скачать книгу бесплатно
Экономистов часто упрекают в том, что источник всеобщего благополучия мира они видят только в рынке и конкуренции. В политических дискуссиях к ним нередко относятся как к оторванным от реального мира теоретикам, обитающим в башне из слоновой кости академической науки. Считают, что их вера в рынок зиждется на идеях «турбокапитализма», которые нельзя принять уже только по причинам социального характера. Кроме того, как полагают, рынок с чисто экономической точки зрения не всегда приводит к разумным результатам, и поэтому его необходимо корректировать с помощью политический мер воздействия.
С такого рода обвинениями сталкивались еще классики теоретической экономики в XIX в. Им ставили в упрек то, что они высказывались в пользу экономической политики laissez faire, понятие, которое было предложено экономистом-физиократом Жаком Тюрго (1727–1781). Laissez faire просто означает, что не следует вмешиваться в естественный ход вещей. В более позднее время в этом же смысле стали употреблять понятие «манчестерский капитализм», – в конце XIX в. город Манчестер был центром английского движения за свободу торговли. В наше время также говорят о «рыночных радикалах», тем самым в понятийном отношении причисляя либеральных экономистов и политиков к беззлобным экстремистам.
Социалист Фердинанд Лассаль (1825–1864) придумал для экономики, управляемой главным образом рыночными силами, понятие «государство как ночной сторож», которое охотно используют и в наши дни. Лассаль был видным политическим деятелем рабочего движения, который в 1863 г. основал Всеобщий германский рабочий союз, организацию-предшественницу Социал-демократической партии Германии. Он погиб на дуэли с мужем своей возлюбленной в возрасте 39 лет.
Читая труды экономистов классической школы, нельзя не видеть, что они отнюдь не ограничивали роль государства обязанностями «ночного сторожа». Хотя и верно, что как физиократы, так и классики доверяли силам рынка, во всяком случае, гораздо сильнее, чем политике, однако уже Адам Смит понял: существуют определенные задачи по поддержанию внутренней и внешней безопасности, которые может выполнить только государство. К этим задачам он относил прежде всего предоставление инфраструктуры, например транспортных путей и уличного освещения. А Джона Стюарта Милля даже считали тайным социалистом. Он был не только одним из руководителей движения за права женщин, но и, например, ратовал за введение радикального налога на наследство. Хотя в то же время он выступил против прогрессивного подоходного налога, считая его «мягкой формой грабежа».
Сегодня различают три большие сферы, в которых государство несет особую экономическую ответственность. Такое различение было предложено еще Ричардом Масгрейвом, который видел важные задачи государства, во-первых, в стабилизации экономического цикла, во-вторых, в корректировке распределения доходов и, в-третьих, в обеспечении эффективного размещения ресурсов. Под этим словом понимают принятие решений об использовании ограниченных факторов производства и о видах и количествах благ, которые должно производить народное хозяйство. По сути дела, речь при этом идет о проблеме, которую должен был бы решать рынок. Однако Масгрейв отмечал ряд случаев, в которых государство и в этом вопросе должно оказывать направляющее влияние.
При этом он проводит принципиальное различие между личными, мериторными и общественными благами. Только на чисто личные блага, такие, как одежда, автомобили и т. д., должно целиком и полностью распространяться действие законов предложения и спроса. Напротив, применительно к мериторным благам государству следует активно использовать свои возможности, имея в виду их предоставление. Поскольку спрос хозяйствующих субъектов на эти блага вследствие не всегда разумного поведения людей может быть или слишком маленьким, или очень большим, государство, согласно Масгрейву, должно создавать положительные или отрицательные стимулы, например предоставляя субвенции спортивным союзам и облагая повышенными налогами сигареты. Эта патерналистская идея вновь активно обсуждается сегодня в ходе дискуссии об «истинном» содержании благосостояния и счастья. Либеральные экономисты при этом чувствуют определенный дискомфорт, особенно когда им приходится судить о разумных и неразумных потребительских желаниях.
2. Естественные коллективные блага
Иначе обстоит дело в случае с общественными благами, которые следовало бы лучше назвать естественными коллективными благами. Здесь речь идет не о дееспособности граждан и не о в первую очередь вопросах распределения, как можно было бы подумать. Поскольку естественные коллективные блага – это такие блага, которые по определенным причинам рынок не предоставляет в достаточном количестве, хотя люди и желают их приобрести. Согласно Масгрейву, для такого провала рынка имеются главным образом две причины.
Первая причина заключается в отсутствии соперничества в потреблении определенных видов благ. Хрестоматийным примером, иллюстрирующим эту ситуацию, является дорога или мост. После того как мост построен, было бы желательно, чтобы им воспользовалось как можно больше людей, поскольку это не связано со сколько-либо значительными издержками. В использовании моста господин Майер не соперничает с госпожой Шульце, в отличие от, например, ситуации с яблоком, которое может быть съедено только одним из них. Поэтому, как пишет Масгрейв, никому не следует мешать путем повышения цены как можно чаще пользоваться мостом.
В условиях конкуренции, однако, частный владелец моста может увеличить размер сбора за его пользованием, чтобы возместить издержки на его строительство. Эта мера приведет к тому, что многие откажутся от дальнейшего использования моста. Поэтому частное финансирование строительства моста, согласно Масгрейву, вызовет неразумное с народнохозяйственной точки зрения недоиспользование его возможностей. Было бы лучше профинансировать мост за счет налоговых средств и затем предоставить его в бесплатное пользование граждан.
В принципе этот аргумент применим ко всем благам, производство которых связано с так называемыми постоянными издержками и использование которых каждым последующим потребителем, соответственно, почти не приводит к возникновению дополнительных издержек. Здесь мы вновь сталкиваемся с проблемой естественных монополий. Наряду с дорогами и мостами к таким монополиям относятся, например, плотины, железные дороги и телефонные сети, а также канализация, полиция и национальная оборона. «Естественными» эти монополии являются потому, что все их издержки почти не зависят от числа пользователей, так что с каждым дополнительным пользователем издержки на единицу продукции у них уменьшаются. Как мы уже видели, при такой динамике издержек теоретически на рынке в конце концов останется только один производитель, т. е. монополист. В действительности большинство этих благ предлагают само государство или находящиеся под государственным патронажем монополистические предприятия.
Следует с известной осторожностью относиться при этом к аргументу отсутствия соперничества в сфере потребления. Если, например, наш мост окажется столь востребованным, что на нем возникают заторы, то тогда этот аргумент будет не вполне корректен. С тем чтобы ограничить спрос на использование моста с учетом его пропускной способности, в этом случае по общим экономическим соображениям будет разумно ввести плату за его использование. Если спрос столь велик, что сумма этих сборов будет достаточна даже для покрытия постоянных издержек, то тогда можно и нужно будет передать его финансирование в частные руки. Это положение верно также и по отношению к железнодорожному транспорту и системе электро- и водоснабжения, работающих на пределе своих возможностей. Здесь следует отметить, что предоставляемые этими предприятиями продукты, например электричество и вода, вполне отвечают всем признакам потребительского соперничества. В то же время этот принцип неприменим к мощностям самих сетей. Поэтому во многих странах государство предоставляет только распределительные сети (или, по крайней мере, участвует в контроле над ними), которые затем могут эксплуатироваться энергетическими, водяными и телефонными компаниями.
