уничтожили, как вещдок по делу об убийстве моей матери…
– Я любил его, – сказал я, на мгновенье задумавшись, не лукавлю ли я.
Пожалуй, нет.
– Я любил папу, – повторил я неизвестно зачем. – Он был… хорошим.
Память тут же подкинула мне недавний кошмар, в котором мой отец плыл за мной с молотком, и, несмотря на палящее солнце, по моей обгоревшей коже зазмеился колючий холодок.
– Он много пил, Марина. Перестройка, потеря работы… в общем, он закодировался. И когда он завязал с алкоголем, у него в голове произошли какие-то изменения. Странные изменения. Будто в нем произошел необратимый сбой, как в механизме. Он ходил на работу. Он дарил моей маме цветы. Красивые букеты роз. Представляешь? Она любила розы. Он водил меня в кино и зоопарк. Но мне казалось, что иногда с нами живет совершенно чужой человек, а не папа. Ты меня понимаешь? Ты вообще слышишь меня, дурочка?
Марина ничего не ответила, и я неодобрительно покосился на нее.
«Я говорю, а она не слушает».
– Марина!
Веки девушки затрепетали, и она открыла глаза. Мутный, ничего не выражающий взгляд. Словно на тебя смотрит большая кукла с глазами из прозрачного пластика.
– Ты слышишь?
«Конечно, слышит, дурень, – лениво рыгнув, отозвалось существо. – Давай, не останавливайся. Я люблю слушать эту историю».
– Отвали, – приказал я, с болью ощущая, как оно деловито шуршит когтями где-то глубоко внутри.
– Мне тогда только исполнилось семь лет. Утро было замечательным. Мы собирались пойти на спектакль – на носу был Новый год. Папа взял билеты, а мама планировала в магазин за продуктами. Мы завтракали, как вдруг отец поднял на мать глаза и совершенно спокойным голосом поинтересовался, зачем она развела в доме столько крыс. Мы с мамой удивленно переглянулись, а отец засмеялся. Он погрозил маме пальцем, мол, не нужно какие-то там секреты за моей спиной устраивать…
Я опустил в море руку, с наслаждением чувствуя мягкую прохладу. Зачерпнув немного воды, я поднес ее ко рту и одним махом выпил ее. Желудок мгновенно взбунтовался, угрожая вывернуться наружу вместе с поступившей внутрь влагой, но мне удалось сдержаться.
Конечно, это не фанта, блин. Морская вода – это морская вода. И все тут. На вкус – полный отстой, скажу я вам.
– Мама осторожно заметила, что в нашей квартире нет крыс, – продолжил я. – Ни крыс, ни мышей, ни даже тараканов. А я, признаться, даже украдкой под стол заглянул – вдруг там и правда сидит огромная крыса?! Но там все было чисто. Тогда отец опять тихо засмеялся и, поднявшись, стремительно вышел из кухни. Просто вышел и все, хотя перед ним стояла чашка с недопитым кофе и тарелка, на которой остывали блинчики с творогом. Моя мама делала обалденные блинчики. С вишней, с творогом, с печенью… Однажды она попробовала приготовить…
Я осекся, поняв, что начинаю молоть откровенную чушь, не относящуюся к делу.
– …да, о чем это я? Он ушел из кухни, а мама внимательно посмотрела на меня. Я до сих пор помню этот взгляд, Марина. В нем смешалось все. Жалость, недоумение, боль и, наконец, страх. В коридоре что-то загремело, и лицо мамы перекосилось, как будто ей было больно. Мне стало страшно.
«Витенька… тебе придется уйти из дома, – сдавленным голосом сказала она. – Ненадолго. Папе… гм… папа немного не в себе».
Я посмотрел на свою тарелку, на которой остывал мой блинчик. Мама накрыла мою руку своей теплой ладонью.
«Витя? Ты меня понял?»
Уже спустя много лет я понял, что в тот момент она уже осознавала, какая смертельная опасность нам грозила…
«Хорошо, – пролепетал я, начиная вылезать из-за стола. В коридоре раздался смех папы, и я почувствовал, как моя кожа покрылась крупными пупырышками. Этот голос был каким-то неестественно чужим, и от этого мне стало еще страшнее.
«Нет! – сказала мама. Ее лицо быстро бледнело, как будто кто-то выкачивал из нее кровь. – Мы пойдем вместе».
«Мама… папа нам ничего не сделает?» – прошептал я.
Она погладила меня по голове, и я увидел, что ее рука дрожит.
«Все будет хорошо, – только и произнесла мама. – Ты быстро оденешься и выйдешь во двор. Я тебя провожу».
Я кивнул.
Вздохнув, мама поднялась со стула, и мы уже собирались направиться в прихожую, как в коридоре неожиданно появился папа. Бесшумно, как привидение. Он был совершенно голый, даже без трусов и носков. В руке у него был молоток, и он улыбался. Но улыбался не обычной улыбкой, нет. Тогда мне почудилось, что его рот просто разъехался в стороны, как «молния» на сумке. И когда он шагнул вперед, замахиваясь, я обмочился.
Глотка снова пересохла, но всего лишь плеснул морской воды на губы. Пить я больше не рискнул, хотя жажда все сильнее давала о себе знать.
– Марина?
