скачать книгу бесплатно
Впрочем, нам было не до лирики. Едва мы закончили историю с «Антимехом», Жани сообщил, что 22 числа в Питере будет выступать Патрисия Каас, а накануне ее концерта французская звезда дает пресс-конференцию.
Нам, во что бы то ни стало, необходимо было использовать такой шанс по полной программе. Ведь Жани начал свой творческий путь именно с создания образа Каас и все еще оставался ее единственным «двойником» в России!
Времени на подготовку практически не было, и мы не могли себе позволить упустить ни минуты.
Мгновенно созрел план, одновременно простой, как все гениальное, и невероятно сложный для выполнения.
Нам предстояло «выдать дочь Рокфеллера за русского Ивана».
То есть, позвонить на телеканалы и рассказать о том, что на своей пресс-конференции Патрисия планирует встретиться с известным пародистом Жанэ Пати, уже десять лет создающим ее образ. Интереснейший информационный повод!
А параллельно, договориться с организаторами собственно пресс-конференции о том, что такой-то телеканал будет снимать репортаж об этом самом пародисте, который, кстати, в этом году отмечает десятилетие своей творческой деятельности, и было бы просто классно, чтобы тот же телеканал снял и интервью Каас, с участием ее «двойника».
Переговоры следовало вести не только по телефону, но и лично. Живой разговор всегда убедительнее звонка. А убеждать, когда дело касалось Жани, я была способна кого угодно и в чем угодно.
Первым откликнулось НТВ. Нам того и надо было. Решили сделать так: снимаем репортаж, смонтированный из нескольких частей. Выступление Жани в образе Каас, его рассказ о своем творчестве – интервью, и финальный аккорд – встреча Патрисии с двойником на пресс-конференции.
Но, во-первых, выступление (первый пункт) необходимо было где-то устроить. Поскольку мы активно занимались вопросами бездомных животных, то успешно вписались в развлекательную программу на соответствующей выставке – «Зоосфера» – под эгидой приюта. Этот вопрос был решен.
Тут возник второй. Где делать интервью? Репортер с НТВ настаивала на том, что, разумеется, дома у главного героя готовящегося материала. Жани был категорически против. Незадолго до этих бурных событий я познакомила его со своей подругой, известной художницей. И та в красках поведала нам, что именно НТВ делало репортаж о ней и ее творчестве. Съемочная группа не прошла мимо ни единого неприглядного момента. Снимали всё подряд, начиная с обшарпанных стен подъезда и детских велосипедов на площадке у двери в квартиру, ну и дальше не лучше. В кадр попадало совсем не то, что хотелось бы, и в итоге, на экране все выглядело так, будто художница с мужем живут в каком-то захламленном сарае. Дело в том, что у них не было своей мастерской, они работали и хранили картины дома. Там, действительно, некуда было ногу поставить. Но зачем это снимать, да еще и пускать в эфир?..
Мы понимали, что и в случае Жани, акценты могут быть расставлены далеко не на том, что имело смысл для него.
Ведь ему было крайне важно поддерживать свой тщательно создаваемый имидж популярной звезды, и старый дом-корабль на окраине Питера не вписывался в этот имидж ни коим образом. Тут нужно было куда более элитное жилье, которое можно будет выдать за его собственное.
То есть, такое жилье требовалось найти, плюс, обставить таким образом, будто он именно там и обитает давно и постоянно, и сообщить НТВ-шникам адрес.
Выбрали дом в Графском переулке, в двух минутах ходьбы от метро «Владимирская». Мрачноватая романтика Петербурга Достоевского – то, что надо! Жани всегда и всем говорил, что является коренным петербуржцем в бог знает каком поколении, если, конечно, не считать еще и французских корней.
Квартира в этом доме, которая тоже вполне подошла, сдавалась посуточно, и стоила недешево. А наши проекты, несмотря на их количество и почти успешное воплощение, покамест не приносили ровным счетом ни гроша, наоборот, одни расходы. Моей зарплаты и так едва хватало на две семьи… Так что всё, что мы могли себе позволить, – аренда даже не на сутки, а на несколько часов.
