скачать книгу бесплатно
Квазимодо погрузился в воду и осторожно поплыл. От страха сводило и так болевший живот. В грязной воде не было видно абсолютно ничего. Вор отпихнул от лица плавающее весло. Ухватил за безвольную кисть фуа. Казалось, потянешь и вытянешь из воды одну отгрызенную руку. Нет, к руке все еще что-то крепилось. Квазимодо ухватил другой рукой плащ и потянул все это к берегу. И то, и другое волочить оказалось тяжело и страшно неудобно. Вор наглотался воды, пока наконец не ощутил под ногами твердь. Теперь тащить стало гораздо удобнее.
Люди столпились шагах в тридцати от воды.
– Я говорю – мы его подстрелили! – вопил Бубен. – В самое брюхо стрелу засадили. Теперь пусть порыгает, тварь прожорливая. Уэна ведь сожрал прямо на моих глазах. Да помогите же Кривому! Говорю – подстрелили аванка.
Несмотря на вопли, ни сам Бубен, ни другие солдаты к границе воды подходить не торопились. Только когда изнемогший Квазимодо уже хлюпал по колено в воде, к нему подскочили несколько человек, подхватили безвольное тело ныряльщика.
«Не жилец», – подумал Квазимодо, стаскивая с себя мокрые штаны. Фуа неподвижно лежал на траве. Сначала вору показалось, что у ныряльщика нет левой ноги. Нога все-таки была, но только до колена, дальше торчали белые тонкие кости, по сравнению с которыми уцелевшая перепончатая ступня казалась непомерно широкой. Висели лохмотья мускулов. Кровь идти уже перестала – ногу выше колена перетянули ремнем. Над раненым возился «серый» и один из десятников, вроде бы понимающий во врачевании. «Серый» начал прилаживать лохмотья мяса на место, прикрывая оголившиеся кости. Разодрали на бинты рубашку.
Дальше Квазимодо смотреть не стал – как был голый, полез в реку. Аванк, видать, убрался пузо зализывать, а об имуществе побеспокоиться нужно.
Швы на лодке разошлись, и она едва виднелась над водой. Жалко – вор к «своей» лодке уже привык и даже вынашивал планы, когда минет необходимость в водном средстве передвижения, обменять суденышко на что-нибудь полезное в хозяйстве. Дайте только выбраться в населенные места, а там пусть Глири со своими приказами убирается подальше.
Квазимодо удалось выловить свой плащ и мешок и мешок Уэна. Заодно вор вытащил из воды копье и мешок фасоли.
У воды Квазимодо ждал сотник. Покачал головой:
– Смелый ты, Полуморда, только полный дурак. Раз тебя аванк не сожрал, так, думаешь, и дальше так будет?
– Так мы, господин сотник, подстрелили тварь. Может, больше не приплывет?
Глири засмеялся:
– Да ты, криворожий, прямо герой. Напугал аванка. Да ему твоя карро что соломинка в заднице. Ладно, почему эвфитон не снял?
– «Плечо» тварь сломала, – не моргнув глазом соврал и не думавший искать канувшее в воду орудие Квазимодо, – как даст тварь хвостом – я в воду, дуга вдребезги. Я уж нырял, да где там, вода – одна муть.
Сотник смачно сплюнул:
– Уж знаю, как ты искал. Все равно некогда нам. Пока твой проклятый аванк не прочухался, нужно убраться подальше.
Ныряльщик лежал в стороне. Люди к нему близко не подходили – и так все понятно. Квазимодо постоял, раздраженно трогая ноющий живот. Как-то все это неправильно. Глаза фуа, кажется, были открыты. Вор вздохнул и подошел. Ныряльщик действительно был в сознании. Смотрел белыми от боли глазами. Квазимодо присел на корточки.
– Воды мне оставишь? – прошептал фуа.
