скачать книгу бесплатно
Тот сложил книги и тетради по предметам из вчерашнего расписания и похлопал ладонью по получившейся стопке.
– Портфель у него был пустым?
Рубинов отрицательно покачал головой. Он помогал сыну нацепить ранец у машины, тот был достаточно увесистым. Чем же это Марк загрузил его?
Лейтенант раскрыл папку с рисунками и вытащил записку. Большими буквами на альбомном листе было написано: "Не тревожьтесь. Я у мамы. Марк".
Кровь прихлынула к щекам, делая их горячими. Анатолий сжал кулаки и шагнул к столу:
– Здесь ничего не было! Я видел эту папку накануне. Записки не было! Он это что же… утром вчера написал?
– Похоже, парня никто… – полицейский осёкся, перехватив гневный взгляд Рубинова, щёлкнул длинными тонкими пальцами и продолжил ещё более холодным и спокойным тоном: – Я всего лишь хочу сказать, что мы с большой долей вероятности знаем имя похитителя. Ведь мальчик называл мамой Захарову?
Оба мужчины обернулись, уловив звук движения в дверях. Вика стояла, опираясь рукой на притолоку, и криво улыбалась. В глазах её плескалась скука.
– Что? – спросил Анатолий.
Жена покачала головой и пошла по галерее в сторону спальни, шепнув что-то себе под нос.
Чуткое ухо Анатолия уловило: "Чушь собачья". Он нервно оглянулся на Цыпова, не расслышал ли тот. Лицо лейтенанта оставалось деловито-сосредоточенным, ни тени осуждения не мелькнуло, хотя равнодушие, с каким родная мать отнеслась к похищению сына, вызывало вопросы.
– Я вам ещё нужен? – прокашлявшись, спросил Рубинов.
Следователь покачал головой:
– Если понадобятся разъяснения, обращусь, а пока осмотрю комнату.
– Конечно, – Анатолий пожал плечами, удивляясь: чего тут ещё можно найти.
Отправился на третий этаж, в кабинет, гордо именуемый библиотекой. По пути позвонил Дружилину. Тот отозвался скороговоркой:
– За рулём! Скоро буду, всё обсудим.
Рубинов кивнул и отключился. Усевшись во вращающееся кресло, покачивался из стороны в сторону, размышляя. Откуда взялась записка? Даты не стоит. Вполне возможно, что написана она раньше – какой-нибудь хитростью заставили ребёнка сделать это, а теперь подбросили. Кто бы это мог быть? Неужто домработница вошла в сговор с преступниками? Но больше-то некому! Муза работала в доме года два, пришла по рекомендации прежней, кажется, была её родственницей. За место держалась, жалованием была довольна. Рубинову вовсе не хотелось подозревать простую, старательную женщину. Из приоткрытого окна тянуло влажным, пахнущим лопнувшими почками воздухом, цвенькали невидимые птахи, доносилось мягкое урчание мотора. Рубинов прикрыл глаза, стараясь отрешиться от надоедливых звуков и продумать версию о прокравшемся в дом злоумышленнике, но не успел. Муза, точно угадав мысли хозяина, поднялась в кабинет и заговорила сочувственным тоном:
– Там Всеволод … пожаловал, с полицией беседует. Сюда его пригласить?
– Да, – кивнул Анатолий, – и кофе приготовь. Как он любит. – Домработница шмыгнула прочь, а Рубинов сердито треснул по столу ребром ладони: если это она, вообще никому верить нельзя!
Спустя минут пять-десять Валерий поймал себя на мыслях о жене. Его задевала демонстративная отстранённость, с которой та воспринимала случившееся. Нормальная женщина, да и не только женщина, любой человек, сталкиваясь с новостью о потере даже чужого ребёнка, испытывает сочувствие, беспокойство, желание как-то помочь в поисках. Равнодушие к бегству прислуги ещё можно было объяснить, но сын! Вика что-то знает? Не она ли всё подстроила? Вздрогнул всем телом от шокирующего предположения. Нет. Этому не может быть никакого разумного объяснения. Скорее всего, прячет переживания, чтобы не создавать лишней нервозности. Встал, прошёлся по комнате, сделав круг, замер у окна. Небо слепило глаза. Отличная погода.
– Где-то сейчас мой мальчик? – прошептал. Послышались шаги. Анатолий обернулся и поспешил навстречу другу: – Сева! Ну что?