В назначенный для интервью день собираем всё, что только можно, и мчимся туда. Всё, что только можно – это восемь чемоданов и огромных сумок: помимо костюмов и париков, требовалась масса деталей, чтобы изобразить реальное жилье. Детские фотографии Жани, безделушки, как бы самым естественным образом расставленные в комнатах, обычная одежда и обувь, да всё, вплоть до зонта в прихожей! Мало ли куда придет в голову сунуть нос любопытным репортерам и что именно отснять?!
О, эти сумки, кофры, чемоданы!.. Во-первых, я уже знала, что у Жана артрит, и рисковать суставами, таская тяжести, ему нельзя ни в коем случае. Даже если хватит сил поднять битком набитый чемодан и протащить его на какое-то расстояние – на следующий день не сможешь ни согнуть, ни разогнуть пальцы с опухшими суставами и раздутыми пульсирующими фалангами. И это, если повезет настолько, что не «полетят» еще и колени. Тем более, была совсем поздняя осень, и без того период неизбежного обострения, с ежедневными инъекциями необходимых обезболивающих препаратов… Во-вторых, всё содержимое этой клади требовалось сначала собрать, рассортировать, сложить так, чтобы точно знать, где что лежит, и, добравшись до места назначения, не тратить время на лихорадочные поиски. Вызвать такси! Пока Жани продолжает собираться, бегом, в несколько приемов, оттащить и загрузить в багажник и на заднее сиденье, если багажника не хватит (зачастую, не хватало, да еще бывало так, что таксисты, оценив объем перевозимого груза, отказывались ехать, и тогда приходилось устраивать скандал с криками и угрозами на весь двор, на радость любопытным соседям, а если это не срабатывало, вызывать новую машину – следовательно, вытаскивать из одной, а затем загружать в другую…).
Но я справлялась. Всегда. Нельзя было позволить Жану рисковать здоровьем, ведь ему еще предстояло выступать, а после такого танцевать получится, как босиком по остриям ножей.
В тот раз, загрузились практически без приключений, уже по дороге Жан позвонил НТВ-шникам и назвал адрес. На то, чтобы выгрузить всё, что привезли, поднять на этаж, забрать ключи у агента и обустроить квартиру, у нас было максимум два с половиной часа. Обустроить – это наскоро протереть полы, развесить гору костюмов и платьев в одной из комнат, чтобы сказать, будто это костюмерная, без которой артисту, естественно, обходиться невозможно, расставить по местам «реквизит»… И потом – как ни в чем не бывало, спокойно, а не язык на плечо, встретить съемочную группу и непринужденно общаться с репортером, пока кто-то из операторов фиксирует на камеру окружающую обстановку. Ну-ну, злорадно думала я, попробуйте, найдите, к чему прикопаться, мальчики!..
Жан рассказывал о себе, о своем творчестве, о Каас, проводил смелые параллели между собой и ею – ну как же, Париж, Франция… В какие-то моменты, сочинял так вдохновенно, что и сам, похоже, начинал верить собственному вымыслу. Я незаметно поглядывала на часы: время идет, нам ключи надо сдать вовремя, не хватало только, чтобы агентша ввалилась раньше, чем уйдут НТВ-шники!.. Тем более, понятно же, что из трех с лишним часов общения они выкроят буквально несколько слов, хорошо, если на пару минут. А еще – все сборы по новой, и ничего случайно не забыть, не оставить в спешке, потом уже не найдешь!..
Но как же я восхищалась его способностью мгновенно переключаться из режима предельного напряжения – в состояние уверенности и полного спокойствия… Никому бы и в голову не пришло, что здесь что-то не так.
Отсняли все, что собирались, и даже намного больше. Едва за съемочной группой закрылась дверь – понеслась бешеная гонка со сборами, агентша на подходе, денег продлить аренду нет, хорошо бы, на такси хватило, чтоб обратно доехать!..
…Потом, когда репортаж вышел, Жани сказал мне: «Слушай, обидно, что можно было просто шесть париков в пакетике привезти, а не восемь чемоданов вещей…» Ну, кто ж знал? Бывает…
Через двое суток – для меня день и ночь сливаются в одно, по ночам мы проговариваем и прорабатывам мельчайшие детали предстоящего действа, доделываем флаеры, пишем заготовки разнообразных интервью, я сплю на ходу в метро, стоя, как боевой конь – благо, на работу езжу в час пик, вагон набит битком, падать некуда – со всех сторон толпа сжимает тебя так плотно, что можно не беспокоиться о том, что не устоишь на ногах – в один и тот же день у нас выступление и – апогей супер-акции – прессуха с Каас.
