скачать книгу бесплатно
– А там, о чём вообще?!
– Про долбоёба одного! На меня в молодости похож! – прокричал я в ответ.
Три минуты спустя меня ввели в комнату для свиданий.
– Андрей Алексеевич! Здорова! – поприветствовал я своего старого товарища.
Кстати, я уже упоминал его раньше: собирался впарить ему пульт с Достоевской. Подозреваю, что Андрей Алексеевич заднеприводный, но это дело не моё, главное, что мужик хороший, да за моей жопой не охотится, а кого он там ебёт: мужиков или мутантов – это уже его дело.
Я жив только благодаря Андрею Алексеевичу и его связям. Меня бы ещё после первой стычки с тюремщиками к стенке поставили, но Андрей Алексеевич ясно дал понять: сдохну я – сдохнут все, кто причастен. Связи, хули. Он всю Караванную держит. А брат его – заправляет на Армейской. В общем, он похлопотал, чтобы и камеру мне нашли поспокойнее и сильно не мешали жить. Да что говорить, я как писать задумал, он мне бумагу подгонял каждую неделю и карандаши. Отличный мужик, одним словом. Всё сетовал, что вытащить меня не смог. Но там нихуя не сделать было: бандиты и бармен – хер бы с ними, но вот пацана того я зря захуярил, походу. Батя его – человек влиятельный и очень сильно достать меня хотел. Даже приходил сюда со своими ребятами однажды. Угрожал штурмом тюрьму взять, если меня ему не отдадут. Не отдали. Андрей в тот день тут был. Вышел к ним, поговорил и они съебались. Короче, батя пиздюка того каждый месяц присылает кого-нибудь убедиться, что я тут заперт и страдаю. Причём в разное время, чтобы неожиданностью было. Короче, вытащить меня нельзя. Ну, спасибо хоть живой остался, стараниями Андрея.
– Ты как тут поживаешь, дорогой? – спросил он, крепко обнимая меня.
– Если ты не трахнуть меня пришёл, то отлично – ответил я.
– Язык твой поганый… – покачал головой он. – Сколько лет жду, что ты вырастешь – нихуя не дождусь, походу. Всё такой же пацан…
– Сколько лет жду, что ты мужиков перестанешь ебать…
– Ладно всё! Не заводи свою гомофобную шарманку. Все эти подкольчики слышал и не раз. Я по делу. Новости у меня. Хорошие. А может и нет, – он посмотрел на Жеку-тюремщика. – Отцепи его, и можете пока покурить.
Жека освободил мне руки и кивнул своим товарищам на выход. Когда дверь закрылась, Андрей Алексеевич указал мне на стул, стоящий рядом со мной, а сам сел на другой, стоящий у стены. Когда я сел, он заговорил снова.
– Короче, к делу. Метро осадили твари какие-то. Сначала на Пушкинской появились, а теперь по всему метро расползлись. Как они сквозь границы проходят незамеченными – хуй его знает. Видели их вживую всего несколько человек. По описаниям – пиздец какой-то жуткий. Тем временем, люди пропадают сотнями. А среди подозреваемых только эти твари, хотя даже не доказано, что они к исчезновениям причастны, потому что свидетелей нападений нет. Короче, вполне возможно, что и не расползаются они по метро, а исчезновения имеют под собой какую-то другую причину. Может, работорговцы с поверхности какие тут охотятся или каннибалы – хуй его знает. Но, короче, в метро паника. А тот хер, чьего сына ты ёбнул – Николай, крышей потек. Стал рассказывать, что сын его правду знал, что с их станции выход есть на «спальную ветку», и что твари эти вообще из-за «Белых стен» пришли. Короче, всю станцию свою перерыл в поисках прохода секретного, а когда не нашёл нихера, решил сам тоннель вырыть к «спальной ветке». Рыл-рыл, и упёрся в Белую стену, ясен хуй.
В общем, последний год он пытается с бандитами договориться, чтобы те его на секретные станции пустили. Думает, там мужик какой-то есть, который знает, как на «спальную ветку» попасть. Но те прайс выкатили нереальный за то, чтобы Николай мимо них со своими бойцами без опаски пройти смог. А у него деньги хоть и водятся, станция же небедная, но таких сумм нет даже близко. Короче, клянчил он деньги где только можно, но никто не дал ему ни копейки, ясен хуй – все знают, что он умом тронулся после смерти младшенького. В итоге недавно пошёл слух, что он людей ищет, которые готовы на секретную станцию отправиться – либо с бандитами договориться, либо мимо них прокрасться, либо ещё что-то придумать, чтобы старика того отыскать. Тут-то я ему на уши и присел: давай, мол, убийцу сына твоего туда отправим; сказал, что ты раскаялся, каждый день господу молишься за грех на душу взятый, и что с радостью искупишь свою вину перед сыном его таким вот образом, выполнив то, что сам обещал когда-то покойному. Короче, два дня ему мозги ебал и в итоге уговорил. Улавливаешь, к чему я клоню?
