скачать книгу бесплатно
Потом, словно что-то вспомнив, Пашка подошёл к своей тумбочке и, порывшись в ней, вернулся к столу, держа квадратную батарейку для фонарика, маленькую лампочку и иголку. Под недоуменными взглядами товарищей он выбрал из кучи самый крупный кристалл, положил его на один из контактов батарейки, затем соединил его в единую цепь с иглой, лампочкой и вторым контактом. Лампочка не загорелась. Пашка повторил опыт ещё несколько раз – результат оказался тем же. Он убрал кристалл с контакта, и лампочка сразу вспыхнула ярким светом. Пашка выбрал из кучи ещё несколько кристаллов, по очереди проверил их – лампочка всякий раз оставалась незажжённой.
– Ток не проводит, – невозмутимо сказал он, – значит, наше золото не металл. А значит, и не золото.
– Ах ты, физик чёртов! – вскипел Валерка. – Ну-ка, дай я проверю.
Он повторил эксперимент, но результат остался тот же. Лампочка ну никак не хотела загораться…
Первым начал смеяться Володька. Сначала тихо, затем всё сильней и сильней. Через минуту смеялись уже все вместе.
– Не металл, не золото, – вытирая выступившие от смеха слезы, вновь и вновь повторял Володька. – Тогда что же это такое?
– Чёрт его знает. – Пашка встал со стула. – Да и какая разница, что это такое! Главное – не золото.
– Лучше скажите, что нам теперь делать? – вздохнул Валерка. – Золота нет, вместо денег – одни долги, да и с институтом теперь, видимо, будут одни проблемы…
Декан поставил им условие: не будет «хвостов» – останутся в институте. И до самой весны ребята навёрстывали то, что пропустили за месяц. А вечерами после учёбы всей троицей ходили разгружать вагоны, чтобы рассчитаться с долгами.
Как-то раз, во время уборки территории возле института, Валерка заметил в чёрной весенней грязи множество мелких жёлтых блёсток. Он зачерпнул грязь лопатой и поднёс её к Володькиному лицу:
– Нашего золота даже в луже навалом.
– Ну и что, – сказал Володька, – подумаешь, ошиблись! С кем не бывает? Ты лучше вспомни, какое чувство испытал, когда то самое «золото» увидел! Что мы все пережили! Настоящей золотой лихорадкой переболели. А ведь такое далеко не каждому в жизни испытать доводилось. Среди всех наших ребят только тебе, мне да Пашке…
Волчьи игры
Закончилась война, длившаяся четыре долгих года. Оставшиеся в живых солдаты возвращались домой. Вернулся в свою деревню и родной брат моего деда – Федор. Он прошел всю войну, несколько раз был ранен, заслужил не одну боевую награду. Отдыхать дома было некогда – дел накопилось множество, а рабочих рук не хватало, и Федор отдал всего себя работе.
Деревня Липовка Пензенской области, где родился Федор, находилась в двадцати километрах от железнодорожной станции и считалась «глухой», так как добраться до нее было непросто. Весной и осенью дороги размывало дождями, зимой – переметало снегом. Поездка или поход на станцию становились проблемой. К тому же степь, изрезанная глубокими оврагами, давала пристанище множеству волчьих стай, не дающих покоя ни людям, ни домашней живности.
Статистика того времени гласила, что всего за десять месяцев 1944 года в 27 районах Пензенской области от волков погибло: 599 лошадей, 183 головы крупного рогатого скота. 5111 овец. 305 свиней. Поэтому в области за уничтожение волков были назначены премии: за разорение волчьего логова и выемку волчат выдавались телка и две овцы, за истребление трех волков – премия 500 руб., а за истребление пяти волков – 1000 руб. и поросенок.
Но охотников в деревне не было, как, впрочем, и охотничьих ружей. И ближе к осени по вечерам за деревней частенько слышался жуткий вой, заставляющий жителей вздрагивать. А лишь только смеркалось, волчьи выводки выходили на охоту, рыская по степи и дорогам в надежде раздобыть пищу. Сильные и выносливые звери, поселяясь вблизи человеческого жилья, превосходно приспосабливались к окружающим условиям, питаясь домашними животными и активно размножаясь.
