скачать книгу бесплатно
Тогда присаживались они на траве-мураве, доставали на холстину из котомок хлеб, печёную репу, лук да чеснок и с молитвой принимались за трапезу. Запивали родниковой водой.
Когда ветер нагонял грозные клокастые облака, а из них ударял дождь, товарищи спешили укрыться под размашистыми деревьями. И пока одна за другой полыхали молнии и громыхал гром, молились, уносясь далеко над землёю.
Ночевали в храмах, по стогам да сараям с душистым клевером. Не раз приходилось юношам преклонять головы и под ракитовым кусточком, а то и просто зарывшись в медовую луговую траву, натянув на себя свитки. Когда заканчивались съестные припасы – предлагали отроки труды свои в жилых посёлках. Работали дружно да с Божией помощью: косили траву, рубили дрова, копали землю в огородах. Жалостливые хозяйки расспрашивали путников, куда они путь держат, потчевали чем Бог послал. Что могли, давали с собой. А иные и денежку жертвовали, чтобы младые богомольцы молитву и о них сотворили в святом Киеве-месте. Так мало-помалу и одолели многие вёрсты. Последнюю ночь долгого пути утомлённые паломники провели под открытым небом на высоком берегу Днепра.
Когда же взошло солнце, под щедрой небесной синевой во всей красе предстал древний Киев и его обширная Лавра со всеми своими златоглавыми церквами.
О Киев! Град равноапостольных Владимира и Ольги. Земля, где апостол Андрей водрузил на высоком холме Честный и Животворящий Крест и прорёк: «На сих горах воссияет благодать Божия и град великий возникнет».
Внезапно раздался из Лавры тихий утренний благовест, призывающий к молитве. И, осенив себя крестным знамением, сотворили юноши земной поклон.
На площади перед Святой Софией колыхалась толпа народная. Богомольцы со всех краёв широкой Руси стекались к этому величественному храму, чтобы поклониться святыне – образу Божией Матери. Исполинский рост Заступницы Пресвятой Богородицы, как и все Её дела. Небесного цвета Её хитон. Золотое покрывало спускается с Её главы. А руки Её воздеты вверх – туда, где в куполе изображён Вседержитель Христос.
С умилением повергся под сень Всеблагопомощной Владычицы и Прохор. Сладостное чувство тотчас объяло его душу, а глаза наполнились слезами. И не хотелось ему покидать этот дивный храм, где красуется сия царственная икона.
Но впереди ждали подземные кельи великих угодников Божиих Антония и Феодосия – земных Ангелов и Небесных человеков. В благоговейном молчании спускался Прохор в недра пещерные. Каждый шаг его отзывался под низкими сводами.
Тускло горели лампады и свечи, озаряя тёмные коридоры. Здесь, закончив земные труды, почивали многие святые угодники. Нетленны были тела преподобных. Прохор припадал к каменным их ложам, прося святых о помощи в спасении. И в его душе разливалась благодать. «Господи! Всю жизнь провёл бы в этом приюте безмолвия средь сих праведников!» – с упованием на милость Божию помыслил юный богомолец. От монахов, служителей пещер, Прохор узнал, что близ Лавры, в Китаевской пустыни, спасается блаженный старец Досифей.
Поведали о нём, что ради Христа отрёкся он от всего мирского: пища его – трава, одежда – власяница, ложе – земля. Даже огнём не пользуется! И горячо возжелал Прохор своими глазами узреть великого старца и благословиться у него.
Ох, и труден был путь на Китай-гору!
Зелёной стеной на её склонах стояли серебристые тополя, развесистые дубы и душистые липы. Их ветви так густо переплелись, что почти не пропускали солнечный свет.
И Прохор долго пробирался по узкой горной дорожке, промытой дождями, неустанно твердя: «Господи, помилуй мя грешнаго».
И отступала усталость.
Вот и скит.
Отшельник с любовью принял отрока, провидя в нём истинного подвижника Божия.
– Что привело тебя сюда, любезное чадо? – спросил с участием.
Лицо Прохора засветилось.