На «Зоосферу» снова тащим всё возможное и невозможное, правда, чуть меньше обычного: все-таки, только один образ, образ Патрисии, да диски с музыкой, под которую Жани будет петь. Он поет сам, с микрофоном в руке, переделанную песню Патрисии, с неподражаемым, чисто французским прононсом, умело грассируя: «Я посмотрела мир, видела много стран… И домом станет мне навеки – моя Москва!..»
Правда, можно запросто поверить, что он знает французский, хотя мне уже отлично известно, что – ни слова.
Забавный был момент. На той выставке Жани сопровождали две девушки из его фан-клуба – свита звезды. Они же были с нами и в гримерке. Обнаружилось, что нужно подшить деталь костюма, сущая мелочь, требовалась всего пара стежков. Дома мы как-то это пропустили. И второе – изображая Патрисию, Жани всегда прикуривал тонкую дамскую сигарету в мундштуке, а тут под рукой не оказалось зажигалки. Так вот, зажигалки мы немедленно, не сговариваясь, протянули ему со всех сторон, а вот иголки и ниток не оказалось ни у одной из нас. Благо, они, как раз, имелись у Жана. Он пристально оглядел нас и вздохнул: «Ну вот и кто тут, после этого, женщина?!»
***
Каким блистательным был его выход!.. Его ли?.. Конечно, то был образ Патрисии Каас, но я видела не Жана в этом образе, а – Жанэ. Победная, надменная улыбка, походка истинной звезды, чуть прищуренный взгляд, исполненный невероятной не гордости даже, а гордыни. Зазвучала музыка – Жанэ начала петь, и головы всех, кто был на той выставке, мгновенно повернулись на ее голос. Люди стали подходить со всех сторон, сцены там не было, но, все равно, не смотря на то, что Жанэ оставалась, физически, на одном уровне со зрителями, создавалось полное впечатление, что она – где-то неизмеримо выше.
Вот, в конце номера, она сбрасывает туфли и продолжает танцевать босиком! Тут же к ней подлетает какой-то мужчина, тоже разувается на ходу – ему явно хотелось оказаться в одном круге света с нею…
Всего три минуты, но они, без сомнения, были самым ярким событием за два дня проведения выставки.
И дальше, когда Жанэ подходила к стендам, говорила о бездомных животных, люди продолжали идти за ней, не в силах отвести глаз, как загипнотизированные.
Что мы обычно вкладываем в понятие «звезда» (сцены, подиума, экрана, не важно)? Бешеную популярность, известность, мировую славу… Я видела это иначе. Быть звездой – не зависит от степени раскрученности. Слава вторична, в первую очередь, «звездность» должна быть в самом актере или актрисе, как неотъемлемое свойство. Остальное приложится (или не приложится в силу обстоятельств). Мы знаем буквально единицы – тех, кто сумел пробиться на вершину Олимпа, но сколько не менее, а, не исключено, гораздо более великих талантов так и остались никем не узнанными. Сколько таких, в самых разных областях искусства, литературы, философии, о ком при жизни почти никто не знал и не слышал, но разве они не были звездами? Просто их свет дошел до нас слишком поздно.
В знаменитой притче у Бога попросили, чтобы он показал самого великого полководца всех времен и народов, и показал Бог сапожника, который сидел и тачал сапоги. Воскликнул спрашивающий: "Но это же сапожник?" – "Да, но если бы он стал полководцем, он был бы самым великим полководцем всех времен и народов".
В моих глазах, Жан был таким же великим актером, звездой по определению, по самой сути своей, и мне безумно хотелось, чтобы он избежал подобной участи и смог максимально реализоваться, не оставшись в «сапожниках». Во что бы то ни стало, любой ценой.
В то же время, я понимала: то, что он делает, – не может быть «для всех», элитарность подразумевает камерность, он же грезил большой сценой, и никак иначе. Жанэ не готова была удовлетвориться малым, она жаждала всего и сразу. И для достижения этой цели были хороши все средства.