В зависимости от обстоятельств волки вели себя по-разному. Иногда бывали очень дерзкими, несмотря на крики людей, прямо в деревне хватали овцу, поросенка или гуся, не бросая тащили вплавь через реку и разрывали на части на противоположном берегу. Или же, схватив бегущего теленка за хвост, натянув и резко отпустив, волк перегрызал упавшей скотине горло, особо не обращая внимания на подбегавших пастухов, размахивающих кнутами и палками. В других случаях, лишь только заметив человека, серые хищники с поразительной быстротой старались скрыться.
Волков «кормили ноги». Ночами они передвигались от селения к селению, совершая значительные переходы, с неохотой сворачивая в зимнее снежное время в сугробы. Нередко подводам с людьми приходилось далеко объезжать волчьи стаи. Случаи нападения волков на лошадь в упряжке были крайне редки, но за бегущей рядом собакой они могли выскочить и даже вскочить в сани и вырвать ее из рук хозяев!
Довольно часто волчьи стаи задерживались на ночь и за деревней Липовка у скотомогильника – так называемого калетого оврага, в который сбрасывался погибший скот. В такие ночи вся деревня слышала волчью грызню, а утром люди видели лишь кости животного. Если в скотомогильнике оказывалось сразу несколько туш, то еще перед заходом зимнего солнца можно было видеть, как волки по глубокому снегу цепочкой, след в след, движутся к оврагу. А когда могильник долгое время оставался пуст, дерзкие хищники бродили по деревне, охотясь за собаками…
В то время дед Федор работал в колхозе конюхом. Однажды во время ночного дежурства на конюшне он услышал на улице собачий лай, визги, шум драки. Федор, схватив вилы, выскочил из конюшни на защиту своего четвероного помощника – здоровенного волкодава по кличке Полкан. Пес в одиночку мог запросто справиться с волком средних размеров, но только не с целой стаей. В этом конюх вскоре убедился, обнаружив Полкана с перехваченным горлом и разорванным животом метрах в восьмидесяти от конюшни. Кругом была кровь, собачья и волчья шерсть – результат неравной схватки. Федору осталось только погрозить вилами волчьим теням, скрывшимся в ночи.
Примерно через год после этой трагедии деду Федору представился случай отомстить за гибель Полкана. Три волка взобрались по сугробу на крышу колхозной овчарни, находившуюся недалеко от конюшни, разгребли лапами солому и спрыгнули вниз. Несколько овец волки зарезали, но уйти не смогли – слишком высоки оказались стены овчарни. Услышав блеяние овец, дед Федор сообразил, что произошло, сбегал за подмогой, и вскоре волков убили, по очереди заколов вилами.
Как раз в это время в соседнюю деревню приехал работник заготконторы, который, прослышав о случившемся, явился в Липовку. Он помог Федору правильно снять и обработать шкуры, заплатил за них деньги и выписал приемочные квитанции. Затем объяснил деду, что тому надо получить в сельском совете справку о добыче волков, и тогда ему будет выплачена еще и премия, которую можно будет отоварить за счет местных фондов мануфактуры керосином или другими предметами ширпотреба (на эти цели выделялись пальто, костюмы, полушубки, сапоги, валенки).
Ошалев от навалившегося счастья, дед Федор несколько дней ходил сам не свой, прикидывая, как лучше потратить причитавшуюся ему премию. В те далекие послевоенные годы жители Липовки и многих других таких же деревень наличных денег практически не имели – работали за трудодни, отоваривая их продуктами питания. Поэтому жена Федора долго составляла список, наказывая, что нужно купить из одежды и еды.
Наконец, оформив необходимые документы, он отправился с попутной подводой в поселок. Получив премию, Федор часть денег потратил тут же, в заготконторе, купив себе, жене и детям подарки. На улицу вышел преобразившимся – в новом овчинном полушубке и хромовых сапогах, гармошкой собранных в голенищах. Потом отправился по магазинам закупать продуктовые деликатесы. Он подолгу задерживался у каждого прилавка, болтая с продавцами и другими покупателями о жизни и о том, что происходит в мире.
Уже вечером, очень довольный тем, что выполнил все наказы жены, купив все необходимое, Федор пошел на станцию, надеясь найти попутчиков в Липовку. Но таковых не оказалось, и он заглянул в буфет, чтобы согреться и немного выпить. В буфете встретился с такими же, как он, бывшими солдатами, теперь налаживающими мирную жизнь в родном крае. Федор быстро нашел с ними общий язык. Вспоминали войну, говорили о трудностях деревенской жизни, дошел разговор и до волков.