– Святой отче! Всем сердцем и всей душою хочу служить я Отцу Небесному! Думаю, что здесь, в этом святом месте, нашёл я пристанище для души моей.
Однако прозорливец покачал головой:
– Чадо Божие, не здесь, а в Саровской обители обретёшь ты Бога.
Взволновалась душа, и припал Прохор к стопам отшельника.
– Святой отче, благословите остаться подле вас навсегда! Желаю постричься в монахи не в каком-либо ином месте, а только в этой пречестной обители!
Но ответствовал прозорливец с кроткою отеческой улыбкой:
– Гряди, чадо Божие, в Саров и пре-буди там. Место сие тебе будет во спасение, с помощью Господа. Тут скончаешь ты и земное странствие твоё. Только старайся стяжать непрестанную память о Боге чрез неослабное призывание имени Божия так:
Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго! Сие неутомимое вопияние да будет и в устах, и в сердце твоём: с ним найдёшь покой, приобретёшь чистоту духовную и телесную, и вселится в тебя Дух Святый, источник всяких благ. В Сарове и настоятель Пахомий богоугодной жизни; он последователь наших Антония и Феодосия!
Сказав так, Досифей возложил руки свои на главу Прохора, благословляя его.
Саровский послушник
Чуть свет проснулась в этот день Агафья. Тихая улыбка витала на её лице.
Только недавно вернулся из богомольного путешествия сынок. Не успела она насмотреться, как возмужал он и похорошел, и вот нынче, на Казанскую, ещё одна великая радость: освящается храм. Почти два десятка лет ушло на его строительство!
На долгожданное торжество собрались все благочестивые жители Курска. Изумлённым глазам предстал белокаменный собор невиданной красоты и величия.
Со слезами молился Прохор в новом храме Спасу и Пречистой. А после торжества, вернувшись домой, поклонился он Агафье Фотиевне и, глядя в её доброе, с морщинками вокруг серых глаз лицо, сказал с неизъяснимо нежным сочувствием:
– Матушка родимая! Всей душою хочу посвятить себя служению Богу. Прости меня, ухожу я в монастырь! Сжалось сердце любящей матери. Но со смирением приняла она благую весть. И, благословив сына, с кротостью промолвила:
– Помогай тебе Господи, Прошенька! А я до последнего дыхания моего буду благодарить Бога, что промыслил о тебе. Ничего не взял с собой Прохор, только большой медный крест, материнское благословение да несколько ржаных лепёшек.
Отойдя несколько от родимого дома, остановился, чтобы в последний раз взглянуть на него. Прощай, матушка! Прощай, родной Курск!
Дорога в Саров пролегала через тёмные дремучие леса, полные дикого зверья и разбойников. Не часто на ней можно было встретить прохожего: она была безлюдна и опасна. Осенив себя крестным знамением и всецело положась на волю Божию, по этой дороге и двинулся Прохор. Шёл неустанно, с молитвой на устах. Редко-редко с грохотом нагоняла его тряская телега. И суровый мужик-возница, попридержав разгорячённую лошадёнку, милостиво предлагал подбросить до ближайшего селения, лежащего на пути.
Для ночного отдыха юноша стучался в чужие избы. Сердобольные бабы молча отводили страннику место на лавке или на полу возле печки. Случалось, и сажали за стол.
А утром Прохор чуть свет снова отправлялся в путь.
Так, с Божией помощью минуя опасности, где пеше, где конно, претерпевая холод и голод, добрался наконец он до желанной обители, стоящей посреди потаённой глуши, над речками Саровкой и Сатис. Небо уже было усеяно звёздами. В ранних зимних сумерках гудел-благовестил колокол. Был канун великого Богородичного праздника, и Прохор подоспел к самому началу всенощного бдения. Сняв шапку и сотворив три поклона, он с трепетом переступил порог соборного храма.