Таким образом, высокая доля постоянных издержек сама по себе не является достаточным основанием в пользу предоставления какого-либо блага за счет государства. В противном случае могли бы не существовать, например, частые теннисные залы или площадки для гольфа, чьи издержки в основном не зависят от количества их пользователей. Хотя, с технической точки зрения, ввести платные входные билеты в теннисный зал проще, чем обеспечить оплату за пользование дорогой. В этой связи также говорят, что величина транзакционных издержек рыночного финансирования в этих двух случаях различна. Собственно говоря, различие между частными и общественными благами можно даже главным образом свести к различию в транзакционных издержках.
В этой же связи в дискуссиях последнего времени, посвященных проблеме недостаточного соперничества в потребительской сфере, заговорили о так называемых клубных благах. Идеальное финансирование таких благ, как правило, заключается во взимании двухсоставного тарифа. Под этим понимают разделение цены блага на постоянный основной взнос и на сбор, величина которого зависит от количества посещений. Например, акционерное общество Немецкие железные дороги предлагает железнодорожную карту, которая дает право на скидку при поездке по всем направлениям. За более высокую цену можно даже приобрести годичную карту на бесплатный проезд в зоне обслуживания компании. Таким образом, покрываются постоянные издержки, но при этом потребителю не мешают использовать свободные мощности предприятия. Там, где такие решения возможны, проблема отсутствия соперничества в сфере потребления, как она была сформулирована Масгрейвом, в виде аргумента против предоставления соответствующих благ негосударственными компаниями отсутствует.
3. Непримениость принципа исключаемости
Рассмотрим теперь вторую возможную причину существования естественных коллективных благ, а именно неприменимость принципа исключаемости. Эта проблема часто возникает одновременно с недостаточным соперничеством в сфере потребления, хотя и имеет принципиально иной характер. Важнейший пример неприменимости принципа исключаемости мы можем почерпнуть из сферы окружающей среды.
В качестве такого примера возьмем лес. Лес приносит владельцу определенную пользу, в частности в форме дохода от продажи древесины. Однако в то же время лес выполняет важную экологическую функцию: он является «домом» для редких зверей и способствует образованию жизненно необходимого кислорода в воздухе. К сожалению, за выполнение этих функций рынок не предусматривает денежного вознаграждения. Каждый может свободно дышать лесным воздухом, не платя за это ничего владельцу леса. Никто не может быть лишен права пользования хорошим воздухом вследствие недостаточной платежеспособности – так говорят по этому поводу. В этом состоит принципиальное отличие коллективного блага «хороший воздух» от таких, например, чисто личных благ, как пряник или джинсы. Вследствие этого блага, в отношении которых принцип исключаемости не действует, на рынке, как правило, предлагаются в небольших количествах или даже вообще не предлагаются.
В качестве другого примера возьмем плотину. Как и в нашем примере с мостом, мы имеем здесь дело с отсутствием соперничества в потребительской сфере, но также с проблемой неприменимости принципа исключаемости. Все жители, которых плотина защищает от наводнения, заинтересованы в ее сооружении. Но в отличие от моста невозможно исключить граждан, которые не хотят участвовать в оплате издержек по строительству плотины, из числа людей, которые будут пользоваться ее защитой. Поэтому в данной ситуации невозможно обеспечить финансирование строительства за счет уплаты соответствующих сборов. Раньше эту проблему пытались решить таким образом, что каждый человек, получающий выгоду от плотины, должен был в принудительном порядке участвовать в ее строительстве. В случае отказа он должен был переехать на другое место жительства. «Тот, кто не хочет строить дамбу, должен уехать» – так гласило одно из положений фризского закона о строительстве дамб. В наши дни плотины, национальная оборона, полиция и другие блага, на которые не распространяется действие принципа исключаемости, финансируются из бюджетных средств. Другими словами, здесь речь идет на самом деле об общественных благах «по праву рождения», предоставление которых не может быть вменено в обязанность рынку.
4. Внешние эффекты и проблема окружающей среды
Вернемся еще раз к проблеме окружающей среды. Она заключается не только в том, что имеется слишком мало стимулов для того, чтобы, например, с помощью лесохозяйственных мероприятий активно улучшать экологию. Главная проблема – это многочисленные выбросы, которые загрязняют окружающую среду и даже создают реальную угрозу ее полного разрушения. Общественное мнение, как правило, обвиняет в загрязнении воздуха и воды бессовестных предпринимателей с их ненасытной жаждой наживы. Однако экономическая теория провалов рынка экономике показывает, что корни проблемы следует искать гораздо глубже. На это указывает также тот факт, что в бывших социалистических экономиках окружающая среда испытывала не меньшее негативное воздействие, чем в капиталистических экономиках Запада.
Общая проблема в обеих экономических системах заключается в том, что при эксплуатации окружающей среды, в отличие от эксплуатации частных ресурсов, например при добыче угля или железной руды, не существует автоматически действующего принципа исключаемости. Не конкретный виновник загрязнения покрывает издержки своего поведения, а все общество. По этой причине у каждого есть стимул пользоваться природными ресурсами за счет общества. Это утверждение справедливо как для капиталистов, ориентированных на получение прибыли, так и для руководителя социалистического предприятия, который, таким образом, может с меньшими издержками выполнять производственные задания. Такое положение дел также вполне устраивает и рядового обывателя, который, например, выбрасывает свой мусор на дикую свалку, вместо того чтобы утилизировать его в соответствии с экологическими требованиями. Речь здесь поэтому идет об общей проблеме социального иждивенчества, которая мало связано с конкретным экономическим строем.
Возможные решения этой проблемы можно наилучшим образом проанализировать с привлечением понятия внешних эффектов. Под ними подразумеваются общехозяйственные издержки или доходы, которые возникают не у виновников загрязнения окружающей среды, а у третьих лиц. В двух первых примерах мы имели дело с положительными внешними эффектами: владелец леса и строители плотины выполняют полезную для общества работу, которая не будет оплачена по рыночной цене. В результате в чисто рыночных условиях возникнет тенденция к уменьшению посадки лесов и возведению плотин в необходимых количествах, что было бы нежелательно.
Напротив, загрязнение окружающей среды – это пример отрицательных внешних эффектов (экстерналий). То есть речь идет о ситуации, в которой виновный хозяйствующий субъект не несет финансовой ответственности за причиненный им ущерб. По этой причине экологически вредные действия в целом носят более обширный характер, чем это имело бы место в противном случае.
Каким же образом следовало бы подойти к решению этой проблемы? На первый взгляд, казалось бы, что необходимо просто запретить любые виды загрязнения внешней среды, обеспечив строгий контроль над соблюдением запретительных мер и введя высокие штрафы за их нарушение. Однако это привело бы к прекращению любой хозяйственной деятельности. Невозможно, например, производить и эксплуатировать автомобили, исключая даже самые минимальные экологические загрязнения. Это верно и по отношению к железной дороге, как и к почти всем другим продуктам, необходимым нам в повседневной жизни. Так, парикмахеру для мытья и сушки волос клиентов требуются электричество и вода, более того, его клиенты должны воспользоваться более или менее экологически вредными транспортными средствами, чтобы добраться до него. То есть в реальности речь может идти только о том, чтобы загрязнение окружающей среды, связанное с хозяйственной деятельностью, не выходило за приемлемые рамки.