Пока же, немедленно после выступления на выставке, мы собираем всё, что привезли, и едем на пресс-конференцию в отель «Талион». Жани – разумеется, сразу в образе. Час пик, пробки. Машина едва ползет в плотном потоке. У меня начинают сдавать нервы: это тот случай, когда опоздать нельзя также, как на самолет или поезд. Если успеем – у нас всё получится, и буквально завтра в каждом периодическом издании Питера появятся фото Жани!
Ни я, ни он не предполагали, что наш отлично выверенный план может, как на бетонную стену, наткнуться на непреодолимое препятствие, из-за которого почти всё пойдет прахом…
В фойе отеля уже толпились журналисты, репортеры… Не мудрено, что среди них не было ни одного, кто бы сходу не обратил внимания на Жанэ. Это было ожидаемо, именно такого эффекта мы и добивались. «Наши» НТВ-шники, разумеется, тоже давно приехали.
Но один смотрел особенно пристально. Смотрел так, что даже у меня почему-то холод пополз по коже, хотя конкретно я его совершенно не интересовала. Ничего хорошего этот взгляд не предвещал.
«Это М.С.», – сказал Жани так тихо, что никто, кроме меня, этого не услышал.
Я сразу поняла, о ком речь. Известнейший мастодонт журналистики, всю жизнь специализирующийся на интервью со звездами, лично знакомый практически со всеми российскими королями и королевами поп-музыки, пресс-атташе Пугачевой, Розенбаума, Киркорова… Его мнение о любом исполнителе имело огромный вес, а для журналюг помельче становилось руководством к действию: если М.С. сочтет нужным возвести кого-либо на пьедестал, то и все остальные дружно подхватят эту вакханалию восторгов, если же нет – никто не посмеет вякнуть хоть одно положительное слово о том или ином актере или исполнителе в своем издании.
«Он меня терпеть не может, – добавил Жани. – Не нашли общего языка».
Не время и не место было спрашивать, почему, одно было понятно без слов: это не просто плохо, а очень плохо.
Мы вошли в зал, где вот-вот должна была начаться пресс-конференция. Жанэ, во всем блеске, «скромно» устроилась где-то в четвертом ряду. Ее непрерывно снимали, вспышки камер буквально слепили глаза. У меня была своя задача: мы привезли гору флаеров с фотографиями Жани в многочисленных образах, главным из которых, конечно, был «портрет» Каас, кратким рассказом об его деятельности и номерами телефонов – его и моим. На тот момент, я уже имела статус его официального представителя. Эти флаеры я тут же раздала всем присутствующим, с бесцеремонностью, которой мог бы позавидовать любой уличный промоутер.
Патрисию ждали еще минут десять, так что, я всё успела.
Наконец, она вышла «в народ», в сопровождении охраны и переводчика. Маленькая, показавшаяся мне даже какой-то невзрачной и уставшей, женщина. Немного рассказала о своем нынешнем российском туре, начала отвечать на вопросы.
Второй моей задачей здесь было тоже задать вопрос, даже два: сначала – об ее отношении к использованию натурального меха. Для представительницы европейской элиты ответ подразумевался сам собой, разумеется, отношение было резко отрицательным. Нам необходимо было поднять именно эту тему для того, чтобы затем во всех интервью цитировать слова Каас, прямо проецируя их на зоозащитную деятельность Жанэ.
Пропустив несколько других вопросов от журналистов, я снова попросила микрофон и спросила Патрисию, как она относится к пародиям на себя. О чем ее спрашивали, что и кому она отвечала, помимо этого, я не воспринимала. Опять – своеобразное искажение сознания, восприятия: головой я прекрасно понимала, с кем общаюсь, но для меня в том зале была только одна звезда! Окажись на месте Каас хоть сама воскресшая Марлен Дитрих, это бы для меня не изменило ровным счетом ничего. Я была сосредоточена только на Жанэ.
Такой неожиданный поворот не смутил, но, это было заметно, удивил певицу. Она начала говорить о том, что воспринимает подобные вещи ровно, однако, пародии могут вызвать у нее удивление, «потому что сам себя все равно видишь по-другому…».
Вот тут-то к ней и подошла Жанэ.