– Оставлю. И в тень передвину. Подожди пока…
Люди вокруг собирались в путь, невесело обсуждая подробности произошедшего. Квазимодо деловито прошелся между вещей к лодкам и обратно, спер по пути большую миску. Воды пришлось набрать прямо из реки, но тут уж ничего не поделаешь. Вор торопливо срубил две ветки, используя их как колья, натянул у куста плащ. Разостлал второй. Нести ныряльщика было сложно – живот болел, да и как возьмешь на руки человека, когда у него только что половину ноги оторвали? Солдаты косились со стороны, но помочь никто не пришел. Фуа обеспамятел, но быстро пришел в себя на плаще. Квазимодо спрятал под ветки миску с водой, свой прекрасный котелок, тоже полный воды.
– Из жратвы у меня только фасоль есть. Может, размочишь.
– Спасибо, – прошептал ныряльщик. Нос его заострился, кожа казалась меловой.
– Не за что, – пробормотал вор. – Я тебе должен.
– Уже нет. Ква, у тебя орехи остались? Оставь мне.
– Легкой дороги хочешь, – со злостью прошептал вор. – Фиг тебе, а не орехи. Вы, лягушки, живучие. И ты выкарабкаешься. Я тебе лучше нож оставлю. Свой-то ты утопил.
Квазимодо сунул под бок раненому мокрые ножны с орочьим ножом, почесал голову и сказал:
– Тут у меня лекарство горное есть. Сунь в воду, когда будешь пить, вдруг поможет.
Влажный рог легко разломился. Вор оставил товарищу часть поменьше. Все равно не подействует. Фуа было не до разговоров – у бедняги глаза закатывались от боли.
– Полумордый! Что расселся? – от лодок орал Глири.
Бойцы отряда уже выводили лодки на воду.
Квазимодо поморщился:
– Ладно, может, еще увидимся.
Фуа не ответил. Кажется, опять вырубился.
Квазимодо побежал к берегу. Сотник ждал, помахивая плетью:
– Что, целовались на прощание?
– Как можно, господин сотник. Я про аванка расспрашивал, вдруг еще появится.
– Добросердечный ты малый, как я посмотрю. Может, ты с ним останешься? Поддержишь товарища в беде?
– Как можно?! Куда ж я без вас? – изумился вор. – В одиночестве пропаду.
– А то смотри. Я могу тебя и оставить.
«Ага, интересно, ты мне руку или ногу рубанешь, когда оставлять будешь», – подумал Квазимодо, а вслух спросил:
– Господин сотник, а мне за попадание в аванка премия полагается?
Получив плетью между лопаток, Квазимодо охнул и кинулся садиться в лодку.
Глава 5
И почему запах чужого пота бывает настолько противным? Лодка с трудом двигалась вперед. Разговор давно увял, гребцы натужно работали веслами. Вор устал. Не выпускать так долго весло из рук оказалось занятием ужасно скучным. Предыдущие дни Квазимодо восседал на носу, по-командирски смотрел вперед. Сейчас тот период путешествия казался едва ли не полным благоденствием. Впереди еще половина дня, а руки уже ныли.
Маленькая флотилия из пяти лодок упорно продвигалась вперед. Правый берег стал выше, со скал свисали лианы и бесчисленные гроздья снежно-белых цветов. Иногда на скалах появлялись стаи мелких визгливых обезьян. Мерзопакостные животные насмешливо выли, скалились и пытались докинуть до лодок палки и мелкие камни.
– Говорят, эти хвостатые уродцы вкусные, – сказал Бубен. Он сидел перед Квазимодо и закрывал своей широкой спиной полмира.
– Кто говорит? – мрачно поинтересовался длинный солдат с «Морского ястреба». – Я в Скара пробовал обезьяну. Не мясо – одни жилы. И пресное. Дрянь.
– Тебе вместо обезьяны «желтка» подсунули, – предположил Квазимодо.
– У меня, Полумордый, в отличие от тебя два глаза. Вижу, что мне подают.