Предположим, что эти рамки каким-то образом количественно определены и зафиксированы законодательными нормами. Теперь будет необходимо решить, кто, как сильно и в каких целях наносит вред окружающей среде. При этом должны быть соблюдены два условия: во-первых, общий объем загрязнения не должен превышать установленные пределы, и во-вторых, необходимо как можно рациональнее распределить «права на загрязнение» между отдельными виновниками.
У убежденного борца за чистоту окружающей среды понятие «права на загрязнение» возможно вызовет шок. Тем не менее любая экологическая политика неизбежно должна осуществлять распределение таких прав, хотя этот факт далеко не всегда лежит на поверхности. Однако тот, кто выносит строгие запреты или большие штрафы, тем самым действительно распределяет права на загрязнение окружающей среды, степень которого определяется соответствующими показателями. То есть речь может идти только о том, чтобы организовать такое распределение наиболее рациональным образом. Что же под этим подразумевается?
Сначала необходимо уяснить, что в данном случае имеется в виду размещение редкого блага. Например, если выбросы в атмосферу углекислого газа ограничены 100 тыс. т в год, то тогда эти 100 тыс. т практически приобретают качество ограниченного производственного фактора. Их можно использовать при эксплуатации автомобилей, для производства обуви или отопления квартир. В этом случае углекислый газ ничем не отличается от других редких благ, таких как сталь, капитал или рабочая сила, в отношении которых мы также должны принимать решение о наиболее целесообразном использовании. Соответственно из признания этого факта можно сделать вывод о том, что при использовании углекислого газа можно применить такой же механизм, посредством которого определяется использование всех других благ, а именно – рынок и конкуренция.
Наиболее последовательное развитие этой идеи связано с именем чикагского экономиста Гарольда Демсеца (род. в 1930 г.). Он полагал возможным оформить права на загрязнение в виде соответствующих сертификатов, которые можно было бы продавать покупателям, предлагающим за них самую высокую цену. Этот механизм применяется сегодня в ЕС в отношении к выбросу в атмосферу углекислого газа, хотя он и предусматривает многочисленные исключения. В нашем примере, следовательно, было бы необходимо напечатать сертификаты с указанием на то, что их владельцам разрешена эмиссия углекислого газа в размере одной тонны в год. Тот, кто захотел бы выбросить в атмосферу 100 т, должен был бы приобрести 100 таких сертификатов, или прав на эмиссию. При этом должна быть обеспечена постоянная возможность их обращения на свободном рынке, так как в этой возможности и состоит их главное преимущество по сравнению со всякого рода запретами и предписаниями.
Если предприятие внедряет новое энергосберегающее оборудование и благодаря этому уменьшает первоначально разрешенное количество выбрасываемого углекислого газа, оно получает возможность продать часть прав на эмиссию, ставших ненужными, другому предприятию или частному торговцу. Цена сертификата определяется при этом рыночным спросом и предложением – как и в отношении любого другого ограниченного блага.
Такой искусственно созданный экологический рынок восстанавливает в силу принцип исключаемости и тем самым ликвидирует провал рынка, поскольку теперь только тот имеет право осуществлять выбросы вредных веществ, кто сначала приобрел соответствующий сертификат. Одновременно эти сертификаты автоматически оказываются там, где потребность в них особенно велика, так как каждое предприятие-загрязнитель имеет право выбора или приобрести сертификат или уменьшить выброс вредных веществ за счет проведения необходимых мероприятий. Если стоимость таких мероприятий относительно невысока, предприятие не захочет покупать сертификат, поскольку это обойдется ему дороже. И наоборот, тот, у кого недостаточно возможностей сократить эмиссию вредных веществ, должен будет приобрести соответствующее количество прав на эмиссию. В результате желаемое сокращение выбросов вредных веществ как тенденция проявит себя там, где его издержки и недополученная прибыль будут наименьшими. Очевидно, что в общеэкономическом смысле такое решение проблемы представвляется весьма разумным.
Помимо этого торгуемые права на эмиссию вредных веществ создают сильные стимулы для постоянного поиска новых возможностей уменьшения загрязнения окружающей среды, поскольку с каждым новым успехом на этом пути снижается потребность в соответствующих сертификатах. Такой подход представляется особенно привлекательным еще и по той причине, что он реализуется без какого-либо давления со стороны государства. Не государство должно придумывать меры снижения нагрузки на окружающую среду, чтобы затем предписывать их выполнение предприятиям, а сама экономика делает эту работу вполне добровольно, поскольку тем самым она может сокращать производственные издержки! Сегодня уже многие «зеленые» политики осознали, что этот путь позволяет использовать силы рынка, вместо того чтобы с помощью бюрократических директив воспрепятствовать их проявлению.
Как часто бывает, и здесь дьявол кроется в мелочах. Так, одна из проблем заключается в том, что многие вредные вещества по-настоящему оказывают негативное воздействие на окружающую среду лишь локально. Это, в частности, относится к шумовому загрязнению, а также в определенной степени к загрязнению атмосферы и водоемов. В данном случае содержание сертификатов было бы необходимо определить в зависимости от конкретного региона, что, однако, значительно усложняет механизм их использования. Кроме того, разумеется, необходимо обеспечить контроль над тем, чтобы никто не выбрасывал больше загрязняющих веществ, чем это предусмотрено в его сертификатах. Затраты на реализацию соответствующих мер, если речь идет о подвижных источниках эмиссии вредных веществ, таких как, например, автомобили, будут вероятно слишком велики. Хотя в этом случае можно было бы просто обязать автозаправочные станции приобретать права на выбросы вредных веществ, включая соответствующие расходы в цену бензина.
Механизм использования прав на выбросы углекислого газа в ЕС до настоящего времени работал достаточно успешно. Собственно говоря, его следовало бы ввести в действие во всех странах мира, поскольку охрана климата превратилась в глобальную проблему. В противном случае предприятия, осуществляющие производство в странах ЕС, будут поставлены в неравные условия конкуренции с компаниями в других регионах, поскольку они вынуждены покрывать все издержки, связанные с охраной окружающей среды. Именно по этой причине существуют многочисленные исключения, освобождающие от обязанности приобретать права на выбросы вредных веществ, что очевидно противоречит заложенной в них изначально идее. В то же время не в пользу сертификатов говорит тот факт, что их цена после выпуска довольно быстро снизилась. Хотя он одновременно свидетельствует и о том, что предприятия, осуществляющие технологические меры по сокращению выбросов углекислого газа в атмосферу, добились в этой области значительных результатов, и их спрос на права на выбросы уменьшился. Самое главное заключается, однако, в том, что при использовании и этого механизма в любом случае сохраняются законодательно установленные нормативы выброса вредных веществ независимо от того, как дороги или дешевы соответствующие сертификаты.
