скачать книгу бесплатно
Этой семейной паре был чужд снобизм, столь свойственный людям их среды, поэтому, наверное, они были так легки в общении и имели много друзей. Милославская на протяжении долгих лет поддерживала с Мариной и Сашей отношения, хотя в последнее время, без всякой видимой причины, их встречи случались гораздо реже, чем раньше.
ГЛАВА 2
– Чудное местечко! – протянула Милославская, втягивая ноздрями свежесть хвои и недалекую речную влагу.
– И Волга совсем рядом, – указывая вперед рукой, гордо заявила Марина, – пять минут ходьбы. Пляж песчаный…
– Чудесно, чудесно, – повторила Яна, поднимая с земли маленькую шишку.
– Ну, пойдем, пойдем, – подтолкнула подругу Марина, – гараж мы еще не выстроили – у прежних хозяев его не было. Поэтому Саша оставит машину здесь, на стоянке. А что? – женщина пожала плечами, – Охраняется, под присмотром… А мы с тобой немного пешочком пройдемся, тут недалеко, полюбуешься заодно местными достопримечательностями.
– Да-а, многозначительно протянула Яна, – тут есть на что посмотреть, – Милославская окинула взглядом двух-трехэтажные дачные постройки, обнесенные высокими заборами.
– Тут вот депутат свой досуг проводит, Бабуша, – Марина кивнула влево. – Знаешь такого?
– Нет.
– Ладно, не имеет значения. Тут вот, – женщина обернулась назад, – главврач второго роддома обосновался. Как думаешь, миллион стоит такая хижина?
– Стоит. Что и говорить, бедные родственники… – заключила Милославская иронично.
– А сноха вот рожала, так все свое в роддом притащили, вплоть до ваты и шприцов одноразовых, – пожаловалась Марина. – Ну идем, идем.
Подруги не спеша направились по неширокой наезженной дорожке, любуясь теперь не особняками, которые были один богаче другого, а прелестями пейзажа. Из-за верхушек домов выглядывали размашистые еловые и сосновые лапы, кое-где просматривались липы, дубы. Кукушка кому-то отсчитывала свое… Края дорожки густо заросли трын-травой и подорожником, еще незрелым и липким. Небо было безоблачное и пронзительно голубое. Милославская с наслаждением впитывала в себя излучение, даруемое всей этой красотой.
– А вот и наше приобретение, – вздохнув, сказала наконец Марина и повернула к кованой красивой калитке.
– Недурно, – восхищенно покачивая головой, заметила Милославская.
Марина отперла калитку и пропустила Яну вперед. Посреди двух густо засаженных разными цветами клуб проходила бетонированная узкая дорожка, ведущая к двухэтажному дому из красного кирпича. Милославская неспешно зашагала по ней.
Пригласив гостью в дом, Марина провела ее по всем комнатам, решив похвалиться их интерьером. Она с гордостью рассказывала, где и по какой цене приобрела ту или иную мебель, страдальчески закатив глаза говорила о многотрудных походах по магазинам в поисках подходящих аксессуаров и прочего. Яне ничего не оставалось, как, слушая подругу, делать комплименты ее вкусу, который она на самом деле ценила.
Потом женщины прошли на кухню и сразу принялись за приготовление обеда. Холодильник был набит до отказа, поэтому им оставалось только соревноваться в кулинарном мастерстве. Яна решила взяться за судака под маринадом, Марина – за мясо по-французски. Саша обещал сообразить необыкновенное барбекю. В общем, присовокупив к этому ряд салатов и нарезок, которые были куплены семейством в в полуфабрикатном виде, предстоящий обед можно было назвать настоящим пиром, разумеется, не забывая о горячительных напитках, коих в дачном погребе тоже был широкий ассортимент.
– О-о-о! – войдя, протянул Саша, закрывая глаза, – Как я обожаю, когда на кухне все фырчит, парит, кипит!
– Федотов, – игриво заметила Милославская, – а ты, между прочим, отлыниваешь! Давай включайся в производственный процесс!