Следом за коротконогим, успевшим обзавестись небольшим животиком и лысиной, другом в комнату влетел аромат кофе, имбиря и перца. Муза проскользнула мимо обменявшихся рукопожатием мужчин, установила поднос на низком столике, украшенном причудливой резьбой по ясеню, и ретировалась. Друзья сели в огромные как два серых бегемота кресла, взяли в руки чашечки. Сева потянул носом вьющийся парок:
– М-м-м… волшебно!
– Так что? – повторил вопрос Анатолий.
– Работаем. Переговорил с нашим детективом. Он кое-что нарыл.
– Ну? Не тяни!
Сева сделал глоток, закатил глаза, изображая блаженство, получаемое от прекрасного напитка, и не отставляя чашки, задал встречный вопрос:
– Знаешь ли, друг Анатолий, кто побывал у тебя дома вчера?
– Проклятье! Ты всю душу решил из меня выдавить? Говори!
– Наш Фондорин, позволь так называть его для конспирации, просмотрел бешеную кучу записей с камер. – Дружилин наклонился в сторону Анатолия и поводил бровями. – Сюда приезжал Тускловцев.
– Какого рожна ему понадобилось? – Рубинов так удивился, что перестал сердиться на друга за неуместное паясничанье.
Дружилин снова поднёс чашку к губам и покачал головой, мол, сам догадайся. Рубинов отвернулся, уставившись в окно. Ничего кроме пустого ярко-синего неба там не было, однако Анатолий вглядывался в бесконечную даль, словно ожидал подсказки. Неужели всё-таки Вика? Вступила в сговор с бывшим, чтобы… Чтобы что? Нет! Бессмыслица какая-то. Сева делился подробностями расследования. Нанятый им детектив успел гораздо больше полицейских: переговорил с товарищами Марка по фехтовальной секции, с одноклассниками, учителями. Теперь заинтересовался бывшим супругом матери.
– Я позвонил ему после разговора со следаком, рассказал о записке. Так что Дарью он тоже поищет.
– Марк грозился сам её искать, – вспомнил Рубинов, – именно поэтому я просил нанять частного детектива.
– Д-да, нестыковочка, – Дружилин со стуком поставил чашку и выцепил конфету из вазочки, – вряд ли парень вёл двойную игру.
– Что? – обернулся Анатолий.
– Судя по записке, Марик знал, где находится Дарья. Тогда как до этого собирался её искать. Притворялся?
Рубинов отрицательно покачал головой:
– Он так плакал.
– Спасибо за кофе, – Дружилин поднялся. – Есть у меня ещё одно поручение нашего детектива.
Анатолий тоже встал:
– Я с тобой. Хочу познакомиться с ним.
– С Холмсом? Не стоит. – Сева взмахнул рукой, пресекая возражения. – Он предпочитает общаться с тобой через меня.
– Это ещё почему?
– На тот случай, если всё-таки мальчика похитили реальные отморозки. Они могут следить за твоими контактами. – Увидев, как изменился в лице несчастный отец, Дружилин поспешил его успокоить: – исключительно для перестраховки. Не сомневайся, с Марком всё хорошо. Кто из нас не бегал из дома?
– А за тобой гипотетические отморозки не могут следить? – отмахнулся Анатолий, показывая, что наслушался успокоительных рассуждений.
– За всеми твоими сотрудниками не уследишь, а новый человек сразу привлечёт внимание. Наш комиссар Мегрэ желает иметь свободу, не вызывать подозрений и всё такое.
Аргументы Севы не убедили Рубинова, но настаивать на встрече с детективом он не стал. Можно отложить дня на два, если, конечно, Марик до тех пор не объявится. Дарью он может искать не торопясь.
К сумеркам все разъехались. Вика после долгой беседы с полицейским была взвинчена, давно её такой никто не видел. Минут сорок отмокала в ванной, надеясь избавиться от негативной энергии.
Домработницу разговор с Цыпиным тоже потряс, у бедной женщины руки дрожали. После того, как Муза опрокинула кастрюлю с кипящей водой и едва не обварилась, Анатолий отпустил её домой и даже предложил взять завтра выходной. Самому ему тоже требовалось побыть одному, чужие, пусть и полные сочувствия, глаза жутко раздражали. Вот так живёшь, считаешь себя уравновешенным человеком, а придёт беда, окажешься неврастеником и слабаком. Анатолий на скорую руку перекусил холодной курицей и вышел во двор. Стоял тёплый вечер, едва ощутимый ветерок нежно касался щёк и влажного лба. Вот бы сейчас отворилась калитка и пропустила Марка. Как бы отец бросился ему навстречу, как прижал бы к себе и зашептал в ухо: «Сынок! Сынок! Спасибо, что вернулся!» Ни слова упрёка б не сказал, ни строгого взгляда не бросил. Лишь бы он был в порядке!