Одной из альтернатив данному механизму является взимание сборов за загрязнение окружающей среды, которые были предложены английским экономистом Артуром Пигу (1877–1959) еще в 1912 г. Налогом Пигу могло бы, например, облагаться использование отдельных энергоносителей в зависимости от того, какой вред они наносят окружающей природе. Если речь идет об углекислом газе, то тогда это могло бы быть вполне разумным решением, поскольку в этом случае нагрузка на окружающую среду почти полностью будет зависеть от того, какие энергоносители и в каких количествах применяются при производстве энергии. При этом изменение величины налога должно было бы постоянно происходить таким образом, чтобы объем выбросов вредных веществ не превышал допустимых значений. Несмотря на то что вследствие неравномерности экономического роста применение такого механизма было бы связано с определенными проблемами, он позволяет надеяться, что выбросы вредных веществ могут быть по крайней мере хоть как-то поставлены под контроль.
Существуют, однако, такие виды загрязнения окружающей среды, применительно к которым данный механизм не работает. К ним, например, относится шумовое загрязнение, вызванное работой газонокосилок. Вряд ли мы сочтем приемлемой ситуацию, в которой наш сосед в воскресный день имеет право нарушать наш заслуженный покой только потому, что он уплатил за это право соответствующий сбор. И уж тем более это относится к выбросу канцерогенных веществ или других субстанций, наносящих непосредственный вред нашему здоровью. В таких случаях никак нельзя обойтись без применения норм законодательства об общественном порядке, т. е. просто законодательного запрета этих выбросов или ограничения их до приемлемого уровня.
5. Справедливы ли сборы за загрязнение окружающей среды?
Рассмотрим теперь одно из принципиальных возражений против рыночного решения проблемы охраны окружающей среды. Так, широкое распространение получило утверждение о том, что выпуск сертификатов на право загрязнения окружающей среды или взимание экологического налога несправедливы, поскольку только крупные концерны и состоятельные люди могут позволить себе загрязнять природу, в то время как простые граждане должны ограничить себя в этом праве. На первый взгляд этот аргумент кажется убедительным, однако он может быть с таким же успехом использован против любого проявления рыночных цен. Следуя этой логике, было бы необходимо вывести из-под влияния механизма рынка также другие ограниченные блага, таких, как бензин, вода или хлеб, и организовать их распределение государством.
Опыт, не в последнюю очередь бывших социалистических экономик, показывает, однако, к чему приводят подобные меры, – их неизбежными следствиями были бы неэффективность, расточительство и коррупция, политическая борьба за ограниченные природные ресурсы, которая могла бы легко привести к возникновению системы подавления меньшинств. Как только государство начинает предписывать, сколько бензина, горячей воды или топлива имеет права потребить в течение года каждый гражданин, можно утверждать – произвол и перманентные социально-политические раздоры уже запрограммированы. Поэтому было бы экономической и политической ошибкой смешивать решения, связанные с размещением имеющихся ресурсов экономики, с вопросами распределения <доходов>. Регулирование использования благ будет более эффективным и менее конфликтным, если оно происходит посредством механизма предложения и спроса. Вопросы распределения должны решаться там, где они возникают, т. е. при образовании доходов и их налогообложении.
К сказанному следует добавить, что было бы нереалистично ожидать концентрации всех прав на выбросы только в руках немногих крупных предпринимателей при их полной недоступности для мелкого бизнеса и частных граждан. Даже благополучная в финансовом отношении компания будет приобретать дорогостоящие ресурсы и права только в том объеме, в котором они ей действительно нужны и от которых она не может отказаться за счет, например, улучшения производственных технологий. Нет оснований предполагать, что небольшие фирмы и отдельные граждане будут в этом вопросе в принципе ущемлены в своих правах. Анонимный рынок по определению одинаково относится ко всем его участникам со стороны спроса в отличие от государства, которое может на самом деле руководствоваться в решении этих вопросов весьма неадекватными соображениями.
6. Добровольные соглашения: теорема Коуза
Точка зрения, согласно которой внешние эффекты требуют соответствующих корректирующих мер государства, широко распространена в экономической науке. Однако она не является совершенно бесспорной. Одна известная теорема экономической теории утверждает, что при определенных обстоятельствах возникающие проблемы можно также решить на основе чисто личных соглашений. Названная теорема связана с именем американца Рональда Коуза (1910–2013), который за свои научные исследования в 1991 г. был удостоен Нобелевской премии.
Свою основополагающую идею Коуз разъяснил на примере скотовода, который пасет своих коров на лугу соседа. Очевидно, что мы имеем дело c отрицательными внешними эффектами (экстерналиями), поскольку коровы поедают траву на чужом поле, и их владелец ничего за это не платит. Однако можно взглянуть на данную ситуацию с другой стороны: если согласно действующему закону каждый имеет право свободного прохода через луг, принадлежащий частному владельцу, то тогда владелец луга создает положительные внешние эффекты на пользу всего общества. Хотя в этом случае он будет не в состоянии содержать его в надлежащем порядке, не получая за это никакого вознаграждения, что также является проблемой.
При этом, согласно Коузу, неважно, в чьей собственности находится луг; в любом случае обе участвующие стороны заинтересованы в том, чтобы добровольно договориться о размере платежей за его использование, которые трансформировали бы изначально внешний эффект во внутренний. Главное, чтобы при этом был однозначно решен вопрос об отношениях собственности.
Предположим вначале, что луг и все права пользования им принадлежат соседу скотовода. Тогда скотовод заинтересован в том, чтобы выкупить у соседа права на луг. По этой причине, говорит Коуз, обе стороны вступают в переговоры, чтобы согласовать соответствующую цену за луг.
Представим теперь, что скотовод имеет право на выпас своих коров в любом удобном для этих целей месте. В таком случае уже владелец луга будет заинтересован побудить скотовода рачительно использовать луг. То есть он предложит скотоводу деньги или другую компенсацию за то, чтобы тот ограничил количество коров, пасущихся на лугу.
Будут ли эти переговоры успешными, не зависит, согласно Коузу, от того, имеем ли мы дело с первой или второй ситуацией. Если выгода скотовода больше, чем убытки владельца луга, то тогда в конечном итоге его коровы будут пастись на лугу соседа. Если же убытки превышают выгоду, то тогда скотоводу придется искать другое пастбище для своего стада. Другими словами, переговоры в любом случае приведут к оптимальному результату, независимо от того, каким образом распределены права собственности, но они должны быть в принципе распределены предельно однозначно!
В теоретическом отношении теорема Коуза выглядит весьма элегантно, однако ее практическое применение связано с некоторыми трудностями, который видел и сам Коуз. Так, например, жители домов, прилегающих к электростанции, теоретически могли бы объединиться, чтобы, дав ее владельцу отступного, побудить его перенести электростанцию на другое место. Тем не менее весьма сомнительно, что такое совместное решение будет согласовано на практике, так как в случае успеха все жители окажутся в выгоде от этого мероприятия, независимо от того, участвовали они в сборе отступной суммы или нет. Мы вновь сталкиваемся здесь с проблемой безбилетника, в силу которой частное финансирование общественного блага «территория, свободная от электростанции» едва ли может быть осуществлено. Поэтому добровольные соглашения в таком случае, вероятно, не приведут к положительным результатам, даже если все жители стремятся к одной и той же цели и могли бы в принципе собрать достаточную сумму отступного.
