скачать книгу бесплатно
Де Конн вынул пять штук и обернулся.
– Это все? – спросил он.
Она помолчала. Как все странно выходило. Гость ждал, держа свечки в руке так, как будто вовсе и не собирался их отдавать. Его взгляд менялся, становился пристально скользящим, поглощающим, словно он поедал ее глазами.
– Не следует столь хорошеньким девушкам заходить в покои незнакомых мужчин в ночной час, сударыня, – мягко, но как-то сдавленно произнес де Конн.
– Разве я не в собственном доме нахожусь? – возразила она как можно строже и протянула руку за свечами. Конечно, он сердился… еще и отцу расскажет. – Но, возможно, вы правы… Мне следовало быть более рассудительной…
– Не обижайтесь, – услышала она. – Я признателен вам за доверие…
Де Конн взял ладонь Татьяны и ласково поцеловал пальчики. Она оторопела. С одной стороны, следовало бы извиниться за свой неурочный визит, обожженную руку и порванную сорочку гостя. С другой – следовало бы обидеться на его намеки относительно предпочтения барышни к ночным посещениям. Татьяна разрывалась в потоке противоречивых мыслей, обвиняя себя во всех последствиях своего похода. Она расстраивалась, сопела и искала выхода, но весьма неумело, отчего еще более смущалась.
– Вам должно быть очень больно? – наконец выдавила она. – Простите…
Татьяна плотнее стянула отвороты халата, так и не притронувшись к свечам. Но и с места не сдвинулась. Ей не хотелось уходить, поскольку сейчас Дикон выглядел по-колдовски притягательным в эту, как назло, беспросветно хмурую ночь.
– Присядьте, прошу вас… – вдруг улыбнулся тот, – давайте поговорим… Мне кажется, вы думаете, что я вас обвиняю… но это не так… Я даже не обижаюсь, все заживет, – он отошел к шкафу, достал из буфета коньяк и принялся разливать его в пару круглых бокалов. – Давайте начнем все сначала… Я не хочу, чтобы наши отношения омрачились взаимным непониманием, и в обмен на вашу благосклонность я готов найти причину всех ваших бед с женихами.
Дождавшись согласного кивка гостьи, маркиз вручил собеседнице бокал, как только она устроилась на козетке. Подождал, пока девушка сделает первый пробный глоток, убедившись в том, что та умела пить божественный напиток. Присел на козетку рядом вполоборота как близкий друг и внимательный слушатель.
– Давайте-ка для начала вы расскажете мне о женихах поподробней. Начнем с первого.
С минуту Татьяна обдумывала слова маркиза.
– Первого я не любила, но честь семьи… сами понимаете, – девушка помолчала, потерла пальцем край козетки и взглянула на маркиза. – Как вы уже знаете, он появился у нас на набережной, когда мне было семнадцать, в марте восемьсот девятого…
– А у вас, я так понимаю, уже был… дружок?
Татьяна поначалу вспыхнула возмущенным румянцем, но тут же улыбнулась.
– Был. Леонид Саликов, констапель с Флотской слободы. Я с ним, прямо скажем, нос в нос столкнулась в хлебопекарне, здесь, у провиантских магазинов. В женихи он не подходил, молодым офицерам жениться не положено, но ухажером был весьма настойчивым. В праздничные дни всегда на Невский меня зазывал, весь при парадном мундире, с новыми эполетами…
– Понимаю, сударыня… Так что же Гаврила?
– Приехал он к нам без уведомления, но папенька, хоть счастлив и не был, впустил его в дом и на требование выдать меня замуж согласился.
– Почему он не был счастлив?
– Он надеялся меня здесь за вельможное лицо выдать или за военного.
– Ах, вот как. Купец до мозга костей… Продолжайте.
– Много времени он у нас в доме не проводил. Все по городу ходил, возвращался поздно. Как мне показалось, я его совершенно не интересовала.
– Так он с вами… там, под Вышгородом… не дружил? Не общался?
– По старинке жениху не следовало видеть невесту аж до самой свадьбы.
От такого ответа маркиз вдруг рассмеялся. Как-то не по-доброму звучал его смех, и он, овладев собой, печально промолвил:
– В мою женитьбу отец венчал меня с девушкой, которую я увидел только после свадьбы, сняв с нее брачную фату у постели…
– Ох… Каково, а?
– М-да, весело… Прошу вас, продолжайте.