Эффекта разительного, неотличимого сходства, конечно, не получилось: «петербургский двойник» Патрисии в тот день выглядел внешне гораздо ярче самой певицы! Но Жани сделал всё, чтобы выжать максимум из буквально тридцати секунд общения с нею, вручил небольшой презент – красную футболку с его логотипом, составленным из двух, мужского и женского, его образов, наговорил множество слов восхищения, и – финальный аккорд – обнял Каас таким образом, чтобы в каждый кадр, с любого ракурса, попали оба их лица.
Я еще не упомянула о том, что НТВ-шникам он рассказывал, будто был и раньше знаком с французской знаменитостью, встречался с ней в Париже, так что, Патрисия о нем прекрасно знает и будет очень рада его видеть. То, что оказалось в кадре, только лишний раз подтверждало его слова и выглядело именно так, будто это если не встреча давних друзей, то, уж точно, крайне симпатичных друг другу и хорошо знакомых людей. Отыгран этот эпизод был идеально!
Как точно заметили НТВ-шники по поводу этой исторической встречи, «отраженный свет звезд действительно бывает ярким». На всех присутствовавших в зале журналистов экзерсис Жани произвел эффеккт разорвавшейся бомбы: вместо, откровенно говоря, довольно-таки скучной рядовой прессухи они получили неожиданное потрясающее зрелище, о котором просто невозможно было не написать в репортажах, снабдив таковые множеством более чем удачных фото.
Так что, как ни крути, Жани был просто обречен на то, чтобы на следующее утро проснуться знаменитым.
…Примерно через год, когда мы работали над образом Гоголя, я рассказала Жани, что, в свое время, Николай Васильевич действовал точно также, только у него вместо Патрисии Каас был сам Пушкин. Никому не известный провинциальный литератор пытался покорить столицу, повсюду распространяя слухи о том, что он в самых теплых отношениях с поэтом, имя которого уже гремело на всю Россию, и даже адрес, куда родственники должны были отправлять ему письма, указал не свой, а… Александра Сергеевича. При том, что, на тот момент, Пушкин не был с ним знаком даже понаслышке и понятия не имел об его существовании.
У Гоголя такой ход отлично сработал.
У Жани – нет.
У «мастодонта» М.С. оказалась отменная память, изрядная мстительность и более чем обширные связи для того, чтобы перекрыть неугодному ему выскочке-пародисту информационный кислород. Кроме репортажа на НТВ да крошечной заметки в «Антенне», в прессе о Жани не прозвучало ни звука. Ни на следующий день, ни позже. По крайней мере, в Питере и Москве.
Но и мы, несмотря на то, что такой провал стал для нас достаточно ощутимым ударом, так просто не сдались. Я написала больше десятка статей, сопроводив каждую фотографиями, и разослала во множество региональных изданий, разместила на интернет-ресурсах. Где-то эти статьи выходили, где-то мои письма так и не удостоились ответа…
Так или иначе, мы попробовали свои силы и убедились в том, что способны на очень и очень многое. Главное – не останавливаться и продолжать двигаться вперед. Не смотря ни на что.
Стремительно приближался следующий, 2009 год.
Глава 7. Гармония жизни
Столько всего вспоминается сейчас… Одна только реклама аквапрополиса чего стоила! Тогда мы познакомились с директором небольшого рекламного агентства, в котором планировали запустить целую серию программ по различным БАДам. Неудивительно, что на первой же встрече Жани сумел совершенно покорить этого директора, не только своим женским образом, но и перспективами сотрудничества: найти ТАКУЮ ведущую тому показалось невиданной удачей.
Директор, назовем его С., обладал собственным вИдением того, что и как должно выглядеть. Но – недолго. Жани мастерски умел всё переиначить по-своему и убедить работать так, как хочется именно ему. Понятно, что наша задача заключалась в том, чтобы максимально пропиарить конкретно Жанэ Пати, а что уж там себе до этого надумал С., не имело принципиального значения.