В примере Коуза с коровами и лугом эта проблема не присутствует, так как в нем есть только один «вредитель» и один потерпевший. Однако такая ситуация встречается крайне редко. Кроме того, даже в этом идеальном случае следует учитывать, что хотя оба варианта распределения прав собственности и приводят к идентичным результатам в части размещения ресурсов, они вызывают совершенно разное распределение доходов. Поскольку если луг принадлежит соседу скотовода, то он в итоге оказывается в более выигрышном положении, чем в ситуации, в которой, наоборот, он был бы вынужден подкупать скотовода. Такая асимметрия в результатах воздействия распределения в случае практического применения теоремы Коуза может вызвать существенные политические проблемы.
7. Окружающая среда и политика
Подведем краткие итоги наших предшествующих рассуждений. В благоприятных случаях теорема Коуза, возможно, приведет к тому, что добровольные соглашения дадут удовлетворительные результаты в решении проблемы внешних эффектов. Однако не следует на это полагаться. Если согласие между «вредителем» и пострадавшим не будет достигнуто, то тогда потребуется вмешательство государства. Такое вмешательство будет разумным, если государство создаст для этого соответствующие рыночные механизмы, например в виде сертификатов или налогов в пользу сохранения окружающей среды. Если же такие механизмы не сработают, то тогда, как бы этого ни хотелось, будет необходимо прибегнуть к соответствующим законодательным мерам.
Сегодня в пользу рыночных решений проблемы окружающей среды высказываются даже партии зеленых, хотя изначально они с большей симпатией относились к директивным запретам и предписаниям. Среди причин такого переосмысления также, видимо, можно назвать возможность дополнительного привлечения в бюджет значительных средств за счет экологических налогов. В той мере, в какой при этом дело идет о целевых отчислениях, эти средства будут преимущественно использованы на цели охраны окружающей среды. И напротив, налоги, даже если их введение главным образом мотивировано соображениями экологии, в соответствии с так называемым бюджетным принципом универсальности по определению не являются целевыми сборами.
Также нет оснований для того, чтобы средства, полученные за счет экологических сборов, были затем вновь использованы в интересах улучшения охраны окружающей природы. Их функция состоит в том, чтобы обеспечить расходование ограниченных природных ресурсов, таких как чистый воздух или чистая вода, в терпимых пределах. Однако эту функцию они выполняют независимо от того, как конкретно происходит их распределение. Разумеется, эти денежные поступления могут быть также потрачены, например, на создание природного парка. Но объем мероприятий несравним с объемом средств, поступающих в бюджет за счет экологических налогов. И потом, зачем ставить размер природного парка в зависимость от финансовых поступлений из какого-либо определенного источника?
При определенных условиях вполне разумной мерой было бы введение экологических налогов с одновременным снижением других налогов, чтобы не слишком увеличивать налоговое бремя на экономику и граждан. В этом случае поступления в казну вообще не увеличатся, и вопрос об их целевом использовании отпадает.
Никак не оправданным представляется использование экологических налогов для регулирования потребления в политических целях, за исключением тех случаев, когда такой подход оправдан непосредственно задачами охраны окружающей среды. Если, например, экологические соображения диктуют повышения цены на бензин, то тогда такая мера должна быть распространена на все остальные виды использования минерального топлива, а также на все остальные энергоносители в зависимости от степени их участия в загрязнении окружающей природы. Нет ни экологических, ни экономических соображений в пользу того, чтобы, например, повышать цену на бензин и одновременно дотировать цены на уголь, как это в течение длительного времени имело место в Германии. Экологические налоги только тогда выполняют свою функцию, когда они взимаются последовательно и без каких-либо политических резонов.
Помимо этого необходимо постоянно держать в уме возможные альтернативные меры. Так, было бы не очень разумно вводить налог на парниковые газы только в одной-единственной стране. В ответ на такую меру соответствующие промышленные предприятия могут перенести производство за рубеж и оттуда продолжать загрязнять атмосферу. Страна, которая в этом случае выступит в роли «застрельщика», только понесет убытки за счет сокращения рабочих мест и нисколько не приблизится к поставленной цели уменьшения нагрузки на окружающую среду.
Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с проблемой безбилетника, но уже на международном уровне. Для каждой отдельной страны представляется более рациональным пропустить вперед другие страны в деле охраны климата. Таким образом, можно получить определенные выгоды, не участвуя при этом в расходах на соответствующие мероприятия. Эту проблему можно решить только на основе международных соглашений. В идеальном случае опять-таки можно было бы выдавать отдельным странам сертификаты на право выброса в атмосферу определенных количеств углекислого газа. Тогда в соответствии с этими сертификатами правительства должны будут ограничить вредные выбросы в своих странах.
Следует учитывать, что первоначальный выпуск таких международных сертификатов создаст немалые проблемы при их распределении. Если эти сертификаты будут продаваться с аукциона, то тогда, возможно, более бедные страны почувствуют себя заранее обделенными. Также нельзя организовать такое распределение исключительно в зависимости от размера населения страны, так как с таким принципом вряд ли согласятся промышленно развитые страны. Найти справедливое решение проблемы распределения квот будет не просто. Тем не менее необходимо сделать все возможное, чтобы в этом вопросе прийти к согласию на международном уровне. Даже не вполне удовлетворительное распределение сертификатов было бы в любом случае лучшим решением, чем дальнейшее загрязнение окружающей среды в международной конкурентной борьбе.
Глава 6
Справедливая заработная плата и право на труд
1. Тюнен и его формула естественного уровня заработной платы
Вряд ли можно найти другой экономический вопрос, который вызывал бы столько споров, как вопрос о справедливой заработной плате. На протяжении столетий экономисты ломали себе голову над этой проблемой, предлагая зачастую совершенно различные ее решения. Одним из заслуживающих внимания подходов является формула «естественного уровня заработной платы» Иоганна фон Тюнена, как он сам ее назвал. До наших дней Тюнен по праву считается одним из величайших экономистов в истории политической экономии, который, в частности, внес большой вклад в развитие теории капитала и размещения производительных сил. Он так гордился своей формулой, что даже завещал выгравировать ее на своем надгробном камне. И сегодня ее можно прочитать на могиле экономиста перед церковью небольшого городка Белиц. При этом многие экономисты считали, что именно кладбище является наиболее достойным местом для ее сохранения.
Свою формулу заработной платы Тюнен открыл на основе одной интересной теоретической модели, которая сильно перекликается с более поздними идеями крупного теоретика капитала Ойгена Бём-Баверка (1851–1914). Он исходил из того, что рабочие в принципе в любое время имеют возможность сами стать капиталистами. Для этого им только необходимо образовать группу и совместно использовать свои сбережения для того, чтобы приобрети машины и материалы, использовать которые будут затем другие рабочие, которых они позднее наймут на условиях повременной оплаты.