По словам Цыпина, похитители, если это похищение, должны были уже проявиться. Им время дорого. Раз требований выкупа не поступало, значит… О страшных вариантах думать не хотелось. На озлобленного беглеца сын тоже не тянул. Пусть он с Дашей! Она не причинит ему вреда. Пусть с Дашей! Хотя, вопреки желанию сердца, Анатолий считал, это маловероятным. Кто-то парня обманул. Знающий семейную ситуацию человек. Кто же? Неужели, в самом деле, Тускловцев? Анатолий обошёл дом, выглянул за ворота. Постоял. Поднял глаза к небу. Там поблёскивали редкие звёзды. Им-то сверху видно всё. Покачался с пятки на носок и повернул обратно. Свет в окне спальни погас. Вика, похоже, собиралась спать. Рубинов неторопливо пересёк двор, прошёлся по дому, не теряя ощущения пустоты и никчёмности огромных площадей. Здесь бы пятерых детишек растить! Тяжело ступая, поднялся на галерею, завернул в комнату Марка. На столе горела забытая Цыпиным лампа. Открыл папку. Записки не было – полицейский изъял её. Порывшись в листах, Анатолий нашёл портрет сына. Полюбовался. Показать жене? Да она спит уже – подумалось с надеждой. Чего-чего, а любовные утехи сейчас казались абсолютно неуместными.
Вика свернулась клубком на краю ложа, уткнув нос в собственную ладошку, и глубоко дышала. Действительно спала или хорошо притворялась. Проверять Анатолий не стал. Улёгся осторожно, чтобы не потревожить и поймал взглядом сквозь щёлку в портьерах блёклую звёздочку. Смотрел, пока глаза не закрылись сами собой. Снилось, как они с Мариком босиком бегают по усыпанному цветами полю, у каждого в руках бечева, на которой бьётся воздушный змей. Трава щекочет ступни, нить режет палец, но от этой боли становится ещё веселей.
– Мой выше! – кричит сын.
– Нет, мой!
Два хвостатых бумажных чудовища рассекают воздух, на миг заслоняя солнце, пронзающее их полупрозрачные тела золотыми лучами. Смех сына звенит как частая апрельская капель, выбивающая чечётку о жесть отливов. Анатолий во сне улыбался так широко, что не смог бы разлепить ресницы.
Сюжет сновидения всплыл из прошлого: накануне по дороге к озеру, где он надеялся найти сына, Анатолий проезжал мимо поля. Там лет шесть назад Марк и его дружок Артём запускали змея под руководством Дарьи. Артём – сын Александры и Даниила Ткаченко. Вика и Саша дружили ещё со времён юности. Анатолий и Даниил сошлись на любви к шахматам. Они в основном играли по переписке, но очные встречи бывали интереснее. В тот день Рубиновы пригласили друзей на барбекю. Пока взрослые ели и выпивали на лужайке за домом, мальчишки с Дашей ушли на прогулку. Их не было довольно долго, Александра разволновалась и попросила мужа разыскать Артёма. Рубинов пошёл с ним. По пути разбирали отложенную партию. Из-за выпитого виски обсуждение шло на повышенных тонах. Выйдя к полю, мужчины остановились. Забыли о шахматах и жёнах, такая весёлая сцена им открылась. Дарья ловко управлялась со змеем, а два шестилетки скакали вокруг неё с криками:
– Мама! Мама! Дай мне!
– Мама! Теперь я!
Даниил тогда мгновенно протрезвел. Подлетел к сыну, схватил за руку и потянул за собой. Мальчишка упирался, просил не уводить его, но Ткаченко действовал как автомат по заложенной программе. Проходя мимо Анатолия, взглянул на него с таким неодобрением, что тот почувствовал себя виноватым, хотя не мог взять в толк, в чём именно. Марик с сожалением смотрел вслед приятелю, но получив вожделенную нить, забыл о нём и побежал по полю, задрав голову. Артёмка же оборачивался до тех пор, пока они с отцом не скрылись за первым коттеджем посёлка. Рубинову тоже захотелось побегать по траве вместе с сыном, но неловко было оставлять Вику одну с гостями, поплёлся домой. И вот, спустя столько лет, в то время, когда Марк сбежал от них, Анатолию приснился этот чудный сон. Полный солнца и ощущения счастья.