– Извини, – покладисто сказал вор. – Я не понял, как именно ты ее «пробовал».
– Это твоя мама с обезьяном пробовала, – обозлился солдат. – Сейчас садану веслом по морде – тебя с такой физиономией и назад в стаю не примут.
– Заткните пасти и гребите нормально, – рыкнул сидящий на корме десятник. Его мучила какая-то болезненная сыпь на руках, и мелкий начальник все время пребывал не в духе.
– Виноват, господин десятник, – сказал Квазимодо, – глупею. Это все от голода. Целый ведь день гребем. Разве на каше такой труд осилишь? Остановились бы хоть на денек, этих бы мартышек крикливых в котел настреляли. А после мяса можно уж и грести день и ночь.
– Ты язык-то попридержи, – мрачно посоветовал десятник. – Глири услышит – последнего зуба лишишься. Ты, Полумордый, эвфитон утопил? Теперь и сам-то кому ты нужен?
– Разве ж я утопил? – жалобно сказал Квазимодо. – Разбил проклятый аванк мое орудие в неравной схватке. Совсем осиротел я – эвфитона нет, штаны прорвались, плывем в глушь обезьянью.
– И то правда, – вздохнул Бубен. – Оборвались все. Неужто здесь никакой деревни или фермы не имеется? Я б рубашку себе новую добыл. Не думайте чего – заплатил бы все честь честью. Я приказ командора помню.
– Вы эти речи бунтовщицкие бросьте, – привычно рыкнул десятник. – Приказано – значит плывем. А про деревню или еще чего – я и сам не знаю. Нам Глири не докладывает. Так что гребите и языки свои засуньте поглубже в…
«Ага, удобно засовывать в пустое-то место», – подумал Квазимодо. Попытка прояснить цель похода опять не удалась. Впрочем, вор другого и не ожидал. Только сам Глири да, возможно, проводник знали истинную задачу отряда.
Течение реки усилилось, и двигаться против него стало труднее. Руки болели все сильнее. Прошлую ночь Квазимодо провел плохо. Как-то не спалось. Привык, видать, к Лягушке. Вот не повезло ныряльщику. Нога – это ведь тебе даже не глаз. Не выживет, наверно, фуа. Да и что за жизнь на одной-то ноге?
В последнее время Квазимодо все чаще вспоминал первые дни своего уродства. Боль, бред, ужас в моменты просветления. Сколько раз тогда жалел, что не сдох сразу.
Зудели москиты. Лагерь уже спал, костры почти погасли. Квазимодо тоже не торопился подсовывать ветки в свой костер. Опять Глири поставил зоркого одноглазого парня в первую ночную стражу. Доверие-то какое. Ну, сегодня вор был даже рад попасть в часовые. Хватит, натерпелся. Пора и за себя сыграть. А то доконают тебя эта гребля бесконечная да бескормица.
Вор, опираясь о копье, поднялся. Вот скат дохлый в рот Глири, и ноги, и руки ныли от усталости. Нет, точно, хватит вкалывать непонятно за что.
Квазимодо осторожно прошелся по спящему лагерю. Второй часовой клевал носом у своего костра, рядом неподвижно ссутулился «серый». Вор вернулся ближе к берегу. Огляделся – все спят. Лопата была заранее припрятана у крайней лодки. Со стороны реки доносились привычные всплески и уханье – в темноте охотился кто-то большой, к счастью, непосредственно людьми не интересующийся.
Стоя на коленях, Квазимодо сдержанно сопел и ковырял землю. Грунт здесь влажный, копать легко, но корни тростника уходили глубоко. Вор часто оглядывался – если кто подойдет, достоверно соврать, чем здесь занимается часовой, будет трудновато. Квазимодо выковырял несколько корней, но для надежности нужно накопать побольше. Корни походили на обычные луковицы – крупные, светло-желтые. Обрезанные стебли тростника приходилось «пересаживать» подальше в заросли – утром, при дневном свете, на следы может кто-то наткнуться. Подобных случайностей вор очень не любил.