Я всё это время слушал с каменным лицом. Нет, охуенная история, конечно, но я, честно говоря, рассчитывал, что он принёс с собой какой-нибудь пирог мясной или колбасу домашнюю: под хавчик-то было бы интереснее уши напрягать.
– К тому, что ты освободишь меня, и я съебу из метро на поверхность отъедать бока на заслуженной пенсии?
– Нихуя, блять, подобного! Если я тебя вытащу, ты должен будешь старика найти или какое-то доказательство принести того, что ты на секретных станциях был и мужика этого ебучего искал!
– Это ещё схуяли? – возмутился я, скрестив руки на груди.
– Да потому что я за тебя, пидора, слово своё дал! Ручался, блять! Моё слово в метро на вес золота! Если ты съебёшь куда, то репутации моей пиздец придёт! Понимаешь ты это?! Если я тебя отсюда вытащу, я должен уверен быть на тысячу, блять, процентов, что ты до второй секретной дойдёшь или сдохнешь в безуспешных попытках! Короче, выбирай: или через бандитов проникнешь на секретные станции искать старика-волшебника, лепреконов или любую другую поеботу, которая хоть отдалённо похожа на то, что ищет этот свихнувшийся долбоёб, или, блять, сгниёшь тут со своими книжками ебучими!
Я крепко задумался. С одной стороны, мне, конечно, и тут охуенно. Пошлю-ка я его нахуй, наверное, и пойду в свою камеру писать «свои ебучие книжки». Я изменился. Теперь я писатель, а не охуенный искатель приключений…
Да шучу я, конечно, какой я нахуй писатель?
– Ясен хуй, я согласен. Что за вопрос дебильный? Да я лучше один против стаи этих ваших мутантов-похитителей выйду, чем ещё один день в этом гадюшнике проведу. Забирай меня отсюда нахуй, старый ты пидор!
Глава восьмая. Беженцы
Наконец-то свобода! Прохладный сырой ветер с приторным запахом мокрого цемента обдувал моё счастливое ебало. Под ногами шпалы, заваленные пустыми банками и окурками, у стен, под самый свод взгромоздились разномастные мешки, набитые мусором. Прямо на меня смотрела непроглядная тьма тоннеля, ведущего на Гагаринскую. Я был одет в тюремную робу серого цвета с номером «ноль один четыре» на груди. На моих руках наручники, оружия мне не выдали…. «С какого, блять, хуя?» – спросите вы?
– С какого, блять, хуя?! – спросил я, обернувшись к Андрею Алексеевичу, который стоял у меня за спиной в компании Жеки-тюремщика и ещё двоих сталкеров, вооруженных автоматами.
– Это вынужденная мера. Я тебя знаю. Ты себя тоже знаешь. Дай тебе свободу – и ты съебёшься на поверхность, положив хуй на любые обещания.
– Нахуя этот цирк?! – возмутился я. – Когда я тебя подставлял?! Я ж слово дал, ёбт!
– Блять, давай только без этих сцен. Ты отличный парень, но при этом пидор конченый. Мать родную через хуй опрокинешь, дай только повод. Так что давать тебе удобную возможность меня наебать я не стану. Короче, под конвоем дойдёшь до Первомайской, там получишь снарягу и ствол. Оба тоннеля будут под присмотром, пока не вернёшься. На поверхности, с «Бандитских станций», тоже команды выставлю, вылезешь наружу – ёбнут сразу. В общем, мотивация выполнить задание у тебя теперь охуенная. Поверь, больше шансов сдохнуть, если решишь съебаться, чем если отправишься на «Бандитские», как я тебя прошу. И злиться на меня не надо: потом ещё спасибо скажешь.
Я поразмышлял какое-то время. В его словах есть резон, ведь я действительно планировал съебаться, как только выйду отсюда.
– Хуй с тобой, – наконец пожал плечами я. – Давайте тогда по-быстрому этот вопрос решим, потому что у меня дела и поважнее есть, чем гоняться за плодами наркотических фантазий какого-то пиздюка и его пизданутого бати.
Обняв Андрея Алексеевича напоследок, я, под конвоем, отправился в путь.
Мы шли по тоннелю уже давно. Меня сопровождали двое: Жека, одетый в чёрную прыжковую форму, с чёрной же разгрузкой и в чёрных высоких сапогах на шнуровке, и ещё один рыжеволосый пидр, одетый точно также. При ближайшем рассмотрении я вдруг понял, что два этих рыжих уёбка – братья.
Мне выдали небольшой розовый фонарь-свинку с динамо-генератором, и теперь я каждые две минуты дрочил пластиковый рычаг, чтобы фонарь не потух. Уверен, такой фонарь рыжие уёбки выдали мне шутки ради: небольшая месть за то, что заёбывал их до кровавых слёз несколько прошедших лет. Эти два пидора идут по бокам от меня с охуенными фонарями-дубинками и, наверняка, улыбаются каждый раз, когда слышат жужжание заряжающегося генератора моего свино-фонаря.