– Виноват, виноват, – разведя руками, ответил Саша. – Мамуль, а где у нас все для барбекю? – обратился он к Марине. – В погребе?
– Уф-му, – промычала она, жуя что-то из наскоро перехваченного.
Прошло не менее часа до тех пор, когда собравшиеся уселись наконец вокруг стола, выставленного на террасу, обвитую виноградом, грозди которого, к сожалению, совсем еще не вызрели. Было пока светло, но в траве уже начинали потрескивать сверчки, заявляя всем остальным о наступлении своего времени. Джемма легла на ступеньках и, прикрыв глаза, все же предупреждающе помахивала хвостом.
– Комаров тут почти нет. Это тоже плюс, – заявил Саша, открывая бутылку белого вина.
Первый тост был за «молодых», а потом, как обычно – за любовь, за дружбу, за здоровье и прочее. От вина приятно зашумело в голове, разговор становился все оживленнее, воспоминания лились рекой. Саша преподнес Марине корзину роз, которую предусмотрительно спрятал где-то в подвале, и маленький флакон ее любимых духов «KENZO». Марина, конечно, была растрогана и даже пустила слезу. Саше едва не пришлось успокаивать обеих женщин, потому что и Яна не смогла сдержаться, ибо, глядя на счастливых супругов, она не смогла не вспомнить о своей семейной жизни, история которой была, увы, трагична.
Несколько лет назад семья Милославских – Яна, ее муж и сын – попала в серьезную автомобильную катастрофу, после которой в живых осталась только сама женщина. Тогда она не благодарила бога за свое спасение, она проклинала его. Ее супруг, Саша, и единственный сын, Андрей, погибли. Жить не хотелось, видеть никого не хотелось. Дни шли за днями, а становилось только больнее и больнее. Каждая вещь в доме напоминала об ушедших, так любивших Яну и так любимых ею. Не раз у нее возникала мысль о самоубийстве, но рука не поднималсь переступить заповедь «Не убий». Милославской стало казаться, что она сходит с ума, и тогда она решила сменить место жительства, забраться подальше, где поглуше, существовать тихо и незаметно. Под руку ей Агафоновка и подвернулась.
– А ну, хватит мне сырость разводить, – прикрикнул на женщин Саша и взял в руки гитару. Ударил по струнам и затянул их общую, любимую с юных лет, но только теперь окончательно понятую песню «Мы эхо друг друга», которую некогда блистательно исполняла Анна Герман.
Потом были «Изгиб гитары желтой…», «Маленький плот» и многое другое, традиционное в таких случаях.
– Ну, а теперь барбекю, – разведя руками и встав из-за стола, произнес Саша.
Все отправились на небольшую лужайку позади дома, где мужчина довел до ума блюдо, к которому он неоднократно отлучался из-за стола. Янина собака попыталась затеять игру со своей хозяйкой и притащила откуда-то ей здоровенную толстую палку, но Милославская строгим жестом пресекла все претензии Джеммы на такие развлечения.
Женщины отведали по кусочку барбекю и не смогли удержаться от искренних комплиментов, которые Саша терпеть не мог, почему и поспешил перевести разговор на другую тему.
Когда совсем стемнело, друзья отправились к Волге. Собрав все усилия воли, окунулись в ее по-ночному прохладные воды. Плескались, визжали, как дети. Джемма лаяла на всякий случай, толком не понимая, что происходит. Потом компания, чтобы согреться, разожгла костер. Долго разговаривали в новой, еще более располагающей к воспоминаниям обстановке. Потом тихонько побрели назад к дому.
Местные собаки встретили их появление в начале улицы дружным лаем. Яна предусмотрительно придерживала свою любимицу за поводок, боясь, что она перемахнет в каком-нибудь месте невысокий забор и покажет себя во всей красе, в чем, собственно, не было никакой необходимости.
– Тихо! – вдруг воскликнул Саша, когда приятели свернули на улицу, где располагалась их дача. – Посмотрите, кажется, кто-то у калитки.