Разбудили Рубинова прикосновения влажных мягких губ. Вика забралась к нему под одеяло, привалилась к его боку, целовала грудь и, обняв ногой, скользила ступнёй по его голени. Руки её шаловливо щекотали живот и подёргивали волоски. Ещё не растаяли остатки радостного сновидения, как Анатолий был готов ответить на Викин зов. Она приподнялась на руках, перекинула ногу через него и, гикая затанцевала:
– По коням! В атаку!
Уже через пару секунд их дыхание вошло в один глубокий ритм, и пространство комнаты заполнилось стонами наслаждения.
Всё произошло стремительно. Анатолий вернулся к действительности, когда ласковая кошечка рядом, прильнув к нему, шептала проникающим в мозг голосочком:
– О, мой король! Я, кажется, тебя изнасиловала. – Она засмеялась, подрагивая всем телом, отчего супруга захлестнула новая волна желания. Он преодолел соблазн, мягко отстранился и сел:
– Я в душ.
– Ну вот! – Вика откинулась на спину, разбросав руки в стороны. – Ни «доброго утра», ни «спасибо, милая», что за мужья пошли!
Анатолий обернулся, задержавшись взглядом на её восхитительной груди, и покачал головой:
– Извини. Не могу. Муторно на душе.
Закрывая дверь душевой, услышал брошенные вслед слова:
– На душе у него муть! Слабак!
«Уж не она ли устроила побег сначала Даше, а потом и Марку? – мелькнула ядовитая мысль, но Рубинов отогнал её: – Не может быть!»
Глава 4. Дарья Захарова
Май 2018 года
Последнее, что помнила Даша – миниатюрный поднос под «Хохлому»[6 - Хохлома? – старинный русский народный промысел, родившийся в XVII веке в округе Нижнего Новгорода, декоративная роспись деревянной посуды и мебели, выполненная чёрным и красным (изредка, зелёным) цветом по золотистому фону.] , принесённый Музой в комнату. На подносе стояла чайная пара и чайник, расписанные в той же технике, и крошечная вазочка с крекером. За домработницей Рубиновых не водилось привычек ухаживать за Дашей. Вид, с которым она вошла и поставила поднос на стол, говорил о том, что идея была не её, это подтвердили слова:
– Виктория Максимовна велела.
– Спасибо. – Даша занималась книгами, отбирала те, из которых Марик уже вырос, чтобы отнести в библиотеку. Муза не уходила, ждала чего-то. Пришлось взять чашку и сделать глоток-другой. – Очень вкусный чай, спасибо, – повторила Даша. – Так и будешь стоять?
– Уж выпей! Чтобы мне за чашкой лишний раз не подниматься.
– Я сама принесу… и вымою.
Муза дёрнула плечом и царственной походкой удалилась. И за что она её так невзлюбила? Ещё прежняя домработница относилась к Даше пренебрежительно. Трудно сказать, была ли причиной зависть: обязанности няни со стороны казались пустяковыми, а зарплата –непомерно большой, или слухи о том, что она бросила ребёнка в роддоме, а Рубиновы, несмотря на это, доверили ей своего. Непросто было целыми днями находиться среди людей, настроенных негативно. Хозяин был подчёркнуто вежлив, но теплоты не чувствовалось даже в словах благодарности. Хозяйка презирала Дашу и постоянно демонстрировала это. Прежняя домработница, а затем и Муза, не особенно скрывали неприязнь. Лишь беззаветная любовь Марка удерживала Дашу в этом доме.
Марик! Огляделась, приподнимаясь на локте. Как её сюда занесло? Пустые стены оливкового цвета, односпальная кровать с застиранными, когда-то белыми, а теперь сероватыми простынями и коневым одеялом, рядом с кроватью тумбочка молочного цвета. Больница? Даша села и обнаружила, что одета в бледно-лиловое платье шифт из тонкого трикотажа с достигающими локтя рукавами. Белья под платьем не было. Как же так? Её увезли из дома, переодели, уложили на чужую кровать, а она ничегошеньки не помнит? Нашарила ногами пластмассовые шлёпанцы, встала, но тут же схватилась за спинку кровати. Комната медленно плыла. Переждав с минуту, когда кружение закончится, девушка выпрямилась и, стараясь не шевелить головой, чтобы не возобновилось вальсирование стен и потолка, пошла к выходу. За прозрачной дверью оказался метровый коридорчик. Слева тоже за стеклянной дверью находилась душевая, справа – туалет. Коридорчик утыкался в крепкую дверь цвета слоновой кости. Даша подёргала ручку – заперто. Постучала кулаком, прислушалась. Никакой реакции. Звала на помощь, долбила дверь кулаком и пяткой – бесполезно. Охрипшая и окончательно измученная оставила попытки докричаться до невидимых работников больницы и пошаркала обратно в комнату. По бокам от стеклянной двери нашлись стенные шкафы, в одном лежали Дашины вещи: джинсы, кофточки, футболки, носки, бельё – всё распределено по пакетам. Порывшись в сумочке, нашла паспорт, банковскую карту, фото с Мариком, вынутое из рамочки. Телефона не было.