– Ладно, давайте привал устроим, – оборвал мои мысли о свинаре Жека, резко остановившись и сбросив огромный чёрный рюкзак на шпалы.
Его брат незамедлительно последовал его примеру, и, бросив точно такой же рюкзак рядом, сел на рельс, устало выдохнув. Жека сел рядом с ним, покопался в рюкзаке и достал электрическую лампу на аккумуляторе. Он поставил её между собой и братом и включил. Вокруг них образовалось кольцо тусклого света. Затем он достал из кармана пару сигарет, передал одну брату. Они раскурили самодельные сигареты от одной спички и стали задумчиво выпускать дым, смотря себе под ноги. Казалось, они полностью забыли о моём существовании.
Я какое-то время смотрел на них сверху вниз, продолжая по привычке дрочить. Бля, я не это имел в виду! Я продолжал дрочить рычаг своего свинаря! Блять, теперь даже так звучит не очень… Короче, это продолжалось целую минуту: рыжие пидоры продолжали задумчиво и пафосно курить, словно разыгрывая сцену из боевика, в которой они только что отомстили за смерть своих близких и теперь в их дальнейшей жизни нет никакой цели и смысла – осталась только боль, которую они не могут показать зрителю, потому что они брутальные герои, а не какие-нибудь плаксивые пидоры.
Прошла ещё минута. Они раскурили по следующей сигарете. Я продолжал заряжать фонарь, хотя он уже святил так ярко, что стена тоннеля начала плавиться от его смертоносного сконцентрированного луча.
– Вы чем, блять, долбоёбы занимаетесь?! – наконец не выдержав, любезно поинтересовался я, скривив недовольный ебальник.
Оба подняли на меня удивлённые, почти испуганные от неожиданности взгляды. Видимо реально забыли про меня… Кретины, блять…
– Решили разыграть сценку какую-то разпизданутую? Святые из Бундока что ли? А ну, блять, встали и пошли дальше, уёбки!
Эти пидоры просто покачали головами, словно я сказал какую-то нелепую хуйню, и вернулись к репетиции театрально-драматического курения. Я смотрел на них ещё секунд двадцать, и, когда наконец решил переебать с ноги в рыло Жеке, который сидел ближе всего ко мне – он, словно прочитав мои мысли, нагнулся к рюкзаку, зажав тлеющий хабыч в зубах, и стал рыться в нём. Наконец он достал оттуда банку и нож с обмотанной синим скотчем рукоятью и бросил их мне под ноги.
– Похавай пока. Ща покурим и дальше пойдём. Только мозги не еби, один хуй сегодня до Гагаринской дойдём.
– Быстро давайте, – сказал я и с недовольным видом сел на рельс, взяв в руки банку и нож. В наручниках вскрывать банку было не так неудобно, но я всё равно открыл её без особого труда. Тушёнка. Заебись! Люблю тушёнку. Я стал жадно поедать холодное мясо, вытряхнув белый твёрдый жир себе под ноги.
– Вот скажи, – вдруг обратился ко мне Жека. – Чего ты злой такой? Нахуя на всех кидаешься?
Оторвавшись от еды, я посмотрел на Жеку, который внимательно смотрел на меня. Я задумчиво прожевал здоровый кусок говядины.
– Ну, тут ведь как у львов, – наконец заговорил я. – Кто громче всех рычит, тот и мамку твою наперёд остальных желающих ебёт.
Жека покачал головой.
– Бесполезно, блять…. Какой смысл с тобой по-человечески разговаривать вообще? Не можешь ты по-человечески общаться. Я ж, когда тебя только привезли к нам, слова тебе плохого не говорил. Наоборот, старался устроить с удобством. Да все к тебе по-доброму отнеслись, с пониманием. А ты взял и Федьку убил. Двух дней не прошло, а ты человека ни за что жизни лишил – просто за то, что он работу свою делал – преступников охранял, ведро с говном твоим выносил… Отличный парень был… Не мало людей спас на поверхности, ещё до того, как в тюрьму служить пошёл. В жизни ни одному заключённому слова плохого не говорил. Всех вас жалел, а ты его задушил – четверых детей сиротами оставил. Но я одного понять не…
– Это ты так ситуацию видишь, – прервал его я. – Если ты действительно поговорить об этом хочешь, то я тебе расскажу, как дело было на самом деле, вот только ты не поверишь мне нихуя…
– Если правду скажешь – поверю, – с чувством уверил меня Жека.
– Хуй с ним, давай попробуем, – махнул рукой я. – Только попить дай – мясо в глотке застряло.
Я протянул руку, а Жека любезно протянул мне бутылку. В последний момент я кинулся на него. Нож спрятанный в другой руке он не заметил. Лезвие вошло в артерию. Я понял это по мощной струе крови, ударившей из его шеи, когда я вырвал нож и откатился в сторону.