При этом, согласно Тюнену, возникал конфликт целей, имея в виду оптимальный размер заработной платы. Высокая заработная плата, с одной стороны, привела бы к тому, что рабочие были бы в состоянии создать значительные накопления и поэтому относительно легко собрать необходимый капитал. При этом, однако, было бы также необходимо распределить будущую прибыль между относительно небольшим числом «рабочих-капиталистов». С другой стороны, высокая заработная плата обернулась бы позднее более высокими издержками при оплате труда наемных рабочих, что привело бы к постепенному уменьшению общего объема прибыли.
Тюнен попытался определить оптимальный размер заработной платы, при котором рабочий-капиталист мог бы получить максимальный процент на вложенный капитал. Его знаменитая надгробная формула гласит, что эта заработная плата должно точно соответствовать среднему геометрическому двух величин – среднему продукту на одного рабочего, с одной стороны, и минимальному прожиточному уровню – с другой. Первая величина, очевидно, выражает максимально высокую мыслимую заработную плату, вторая – максимально низкий мыслимый прожиточный уровень, что в целом придает формуле, в известной степени, интуитивный характер.
Рис. 6.1. Иоганн Генрих фон Тюнен так гордился своей формулой, что даже завещал выгравировать ее на своем надгробном камне. И сегодня ее можно прочитать на могиле экономиста перед церковью небольшого городка Белиц в Восточной Германии.
Помимо этого Тюнен показывает, что при таком уровне заработной платы наемные рабочие также не получат дополнительных выгод, поскольку норма прибыли рабочих-капиталистов будет в точности соответствовать той повсеместно действующей процентной ставке, на которую могут рассчитывать наемные рабочие, размещая свои накопления на банковских вкладах. Поэтому неудивительно, что Тюнен считал, что он открыл «естественный уровень» заработной платы.
Предпосылки для построения его модели были отобраны без их увязки с реальностью и по этой причине не были убедительными. Прежде всего, именно в эпоху Тюнена не могло не вызвать сомнения само его предположение о том, что рабочие вообще будут в состоянии создавать значительные сбережения. Тюнен также вполне понимал это. Однако он верил в то, что эту проблему можно решить с помощью мер, направленных на содействие накоплению капитала.
На своем показательном сельскохозяйственном предприятии в Мекленбурге он на самом деле ввел систему пенсионного страхования для всех рабочих, которая существовала еще долгие годы после его смерти и благодаря которой Тюнен и сегодня пользуется большим уважением, в том числе и как политик-практик в сфере социальных отношений.
2. Теория трудовой стоимости Карла Маркса
Если Тюнен в ходе свих исследований мог наблюдать главным образом сельскохозяйственное производство, то Карл Маркс (1818–1883) был современником Промышленной революции. Сын адвоката из Трира, он изучал философию в Берлине и наряду с увлечением наукой активно включился в политическую деятельность. Его систематическая журналистская работа стала причиной его вынужденной эмиграции. В Брюсселе для лондонского Союза коммунистов он сформулировал основные положения знаменитого «Манифеста Коммунистической партии» 1848 г. В этом документе было выдвинуто требование отмены частной собственности на средства производства и права на наследство. В будущем предлагалось организовать централизованное управление производством, связанное с введением принудительной трудовой повинности для всех граждан.
Позднее Маркс вместе с семьей переехал на постоянное жительство в Лондон, где жил в чрезвычайно стесненных материальных условиях, зарабатывая на жизнь написанием газетных статей. В Лондоне был создан его главный научный труд «Капитал», первый из трех томов которого вышел в свет в 1867 г. Идейную, но главным образом также материальную поддержку Маркс нашел у своего друга Фридриха Энгельса (1820–1895), текстильного фабриканта из Вупперталя. Их дружба была настолько прочной, что Энгельс даже принял на себя права отцовства по отношению к внебрачному сыну Маркса – тайна, которую Энгельс раскрыл только незадолго до своей кончины.
Маркс полностью отверг капиталистическую экономическую систему. В то же время он не считал себя сторонником популярных в то время учений так называемых утопических социалистов. Его цель состояла в обосновании «научного социализма». При этом он отталкивался от идей экономистов классической школы, особенно Давида Рикардо, у которого он перенял теорию трудовой стоимости. Согласно теории трудовой стоимости все блага обмениваются в соответствии с количеством затраченного на их производства труда. Это утверждал еще Адам Смит, однако только применительно к примитивным хозяйственным формам деятельности. Так, например, по Адаму Смиту, за шкурку бобра на рынке можно было бы получить вдвое больше, чем за шкуру оленя, если для поимки бобра потребовалось бы вдвое больше времени, чем на охоту за оленем. При этом никто не стал бы охотиться на бобра, если бы потраченное на это время не было компенсировано ему соответствующим вознаграждением.
Маркс же утверждал, что теорию трудовой стоимости в принципе можно применить и к анализу такой более развитой формы хозяйственной деятельности, как капитализм. При этом он развил эту теорию дальше, создав свое ставшее знаменитым учение о прибавочной стоимости. Согласно этой теории в долгосрочной перспективе за каждое благо можно выручить только такую цену, которая соответствует издержкам на его воспроизводство. Маркс назвал эту цену меновой стоимостью блага. Этот принцип, как он полагал, также действует и в отношении такого блага, как труд. Из этого следует, что рабочие будут получать за свой труд только такую заработную плату, которая обеспечивает не более чем их прожиточный минимум! Поскольку прожиточный уровень соответствует именно тому количеству блага, которое необходимо для воспроизводства рабочей силы.
Однако, согласно Марксу, рабочая сила является совершенно особым благом, поскольку она в состоянии производить большее количество благ, чем то, которое потребно для ее воспроизводства. Эту дополнительную потребительскую стоимость, созданную трудом сверх его меновой стоимости, он назвал прибавочной стоимостью. Но эту прибавочную стоимость присваивают себе капиталисты. Доля прибавочной стоимости в цене любого товара, по Марксу, одинакова, так что в конечном счете все товары обмениваются в соответствии с затраченным на их производство трудом.
Маркс попытался пояснить эту несколько сложную для восприятия идею на примере с рабочим временем. При жизни Маркса рабочий день, как правило, продолжался десять часов. Маркс в этой связи говорит о том, что из этих десяти часов только шесть часов необходимы для того, чтобы обеспечить прожиточный минимум рабочего, т. е. создать то количество благ, которое потребно для удовлетворения его минимальных жизненных потребностей. Остальные четыре часа – это прибавочное рабочее время, в течение которого образуется прибавочная стоимость. По Марксу, капиталисты постоянно стремятся к увеличению этой прибавочной стоимости. Добиться этого они могут или за счет удлинения рабочего времени (абсолютная прибавочная стоимость), или путем повышения производительности труда в пересчете на один час рабочего времени, например используя машинное оборудование (относительная прибавочная стоимость). И в том и в другом случае рабочие от этого ничего не выигрывают.
Маркс полагал, что в конце концов капиталистическая экономическая система рухнет под грузом этого противоречия между потребительской и меновой стоимостью рабочей силы. По его мнению, растущая капиталовооруженность на единицу рабочей силы при одновременном постоянном сокращении спроса на товары неизбежно должна привести к возникновению циклических кризисов перепроизводства и появлению тенденции снижения нормы прибыли, в результате чего наступит крах всей системы. Наступит день, когда пролетариат присвоит себе собственность на средства производства. В возникшей после этого коммунистической системе частная собственность на средства производства будет отменена, в результате чего прибавочная стоимость окажется в распоряжении самих рабочих, что вполне справедливо.