Татьяна глотнула коньяку и глянула на собеседника. Схожесть в судьбе их сближала.
– Гаврила, что и говорить, был человеком с деловой хваткой. Каждый раз под конец дня приезжал с кипой бумаг, писал, подсчитывал, работал, но все как-то обособленно держался. Пару раз в его покои приезжал чиновник, судя по мундиру, фельдъегерь.
– Вы прекрасно в формах разбираетесь!
– В военном городе живем, сударь, – Татьяна порозовела и отставила свой бокал.
– А где были покои Гаврилы?
– Над вашими. Приемная, гостиная, кабинет и спальня.
– А бумаги его остались?
– После гибели Гаврилы все его вещи отправили к нему домой, а бумаги папенька велел в сундук сложить и во дворе оставить, в дровяном складе.
– Так, так. Могу ли на них взглянуть?
– Извольте, только вряд ли там что осталось из нужного. Папенька в них долго возился, а ди Брю рассказывал, что ему все утро камин чистить пришлось… столько бумаги сжег.
– Ди Брю видел кипы сожженных бумаг? Ах, вот оно что. А по какому именно поводу ваш отец с ним поссорился?
– Точно сказать не могу, но мне думается, что из-за заводиков, стекольного и кирпичного. Гаврила говорил, что на ремонт стен батенька его собственными средствами обходился, что папенька мой не помогал, а только свою часть дохода забирал, – при этих словах Татьяна сделала паузу. Она что-то обдумывала или вспоминала. – Да, Гаврила требовал заводик в полное владение ему отдать или перекупить хотел. Еще говорил, мол, раз семьей с его дочерью обзаводиться собирается, то бишь со мной, то для папеньки будет честью такой подарок нам сделать.
– Так, а к какому рангу, то есть к купеческой гильдии, относился Гаврила?
– Ко второй.
– Так, так. А отец его был в первой?
– Разве это имеет отношение к его смерти?
Де Конн хмыкнул, отставил свой бокал, встал и прошелся по гостиной.
– Возможно, нет, но… Объединение или подъем капитала могли выдвинуть Гаврилу к первой гильдии, которая открывает путь к кяхтинской торговле[39 - Торговля с Китаем], ведь отец Гаврилы был из Сибири, а значит, семья его пути в Китай знала. Как вы думаете?
– Ох, сложно это все для меня, – Татьяна поджала под себя ноги и сложила ладони на коленях. – Кто его знает.
Маркиз взмахнул рукой и развернулся на пятках.
– Приехал он в девятом году, так?
– Двадцать седьмого мая, – не упуская хода мыслей собеседника, уточнила девушка.
– Отец его к тому времени умер. Так?
– Ну.
– Вами он, собственно, не интересуется, но требует вашу руку и… заводик. Верно?
– Ну.
– Теперь все эти факты можно связать с указом, вышедшим в начале девятого года об изменении круга людей, входивших в общий капитал каждого купца в отдельности, от которого, собственно, и зависела принадлежность к той или иной гильдии. Он был значительно уменьшен. Так, доходы братьев и родственников купцов вышли из общего капитала, став раздельными, после чего, я допускаю такую мысль, Гаврила оказался неспособен внести гильдейский сбор[40 - Сбор в государственную казну привязывался к проценту от величины объявляемого капитала купца той или иной гильдии] только из своих собственных средств и выпал из первой гильдии.
– Ну? – ничего не понимая, буркнула Татьяна. – Вы, что торговлей занимаетесь?
– Нет, – без смущения соврал маркиз, – но как врач я частенько служил на торговых судах… Проще говоря, после девятого года наш Гаврила был отброшен во вторую гильдию и потерял возможность вести дела в Сибири со всеми ожидаемыми прибылями. Ну, а с раздельным пользованием заводов Гаврила рисковал и вовсе попасть в мещане, ибо гильдейские сборы повышаются, а доходы его падают.
– Так он на себя одеяло тянул?! – наконец догадалась Татьяна. – Вы думаете, папенька мой как-то с его смертию связан?
Маркиз с ответом не спешил. Он прошелся по гостиной, потирая подбородок.
– Я не могу этого утверждать, но настоящая причина его внезапного приезда нам теперь ясна, и она никаким боком к чести семьи не относилась. Им руководил меркантильный интерес… Расскажите, что же случилось в ночь смерти Гаврилы?
