Кода

Генрих Варденга

Кода. Избранные стихи и переводы

Посвящается моей дочери Машеньке

От автора

Я с детства мечтал быть литератором – но юность эпохи оттепели и увлечение наукой победили: вместо лирики я занялся физикой. Закончил физфак и аспирантуру тбилисского университета, работал в тбилисском институте физики, а с 1965 года переехал на работу в Дубну, в Объединенный институт ядерных исследований. Моя научная биография связана не только с лабораторией высоких энергией этого института, где я защитил диссертацию и трудился почти 30 лет, но и с Музеем нашего института – я был одним из его создателей и возглавил его с 1992 года. Сейчас, в силу возраста, я перешел на работу советника при Дирекции ОИЯИ, создал сайт Творчества ученых нашего института.

Но литература меня не отпускала. Все эти годы я выкраивал для нее время: написал научно-популярную книгу о связи ядерной физики с астрофизикой «Вселенная частиц» (в соавторстве с Э. О. Оконовым. М., «Сов. Россия, 1972) и более двух десятков научно-популярных статей. Но главным моим увлечением все годы были стихи и стихотворные переводы. В 1961 году я, желая выйти на профессиональный уровень перевода, закончил заочно институт иностранных языков и, начиная с 70-х годов, стал печататься в известных журналах – сначала «Химия и жизнь», где традиционно был сильный литературный отдел, потом в «Юности» и других журналах. Вскоре появились и книги: мои сборники переводов английской юмористической поэзии и стихов для детей выходили в ведущих издательствах – Радуга Эксмо, Азбука, Яуза, Речь и других.

Однако многое из написанного по разным причинам в них не вошло: где-то не совпадала тема, где-то не умещался объем. В результате, у меня образовался целый цикл неопубликованной лирики, который я и представляю вашему вниманию в этой книжке. Вместе с тем, она дает представление и о двух других направлениях моей литературной деятельности – стихах для детей и переводах – значительная часть которых пока тоже не попала в фокус внимания издательств. Я выбрал то, что мне особенно нравится. Отсюда и название книжки, «Кода» – заключительная часть музыкального произведения, проигрывающая главные ее темы.

2022

Часть I

Лирика

На рассвете

Когда дойдешь до высшей точки —не высоты, но напряженья, —и виноградны сны о строчкеуже на грани пробужденья —как дуновенье ниоткудаили из-под семи печатейвлетает ветреное чудозачатья слов, себя зачатья.

1982

Март

Это зим недосып,и в порядке вещейэтой синьки рассыпаннойполный кошель.Это солнце строгаетснега на кисель,и все шире дуга,и быстрей карусель.Это ветки и скрепкивплетая в плетень,поспевает на спевкилесная артель.Это круглые сутки,в трезвон пустомельвовлекая сосульки,долдонит капель.Это март в бесплацкартном,забыв про постель,продувается в картыи едет в апрель.

1976

Стихи о поэзии

1.Это помнят скрипы ставенвсе дворовые качели.Это детство непрестаннопробивается сквозь щели.Это взрослые подросткиразговаривают с миром —камнем, пущенным по прозе,облака стригут пунктиром.2.

Это путаным маршрутом

Время рыскает по тропкам,

чтобы знать в сию минуту

каждую ее подробность,

чтобы осыпи осколков

зеркалами отражая,

прошуршать в калейдоскопах

всех столетий витражами.

3.Это хочет воздух пьяныймять березовые пряди,растянувшись на полянешевеленьем лунных пятен.Это шум зеленокудрыхвечер гонит в деготь ночи.Это скрипка в смолокурнехочет петь и трогать хочет.4.Это белого безмолвьязолотая лихорадка,Это верить, что замолитвсе грехи одна тетрадка —чтобы всей прошитой стопкой,наготою каждой датыв путь пуститься на растопкуи тебя зажечь когда-то.

1980

Аэродром

Три сотни верблюдов продеты в иглу,и весь караван впопыхахтюками проносит белесую мглуна взмыленных белых горбах.Смеется, плюется, визжит аксакал,хозяин горбов и глыб,и плетки свистят и вонзают в закатлиловый закал иглы.Оглохшие рыбины ловят ртомкрасные вопли жабр.Вторые сутки аэродромв дымную наледь вжат.Мурлычет справочное бюро,едва шевеля хвостом.Заляпан пеной февральских юродствостекленелый дом.Он дышит надрывно, как пылесос,вбирая вселенский транзит,и в кожуре оранжевых солнцнетвердой ногой скользит.Над гулом галерки большой леденецвисит штандартом побед;третий период, скоро конец,и ночь без особых примет.

1978

Из цикла «Соловецкие этюды»

1. Мыс Печак

Извивом березкикурчавясь в плечах,барашки и в блесткивонзился Печак.И лакмусом вышкисверяет простори дел мелочишки,и жизни раствор.

2. Большой Заяцкий остров

Вот все, что оставил здесь царь и матрос:Андреевской церкви ободранный тес,облупленной луковки блики —как Богу и совести загодя взносза боль колоколен, за тягостный спросу воли высокой и дикой.

3. Прощальный вечер в Соловках

Где бледен топляк от белесой волны,где рыжий лишайник сосет валуны,где бывшие кельи сдаются внаем,мы ужин прощальный сегодня даем.И мы попросили, и старший из насподумал и встал, и сказал, не чинясь:Хочу я в хаосе узор различитьи в пестряди прошлого – главную нить.Как часто Россию терзали в войне,но русский от русского вынес вдвойне.И плач под монголом, и стоны вековне громче немотства ее соловков.И голос его был невесел, но тверд,как формула пройденных временем верст.И горькую стопку он выпил до дна;и выпили мы; и была тишина.Он был альпинист, и лепила борьбабугры его плеч и бугор его лба.

1981

Ракурсы Тбилиси

1.На Тбилиси дождик пролилсонмы солнечных огней,и его зеленый профильстал в два раза зеленей.Влево —улицывзлетали;вправо —падалив Куру,а проспект горизонтальювел по талии к ребру.Он умел приволочиться,он смеялся и хитрил,голубым прибоем джинсовобметая пыль с витрин.И беспечен был и неженвзгляд его.Щека в щеку,как касания черешен,встречи девушек безгрешноисполнялись на бегу.Сколько лиц, давно знакомых,только память распахнуть!Город шел наплывом, комом,набегал волной на грудь.Я с тобой, куда же деться,виражи в обрывах дуг.Связь времен руками детствазамыкала в сердце круг.2.Сизой бронзой Руставелизавершал земной маршрут.Свитый из стальной куделиубегал к высокой целив синем небе черный шнур.С пикой, поднятой, как видно,только для отвода глаз,как валькирия, Мтацминдак нам навстречу понеслась.Рядом щебет:«Наш Тбилиси —это маленький Париж!»Город вверх по склону длилсяостриями кипарисов,ржавыми щитами крыш.С площадкия смотрел в его лицо,рассеченное нещадномокрым сабельным рубцом.На горячий глаз нацелясь,он вгрызался в скулы скали раздробленную челюстьНарикалы огибал.Этот знак резни и сечиутверждал иной престиж:город нес свои увечья,без оглядки на Париж.Он искус меча и чашиставил выше всех искусств;он не мир сулил входящим —или бой,или союз.Он предел своих подобийвывел в знаках языка:с колыбелей до надгробий«гамарджоба» и «мшвидобит»[1]здесь и судьбы и века.И хребтовою громадойпридавив инфинитив[2],он глагол своих грамматикв небо голубем ввинтил!