Вся аргументация Маркса в конечном счете сводилась к тому, чтобы отказать прибыли в праве на существование. Так как машины создаются руками рабочих, рабочие, согласно Марксу, должны получать весь произведенный доход в полном объеме. Главную теоретическую ошибку этой системы аргументации позднее вскрыл Ойген Бём-Баверк, а до него ее также увиден Тюнен: для производства машин требуется не только труд, но и временный отказ от потребления для накопления необходимого капитала. В этом положении заключается, собственно говоря, обоснование необходимости процентного дохода, который позднее получает вкладчик или капиталист. Без процентного дохода не было бы сбережений, т. е. не было бы ни капитала, ни беспрецедентного роста на его основе общественного продукта, который и создает возможность для повышения заработной платы.
3. Проблема социализма
Маркс и Энгельс весьма осторожно высказывались о том, как в деталях должна функционировать коммунистическая экономическая система. Так же как и утопические социалисты, они полагали, что в ее рамках будет обеспечена одинаковая высокая заработная плата для всех независимо от конкретного вклада в производство каждого отдельного работника. В этой связи, однако, сразу же возникает вопрос о том, как в этих условиях можно поддерживать высокий уровень трудовой морали. Есть и другая проблема, а именно: что будет, если, например, относительно много людей захотят работать портными, при этом достаточного спроса на их продукцию не будет? И наоборот, легко может случиться, что спрос на хлеб не будет удовлетворен по причине недостатка в желающих работать пекарями или хлеборобами.
При капитализме такие проблемы разрешила бы «невидимая рука» конкуренции Адама Смита: цены на хлеб просто бы выросли, а цены на одежду упали – если имеет место перенасыщение рынка. Такая ситуация, в свою очередь, создает стимулы, чтобы овладеть профессией пекаря, а не портного, которые действуют до тех пор, пока на рынке не произойдет выравнивания спроса и предложения. В условиях капитализма также никто не может позволить себе не работать, поскольку тогда у него не будет никакого дохода. Поэтому в этой системе, в отличие от социализма, нет необходимости в принудительном труде.
Социалистические авторы видели эти проблемы. Большинство их социальных проектов содержали попытку решить их на основе централизованного планирования производства товаров и использования трудовых ресурсов. Однако реализация такого подхода означала отказ от свободы выбора рабочего места, отказ от потребительского суверенитета. В рамках планового хозяйства потребности отдельного человека больше не определяют, что и в каких количествах должно быть произведено, – это является прерогативой государственных плановых органов. Государство отвечает также за распределение товаров или доходов (если в стране вообще еще существует денежное хозяйство).
Очевидно, что такая ситуация не могла не привести к возникновению совершенно новых проблем. Каким образом можно сохранить такую систему чиновничьего произвола, кумовства и перманентно ущербного планирования без учета действительных потребностей? Как иначе можно обеспечить образование капитала, если только не на основе принудительного накопления, правила которого определяются государственными директивами? Каким образом государство должно перераспределять капитал в целях его наиболее производительного использования в отсутствии настоящих рыночных цен, которые могли бы дать ответ на этот вопрос? Крах «реального социализма» в Восточной Европе не в последнюю очередь был обусловлен именно этими проблемами.
Небольшой, но очень наглядный пример привел автору этих строк его институтский преподаватель Ханс Бестерс. Он рассказывал о своей поездке на международную научную конференцию в Польшу в 80-е годы. Так вот, ему бросилось в глаза, что даже в здании конгресс-центра, в котором при широком участии западных ученых проходила эта конференция, не хватало обычной туалетной бумаги. В туалетной комнате пять сотрудниц центра были постоянно заняты тем, что выдавали перед туалетными кабинками каждому участнику по два ее листочка. В том числе и таким образом в стране обеспечивалась полная занятость, хотя было бы разумнее использовать труд этих женщин для производства туалетной бумаги, а не для ее рационирования.
Весьма оригинальный способ решения проблемы координации централизованно управляемой экономики предложил утопический социалист Шарль Фурье (1772–1837). Он исходил из представления о том, что людям свойственны разные склонности и способности: одни тщеславны, другие ленивы, у кого-то большие задатки стать художником, а кто-то склонен посвятить себя решению социальных вопросов. Фурье выделил 810 человеческих характеров. В рамках его утопического экономического строя всех людей предполагалось объединить в жилищных и производственных ячейках таким образом, чтобы каждый мог реализовать свои специфические способности. Как считал Фурье, при этом были бы удовлетворены все потребности. Например, дети могли бы участвовать в вывозе мусора, так как они охотно играют в грязи.
Производственные коммуны – Фурье назвал их «фаланстерами», по его расчетам, должны были состоять из 1800 человек, что позволило бы учесть все существующие склонности характера и потребности. Труд тем самым стал бы источником радости, а на место капиталистического управления производством через цены и прибыль пришел бы свободный обмен благами (включая свободную любовь). Похожую идеалистическую точку зрения отстаивал в более позднее время английский хлопковый фабрикант Роберт Оуэн (1771–1858). Его социальные реформы, который он осуществил на своей фабрике в шотландском поселке Нью-Ланарк, вначале даже обернулись предпринимательским успехом. Так, в частности, он ввел регулярные школьные занятия для детей своих рабочих, которым он платил относительно высокую заработную плату. Однако его попытка реализовать свои общественно-политические идеи с большим размахом в образцовой коммуне в Америке оказалась провальной. В коммуне собрались многочисленные неудачники и бездельники, которые быстро поставили крест на проекте «Новая гармония».
Неудачи этих социальных проектов объясняют, почему даже Фридрих Энгельс кратко охарактеризовал представления утопических социалистов как «забавные фантазии». Организовать таким способом можно было бы разве что муравьиное государство, но не человеческое общество со всеми его разнообразными потребностями, привязанностями и пороками. Убедительного ответа на вопрос о том, как можно успешно обеспечить управление производством товаров и использованием трудовых ресурсов в коммунистическом обществе Маркс и Энгельс, однако, предоставить не смогли.
4. Кривая Парето
В рыночной экономике заработная плата в принципе образуется на основе закона предложения и спроса. Если, например, относительно большое число женщин захотят стать медсестрами, то, как правило, размер оплаты этого вида труда будет уменьшаться, в отличие от ситуации, когда на рынке имеет место нехватка работниц этой профессии. Это правило в целом действует и применительно ко всем другим специальностям. Разумеется, такая ситуация выгодна тем, кто обладает какими-то редкими способностями или талантами. Так, например, поп-звезды или профессиональные футболисты могут зарабатывать миллионы, в то время как медицинские работники по уходу за престарелыми гражданами или шахтеры по сравнению с ними получают значительно меньше.
