Начало

Валерий Мальцев

Начало

Родина

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников,

и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков;

таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков;

дополняйте же меру отцов ваших.

Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?

Евангелие от Матфея гл.23

В моем доме есть пожилая старушка Анна Ивановна.

В давние времена она была прекрасной и у ее ног восседали самые знатные мужчины своего времени.

Они делали ей комплименты и всегда готовы были отдать должное.

Но время забирает своё.

Надо пояснить, Анна Ивановна живет в большой уютной квартире, когда то заполненной дорогой антикварной мебелью, богатой утварью. И я бывал там часто, все что находилось в этой квартире мне так же было дорого.

Каждая безделушка, занимавшая место имела свою историю и Анна Ивановна рассказывала, а я заворожено слушал.

Старший сын ее Борис был алкоголиком, – большую часть антиквара вывез, раздал соседям, пропил.

Борис умер, оставив после себя плохую память.

Другой ее сын Владимир, наоборот, стал забирать правдами и неправдами у соседей, те вещи которые раздавал и пропивал Борис и возвращать в квартиру.

Соседи были очень недовольны и кто то из них обращался в суд. Они часто ругали этого сына и говорили Анне Ивановне, что он ведет себя как бандит.

Однажды в квартире появился молодой, с виду воспитанный юноша. Он прямо в глаза весело говорил хозяйке, какая она нелепая, какие плохие у нее дети, он вообще просил переписать квартиру на него, намекая что «в нашей квартире будущего» всё будет гораздо лучше, что мы заживем по-другому.

Юноша очень нравился соседям и соседи всегда ставили его в пример детям.

В беседе со мной Анна Ивановна поделилась сомнениями и я имел смелость сказать, что ее дети – это ее дети, что она несет ответственность за них , и что от своих детей отказываться нельзя ни в коем случае.

Она послушала меня.

За это соседи прозвали меня ватником.

С Анной Ивановной стали видеться реже, но когда пересекаемся, то в ее глазах чувствую благодарность.

А главное она знает, что все обязательно наладится и что время само все поставит на свои места.

Теперь она перечитывает старые книги, старые письма свои, интересуется родословной и находит в себе и своих детях странные совпадения с ее прадедушками и прабабушками.

Она даже поделилась со мной этими сведениями.

Мне было крайне интересно.

Она верит в молодильные яблоки и разные другие чудеса, которые одному Богу только известны и угодны.

Мне лично это очень даже по душе.

Брат на брата

В стародавние времена умирал Великий князь.

В княжеской опочивальне было многолюдно.

Ближние родственники и ближние бояре находились рядом с изголовьем, слуги и меньшие чины далее.

Силы покидали его и все ждали, когда испустит последний вздох свой.

Однако князь встрепенулся, сделал знак слугам чтобы приподняли, попросил целовальный крест, указал рукой на центр комнаты.

В центр вышел постельничий и зачитал завещание.

Всем детям досталось справедливо, по – старшенству.

Стольный город и десятины с доходов от уделов младших сыновей, – старшему.

Младшим – уделы и пожелание отца, – слушаться во всем старшего брата беспрекословно.

Супруге в попечение обитель ….

Все целовали крест в подтверждении своего согласия.

Поднял слабо правую руку князь и окрестил знамением пространство, уже совсем не видя присутствующих.

Но набрался он последних сил и обращаясь к детям произнес:

– Любите друг друга, не идите войной брат на брата, не радуйте врагов ваших.

Откинулся князь на подушку, слезы потекли по его щекам, он уже все знает.

Знает, что не пройдет и месяца, как два младших сына будут убиты средним. Как средний приведет на старшего кочевников и победив его в Великой битве займет княжеский стол. Как став князем Великим, приумножив свои земли и возвысив свое имя в земном мире, у смертного одра, попросит своих детей целовать крест. Как дети поцеловав крест, разорвут в клочья землю завещанную отцом, оставив после себя смерть, пепел, да гнев Божий.

Вспомнил, как у постели своего умирающего отца, целовал крест….

Вспомнил как предательством, погубил старшего брата….

Его тело затряслось, скрючилось. Лицо скривилось последней агонией и отлегло.

Воцарилась тишина и через положенный срок, плакальщицы занялись своей работой.

Вдова отрешенно смотрела на присутствующих, держала за руку покойника.

Княжеский епископ распорядился приготовлениями к отпеванию, в главном храме Успения.

Средний сын с телохранителями и слугами, не попрощавшись ни с кем, тихо покинул город старшего брата….

Сталинград

Книгу Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», прочитал в 1987 году.

Мне, юноше, стало совершенно всё очевидно: Сталин-подонок, – придумал репрессии, набрал мерзавцев в НКВД, которые убивали и пытали честных людей. И если бы не было Сталина, то наша страна была бы круче Америки и всего мира.

Я приветствовал Ельцина, на референдуме голосовал за независимость России от союзных республик и был в предвкушении, – ну вот, наконец-то заживем!

Но пришли 90-е, шоковая терапия, беспросветная нищета в регионах, бандитизм, – это когда 37-й год переместился из тюрем, в нашу повседневную жизнь, – прямо на улицы ( По статистике, 25-30 тысяч молодых крепких людей в год, гибло в бандитских разборках, 10-15 тысяч предпринимателей, – непокорных, смекалистых, честных....по четыре миллиона абортов…убыль населения по миллиону человек, в основном русских).

Расстрел из танков парламента, война в Чечне….

Как лезвие бритвы, меня пронзила мысль: Да Сталин был матерью Терезой, по сравнению с пришедшими выродками.

Тогда я проклял эту демократию! Я купил три тома стенограмм, писем, переговоров Сталина и читал: Русский народ, русские, Русь, Россия….я недоумевал: а где же в его письмах слово советский? Я читал его беседы с Черчиллем, Рузвельтом, Роменом Ролланом…я читал, как он бережно относился к русской истории, указывая режиссеру Эйзенштейну, на несоответствие эпизодов фильма Иван Грозный, с русскими обычаями того времени. Я читал его докладную записку Ленину, о том как Зиновьев и Каменев, через подставные французские фирмы, вывозят конфискованное церковное золото из страны……и маятник мой качнулся обратно.

Пришел Путин…Курск, Чечня, Норд Ост, передел собственности, губернаторы-миллиардеры, Украина, государственный беспредел….и маятник мой, уже готов был снова качнуться....

Однако, сегодня я совсем уже не юноша, меня не швыряет из стороны в сторону, – я путиноид, я ватник, я крымнашист, я старомоден и консервативен….я понял, я знаю, а теперь хочу поделиться:

– История России насчитывает полторы тысячи лет, её нельзя разрывать и разделять на красное и белое, – ИСТОРИЯ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА – ЕДИНАЯ, НЕПРЕРЫВНАЯ, ЦЕЛЬНАЯ!

И татарское иго, и смутное время, и оборона Севастополя, и Сталинград, и революция, и развал союза…..просто она такая, история России.....моя история.

Она, через мой род вошла в меня, я из неё.

Я и она – одно, а значит, – моя земля, моя Родина, моё Отечество – это дом моего отца, деда, прадеда.....

Здесь меня родила мама, здесь я учился, рос…

Стыдно, совестно не чувствовать связи, не любить дома устроенного отцом моим!

Я смиренно, с любовью, принимаю его таким, какой он есть, несмотря на противоречия и сложности, которые в нем присутствуют, конечно же.

Всем следствиям есть причины.

Я не желаю менять Путина на Навального, оттого что знаю, – Путин и Навальный – это МЫ, это Я! И пока МЫ и Я, не обретем целого в восприятии вещей, не осознаем свою причастность к своей земле, не откажемся от своего эгоизма…..сохраним семьи свои, научимся прощать, научимся не врать, не обманывать ближнего, помогать, дарить, отдавать….

Мы пили пиво с соседом, лет двадцать назад.

Речь зашла о рыбалке в Низовьях Волги. Я начал объяснять где это:

– Астрахань, Волгоград….

Сосед жал плечами.

– Сталинград знаешь?…

– Какой же немец не знает Сталинграда?,– ответил мне Дирк, президент Германо-Российской корпорации.

И я Сталинград знаю теперь тоже!

И вы знайте….

Бессмертный полк

Валерий Мальцев

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе —

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, —

Речь не о том, но все же, все же, все же…

А.Твардовский

Мордовское село Варжеляй, конец 40-х годов.

Прошла страда, наступили первые заморозки.

По замерзшему колхозному полю бродят босиком, в лохмотьях, девочка пяти лет и мальчик лет восьми, – собирают колоски с уже опухшими и темными зернами.

На лошади скачет охранник.

Первая плетка пришлась мальчику. Он всхлипывает и пищит, что все расскажет папе.

Следом достается девочке. Она терпит, потому как сказать ей некому.

Охранник бьет снова.

Девочка прибежав в избу, садится на лавку и сидит молча.

– Ты чего, дочка? – спрашивает мама.

– Ничего, – отвечает девочка, превозмогая боль от ран на руке и спине.

Пролетела зима, а в Родительскую перед Троицей, в гости пришли – дядя Антон и два соседа.

Сели напротив печки, возле окна, под образами.

Мама,– Ульяна Тимофеевна хлопочет, выкладывает на стол несколько отварных картошин в мундире, самогон, стаканы.

За стол приглашают детей. Они сидят с мамой,– брат Евсей и две сестры – Зина и Анфиса. Брат Саша умер от голода, когда из колхоза для фронта, выдавливали все что насобирали.

Дядя Антон – младший брат папы,– из четырех братьев вернулся с войны один.

Сосед воевал вместе с отцом и потерял его где-то под Воронежем, во время атаки, иссеченного осколками от разорвавшегося рядом снаряда.

Старший брат – Семен, пропал без вести.

Другой сосед с младшим, Василием, после окружения попал в плен.

Он рассказывал, как фашисты кормили их хлебом, намазанным жирным слоем солидола, как они издевательски смеялись над этим действом над "русскими свиньями".

Говорил как на его глазах еще живого дядю Васю, бросили в яму с трупами, говорил о том что постоянно били.

Взрослые плакали как дети, плакали и дети глядя на взрослых.

Дядя Антон винил Сталина, за то что не дал отомстить немцам.

Он стучал кулаком по столу....бессильно....безысходно, мыча и рыдая в конвульсиях.

На груди шелестели ордена: Красной Звезды, Славы III степени и медаль За Отвагу.

За каждую награду была пролита кровь.

Теперь праздник победы. Семьдесят лет, как нет войны.

На столе всего вдоволь.

Девочка стала бабушкой, с ней супруг, дети и внуки.

Она сидит у телевизора и смотрит, как по Красной Площади идет Бессмертный Полк.

На ее глазах слезы.

– Мама, ты чего? – спрашиваю я.

– Ничего,– закрывая ладонями лицо, отвечает мне мама.

А охранника того посадили за воровство. Так он и сгинул в тюрьме, – говорят помогли ему.

Оккупанты

Моя служба в Советской Армии проходила в Чехословакии, в городке Млада Болеслав.

После восьми месяцев строевого полка, стал бухгалтером в военном банке и после демобилизации остался в нем работать.

По прошествии двух лет, получил предложение продолжить в таком же банке, уже в Германии. Но накопилась некая усталость от заграницы, тоска по Родине, – и я вернулся домой.

Через полтора года решил навестить банк в котором служил.

К этому времени воинские части уже выводили в Союз, и я застал пустые гарнизоны.

В особняке, в котором находился банк, остались еще прокуратура и трибунал дивизии.

Редакция газеты "Гвардейская Слава", покинула здание за пару дней до моего приезда.

Поменял рубли на кроны, покатался по Чехии, сделал нужные покупки, – в СССР уже нечего было купить. В общем упаковался.

Перед отъездом зашел попрощаться с бывшими сослуживцами.

Мы выпили и вспомнили минувшие дни – время, которое тогда было простым, светлым, чистым.

Я вышел в парк, прилегающий к территории здания, прогулялся по нему, остановился возле ворот и размышлял о чем-то.

Неожиданно ворота открылись и в проеме появилась женщина.

Она была старше средних лет, выше среднего роста, подтянутая, запросто одетая, ничем неприметная, – обратилась ко мне.

Завязался разговор, из которого я узнал, что собеседница является бывшей хозяйкой этого дома, что в Чехии состоялась реституция и собственность возвращают владельцам.

Поведала, что живет в Австрии, что в 1968-м году, вместе с мужем-дантистом,– уехала из страны, после вторжения советских войск. Сказала, что муж умер, так и не дождавшись этого дня, извинилась и вежливо попросила разрешения посмотреть на ранее принадлежавшее ей хозяйство.

Открыв входную дверь, пропустил даму вперед. Дама сделала несколько шагов, остановилась перед лестницей ведущей на верхние этажи, остолбенела и произнесла:

– Это парадный вход, его украшала большая красивая люстра. Стены были покрыты темным резанным деревом, лестницы устланы коврами, крепленными бронзовыми шпилями.

Эта дверь, указала на дверь банка, была из мореного дуба, – тяжелая, мощная. А эта, – дотронувшись рукой и толкнув вперед, за которой еще недавно находилась редакция газеты, – арочная, с петлями и кованным стояком.

Моя новая знакомая проследовала за дверь, я за ней.

Открывшийся вид, даже меня, тогда еще советского человека, вверг в неподдельный ужас:

Обшарпанные стены, вырванные косяки оконных проемов, заделанные грубыми досками и целофаном, мусорный хаос и пол....

Пол отсутствовал. Шикарный дубовый паркет, который помнили мои солдатские сапоги, был выдран с корнями и возможно переместился в какой-нибудь дом Орловщины, Смоленщины или Киевщины.

Первое, что пришло мне в голову – слово "оккупант".

Да, я смотрел на неё и чувствовал себя оккупантом, причастным к этому безобразию, произошедшему в помещении.

Женщина сделав шаг в бок и опершись на то, что можно было с трудом назвать стеной, грустно стояла, положив правую руку туда, где должно было быть сердце.

Мне хотелось в этот момент провалиться сквозь землю, от стыда.

Единственное, что успокаивало – это "чешские товарищи", которые прежде чем передать объект нашим военным, – почистили его слегка, в далеком 68-м.

Побыв немного в бывшей редакции газеты "Гвардейская Слава", она вышла к лестнице, остановилась, задумавшись опустила голову вниз и по прошествии паузы произнесла:

– Всё, не пойду дальше. В дом я не приеду. Это уже совершенно чужое.

Она не ругала Советский Союз, Советскую Армию, она вообще никого не винила. Я был удивлен ее тактичностью и кротостью.

Поблагодарив за возможность посмотреть на свой бывший очаг, попрощавшись со мной у ворот, взяла за руку.

А я, облокотившись на решетку, смотрел как она садилась в машину, как машина уехала.

Глядя в след, поймал себя на мысли, что смотрю уже в никуда.

Постояв с минуту, вернулся в парк, присел на лавочку и задумался:

– о пустых прилавках в советских магазинах,

– о табачных бунтах в Москве,

– об очередях за туалетной бумагой,

– о драках в вино-водочных отделах,

– о номерах на людских ладонях,

– о таксистах, которым без двух счетчиков не по пути,

– о "Гвардейской Славе" и дубовом паркете,

– о маргиналах и люмпенах, взрощенных за семьдесят лет советской власти,

– о написанном Достоевским: Бедность не порок, нищета – порок,

– о предках, ограбленных и вывезенных после революции в Сибирь, брошенных там в глухом лесу,

– о детдомовском детстве отца и детском голоде матери.

Я не мог понять, я не находил объяснения: Ради какой светлой цели это всё?…кто мы?

Проклиная наш социалистический строй, вместе с упырями – коммунистами и паразитами – комсоргами, вспомнил фразу женщины:

– Хорошо, что он умер,– сказанную про мужа.

В дом она не вернулась.

Нет ответа

«Я видел, – на окраине одной деревни близ Белостока пять заостренных колов, на них было воткнуто пять трупов женщин.

Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей».

Из докладной записки вышедшего из окружения солдата Сергея Дашичева.

И все же Сталин оставил неизученными злодеяния фашистов.

В в начале 80-х годов я отдыхал с родителями на базе отдыха.

База располагалась на границе Московской и Владимирской областей, на речке Киржач.

Каждое утро, с самым рассветом брал удочки и бегал на речку рыбачить.

Мужчина совсем не молодой, по утрам одиноко прогуливался вдоль реки, потом садился на кромку берега недалеко от меня и смотрел как я вылавливаю рыбку.

Мы познакомились. Звали его Федор Михайлович.

Федор Михайлович имел несколько сутулый, но благородный вид, – из-за седых зачесанных назад волос, прищуренного взгляда, который выдавал в нем потаенную мудрость прожитых времен.

Говорил он как-то в сторону, словно даже и не для меня, словно меня и не было вовсе рядом.

Мы подружились.

Он любил смотреть на реку и как мне тогда показалось, что глядя на реку он видел нечто неведомое мне, – глубокое и непонятное.

Однажды Федор Михайлович обмолвился, что воевал.

В моем доме присутствовали отголоски той войны. Два моих деда были там: один погиб, другой умер сразу после, от ран.

Я задал вопрос, который задал бы своим дедам:

– А страшно на войне было? – предвкушая уже известный мне ответ.

К моему удивлению Федор Михайлович ответил не по моему шаблону:

– Страшно, очень страшно. Не думал что выживу, ведь я 23-го года и по статистике, призывников моего возраста вернулось два-три процента. И по мере приближения конца войны, жить хотелось еще больше.

– Тогда расскажите мне о войне, – изумленно попросил я.

Он снова посмотрел на реку, задумался и начал говорить:

– А что о ней рассказывать?

Ничего хорошего не было там, – подлость и низость.

Я служил в пехоте и прошагал в сапогах от Москвы до Берлина.

На войне, мы, – пехота, всегда завидовали летчикам. Летчики были в других, – комфортных условиях, по сравнению с нашими.

У летчиков присутствовали быт, питание, отдых, – они не месили грязь, спали на койках, в тепле.

Думаю об этом, словно вчера было.

А немцев, – посмотрев в сторону от меня, – немцев не люблю до сих пор. Столько времени прошло и все не люблю. Сейчас вот они приезжают к нам, наши к ним.....

Они тут натворили, я просто не могу, я просто не в состоянии это осмыслить, понять и не могу простить.

Мы в Германии поначалу тоже были не ангелы.

Мы туда пришли по своей убитой земле, с одной целью, – мстить.

Мы быстро опомнились, да и директива Сталина была очень во время.

Мы их пожалели, я пожалел – уже несколько взволнованно говорил мой собеседник.

Потом помолчал и коротко произнес:

– Не хочу об этом больше.

О войне мы больше не говорили.

Прошло много лет и к словам Федора Михайловича я вернулся, когда смотрел по телевизору встречу ветеранов, посвященную 50-летию победы.

В студии были делегации из Англии, Америки, Франции, Германии и наши.

Был эпизод, когда ведущий, обращаясь ко всем спросил:

– Сейчас, по прошествии стольких лет, вы могли бы пожать друг другу руки, примириться?

Все встали, улыбаясь пожимали руки, хлопали друг друга по плечу, словно добрые пожилые соседи.

Не встали только наши.

Изумленный журналист(а он не ожидал такого поворота)подошел к нашим, задал вопрос:

– Неужели после стольких лет вы все еще воюете?

Ответил подполковник запаса:

– Мы с товарищами освобождали русское село, там немцы развлекались, – подбрасывая младенцев, расстреливали их из автоматов.....мы видели этих детей…такого нельзя простить....мы пленных потом не брали....

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.