1976

Кругосветка

Я не взойду под опахалаливанских кедров. Никогда.Глазурь узоров Тадж-Махалане окуну в лазурь пруда.Я из гостиницы в Канберрене выйду рано поутру,чтобы в саду, глазам не веря,кормить с ладони кенгуру.За створками закрытой двери,как доколумбово руно,висят овчины двух Америк.Открыть ту дверь мне не дано.Я не сомну газон Гайд-парка,не постою в толпе зевак,чтоб выудить из речи жаркой,ее затейливый зигзаг.Страна галантных перехлёстов,твоя столица всех столиц,как перекрытый перекрёстокдо дыр зачитанных страниц.Милана мрамор, камень Кёльна,моим зрачкам не отражатьуколов готики игольнойс закатной розой витража.Не замереть под капительюи небом тем не занемочь,где боги русые смотрели,как становилась все смуглееи непонятнее их дочь.Не поплыву по водам Влтавы,склонясь к ним с Карлова моста;и под каштанами Варшавыее певучести шершавостьне научусь читать с листа.Ни в Зальцбург, ни в раёк Ла Скалане проложу я свой маршрут.О страннике мне спой, Дискау,пусть не находит он приют.Вершись, мой замысел громоздкий.На трех китах тисненый круг.Кудрявь струистые бороздкиалмазным клювом, птица Рух!А гринвичский зачин Биг-Бэнаразложит мне на голосабольными бронхами антеннывсе часовые пояса.Страна моя, твой вал зубчатыйкостями подданных хрустит,и чтó там стыд семи печатей,семи провалов Атлантид.Монаршья вечная растрава,параноические сны.Расширенный зрачок госстрахапред сонмом беглых крепостных.Вольнó тебе собой гордиться:шестая часть – отделена!И в каждое окно глядитсятвоя колючая граница,твоя китайская стена.

1971

Из цикла «Концами строчек»

Твой наряд

Не залпы платьев, не заплатзелено-желтое удушье —на девушке был детский плащ,и ход событий был нарушен.Он верх одерживал шутя,он на ладонь был выше юбки,и шли за ним его поступкибесхитростные, как дитя.Под перекрестьями оконон мог, раскованный, как ветер,гусарить в уличном балетегусиным шагом при лафетеиз протокольных похорон.Он шел на канонадный гули посвистам не клал поклоны.Он пальцем не пошевельнул,Когда я взял ее ладони.И мне ли старому бойцузатейных пламенных баталий —и не к лицу, и не к венцу,и отпуск близится к концу,и всё больнее, и так далее.Но с телефонной хрипотцойее встревоженного «Где вы?»по-прежнему созвездьем Девывеснушки крапили лицо.Кура неслась, рукоплеща,и ветер шевелил аншлаги.Шел май с цветами и прельщалрисковым счастьем в полушаге.

Концами строчек

У изголовья сел, на беломснегу,взяла ладонь мою себепод щеку.Наказ бессонниц был беспечен —врачуй!Концами пальцев – от предплечьяк плечу.Грозило сердце достучаться,спросить.Косяк глазами домочадцевкосил.И свет усиливал сигналголосови половицы рассекалполосой.Пять струн сводили все немотыв одну —в разрыв годов, в разлом длиннотышагнул.Ожогом губ ловил пять струекветров,мизинец инеем приструнил —не тронь.Ознобом магм, на всех наречияхбездн,кострами гор лечу в предплечьянебес —где локтя млечная излука,и сонь,где звезды падают без звукав ладонь.И край тахты играл проваломпружин —манил, как страж, как зазывала,страшил.И были губы близко-близкок губам.И светофорил скресток рисков —убавь!Одним касанием дыханья,едва —уснувших ледников молчанье,и – рва.Концами строчек – от предплечьяк плечутвоих возлюбленных предтечейлечу.Пусть первенец вторых пришествийтвой ледследами этих путешествийпрольет.Пускай – всем лавам вопреки —на щеку,на приворот его руки —ручейку.Пускай – до розовой тряпицыв окне —пускай ему все это снится —не мне.Наказ бессонниц был беспечен —болей!Концами рек – на всех наречьяхморей.

Письмо в больницу

Когда житьё не клеится —развлечься и рассеяться.А если заболеется —Хоть начитаться всласть.Мне хочется надеяться,что хворь твоя – безделица,случайная пришелица,недолгая напасть.В какое имя дымное,как в платье древних римлянок —торжественное, длинное,она облачена?Латынью этой выспреннейприравненная к истине,понятна ли таинственна лидля тебя она?Легко ли засыпается,когда глаза слипаютсяи в забытьё врываютсяночные голоса?Накатывают, катятся;в их плеске, в их сумятицеты слышишь тот, что маетсяодышкой беглеца?Он вышел было к просекеИ снова в чащу бросился —В твое многоголосие,В кудрявый рыжий лес.Не птичьими истомами —он хрипами исторгнулся,чтобы в твою историювписать свою болезнь.Пусть бред ее расхристанныйв столбняк графы протиснулся,но как уложишь истинув температурный лист?Что градус вожделеньица —она сверхновой пенится!И начеку смиренница,застывшая, как рысь.