– В такой войне победили, а с этими тварями справиться не можем. Вон сколько они скотины губят! – сетовал один из собеседников Федора. – Пока мы все силы фронту отдавали, здесь в тылу волчье поголовье в несколько раз выросло. Бороться с ними некому было, вот и расплодились.
Федор рассказал свою недавнюю историю с волками и о том, что получил премию. Все его поздравили и тоже стали делиться воспоминаниями. Один рассказал про стаю, состоящую из двух матерых и пяти молодых волков, которая полгода терроризировала все деревни в округе, уничтожая взрослых лошадей и жеребят, коров, овец, коз, домашнюю птицу. Другой – о том, как два матерых волка напали ночью на отару овец, находившуюся в загоне у скотного двора, и в течение часа зарезали с полсотни овец.
– У нас волки особенно наглые, – стал рассказывать третий. – Ходят прямо по деревне, за собаками охотятся. За одной даже под крыльцо дома залезли. А год назад напали на почтальоншу, которая в санях ехала. Наверное, когда стая лошадь догнала, сани подпрыгнули на ухабе, почтальонша и выпала. Сожрали ее волки подчистую, одни только ноги в валенках остались.
Вспомнил и Федор, как одни парень из Липовки, возвращаясь домой, не дошел до деревни буквально с километр, когда увидел волков. Чтобы спастись, он забрался на телеграфный столб и просидел на нем всю ночь. Почти до смерти замерзшего, его обнаружили только утром. Парень так перепугался, что до сих пор заикается.
– Да, много вреда нынче от волков. Если их не уничтожать, житья не дадут, – подвели итог разговору мужики.
Выпив рюмку водки, Федор засобирался домой. Его стали отговаривать, предлагая переночевать здесь. Недаром же про волков весь вечер говорили – вдруг что случится! Но подвыпивший Федор стоял на своем, уж очень хотелось ему побыстрей оказаться дома и порадовать подарками близких.
– Я на фронте немецких «тигров» не испугался, а тут какие-то волки! – храбрился он. – Сейчас морозец, идти по дороге легко, двадцать верст пробегу – и не замечу. Быстрее любой лошади. На войне аж до Берлина дошел, а т?т до родной Липовки.
Пожав мужикам на прощанье руки, Федор вышел на улицу. Там и в самом деле было холодно, и дед решил вернуться на вокзал. Но мужики могли бы посчитать, что он испугался, поэтому, поплотнее закутавшись в полушубок, Федор направился в сторону своей деревни.
Подходя к окраине поселка, он еще продолжал думать о волках, но потом забыл о них. Перед глазами появились его жена, дети, дом на краю деревни, семейный ужин за большим деревянным столом, когда каждый по очереди черпает из одной большой миски распаренные в русской печи щи из кислой капусты…
Часа за три быстрой ходьбы он преодолел значительное расстояние. Миновал деревни Алексеевка и Ульяновка. повернул на Липовку, до которой осталось километров семь. Мелькнувшие в ночной степи волчьи тени он сначала не заметил. Остановился лишь, когда где-то сбоку послышался хруст снега. Подумал, что показалось, но, как только сделал пару шагов, звук повторился.
– Волки! – Федора пробил холодный пот. – А может, собаки? Но какие тут, к черту, собаки – их всех давно волки сожрали.
Почувствовав чей-то взгляд в спину, Федор обернулся. На дороге метрах в десяти от него стояли два волка. Луна хорошо освещала этих красивых зверей, смотрящих на человека. Они напомнили Федору крупных остроухих немецких овчарок, которых ему довелось повидать на войне. Но сейчас перед ним были не собаки. В глаза бросались широколобые остромордые волчьи головы, воедино слитые с могучими мускулистыми шеями. Передняя часть тела была несколько выше задней, поджарый корпус, мощные, длинные упругие ноги, прямые неподвижные хвосты. Звери завораживали.
Решение, что делать дальше, пришло внезапно. Федор сорвал с головы шапку, дико заорал и швырнул ее в сторону волков, а сам, повернувшись, кинулся наутек. Бежал под тяжестью набитого подарками вещмешка, задыхаясь от морозного воздуха. Обернулся – волки остались на месте, обнюхивая шапку. Пробежал еще сколько было сил и остановился, сильно закашлявшись.
Услышав кашель, волки оставили шапку и прыжками бросились к человеку. Расстояние, которое он пробежал, они преодолели за считаные секунды и остановились от него всего в двух метрах. В их глазах было любопытство. Федор начал пятится, и волки сразу же зарычали. А когда он пошел от них, все убыстряя шаг, один из волков прыгнул и ударом лап повалил человека на снег.