Уже совсем рассвело, да и фонари еще горели, поэтому женщины легко различили у дома мужской силуэт, а чуть позже увидели, что мужчина старательно жмет на кнопку звонка. Не видя их и, очевидно, потеряв всякую надежду дозвониться, он стал неистово колотить по металлу кулаками, подняв лязг и грохот, наполнившие весь проулок.
– Э! Э-э! – прикрикнул Саша.
Джемма приняла боевую позу и зарычала, а Милославская на всякий случай чуть ослабила поводок.
– Да это Витька! Витька Ермаков, – воскликнула Марина, взяв Сашу за руку. – Вон и мотороллер его за деревом.
– А чего это он? – недоуменно произнес Федотов.
– Вить! – закричала Марина.
Мужчина у калитки сразу обернулся.
– Ну, точно он! – заключила Сашина супруга.
Милославская, будучи уже давно знакомой с Федотовыми, знала практически всех их родственников. Немного наслышана она была и об этом Витьке. Он являлся каким-то тро– или четвероюродным братом Саши и жил в селе Багаевка, до которого от дач было не более пяти километров.
Приятели ускорили шаг. Витька бегом кинулся им навстречу.
– Что-то случилось! – тревожно предположила Марина.
– Наверное, – поддержал Саша супругу, – Витька знал, что мы этот месяц будем жить на даче. Прибежал за помощью? – предположил он в заключение.
Не добежав до Федотовых нескольких шагов – Яна шла немного позади – мужчина остановился и, потрясая перед собой руками, закричал в лицо Саше:
– Саня! Мать… Саня! Мать…
Витька брызгал слюной и тряс головой, зажмурив глаза, из которых бежали слезы. Из слов его толком ничего понять было невозможно, разве только догадываться.
– Да говори ты толком! – зло закричал Саша, встряхнув худосочного Витьку своими здоровенными ручищами.
– Только что… Только что… – по-прежнему всхлипывая, начал тот, – я нашел свою мать, Евдокию Федоровну-у-у, – Витька снова зажмурился и завыл, – повесившейся.
– Что-о?! – в один голос воскликнули Федотовы.
Судя по Витькиному возрасту, его матери должно было быть никак не меньше семидесяти, поэтому здесь можно было ожидать что угодно: инфаркт, инсульт, – но никак не повешение. Яна тоже не могла сдержать своего удивления.
Но это она так мыслила, несколько детективно. Федотовым, судя по всему, было вовсе не до этих мелочей. Сам факт смерти, хотя эта Евдокия Федоровна и была в преклонном возрасте, просто обескуражил их.
– Евдокия… Федоровна… Повесилась?… – в ужасе бормотала Марина.
Саша просто нервно топтался у калитки, не в силах так сразу собраться мыслями. Витька весь трясся и беспомощно смотрел на Сашу.
– Саня… Что… что делать? – тихо выл он.
– Нужно идти туда, – вмешалась Милославская.
Все посмотрели на нее.
– Милицию вызвали? – спросила она, глядя на Ермакова.
– Угу, – утираясь рукавом, промычал Витька, – и скорую. Может, спасут еще, – тихо добавил он, хотя сам понимал, что это просто нереально.
– Да, в самом деле, – торопливо проговорил Саша, – надо скорее ехать туда.
Федотовы и Милославская быстро зашли в дом, переоделись и почти бегом двинулись к дачной автостоянке. Витька же сразу оседлал свой мотороллер и, дернув ногой педаль, заявил:
– Поеду к трассе, ментов и скорую буду встречать. Мать ведь на самом отшибе живет. А то будут искать полдня. Да уедут еще. Кто им в такую-то рань подскажет?
Саша в ответ только молчаливо согласился. Через десять минут он уже выезжал из ворот автостоянки на своей машине, на заднем сиденье которой разместились Яна с Мариной.
ГЛАВА 3
– Вон тот дом, – сказал Саша, указывая рукой немного влево.
– Да-да, – торопливо поддержала его жена.