Татьяна глянула в окно. Светало, и она почувствовала усталость. Зевнула, но на предложение маркиза перенести разговор на следующий вечер отказалась.
– Папенька тогда много гостей собрал из деловых знакомых, – начала она. – Все собрались к вечеру, чтобы, переночевав, утром всем поездом двинуться к церкви.
– К какой?
– К Никольской, что промеж Крюковым и Екатерининским каналами стоит.
– Да, знаком. Продолжайте.
– Гаврилы, как всегда, дома не было, но к вечеру он быть обещал.
– К какому часу?
– К какому часу обещал? К десяти.
– Вы уверены?
– Да. Он мне записку через мою сенную девку передал, Саву.
– Он общался с вами записками?
Татьяна утвердительно кивнула. Глаза ее сами собой закрывались.
– Когда же десять минуло, папенька сказал, что, видно, женишок мой пьет где-нибудь. Притащится, мол, к утру. Гости тогда шутили, что по пути на венчание опохмелять его будут, а по приезде в церковь в Крюковом канале освежат.
– Весело.
– Да уж. Но он так и не объявился, а наутро нам доложили, что тело его на спуске Крюкова канала нашли. Сказали, несчастного экипаж сбил. Удар сильный был в грудь… от оглобли, наверное.
Маркиз скрестил руки на груди.
– Забавно, – произнес он и на непроизвольно возмущенный взгляд рассказчицы пояснил: – По Аглинской линии и каналам в такое время суток экипажи редко проносятся, темно… навернуться можно. К тому же эта часть города считается прогулочной, горожане предпочитают оставлять свои эскорты на Исаакиевской площади и далее идти по набережной пешком.
Объяснение встревожило молодую особу, она перешла на шепот.
– Так гибель Гаврилы была… была…
Маркиз широко улыбнулся.
– Давайте-ка не будем ничего предполагать. Расскажите мне о втором молодце.
Сказ о втором женихе
– Второго звали Анатолий Петрович Линдорф, – начала Татьяна.
– Ах да, Линдорф! – это имя сразу всплыло памяти де Конна. Кислое вино Конуева и отравление в трактире Фразера: – Продолжайте.
– Через пару дней после похорон моего первого суженого я заприметила молодого человека, – вздохнула Татьяна. – Он прогуливался по Галерной. Гвардеец! Золотые эполеты, петлицы из желтой тесьмы, красная выпушка… Прогуливается, значит, день, второй… на наш двор поглядывает. Чевой-то он, думаю… Митькеевной, старой горничной нашей, записочку ему послала.
– С просьбой очистить улицу?
– С просьбой представиться… Он тут же, как записочку прочитал, шляпу снял и к нам во двор…
– Вы пригласили его к себе?
– В гостиную, к чаю… – Татьяна раскрыла слипающиеся глаза и, придав взгляду укоризны, дала собеседнику понять, что все же придерживается определенных правил. Де Конн понятливо склонил голову. Она продолжала: – Анатолий был из офицеров, из измайловских. Признался, что увидел меня на похоронах Тутовкина и с тех пор мой образ из головы выбросить не мог… А через две недели, когда батенька вернулся, переговорил и с ним… Венчание мы на яблочный Спас[41 - Праздник Преображения Господня] наметили, – Татьяна вздохнула, припоминая события двухлетней давности. – Но второго июля он приехал и сказал, что переводят его роту куда-то в Брянск и венчание придется перенести…
– Это невозможно, – вдруг перебил маркиз.
– Как же невозможно?
– А так, – желваки гостя напряглись. – В русской армии для венчания необходимо испросить разрешения от начальства, и если оно получено, то назначенная к симу важному событию дата не меняется, а венчающийся получает отсрочку от службы даже при дислокации… если нет серьезных военных действий, конечно. Так что врал ваш жених!
– Ох, и откуда вы все это знаете? – в голосе девушки прорезалась горечь.
– Я врач, сударыня, не армейский, конечно, но кое-что из правил мне знакомо, ибо лечил я семьи многих дворян на военной службе. Прошу вас, продолжайте.
Татьяна нахмурилась.
– В тот день он был взволнован, сказал, что должен переговорить с моим папенькой.
– Он собирался принести свои извинения не вам, а отцу?
– Не знаю, сударь, но он обычно приглашал меня в аглицкий трактир в конце Галерной, к Фразеру, для разговору. Но в тот день я отказалась, и мы так и не поговорили…
– Почему вы отказались?