«Сейчас загрызут. – мелькнула мысль. – На фронте не погиб, а тут, видно, конец пришел!»
Стараясь укрыть голову и шею руками, он всем телом вдавился в снег. Напавший зверь стоял, уперевшись передними лапами в его спину, и грозно рычал. Наконец Федор почувствовал, что лапы больше не давят. Вокруг тишина. Он приподнял голову и вздрогнул. Оба волка сидели рядом и неотрывно следили за каждым его движением.
Федор сел. Нащупал в кармане спичечный коробок. Чиркнула спичка, и волки вмиг отпрыгнули, но всего на пару метров. Он стал жечь одну спичку за другой, пока не израсходовал последнюю, но хищники так и не ушли.
Не зная, что еще можно сделать, Федор встал на карачки и стал громко лаять, подражая собаке. Волки лишь немного попятились не спуская с него глаз. Постепенно лай перешел в хрип, затем в смех сквозь слезы. Слезы обиды и бессилия…
В отчаянии Федор сорвал с рук рукавицы и одну за другой бросил в волков:
– Нате, жрите!
Волки медленно подошли к рукавицам и принялись их обнюхивать, а Федор встал и пошел прочь. Но далеко уйти не удалось – волки нагнали его и вновь повалили на дорогу. После чего уселись неподалеку.
– Ну что вам надо? Сволочи, фашисты проклятые! – закричал он, поднявшись и замахав на них руками. И тут же волк прыгнул на него.
– Пропадите вы пропадом, – шептал Федор, прижатый тяжестью лап. – Нет, если хочу остаться живым, надо что-то придумать. Это сейчас они не кусают, а через минуту возьмут и перегрызут мне шею.
Когда волк сошел с его спины, Федор кое-как поднялся на ноги и огляделся. Кругом степь, снег и кусты. Как назло, нет ни одного дерева, только голые телеграфные столбы.
Через минуту он уже карабкался вверх по мерзлому дереву столба. Мешали полушубок и вещмешок за плечами, руки и ноги скользили, но все же ему удалось добраться до середины столба. Посмотрел вниз – волки никуда не делись, сидели и смотрели на него, задрав морды.
– Ничего, надоест ждать без толку, уйдете. А я посижу. Продержался ведь тот парень на столбе всю ночь, вот и я продержусь.
Но с каждой минутой Федору становилось все холоднее. Волосы на непокрытой голове превратились в ледышки. онемели пальцы на руках, все тело бил озноб. Удерживаться на столбе становилось все труднее, и он начал медленно сползать к земле. Попытки подняться вновь ни к чему не привели, и в итоге он оказался на снегу нос к носу с волками.
Окоченевшими пальцами он судорожно развязал веревку вещмешка, достал из него свои старые ботинки, в которых приехал на станцию, и бросил в серых. Пока они их обнюхивали, Федор, волоча за собой мешок, пошел по дороге. Когда за спиной вновь послышалось рычание, он достал из мешка связку баранок, стал по одной их отрывать и бросать назад. Волки так же по одной обнюхивали и съедали их. Закончившиеся баранки сменила колбаса, затем селедка. Скоро в опустевшем мешке осталось лишь платье, купленное в подарок жене. Федор глубоко вздохнул, и платье упало на снег. Почему-то волки обнюхивали его особенно долго…
Но вот до слуха деда Федора донесся лай собак. Через несколько минут он вышел к реке, на другом берегу которой была Липовка, его родной дом. Федор оглянулся на волков, так и не оставивших его в покое, и встретился с их тяжелым взглядом. В любую секунду ожидая прыжка зверей на спину, он спустился к реке, вышел на лед, добрел до середины…
Только перейдя на противоположный берег, Федор заставил себя обернуться еще раз. Серые хищники бежали по дороге назад, туда, откуда начали сопровождать человека.
Жена так и не поверила рассказу Федора. Считала, что он прогулял и пропил все деньги, а пока шел домой, хмель выветрился на морозе. Не верили Федору и деревенские. Слушая его, понимающе кивали, чтобы не обижать мужика, и думая в то же время, что Федор мастак на выдумки…
А еще через год волков начали уничтожать с самолетов По-2. Волки, застигнутые с самолета в степи на открытом месте, практически не имели шансов на спасение. Зимой в ясную погоду жители Липовки хорошо слышали стрекот самолета над степью и частые хлопки выстрелов. А после видели поднимающиеся в небо черные столбы дыма. Это горели облитые керосином волки.