Несколько поодаль всей деревни стояло два-три дома, на один из них и указали Федотовы. Когда подъехали ближе, Милославская рассмотрела невысокое деревянное строение, давно не крашенное, с резными ставенками, неровной завалинкой, покосившимся забором и такой же покосившейся, рассохшейся калиткой. На самой макушке дома, на высокой круглой палке торчал скворечник. Одинокая молодая береза была, пожалуй, единственным украшением степного пейзажа, который окружал это место. Извилистая тропинка среди невысокой лебеды вела к калитке. Калитка оказалась открытой настежь. Видно, Витька себя не помнил, когда вылетал отсюда. У самого забора трава была примята колесами мотороллера.
Саша первый вышел из машины и, не дожидаясь Марины, направился во двор. Женщины торопливо засеменили за ним. Джемма, выбравшись из автомобиля, как-то съежилась и даже немного попятилась назад. Почувствовала недоброе. В метре от невысокого кривого крыльца Марина остановилась, закрыла лицо руками и заплакала.
– Ну, ну, что ты?! – попыталась успокоить ее Яна, хотя у нее и самой на душе кошки скребли.
Милославская опередила подругу и стала подниматься по ступенькам. Она тут же заметила, что крыльцо было совсем недавно тщательно вымыто, и только незначительное количество земляной пыли на ступеньках свидетельствовало об оставленных человеком следах. «Витька», – подумала про себя Милославская, давно привыкнув сразу во всем увиденном устанавливать логическую последовательность.
– М-м-м, – послышался из передней комнаты приглушенный сдавленный звук, когда Милославская уже стояла в дверях дома.
Саша стоял посреди комнаты, сморщив лицо и потерянно глядя в одну точку.
На высокую железную кровать, стеганое одеяло на которой было откинуто, а подушка лежала невысоко, так, чтобы спать было удобно, была заботливо уложена худощавая, среднего роста пожилая женщина. Она была одета в длинную хлопковую ночную рубаху, старенькую, выцветшую. Из-под рубахи выглядывали две костлявые мертвенно-белые ступни с желтыми толстыми ногтями на пальцах. Руки покойной, обтянутые сухой, прозрачной старческой кожей, безжизненно лежали вдоль тела; кисти скривила предсмертная судорога, а лицо имело не только то страшное выражение, отпечаток какого обыкновенно оставляет смерть, но и было обезображено в результате мгновенного удушья. На шее ярко просматривался след толстой веревки, которая болталась посреди комнаты и была прикреплена к люстре тугим двойным узлом.
«Приготовилась ко сну, а потом передумала? – тут же заключила про себя Яна. – Или Витька постель разобрал, когда мать мертвую укладывал?… Хотел, чтоб на белом на всем лежала?..» Милославская заметила, что рядом с кроватью стоял невысокий деревянный табурет, на котором аккуратно было свернуто темное гобеленовое покрывало и тюлевая накидка с подушек. «Нет, – подумала тогда женщина, – Ермаков в его состоянии, скорее, раскидал бы все в разные стороны. Это она сама…»
Яна велела Джемме сидеть в углу и оглядела комнату: ничего особенного, так же, как у любого старика, доживающего свой век на невеликую пенсию. Как и положено – небольшая иконка в углу, обложенная искусственными цветами. На стене приютилось старенькое радио, рядом с ним – пухлый перекидной календарь. Круглый деревянный стол, накрытый клетчатой клеенкой, нашел свое место между окнами, выходящими не во двор, а на улицу; под ним вплотную встали две табуретки. Черно-белый телевизор «Рекорд» на дубовой невысокой тумбе, красивое старинное трюмо, массивный шкаф с большим зеркалом посередине, на окнах цветастые выцветшие занавески, в углу – сундук, накрытый связанной крючком скатертью – вот и весь нехитрый интерьер жилища Евдокии Федоровны.
Полосатый половик, размещенный посередине комнаты, был небрежно сбит в кучу. «А вот это уже Витька, – подумала Милославская. – Хотя чего это он так расстарался?»
– А-ах! Господи! – в дверях появилась Марина.