Вёл службу отец Пахомий, курянин по происхождению, седовласый настоятель Саровского монастыря. Как чадолюбивый родитель, с радушием принял он Прохора и назначил послушником к обительскому казначею Иосифу. Тот с первой минуты полюбил кроткого и молчаливого юношу. Отведя ему место в келье, определил на братское послушание в хлебню. С раннего утра и до темноты не покладая рук трудился Прохор. Вручную молол пшеницу в каменных жерновах, просеивал муку через сито, замешивал тесто, сажал хлебы в печь. Служение в хлебне считалось не только самым тяжёлым, но и самым значимым. Ведь хлеб – это Божий дар. Вот и работал Прохор с такой ревностью и усердием, словно служил Самому Господу.
Иосиф же, отвечая за всё хозяйство, частенько заглядывал в пекарню и, глядя, как Прохор сильными руками месит тесто, кивал головою одобрительно:
– Так, так. Сей труд – ради смирения. Смиренных Господь спасает. И молись… Молись… И Прохор молился. Перед каждым замесом читал акафисты и окроплял опару в квашне святой водой, после чего она начинала дышать как живая. Ахали братия, хрустя горячей хлебной корочкой: – Вот тебе и новоначальный! Вкуснее хлеба не едали! Вскоре Прохора перевели на послушание в просфорню. И здесь его посещал духовный отец Иосиф. Смотрел, как послушник справляется, и, пряча довольную улыбку, приговаривал:
– Доброе, доброе просвирное тестушко, тонкое да крутое! Ну, пеки, пеки во славу Божию. И Прохор смиренно, с молитвой трудился, благодаря Господа за благоволение, потому что все относились к нему доброжелательно – и послушники, и казначей Иосиф, и настоятель Пахомий.
Но только привык Прохор к просворной, как его уже перевели в столярню. Безропотно принял он новое послушание, ибо монастырь – как пчелиная семья, где каждый занят своим делом. Здесь Сама Матушка Божия определяет каждому послушание: одному – выпекать хлеб, другому – огородничать и землю пахать, а третьему – ухаживать за немощными. В столярне было поручено Прохору резать кипарисные кресты, а помимо этого, изготавливать двери, окна и половые доски.
Понравился послушнику запах кипариса. И вжиканье рубанка, снимающего стружку, и немноголюдье – всё было любо в мастерской. И само столярное ремесло пришлось по душе, оно легко давалось; даже отец Иосиф заметил:
– А ты, Прохор, столяр хорошей руки! С тех пор братия стали называть Прохора не иначе, как «столяр Прохор». И верно, резал он усердно, умело и сам весь пропитался пахучим кипарисом. А в свободную минутку с удовольствием поделывал и что иное: мастерил скамейки, сосновые столы, дубовые бочки.
Послушание в столярне Прохор исполнял с радостью и довольно долго, да всё же пришлось привыкать к новому послушанию – быть монастырским будильщиком: будить братию, напоминая о том, что время подниматься на раннюю службу.
Наконец, определили его на пономарское послушание. Стал Прохор приходить в храм раньше всех, задолго до святой литургии. Возжигал свечи и лампады, звонил в колокола. Во время обедни прислуживал в храме: готовил кадило, при помазании держал сосуд с благословенным елеем. Всегда кроткий и молчаливый. Всё исполнял с молитвой и благодатными слезами. Никто и никогда не видел его сидящим. Даже просто прислониться от усталости к стене не позволял он себе, считая это большим грехом.
Спал Прохор всего четыре часа; а в остальное время, стоя пред образами в келье, читал Евангелие, Псалтирь, Апостол, Жития святых и душеспасительные сочинения отцов и учителей церкви: Василия Великого, Иоанна Златоустого и преподобного Иоанна Лествичника.
В краткие же минуты досуга он непрестанно творил Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Эту молитву Прохор так полюбил, что она прилепилась к самому дыханию его.
«Сей от рода нашего»
Два года уже длилось послушание. Прохор не страшился трудностей и думал только о спасении души. И попустил Господь ему суровое испытание. Занемог Прохор лютой болезнью, водянкой. Во всём его теле скапливалась жидкость, и оно так распухло, что нельзя было без стона шевельнуть ни рукой, ни ногой. Боль перемежалась с сильной лихорадкой: вначале бил озноб, затем он сменялся жаром.