Мы совместно составили и написали текст вопросов, которые Жани как ведущая должна была задавать специалисту по апитерапии, сделали ёмкую вводную часть. Бились над каждым словом: думаю, все, кто лично и тесно знал Жани, поймут, каким он был перфекционистом в творчестве, и что такое было создавать для него тексты, будь то реклама, интервью или песня. Мало того, мы сами подбирали фотографии для слайд-шоу, идущего на заднем плане. Изначально С. планировал, что там будет просто нейтральный однородный тон, однако, нам показалось куда более интересным, рассказывая о продуктах пчелиного труда, делать это с пчелками и сотами в кадре. И снова каждое фото становилось у нас предметом длительного обсуждения, как и последовательность показа кадров. Жани не пропускал ни единой детали, для него не существовало мелочей, важным было абсолютно всё. Надо ли говорить, что не менее скрупулезно подбирались детали костюма…
И еще, у Жани были серьезные проблемы с запоминанием текста. Казалось бы, рожденная буквально в муках и многократно обсуждаемая последовательность слов не требует дополнительных усилий, чтобы уложить ее в голове и произнести в нужный момент в кадре. Но, увы, в случае Жани ничего не могло быть легким. Честное слово, иногда мне казалось, будто он заучивает вполне логичный и понятный текст на русском языке как на иностранном! Для этого имелись свои веские причины, о которых расскажу позже… Сейчас речь о другом. Я настаивала на том, чтобы он читал и повторял текст снова и снова, до такого состояния, когда ночью разбуди – от зубов будет отскакивать. И все равно возникали запинки, на злосчастном слове «апитоксин», например…
Позже мы приняли решение во многих случаях использовать наушник: чтобы, когда Жани перед камерой о чем-то рассказывает, у меня была возможность помочь ему и не допустить сбоев. Это отдельная песня, ведь в таком случае следовало отрабатывать идеальный синхрон: я говорю, он повторяет за мной, но в это время я продолжаю произносить текст, а сделать всё надо так, будто это его естественная непринужденная речь. Ведь проблема была еще и в том, что, забыв какое-то одно слово, даже вполне обычное, вместо того, чтобы просто сходу заменить его синонимом, Жани умолкал и не мог продолжить говорить до тех пор, пока не вспомнит именно то самое, единственное верное и точное.
Но вернемся к истории с аквапрополисом. В день съемки с утра я ушла на работу – в то время я была редактором известного на всю страну периодического издания и нескольких журналов, так что совмещала участие в творческой жизни Жани и совершенно другую деятельность. Признаться, это его напрягало, однако, надо же нам было на что-то жить, а мне еще и обеспечивать троих своих детей. Так как, в основном, у Жани выступления были практически всегда вечером, а то и ночью, по времени я прекрасно успевала вернуться с работы и поехать с ним куда угодно.
Однако, и тут имелись свои подводные камни. Жани никогда не собирал костюмы и всё необходимое заранее, накануне, что было бы проще всего. Было у него такое суеверие: сложишь вещи с прошлого вечера – выступление сорвется, в последний момент может быть отменено. Переломить эту позицию было невозможно никакими силами и уговорами. Так что, собираться мы начали, когда я вернулась. Времени, в любом случае, было более чем достаточно. Но как бы не так! Сборы затянулись, нам уже давно пора выходить, а он все еще что-то ищет в интернете, с кем-то переписывается, при этом, нервничает всё больше и больше… Уже и такси давно у подъезда, водитель звонит каждую минуту, а нам никак не выйти.
Такая ситуация тоже была обычным делом. Приехать куда-нибудь вовремя – о, это не про Жани! И тут, опять же, действовать можно было только максимально спокойно, терпеливо, ни в коем случае не повышая голоса, убеждая его, честное слово, как ребенка – «ну, Жанчик, солнышко, тебя ждут, для тебя это важно, ты же умница, давай, надо одеться и идти…»
Разумеется, опаздывали мы катастрофически, к тому же, ведь еще требовалось время на сложный макияж – мы договорились с профессиональным визажистом. По дороге Жани сообразил, что взял брюки не от того костюма, который планировали! Опять всё не слава Богу… Ладно, отправляю его в студию, сама мчусь обратно, с Митрофаньевского шоссе на Просвет, хватаю нужные брюки, лечу на съемку.
Прибегаю – а тут новая печаль. Работа визажиста Жани категорически не понравилась, и он психует, смывает уже готовый макияж и начинает заново краситься сам! Чтоб вы понимали, от момента, когда по графику должна была начаться съемка, прошло уже больше двух часов… С. в бешенстве, съемочная группа тоже, принято решение заменить Жани на другую ведущую – больше ждать нельзя. Ту, другую девушку отправляют в студию, она усаживается на диван. Я ору: «Нет, так не пойдет, Жанэ будет готов через минуту, никаких замен!» Клянусь, я была готова за волосы вытащить эту девицу за дверь, если потребуется! Когда дело касалось интересов Жани, вообще не важно, прав он был или нет, я входила в состояние какого-то берсерка, остановить меня становилось не реально.