Очередной раз, оглянувшись и проверив, как там, в лагере, Квазимодо вернулся к сбору аппетитных корешков и чуть ли не нос к носу наткнулся на незваного гостя. Из тростника осторожно выглядывал полосатый зверек размером с кошку. От неожиданности вор чуть не стукнул пришельца лопатой. Зверек отпрянул, но тут же потянулся к вскопанной земле. Нос его алчно шевелился.
– Что, чучело полосатое, тоже жрать хочешь? – сочувственно прошептал парень. – Давай-давай, пока я не заровнял.
Зверек, словно поняв, ухватил передними лапами червяка, принялся запихивать в рот. Квазимодо копал, поглядывая на забавного соседа. Полосатое существо осмелело, совалось чуть ли не под лопату, выхватывая червяков пожирнее. По расцветке зверек походил на енота, виданного Квазимодо еще за океаном, но движениями и повадками больше напоминал чересчур длинную кошку.
Мелко шинкуя прямо на лопате сочные луковицы, вор продолжал посматривать на кошкоенота. Зверек поспешно и блаженно запихивал в рот червяков.
«Видать, вкусные, – грустно подумал Квазимодо. – Может, и мне на червячков перейти? Если их, допустим, с кашей сварить?»
Теперь предстоял самый рискованный момент ночного плана. Увидят – придется удирать немедленно и налегке. Такие случаи в жизни Квазимодо бывали, и он по опыту знал, что ничего хорошего в вынужденных импровизациях обычно не имеется.
Вор осторожно прошел между спящих людей. Котел с замоченной на ночь фасолью стоял у костра. Моряк, выполняющий обязанности погибшего повара, похрапывал рядом. Квазимодо присел на корточки и, затаив дыхание, выжал узелок с мякотью корневищ в воду. Сока было много. Осмелев, вор вымыл в котле нож и руки. Все прошло гладко.
Вернувшись к зарослям, вор с чувством выполненного долга закопал узелок с выжатой мякотью, утрамбовал землю. Кошкоенот сидел в зарослях, облизывался.
– Иди, иди, а то обожрешься, – прошептал Квазимодо. – Жди, может, еще кто заедет, подкормит. А здесь копаться не вздумай – хвост оторву…
Утро выдалось пасмурным. Сгущались тяжелые грозовые облака.
– Живее, улитки трахнутые! – орал Глири. – Жрать и на весла.
Квазимодо пристроился в хвост очереди за жратвой. Теперь, когда численность отряда сократилась на две трети, пищу раздавали прямо из главного котла. Вор получил свою порцию одним из последних. Вокруг уже вовсю стучали ложками.
Следовало провести еще одну проверку. Вор кинул в миску заранее приготовленную крупинку рога. Едва коснувшись разваренной фасоли, крупинка заметно посветлела. Квазимодо стало не по себе – отравлять до смерти он никого не рассчитывал. Но сделанного не воротишь. Рядом, как назло, сидел Бубен.
– Ничего, сегодня порция нормальная.
– Когда один останешься – будешь вообще жрать от пуза, – заметил Квазимодо. Ему приходилось энергично совать почти пустую ложку в рот. Вкус густого варева казался отвратительным.
– Должно же кому-то повезти? – прочавкал Бубен. – Пусть это я и буду.
Квазимодо уныло работал ложкой. Как ни притворяйся, все равно в рот слишком много попадает. И оставить жратву нельзя – в отряде такого безрассудства ни за кем не водилось.
Заорал, подгоняя бойцов, Глири. Доевший свою порцию Бубен залпом проглотил кружку отвара и поспешно пошел к лодкам.
Квазимодо с облегчением опустошил свою миску под куст, затер подошвой сапога, и поспешил к вещам. Погрузка началась.
Успели спустить две лодки. Потом начала действовать волшебная смесь. Солдаты один за другим поспешно двинулись в кусты. Одним из первых был сам Квазимодо. Вор со спущенными штанами устроился на небольшом пригорочке, отсюда сквозь листву открывалась панорама разворачивающейся драмы. Десяток солдат уже сидели, кряхтя и постанывая. И численность пострадавших быстро увеличивалась. Мимо Квазимодо с искаженным лицом проломился десятник. Из-за куста вор услышал стон болезненного облегчения. Все это доставило вору некоторое развлечение, но он ждал ключевого момента.
Глири ворвался в кусты со столь яростным лицом, что мог бы напугать и аванка. Естественно, сотник не мог терять свой авторитет, усаживаясь и издавая жалобные звуки среди подчиненных. Держась за штаны, командир промчался в глубь зарослей.
Квазимодо скользнул в кусты, стараясь держаться подальше от страдающих товарищей по оружию. Впрочем, бедняги были совершенно не в состоянии следить за чем-либо, происходящим вне их кишечника.
Пришлось сделать приличный крюк. Квазимодо уж подумал, что не найдет отца-командира, но сотника выдало кряхтение, перемежающееся хриплыми проклятиями. Вор подкрался со спины. Оружие – короткая дубинка – было заготовлено еще ночью.
Квазимодо от души врезал любимому командиру по затылку. Глири клацнул зубами и сунулся лицом в траву. В такой позе и при таком беспорядке в одежде сотник выглядел не так уж грозно. Квазимодо полюбовался и принялся за дело. Ремень с оружием и кошелем, цепь с шеи, браслет – кроме этой добычи, вор стащил с сотника штаны. Командирская плеть была благородно оставлена.
Нырнув в кусты, Квазимодо не утерпел и оглянулся – из травы торчала только бледная волосатая задница. Прощай, «отец солдатам», сволочь ты поганая.
Поспешно пробежавшись по зарослям, вор закинул трофейные штаны на дерево. Одежка, конечно, добротная, но сам Квазимодо мог поместиться в эти портки раза два. Да и спрятать их некуда, с оружием хлопот полно.
Ближе к берегу заросли постанывали на разные голоса. Против отвара из коварных корешков не устоял никто. Вор стянул с себя штаны. Ремень с оружием повесил на шею, под рубашку. Рукояти меча и кукри здорово выпирали наружу. Квазимодо, прикрывая оружие, прижал к груди собственные штаны и, обессиленно пошатываясь, вышел к лодкам.
В лагере царил хаос – везде валялись разбросанные вещи и оружие, полусобранные мешки. Нескольких солдат приступ застиг так внезапно, что они не успели добраться до кустов и теперь восседали на корточках посреди лагеря.
– Смотрите, Полуморда себе штаны обделал, – пробормотал один из страдальцев.
– Тебя бы так прихватило, – слабо огрызнулся Квазимодо.
– Меня… тоже. Ох… – Солдат застонал.
– Ничего, сейчас простирну, и порядок, – пробормотал вор, проходя мимо.
– Смотри аванка не подмани, – прохрипел страдающий десятник.
– Я с лодки прополощу, – умирающим голосом пролепетал Квазимодо.
Остальные в беседу не вступали, слишком занятые собственными болезненными ощущениями.
Вор ступил в воду, оглянулся. На него никто не смотрел. Квазимодо развязал веревку, привязывающую уже спущенную лодку к лодкам на берегу. Забрался внутрь. Мешок и плащ вора уже лежали здесь – для такой «случайности» даже особой ловкости рук не требовалось. Квазимодо забрался в лодку, принялся полоскать штаны. Украдкой оглянулся – на берегу по-прежнему заседали сломленные фасолевой похлебкой воины, на реку никто не смотрел. Вор вытащил из плаща дикарские стрелы. Изловчась, метнул одну к берегу. Стрела красиво воткнулась у самого среза воды – даже чересчур удачно.