Согласно законам статистики можно было бы предположить, что распределение различных способностей среди граждан, составляющих население страны, примерно соответствует тому, что мы называем нормальным распределением. Под этим понимается колоколообразная кривая на графике распределения, на которой ось х показывает величину соответствующего дохода, а ось у – количество людей с соответствующим доходом. Такое нормальное распределение можно, например, получить, если бросить два игральных кубика и затем подсчитать полученную сумму очков. Если достаточно часто проделывать эту операцию, то тогда наиболее часто повторяющейся суммой будет 7. Другие возможные результаты будут выпадать тем реже, чем больше они отклоняются в большую или меньшую сторону от 7 очков. Наиболее редким результатом будет сумма 2 или 12 очков. Это происходит потому, что они возможны только при одной комбинации числа очков (1 плюс 1 или 6 плюс 6), в то время как сумму в 7 очков может, например, дать комбинация 6 плюс 1 очко, или 2 плюс 5, или 3 плюс 4 очка.
Какое отношение все это имеет к распределению доходов? Можно представить себе, что доход одного человека зависит от нескольких факторов, например от того, насколько он умен и прилежен. Оценим эти факторы на шкале от 1 до 6 и предположим, что каждая из этих величин встречается одинаково часто. В этом случае из сложения обоих факторов мы опять-таки получим нормальное распределение дохода со средним и наиболее часто встречающимся уровнем дохода в 7 единиц. При этом показатель крайней бедности будет так же редок, как и показатель чрезмерного богатства.
Рис. 6.2. При выбрасывании двух игральных кубиков мы получаем сумму очков, характеризующих нормальное распределение (а). Согласно Вильфредо Парето (1848–1923), распределение личных доходов в рыночной экономике, напротив, имеет правостороннюю асимметрию (б).
Однако еще в 1896 г. экономист из Лозанны Вильфредо Парето открыл, что распределения доходов в действительности происходит не в соответствии с законом нормального распределения. Для целого ряда стран он показал, что кривая распределения доходов практически всегда имеет правостороннюю асимметрию и не симметрична относительно медианы, что характерно для нормального распределения. В экономическом смысле это означает, что в плане доходов основная масса людей находится в относительно схожей ситуации. Однако относительная разница в доходах между богатыми людьми и людьми со средним достатком значительно больше, чем между людьми со средним достатком и бедняками.
Предпринимались многочисленные попытки объяснить этот феномен. Так, указывали на то, что государственные социальные пособия для малоимущих препятствуют снижению их доходов ниже определенного уровня. То есть, в известном смысле, можно говорить о смещении медианной точки на кривой распределения доходов слева направо. Однако есть и чисто экономические объяснения этой асимметрии. Представим себе, например, что применительно к увеличению дохода два наших фактора «ум» и «прилежание» дают не суммирующий, а мультипликативный эффект. Тогда мы получим такое распределение доходов, которое будет почти соответствовать закону распределения доходов Парето. К аналогичному результату приведет учет при объяснении феномена распределения доходов и таких дополнительных факторов, как образование, готовность идти на риск или бережливость. То есть нет необходимости искать темные силы, чтобы объяснить неравенство доходов в свободном обществе.
5. Минимальная заработная плата и границы максимальной
Мы констатируем, что в рыночной экономике имеет место очень большой разрыв между бедными и богатыми, хотя при этом существует относительно немного богатых и относительно много людей среднего достатка. Отметим, что в этом отношении ситуация в реальном социализме была аналогичной. Там на вершине пирамиды благосостояния находились прежде всего политики, деятели искусства, верные партийной линии, и спортсмены, получавшие поддержку со стороны государства по престижным соображениям.
Разумеется, особые достижения должны быть соответствующим образом вознаграждены, однако наши чувства подсказывают нам, что чрезмерный разрыв в доходах несправедлив. Еще греческий философ Платон (428–347 гг. до н. э.) полагал, что эти различия должны иметь определенные пределы. Согласно Платону, никто, даже самый лучший, не должен получать заработок, превышающий заработок другого рода более чем вчетверо. В рыночной экономике таких пределов нет. Поэтому зададимся вопросом об имеющихся здесь альтернативах и их последствиях.
Можно было бы, например, представить себе, что заработная плата менеджеров будет законодательно ограничена, скажем, следуя совету Платона, четырехкратным размером средней заработной платы рабочего. Каковы были бы результаты такого законодательного регулирования? Пока предприятия ведут между собой конкурентную борьбу, они будут горячо заинтересованы в привлечении на свою сторону самых лучших управленцев – не в последнюю очередь в интересах рабочих, которые заняты на их предприятиях, поскольку талантливый менеджер способен вывести даже убыточное предприятие в зону прибыли и тем самым сохранить рабочие места, в то время как менее удачливый управленец, возможно, только ускорит наступление банкротства фирмы. По этой причине при определенных обстоятельствах будут предприниматься попытки обойти законодательные предписания, например путем бесплатного предоставления служебных вилл и т. д. Тем самым рынок одержит верх, даже за счет некоторых нарушений закона.
Если государству удастся предотвратить такие правонарушения, ему придется каким-то образом не допустить отъезд наиболее способных специалистов за границу. Это относится не только к менеджерам, предпринимателям и врачам, но и к высококлассным спортсменам и всемирно известным деятелям искусства. К более мягким формам, призванным сдерживать отток высокообразованных граждан за рубеж, относятся ограничения на вывоз капитала и налоговые претензии, действующие в течение многих лет в случае эмиграции. Аргументы в пользу таких мер всегда легко отыскать, – в конце концов, соответствующие граждане часто получали свое образование на деньги налогоплательщиков и заработали свои состояния внутри страны. Однако здесь можно сразу увидеть, к чему, в конце концов, может привести такого рода практика. Ведь и Берлинская стена не в последнюю очередь выполняла функцию недопущения отъезда из тогдашней ГДР ценных рабочих кадров и оттока валюты, хотя официально ее и называли антифашистским защитным валом.
Рассмотрим теперь противоположный случай – законодательно установленную минимальную заработную плату. Она существует во многих странах, в том числе введена во многих отраслях в Германии, хотя и различается по размеру. В качестве обоснования этой меры называют защиту от бедности, а также борьбу с «конкуренцией со странами с дешевой рабочей силой». Нередко такая мера инициируется самими работодателями, чтобы обезопасить себя от конкурентов с более низкими производственными издержками.
Какое влияние оказывает минимальная заработная плата? Рассмотрим это на примере медсестры, который хорошо знаком автору, так как он женат на представительнице этой профессии. Согласно широко распространенному мнению, медсестры получают слишком низкую заработную плату, несмотря на то что выполняют тяжелую и ответственную работу. Предположим, что государство устанавливает для этой категории работников соответствующую минимальную заработную плату. Если она ниже рыночной минимальной заработной платы, то очевидно, что такая мера не даст никаких результатов. Если же выше ее уровня, то спрос больниц на услуги медицинских сестер по причине возросших издержек снизится. Помимо этого вследствие улучшения оплаты труда число тех, кто хотел бы получить эту профессию, скорее увеличится. Все это вместе взятое будет означать усиление риска того, что медсестры останутся без рабочего места, поскольку, как и на товарных рынках, равновесие на рынке труда между предложением и спросом может быть восстановлено только через механизм рыночного образования заработной платы.