Рагу по-охотничьи
Старенький институтский пазик медленно тащился по размытой дождями дороге, проваливаясь в глубокие лужи и разбрызгивая грязную коричневую воду. Капли дождя, попадая на автобусные стёкла, ненадолго задерживались, потом, соединившись с соседними каплями, тоненькими струйками стекали вниз, отчего картофельные поля за окнами видны были нечётко, расплывчато. На некоторых полях картофель уже был собран, на других сейчас работали машины и люди.
Первым из сидевших в автобусе студентов, с молчаливой грустью смотревших в окна, заговорил белобрысый коренастый парень.
– Когда же это закончится? – обратился он и к своим товарищам, и к преподавателю, назначенному старшим группы. – Из года в год одно и то же. Как осень, так нас трудовым десантом на поля бросают. В прошлом году овёс по снегу стоговали, сейчас картошку из глины выкапывай! А глина-то здесь, сами знаете, такая, что ни от картошки, ни от сапог, ни от одежды не отскрёбывается.
Он замолчал, но в автобусе тут же возник гул голосов, поддерживающих парня.
– Вечно ты, Михаил, недоволен, – громче других сказал преподаватель, строго поглядев на студентов.
– А чему тут радоваться? – тут же встрепенулся белобрысый. – Я, может, в институт учиться приехал, а не картошку собирать. Ладно бы еще на мясокомбинат послали, как на первом курсе. Вот там лафа была. Там мы отъелись…
Мишка закрыл глаза, вспоминая, как он каждый день, прежде чем уйти домой с мясокомбината, опоясывал тело, словно пулемётными лентами, гирляндой сосисок, скрывая их под брезентовой курткой-штормовкой, чтобы не поймали на проходной. Сейчас он был одет в ту же куртку, на спине которой было написано красной краской: «Нам жить в двухтысячном году».
– У него тогда даже глаза жиром заплыли, в щелочки превратились. – Сидевший рядом с Михаилом его друг Володька, живший с ним в общежитии в одной комнате, толкнул того в бок: – Правда, Миш?
– Ну вот, всё испортил, – открыл глаза Мишка. – Только о хорошем подумал, и на тебе!
В это время автобус притормозил и, аккуратно съехав на обочину, остановился возле трактора, к которому был прицеплен картофелеуборочный агрегат. Второй трактор с огромной, заляпанной грязью телегой, стоял неподалёку.
– Выходите, демагоги, приехали! – скомандовал преподаватель и первым покинул автобус.
Ребята по очереди стали спрыгивать с подножки на землю. Преподаватель, поговорив с трактористом, объявил:
– Здесь, на этом поле, нам предстоит работать два дня. А дальше видно будет. Так что сейчас делитесь на две группы. Одни будут идти за картофелекопалкой и собирать картошку в мешки, другие – грузить мешки на телегу. Работать будем без обеда, чтобы пораньше освободиться. Согласны?
Студенты согласились. Через минуту трактор, взревев двигателем, медленно потащил за собой картофелекопалку, оставляя на мокрой земле следы колёс и вывернутые картофелины. Ребята двинули следом, наблюдая, как картошка, протрясясь по грохочущему транспортёру, отделялась от земляных комков и сыпалась в бункер. Оставшиеся на земле картофелины приходилось складывать в вёдра, которые по мере наполнения пересыпали в мешки – по пять в каждый.
Работали с неохотой. На обувь ребят налипла глина, которая счищалась с большим трудом. Все часто останавливались, трясли ногами. Чем дальше, тем лица ребят становились все недовольнее. И только старший группы с умным видом стоял на площадке возле транспортёра, следя, чтобы на него не попало ничего лишнего.
– Слышь, Володь, ну сколько можно! – начал возмущаться Мишка. – Уже два часа глину месим без перекура. Нам ведь ордена не нужны. Подай-ка вон тот булыжник, я его на транспортер подложу. Может, тогда эта штука остановится. – И он положил на транспортёрную ленту довольно тяжелый камень.
– Надо же, какой булыжник вывернуло! – удивился преподаватель, беря в руки камень и отбрасывая его в сторону.
– Заметил наш Зоркий Сокол! – ухмыльнулся Мишка. – Ладно, повторим операцию.
Он поднял с земли только что выброшенный камень и вновь незаметно сунул его на транспортёр.