Прохора положили на одр, и он лежал неподвижно и с трудом дышал. Сам отец Пахомий неотлучно был при нём и ухаживал, как за сыном родным: омывал его и кормил.
Казначей Иосиф, любя духовное своё чадо так же сильно, помогал настоятелю.
Слезами любви и умиления отвечал мужественный страдалец на их любовь. Да молитвами о них. Три года Прохор с безропотным терпением переносил телесные мучения. Братия, сочувствуя, старались хоть чем-то ему помочь: отереть пот со лба, приподнять немного, чтобы не образовались пролежни, – но уже не надеялись на выздоровление страдальца.
Когда Прохор совсем изнемог, то с детской простой признался настоятелю, что было ему пророчество от киевского старца Досифея о том, что здесь, в обители Саровской, закончит он своё земное странствование. И, прослезившись, тихо проговорил:
– Любезный владыка, чувствую, что душа моя торопится в селения вечные. Прошу себе прощения и благословения. В ответ на это Пахомий ответил:
– Благо тому, кто имеет память смертную. Но на всё воля Божия. Один Бог ведает день и час нашей смерти. – Немного же помолчав, сказал: – Чадо любезное, хотим мы с отцом Иосифом послать за врачом, чтобы облегчил твои страдания.
– Отче святый! – взволнованно отозвался Прохор. – Предал я себя истинному Врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу, и Пречистой Его Матери. Прошу, отслужите ради Бога молебен о здравии убогого раба Божия Прохора.
И глаза настоятеля наполнились слезами…
На Божественной службе горячо молился Пахомий о здравии болящего, а после молебна навестил Прохора, чтобы келейно исповедать и причастить его как готовящегося отойти в мир иной. Вместе с Пахомием пришёл и отец Иосиф поддержать своё духовное чадо и заодно помочь настоятелю совершить таинство Причастия.
Отец Иосиф приблизился к больному со Святыми Дарами. И Прохор, с усилием приподнявшись, под видом хлеба и вина вкусил из рук старца Плоти и Крови Иисуса Христа и, умиротворённый, опустился на ложе.
И вдруг…
Воссиял свет ярче солнечного, и узрел Прохор Преблагословенную Деву, сопровождаемую апостолами Петром и Иоанном Богословом. Благолепный лик Пречистой светился добротою неизреченной. Указав рукою на Прохора, Небесная Гостья сказала Иоанну: «Сей от рода нашего». И возложила правую руку на голову болящего. Жезлом, который держала в другой руке, Целебница Благосердная коснулась раны на правом боку, и она открылась – из неё произошло обильное выхождение жидкости.
И в тот же миг Прохор исцелился. Лишь след на его теле остался навсегда: углубление величиною с кулак.
Никому из присутствующих, кроме него самого, чудесное явление не было открыто. Просто все удивились скорому его выздоровлению.
И только спустя много лет, перед самой своей кончиной, поведал он о великом чуде, бывшем с ним. Впоследствии на месте, где Прохора исцелила Пресвятая Богородица, возвели Божиим Промыслом больничную церковь во имя преподобных Зосимы и Савватия Соловецких. На месте воистину чудесном…
Серафим, Пламенный
Сердце Прохора возгорелось любовию к Богу. Восприимчивая душа его преисполнилась высоких мыслей и чувств. В благодарность Господу за своё исцеление благословился он у старцев на хлопотный труд сборщика средств для возведения больничной церкви.
И отправился странствовать по Руси – по бесконечным стёжкам-дорожкам, по сёлам и деревням, прося православных подать на храм. Завернул и на родимую сторонушку, на землю Курскую и в самый богоспасаемый град Курск. Слава Богу, матушку, Агафью Фотиевну, застал в живых. Повидался с братом Алексеем и сестрой Прасковьей.
Алексей помог в богоугодном деле: с его лёгкой руки курское купечество щедро пожертвовало на монастырскую церковь.