В этот момент Жани выбегает из гримерки, наконец-то, и правда, готова! Несостоявшуюся ведущую отправляют восвояси, а моя Жани занимает свое место перед камерой. Чудо перевоплощения свершилось. И будто в помине не было никаких нервяков, никаких истерик: она спокойна, доброжелательна, уверена в себе и ослепительна в своем золотистом костюме, с уложенной волосок к волоску прической, безупречным, очень естественным макияжем, обворожительной улыбкой… Истинная леди во всем блеске, хоть сейчас на званый бал к высочайшим персонам! Как всегда, у меня всё внутри дрожит и замирает от восторга видеть ее такой. Но расслабляться и просто наслаждаться моментом рано. Уж я-то знаю, какие сюрпризы могут нас подстерегать.
Камера, мотор… Жани начинает говорить. Я стою в стороне, но специально так, чтобы быть в поле ее зрения, готовая мгновенно подсказать, если что-то пойдет не так: она сможет прочитать по губам. На моменте злосчастного «апитоксин» у меня желудок падает куда-то вниз, как бывает, когда на скорости влетаешь на крутой мостик и затем съезжаешь с него. Сердце пропускает удар… Ура, Жани успешно справилась, слово произнесено! Мысленно аплодирую! Напротив Жани сидит тот самый специалист по апитерапии. На фоне Жани, конечно, эту особу, биологически по рождению принадлежащую к женскому полу, женщиной можно назвать скорее условно. Меня никак не интересуют ее реплики, да какая разница, что она там вещает. В этой студии сияет истинная, единственная и неповторимая звезда – Жани, все остальные и всё остальное так, не более чем антураж, предметы интерьера. Всё действо длилось меньше четырех минут, снимали сразу, с одного дубля. У нас получилось!
Рекламный ролик вышел на следующий день, его показывали несколько раз, и имел огромный успех. Было много звонков от самых разных людей, которые его увидели совершенно случайно.
К сожалению, программа «Гармония жизни с Жанэ Пати» на этом ролике началась и закончилась. С. отказался работать с нами. Что совершенно не удивительно, учитывая стресс, который ему пришлось пережить во время съемки и, главным образом, непосредственно перед ней.
И так бывало практически всегда. У Жани имелся колоссальный, невероятно мощный творческий потенциал, причем, в самых разнообразных сферах: актерской, авторской, музыкальной… От природы он был одарен щедро, сверх меры, он родился для того, чтобы быть звездой, да и был ею. Не говоря уже о том, что к нему притягивались такие же яркие творческие личности, и, потрясенные его возможностями, стремились помочь в реализации таковых, часто практически полностью отказываясь от собственных начинаний, не касавшихся Жана. Такое отношение к себе он воспринимал как должное. Более того, он мог прямо настаивать, чтобы человек работал только на его проекты, будто никакой другой жизни до встречи с Жани не существовало.
Был такой момент, когда даже я сказала ему; «Слушай, в конце концов, не кажется ли тебе, что это перебор?! Откуда вдруг у тебя взялось право требовать от кого-то – оставь отца своего и мать, возьми крест свой и следуй за мною? Все-таки, ты – не Он!..» При этом, я уверена и сейчас, что да, такое право у него было, и люди ощущали это без слов, потому, действительно, бросали всё и включались целиком и полностью в его деятельность. Право, данное Вселенной, для людей верующих понятнее будет сказать – Богом, вкупе с одаренностью. Но была и другая сторона медали. Жан скрупулезно выстраивал проект, продумывал каждую мелочь, я бы сказала, возводил здание, начиная с фундамента, по кирпичику. Но в какой-то момент всё рушил, как ребенок, растоптавший собственный, построенный из песка, замок, над которым трудился весь день с восхода до заката. Как Сизиф, докативший камень практически до вершины, но сам же, а не по воле злых богов, скидывающий его обратно вниз.
Эрос и Танатос, отчаянная страсть к созиданию – но еще более сильная – к разрушению, энтропии – он весь состоял из несовместимых контрастов, разрывавших его изнутри.
На этом пути мы теряли многое и, увы, многих. Потому что, обесценивая собственный труд, Жан в еще большей степени обесценивал, умножал на ноль, и все усилия и жертвы своей маленькой команды. Снова и снова рождались уникальные проекты, потрясающие идеи… К великому сожалению, если принять то, что Жани был способен сделать, воплотить на сцене, до каких степеней развиться, за сто процентов, то, увы, всё его наследие составляет максимум – пять…
Но тогда «планов громадье» впечатляло даже самих нас, и я свято верила в успех Жани. Объем предстоящей работы не пугал совершенно. Если вдруг, в моменты слабости и в состоянии хронического недосыпа, и возникало подлое зернышко сомнений, я вспоминала, как, возвращаясь с той пресс-конференции, Жани сказал мне: «Ты понимаешь, что без тебя ничего этого бы не было?..»
Одна только эта фраза – и я была готова хоть десять раз повторить всё сначала.
…О, Жани! Какой сейчас удивительный конец сентября, ясный и яркий, во всем многообразии красок, аномально теплый, – когда такое бывало, чтобы на самом его излёте столько дней держалось выше двадцати градусов, и люди ходили, одетые по-летнему?..
А тебя нет уже ровно месяц, и меня швыряет от относительно ровной скорби в отчаяние, потом обратно, потом опять накатывает такая боль, что не получается дышать, и эта невозможно прекрасная палитра природы, вся залитая ярким солнечным светом, видится черной.
Сегодня была у Эрмитажа, не выдержала, прошла по Миллионной к тому ресторану, где ты выступал в одно из празднований Нового года, а потом, уже в три часа утра или даже позже, мы с тобой побежали на Дворцовую, и шел легкий, пушистый снег, волшебно переливающийся в свете прожекторов, вокруг ходили толпы счастливых людей, в ожидании нового чуда, как бывает всегда в эту пору, и нам тоже казалось, что все у нас еще впереди… У меня нет сил бывать в таких местах, где о тебе напоминает буквально всё, и, в то же время, именно туда тянет невыносимо, по-мазохистски. А где – не напоминает? Вспоминать можно о том, о чем на какое-то время забыла, я же не забываю ни на миг…
Знаешь, после того, как мы расстались, я приказала себе заблокировать все мысли, касающиеся тебя. Запретила думать. Наглухо задраила шлюзы любви и памяти. Я ведь тогда, по началу, готова была выть целыми днями, и моим единственным желанием, единственной потребностью было – снова бросить всё и приехать к тебе, хотя бы позвонить, может быть, просто помолчать в трубку, только бы снова услышать твой голос, хотя бы раз. Я буквально сходила с ума.
Не позвонила. Не приехала. Страшным усилием воли поставила бетонные блоки внутри себя, перекрывшие все пути назад.
И вот, все эти блоки в одночасье оказались сметены потоком черной беды, и плотину прорвало: всё, что я так усиленно удерживала внутри, хлынуло в сознание, и я не знаю, смогу ли не захлебнуться.
Я же все-таки приехала, слышишь?!… Теперь, в твою квартиру, чтобы помочь твоему брату разобрать вещи. В дом, где меня словно током бьет при каждом шаге. Неделю перед этим собирала себя по осколкам, настраивалась, прокручивала в голове, как все это будет, чтобы сразу предохранители не сгорели.
Думала, что готова. Но нет. Есть вещи, к которым невозможно быть готовой.
Та комната, в которой остановилось твое сердце.
Я вошла туда.
Увидела люстру, на которой ты закрепил веревку перед тем, как накинуть ее себе на шею.
И – саму эту веревку, вернее, обрезок ее – он всё еще оставался там. Эта картина всегда будет стоять у меня перед глазами, это последнее, что я вижу на изнанке век практически каждый раз, проваливаясь в сон. Теперь это навсегда станет моим платком Фриды.
Я раздваиваюсь, мне порой кажется, будто во мне одновременно два человека, и один из них видит, переживает то же состояние, но будто со стороны. Можно переживать – со стороны?.. Оказывается, можно.
Как точно описала это Ахматова:
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