Отсутствие телефона не слишком огорчило. Кому звонить? Родители не поддерживали с ней связи, так и не простив случившееся двенадцать лет назад. Возможно, вернись беспутная дочь в дом, покайся, попади под полный их контроль – пожалели бы. А так! Устроилась лучше многих путёвых. Разве таких прощают? Хозяина беспокоить она бы не решилась, Марика пугать – тем более. Оставались хозяйка и Муза – кто-то из них отправил Дашу в больницу. С этими говорить даже в бодром состоянии выше её сил, а уж в полуживом…
Добрела до окна. Подоконник располагался на уровне плеч, а стёкла до середины закрывала белая плёнка, так что разглядеть можно было лишь чистое небо и верхушку растущей неподалёку берёзы. Ветки её недавно оперились, глянцевые листочки ещё не успели заполнить крону, полупрозрачная, она лучилась оптимизмом.
Даша стояла, ухватившись обеими руками за подоконник, и вглядывалась в небо, будто там можно было найти ответы на копошащиеся в голове вопросы – путанные и тревожные. Вздрогнула, услышав щелчок замка, резко обернулась и едва не упала – комната снова превратилась в карусель.
– Здравствуйте, больная, – послышался то ли низкий женский, то ли высокий мужской голос.
Уже через секунду уверенные руки подхватили готовую упасть девушку. Она, сделав усилие, сосредоточилась и разглядела обнимающую её обладательницу пышных форм, крашенных в рубиновый цвет коротких волос и чёрных усиков.
– Что-то я не… – бормотала Даша, – кружится всё.
– Вот так, милая, осторожно, – женщина помогла дойти до кровати и улечься. На ней был форменный костюм сиреневого цвета, на кармашке болтался прицепленный блестящей прищепкой бейджик. Прочитать Даша успела только имя: Эльвира Васильевна.
Эльвира Васильевна открыла тумбочку и выхватила из её недр пластиковую бутылочку. Пациентка с благодарностью приняла воду, сделала несколько глотков – как раз вовремя, её мутило от насыщенного цветочного аромата, окутавшего всё вокруг.
– Я твой лечащий врач, – сообщила толстуха и, достав складной стул из-за тумбочки, уселась рядом.
Стул пугливо захрустел под тяжестью объёмного тела, но выдержал. Сладкий аромат отступил.
– Под матрасом лежит пульт, можешь приподняться, так будет удобнее.
Выудив закутанную в плёнку чёрную пластину, Эльвира Захаровна, нажала на самую большую кнопку в центре. Кровать послушно приподнялась, теперь Даша полусидела. Она пошевелила губами, беззвучно поблагодарив, и приготовилась слушать. Доктор не спешила начать разговор – углубилась в записи на планшете.
Нетрудно было догадаться, что клиника недешёвая. Как её угораздило здесь оказаться, Дарья не помнила, и это её беспокоило больше всего, если не считать мерзкого самочувствия. Эльвира Васильевна внесла в электронную карту дату и отложила планшет.
– Итак, больная, какие жалобы?
– Что со мной? – Чёрные, довольно густые брови докторши взметнулись, словно вопрос поразил её своей неуместностью. Даша поспешила уточнить: – Я ничего не помню. Меня "скорая" сюда привезла?
– Это первый припадок? – не отвечая, доктор снова отвлеклась на планшет, что-то туда записывая.
– Припадок? – Даша приподнялась, вцепившись в края кровати. – Чего?
– Значит, первый, – кивнула Эльвира Васильевна с довольным видом. – Это радует. Надеюсь, случай не запущенный.
– Подождите! Я совершенно здорова! Мой работодатель настаивал на ежегодном обследовании, никаких отклонений…