«Когда тебя настигнет рок…»

Когда тебя настигнет рокизольдовых отрав,и обожженное нутрокричит, что не игра,и просит всех семи ветров;когда, глаза продрав,глядишь, как в лепеты осинв дождливый трепет век,и в вены ввинчен скрип оси,как в правый берег рек;и подставляет свой торецвремен круговоротприростом годовых колецна шаг ее щедрот.

«До свиданья и спасибо…»

До свиданья и спасибо —убегу от всех щедрот,если суммой недосыпаправят разности широт.От неправильности правил,от естественных наук —потому что миром правитнеестественность разлук.Потому что хмурит бровивремя, и – лови момент,чтобы вновь в моторном ревеюжный слышался акцент.Это значит – будет город,от которого отсчет,это значит – будет дворикменьше собственных ворот.Словно в рот воды набравший,захлебнувшийся тоской,встретит лужею вчерашнейи всегдашнею доской.И трамвай железным лязгомшевельнет сырую сонь,и стена потёком грязнымпоцелует мне ладонь.Мой звонок тебя разбудит,вспыхнет свет, метнется тень,и закрутит белый пуделькоролевскую метель.Ничего, что я нежданный —я давно желанный гость.Две бутылки гурджаании стихов тугая гроздь.

Скорей!

Скорей, скорей – тебе сказать,покуда март идет расколом,и ересь закипает комоми жаром обдает глаза, —что снег тайком ушел в леса,захлебываясь в смертной муке,и простирает к небесамберез обугленные руки.Скорей, скорей – тебе сказать!Скорей, скорей – тебе сыграть,пока вода приходит в память,чтоб с первых фраз себя обрамитьнаброском в нотную тетрадь, —как Волга сбрасывает кладь,литавры обращая в шорохи голубеющим мажоромистаивая в тишь и гладь.Скорей, скорей – тебе сыграть!Скорей, скорей – тебе пропеть,пока слова не понаслышке,и в недомолвки и в излишкиих тянут дерево и медь, —что ветру страшно не поспеть,и обрывает телефоныгорячка сотен Калифорний —таких удач не будет впредь!Скорей, скорей – тебе пропеть!Скорей, пока в кону – миры,и древняя игра природытасует в стаи птичьи сходы,пока не делают погодыпо правилам другой игры,пока нам только и везлосрываться, головы теряя, —скорей, пока поет крыло,пространство смыслом наделяя!

Год спустя

… А в сумерках подслеповатыхсвои отмечу я права,дарованные этой датой, —засесть и обратить в словабагрово-мглистую заплатуи слезы горнего вдовства,свинцовой Волги маслянистость,деревьев черный силуэт,вороний вальс и менуэтзонтов и велосипедистов.Привычный дубненский портрет,но в твой его никак не втиснуть.Как опрокинутый букет,ноябрьский день пожухлых листьев —сонет с рябиновою кистью.

Этери

Н. Д.

Когда, пройдя сквозь бурелом,я и в глоток воды не верил,я взял кувшин из рук Этери —как некогда Абесалом[3].Был дар протянутой руки,не помышлявшей об ответном.И небодобряком отпетымсулило отпустить грехи.Вода бежала, как призыв,и две судьбы, как две ладони,тайком прижатые в вагоне,разучивали свой язык.И воздух создавал слова —пароль травы и отзыв рощи,и по воде широкий росчеркпередавал на них права.Этери и Абесалом…Нас никогда не свяжет тостомпрекраснодушье тамадовстваза шумным праздничным столом.Мы два дыханья не сольём.Река течет,и нас разносит.И голосит одноголосье —как некогда Абесалом.Она была родней родных,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

По употреблению эквивалентно русским «здравствуй» и «до свидания», но буквально означает: «с победой» и «с миром».

2

У грузинского глагола нет неопределенной формы – инфинитива; его роль выполняет отглагольное существительное.

3

«Абесалом и Этери» – опера классика грузинской музыки Захария Палиашвили (1871–1933)