Саша стоял в прежней позе, не меняя своего положения. Марина подошла ближе к покойнице и, плача, бережно стала расправлять на ней рубаху.
– Что же? Что же это? Зачем? – приговаривала она.
Милославская не пыталась успокоить своих приятелей, зная, что в такой ситуации вряд ли можно найти какие-то по-настоящему утешительные слова. Она продолжала осматривать помещение. Подняла голову кверху – пыльный пластмассовый абажур. Потолок непривычно для такого домишки высокий… «Да… – заключила она про себя, – старухе, судя по тому, что в доме у нее чистота и порядок, наверное, хотелось абажур этот отдраить, только вот дотянуться до него не было возможности или сил… А помощников, видно, днем с огнем…»
– Стоп! – вслух воскликнула вдруг Яна. – Но если она не могла… Абажур… То как же… Веревка… Такой у-узел?
Милославская еще раз оценила расстояние от пола до потолка, потом глянула на Евдокию Федоровну, взглядом измерила ее рост, посмотрела на ослабшие худые руки. Под веревкой валялся высокий табурет. Милославская и его мысленно представила стоящим под намеревающейся покончить собой женщиной.
– Все равно бы не достала! – снова вслух заключила женщина.
Марина с Сашей еще после первой фразы разом удивленно посмотрели на Милославскую, а теперь их глаза молчаливо требовали немедленных объяснений.
– Сколько ей? – серьезно спросила Яна, кивнув на покойницу.
– Что? – не поняли супруги.
– Лет Евдокии Федоровне сколько? – повторила Милославская.
– Семьдесят, кажется…. – растерянно пробормотал Саша, – С чем-то… Может, семьдесят четыре-семьдесят пять…
– Понятно, – Милославская вздохнула. – Она бодренькая была? – Яна еще более серьезно посмотрела на Федотовых.
– Н-ну… – непонимающе протянула Марина. – Живая… Для своих лет живая… Дом в чистоте содержала… Огородишко кое-какой…
– Му-гу, – Милославская многозначительно кивнула. – Даже если так, даже если живая… – сама с собой рассуждала она, глядя в пол. – Можно, конечно, подпрыгнуть до люстры со стула… Хотя вряд ли. Это даже смешно. Можно максимально встать на цыпочки… Но и это в ее возрасте возможно с большим трудом. Подтянуться, держась за веревку, чтобы влезть в петлю… Но это тоже в моем возрасте можно… Хотя и я уже, наверное… – Яна снова подняла взгляд в потолок, – Нет, нет, чепуха какая-то! Невозможно, невозможно…
Ход ее мыслей в целом был понятен Федотовым, но они отказывались верить своим догадкам, а потому, как только Яна замолчала, Саша требовательно заявил:
– Яна Борисовна, объясни наконец! Что же это мы как дураки?! Стоим, понять ничего не можем… – он ударил кулаком в стену.
– Минуту, – спокойно ответила Милославская, потом пристально посмотрела на покойницу, словно хотела о чем-то ее спросить, затем немного помолчала, задумавшись, и только после этого произнесла:
– Евдокия Федоровна в таком солидном возрасте вряд ли могла забраться на столь высокий табурет… Это во-первых. Во-вторых, даже если такой акробатический трюк после определенного количества попыток ей и удался, то сохранить равновесие пожилая женщина, наверняка с давлениями и головокружениями, дольше пары секунд определенно не сумела бы. Далее. – Милославская на мгновенье деловито поджала губы и кулаком подперла свой подбородок, что придавало ей вид настоящего античного мыслителя.
– Допустим, – продолжала она, – что Евдокия Федоровна уже на табурете. Как она смогла дотянуться до основания люстры? Это первый вопрос. Как она могла завязать такой крепкий узел, закрепляя веревку? Разве это в ее силах? Веревка достаточно толстая… И все это следовало делать стоя на табурете. Это второй вопрос.
– И? – выпучив глаза, произнес Саша, боясь согласиться с собственными соображениями.
Марина, окончательно поняв, на что намекает Яна, в ужасе ахнула и закрыла рот ладонями.