– Булыжник. Точно такой же, как и первый! – Преподаватель во второй раз выбросил камень.
– Может, теперь не заметит! – Мишка в третий раз положил злополучный булыжник на транспортёр.
Ребята, забыв о картошке, следили, что будет дальше. Камень доехал до площадки, где стоял преподаватель. На этот раз, увидев булыжник, как две капли воды похожий на два первых, тот от удивления снял очки и, близоруко сощурив глаза, довольно долго его рассматривал.
– Ничего не понимаю! На этом поле камни какие-то одинаковые попадаются.
Он размахнулся, чтобы отбросить его подальше, но, на секунду задумавшись, опустил руку и положил камень рядом с собой. После этого он подозрительно посмотрел на ребят, которые как ни в чём не бывало шли за трактором. Тут трактор остановился. Ребята собрались в кружок, закурили.
– Что, мужики, такие кислые? – спросил у них вылезший из кабины тракторист и, не дождавшись ответа, задал ещё один вопрос: – А охотников среди вас случайно нет?
– Тут все охотники, – ответил Володька. – А в чем дело?
– Дело в том, что вон на той опушке леса уже который день волк крутится, – показал тракторист на край леса. – Я его несколько раз видел. Причём в одно и то же время – аккурат после обеда.
– Где, где ходит? Что он там делает? – посыпались вопросы. Мишка же, недолго думая, забрался на крышу трактора.
– Ничего не вижу, – сказал он, но, приглядевшись, добавил: – Хотя что-то есть. Точно, пацаны, что-то серое на опушке мелькает. Может, и правда, волк?
– Точно, там волк, – улыбнулся тракторист. – В прошлый раз я к нему на тракторе вплотную подъехал. Он мышей ловит и на трактор внимания не обращает, чуть его не задавил, а он в самый последний момент из-под колёс отпрыгнул, оскалился и в лес удрал. А на следующий день смотрю – опять на прежнем месте мышей ловит.
– Давай подъедем, посмотрим, – стал просить Мишка. – Случай-то уникальный – волк на поле днём выходит и не боится никого. А вдруг он бешеный?
– Чего зря зверя пугать? Если вы все здесь охотники, так привозите завтра ружьё. Повезет – добудем зверюгу! Вот тогда и посмотрим, больной он или какой. А сейчас давайте работать: для вас картошка – развлечение, а у меня план горит.
– Правильно товарищ говорит, – поддержал тракториста преподаватель. Завтра будет день, будет и охота. Разрешаю одному из вас взять с собой ружьё и патроны с картечью. Пусть это будет… Михаил.
Вечером в общежитии вся группа собралась в комнате, где жил Мишка. Обсуждали, как лучше добыть волка: с подхода, скрадом, на засидке. Кто-то предложил поставить на волчьей тропе капкан или петлю. В конечном итоге согласились с предложением тракториста – стрелять волка с подъезда.
– Не промажешь? – строго спросил Мишку Володька.
– Ребята, вы же меня знаете, – обиделся тот.
– Да пусть стреляет, не промахнётся, – поддержали Мишку друзья.
– Главное, чтобы наш препод не подхватил инициативу. А то еще притащит свой карабин, и начнётся, – сказал Володька. – Помнишь, Миш, как однажды мы ему за его «Барсёнка» по шее накостыляли?
– Когда накостыляли? – спросил кто-то. – Расскажите.
– Да на прошлой осенней практике, – стал рассказывать Мишка. – Сидим мы в охотничьей избе, в девятнадцатом квартале. Я, Володька и Серёга. Только что супа поели, сидим, чай пьем. Вдруг на улице выстрел. Пуля пробивает дверь, пролетает между нами и входит в стену. Нас какое-то чудо спасло. Ну мы по-военному падаем на иол, лежим, ждём. Тут второй выстрел, за ним третий. Пули только в стену шлёпают. Четвёртый, пятый. Удовольствие, я вам скажу, не из приятных. Потом тишина наступила, но мы всё равно с пола не встаём. Потом слышим шаги. Дверь открывается, и на пороге появляется наш препод. Смотрит этот снайпер на наши задницы и говорит: «Ой, ребята, вы здесь? А я-то думал, изба пустая. Решил вот своего “Барсёнка” пристрелять…»
Мишка прервал рассказ, взял чайник, налил в стакан кипятка и стал сыпать туда заварку. Сидевшие по кроватям ребята смотрели за его действиями, ожидая продолжения.