С собранными деньгами поспешил Прохор в обратный путь, усердно моля Матерь Божию быть ему Путеводительницею и возлагая на Неё всю надежду. С Божией помощью вернулся в родную обитель жив и здрав, избежав разбойного нападения. И со слезами вознёс тёплую молитву Пречистой Деве за Её заступление.
Когда же церковь была построена, украшена и освящена, Прохор своими руками сработал для неё кипарисный престол.
И с той поры чаще всего причащался в новосозданном храме.
Видя его неутомимое усердие к Богу, однажды сказал Пахомий:
– Чадо! Немало ты потрудился на послушаниях и возрос духовно. Вполне достоин ты пострижения в монахи.
Просияло лицо Прохора.
– Отче святый! – повергся он на колени. – Только этого и желает моя душа!
С этой минуты стал считать он дни до праздника Успения Пресвятой Богородицы, в канун которого должно свершиться пострижение. Семь дней инок Прохор непрерывно молился, ежедневно причащался Святых Таин и вкушал только лишь просфору.
И настал этот день.
Заканчивалась всенощная. Двое монахов подошли к Прохору и, взяв под руки, отвели к дверям церковного притвора. Здесь он снял свои одежды и остался в одной лишь белой рубахе до пят.
Погасили свет. Только свечи и лампады горели пред иконами, высвечивая строгие лики святых. Таинство началось…
Трижды сотворив земной поклон, Прохор упал ниц и на локтях пополз к алтарю, где у царских врат стоял отец Пахомий. Коснувшись челом ног настоятеля, он поднялся с пола и смиренно опустил голову. Сам Христос с Божией Матерью и Ангелами, невидимо для человеческих глаз пребывающие в храме, будут слушать его монашеские обеты.
– Согласен ли ты навсегда оставить свои желания и с любовью исполнять послушания настоятеля и братии и пребывать в постничестве до последнего дыхания? – торжественно вопросил Пахомий.
– Ей-богу, владыко святый! – твёрдым голосом ответствовал Прохор.
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! – в один голос запели братия.
Настоятель взял ножницы. И упали на пол состриженные волосы с главы послушника. Это значит, что отрекается Прохор от всего мирского, принимая Ангельский образ.
И святое имя у него отныне будет новое – Серафим.
А вскоре он был посвящён в сан иеродиакона. Теперь каждый день с утра до вечера отец Серафим служил в храме, ночью же пребывал в молитве. И ощущал при этом не усталость, а блаженную радость.
Однажды во время службы увидел он, как в алтаре у престола собрались прекрасные юноши в священническом облачении.
Они служили и пели Богу вместе с братией.
Пение их было несказанно сладостным, не сравнимо ни с каким земным пением. И отец Серафим, стоя с улыбкой, любовался ими, не в силах отвести взор.
Братия с удивлением смотрели на него, а после службы спросили:
– Ты заметил что-нибудь необычное? И преподобный со слезами радости открыл, что сподобился видения Божиих Ангелов.
– Было сердце моё как воск, тая от неизреченной радости такого лицезрения. И не помнил я ничего, что было со мною, а только помнил, как входил в церковь и как после служения выходил из неё… Такова была милость Господа к Своему избраннику. Благоволил Серафиму и настоятель Пахомий. Редко когда он совершал службу в храме без него. Брал с собой и в поездки, вызванные нуждами монастыря. В одной из таких поездок они ненадолго остановились недалече от Саровской обители, в Дивеевской женской пустыньке.
Серафим не однажды слышал от отца Пахомия добрые слова об игумении матушке Александре. Пришла она в эти северные края издалека, из христолюбивого града Киева. И не по собственному хотению: Пресвятая Богородица во сне велела ей отправиться в дальний путь. Подвижница выполнила веленное Пречистой. Продала всё своё имущество и на вырученные средства построила церковь.
Теперь же старица Александра была больна. Получив от Господа извещение о скорой своей кончине, упросила она отца Пахомия соборовать её. Он исполнил желание.
И, прощаясь, игумения стала умолять настоятеля взять её пустыньку под свою опеку.
Отец Пахомий с сочувствием покачал головой:
