«На кладбище гуляли мы». Рассказы

скачать книгу бесплатно


Что меня понесло? Я выболтала все самые сокровенные мысли. Все свои секреты. И даже самый главный секрет – свой закрывающий череду приходящих снов сон-откровение, сон-катарсис. А может быть, это и не сон. Нет, это был выброс в другую параллельную реальность. Но он, кажется, слушал не совсем внимательно.

– Видишь, монах в длиной рясе прогуливается.

– Может быть, охранник?

– Может…

Вороны раскричались.

– Единственное, что я сейчас хочу – это быть в постоянной медитации. Но мне не дают.

Я заговорила о том, что пишу. Спросила его совета: печатать или нет мою вещь под названием «Игра».

– Ира, я полностью тебе доверяю, и тебе как человеку, и тебе как художнику. Если ты так видишь ее в печати, я – за «Игру». Я ее принимаю, читаю, что-то свое нахожу. Там есть, конечно, некоторые композиционные сложности, но, думаю, если ты примешь мои предложения, их можно будет преодолеть. Правда одна… в историческом обозрении. А ты все-таки затрагиваешь исторический пласт (80-е гг. как минимум), а это, естественно, несет дополнительную нагрузку. Историю литературы 80-х годов будут изучать и по твоей «Игре» в том числе. Пусть и в очень узком ракурсе, но от этого суть вопроса не меняется.

Он стал рассказывать о драках в «Сайгоне» между «нациками» и «хиппи».

Потом очень смешную историю рассказал о том, как он в Москве первый раз пошел в Большой театр. Я так смеялась. Это достойно рассказа. Там тоже случилась драка.

– Обязательно опиши.

По речке плавали уточки. И Вадим стал внимательно за ними следить и комментировать их поведение.

– Вот это уточка плывет впереди, а за ней два селезня. Один поодаль держится. А она как бы их дразнит. А потом селезни повернули обратно, а уточка – за ними.

Вообще уточки – это персонажи из рассказа В. Филатьева. Вспоминаю очень интересное описание. Герой стоит на мосту и смотрит в канал. Там окурки, но главное – плавают уточки. Вспомнилась критика на это одного таксидермиста, сочиняющего юмористические вирши.

– Утки какие-то, зачем все это?

В конце 90-х годов я вернулась жить в К., в город своего детства из Новгорода, где работала после института. К своей матери жить из Ленинграда приехал Виктор Антипин, очень интересный человек, писатель и философ. А работал простым сантехником. Две заработанных своих квартиры он оставил своим бывшим женам и дочкам. Филатьев Вадим женился на Оксане, и молодая чета тоже переехала жить к ее родителям. Вадим с Антипиным встречались в Ленинграде и знали друг друга. И когда встретились в поликлинике в К., очень удивились. Я при библиотеке открыла «Литературный салон». Первое заседание прошло не очень удачно, как первый блин – комом. Я читала по карточкам выписки о творчестве Марины Цветаевой. Публика пришла разнообразная. Еще там был мой бывший муж, c которым мы уже развелись, но еще не расстались. Со своим восточным темпераментом периодически вставал и говорил: «Давайте споем». Вытаскивал старушек. А сам-то петь не умел. Там были местные поэты, читатели, просто праздная публика, сидели бабушки, которые ходят на клуб «Ретро» и хотели танцевать. Я очень волновалась. Хотя Цветаеву люблю и могла бы просто встать и начать читать стихи. Но почему-то решила осветить ее биографию. Среди всех этих людей самыми интересными мне показались длинноволосый молодой человек и разговорчивый, тоже с длинными волосами мужчина постарше – Филатьев и Антипин. Я использовала энергию моей кундалини, которая была поднята в сахасрару и объединяла всех присутствующих как бы облаком вибраций. Мне помогала моя духовная практика. Антипин говорил потом, что сразу же это заметил. Оказалось, что у нас с Вадимом есть общие друзья. Он тоже ходил на Лито к Виктору Сосноре, но уже после того, как я уехала из Ленинграда в Новгород. Встретиться там нам с ним не удалось. А жаль. Он всегда поддерживал меня и там бы поддержал. Сейчас я понимаю, что наша встреча была не просто так. А по контракту. Души друзей перед рождением заключают между собой контракт и там же обговаривают, где и как они встретятся. И что друг другу дадут. Что-то мы друг другу дали. Но и многое не додали.

Вспоминаю завет Виктора Антипина, сказанный мне перед смертью: «Ты, главное, Ириша, никогда не изменяй себе в творчестве».

Долгое время нам удавалось держать высокий уровень литературных вечеров. Мне казалось или так и было – писатели-классики сами приходили на встречу к нам в тонком плане. А потом Вадим с семьей уехал жить в Гатчину. Там начался его гатчинский период. Виктор Антипин уже заболел. Онкология. А меня затянули в вязкое болото посредственности и самолюбования вновь пришедшие люди. И среди них одна пишущая учительница с мужем таксидермистом. Они стали собирать деньги на общий сборник и пытаться его издавать. Но издательство было выбрано неудачно. Время шло, а сборника все не было. Через четыре года Вадим с семьей вернулся в К. Вместе с Н.-м взял издание сборника в свои руки, мы с ними съездили в Союз писателей. Выбрали там новое издательство.

Когда мы были в Союзе писателей на Большой Конюшенной, нас принимал Б. А. О-в. Очень он благосклонно отнесся к Вадиму. Филатьев тогда состоял в московском союзе и договорился с О-ым перевестись в Санкт-Петербург. Он вышел из комнатки Б. А. и стал разговаривать с секретарем, пожилой женщиной. А я сидела на стуле рядом с кабинетом. О-в остался один. Вдруг слышу – маты. И он стал кричать по телефону. Был очень возбужден:

– В октябре, в середине месяца, Валерий Георгиевич, бросим жребий, чтобы не было никаких разговоров подковерных. Будем строить все одинаково, когда будет сделано, тогда будем выбирать. Вы своих соберете, мы своих. Пока мы делим шкуру неубитого медведя. Пусть строят одинаково.

Я просто возликовала, что подслушала исторический разговор.

Два главы двух соперничающих Союзов писателей делят новое, еще не построенное здание на Звенигородской. А я случайный соглядатай, первый раз оказалась в союзе, и мне идет такая информация. Кто самый главный подсмотрщик и доноситель? Конечно же, пишущий. Когда этот медведь был построен и поделен, Вадиму там дали вести Лито. Но это уже позднее.

Как редактор Вадим строго подошел к изданию сборника. Многих просто выбросил, на других обрушился с критикой. Болото было встревожено. Люди, никогда не знающие разборов своих виршей, восприняли все это как оскорбление. Но самая главная атака пошла от учительницы, окончившей пединститут. Она написала большую пьесу об Иисусе Христе и желала ее обязательно на 30 страницах поместить в общий сборник. Я никогда не встречала такой одержимости. Ни то что табуреткой, она и диваном бы кинулась, подталкиваемая бесами. Христос там был изображен отвратительно. Может быть, позже она, наткнувшись на критику, шедшую уже от других людей, все переделала, но тогда это выглядело так:

Саваоф спрашивает Святого духа:

– А куда это делся Сатана?

Святой дух отвечает:

– В преисподнюю, Господи, разве не ты его туда ниспослал?

Саваоф:

– Ну я, так ему уже давно пора вернуться…

Тут в разговор вступает Иисус.

Иисус (лениво):

– Выколеблюваются.

Вадим рядом с этим словом написал: «Это что за неологизм?».

Слишком мягко спрошено, Вадим. На том свете спросят более жестко. Но учительница воспитана на марксистско-ленинской идеологии.

Дальше…

Саваоф:

– Иисус, сын мой, ты что такое говоришь… Дерзит родителю, херувиму какому-то по лбу стукнул, что жаловаться на тебя прилетел.

Иисус (зевая и потягиваясь):

– Так ведь надоело все, Господи. Заняться нечем. Раздраженно пинает подвернувшийся под ноги камень.

И дальше на тридцати страницах такая хренотень. Простое русское слово. Хрен отбрасывает тень. Это не Иисус, а какой-то бес под этим именем. А то, что на божественное брошена тень, это ничего. Полная мертвечина сознания. Смерть. Смерть в словах, мыслях и чувствах. После таких пьес обычно люди попадают в мир, где нет божественного сверкания. И сами удивляются, почему все вокруг так пусто и мерзко. И опять начинают словоблудить, создавать свои миры. Она упорно доказывала Вадиму, что пьесу нужно обязательно напечатать.

– Почему вы все один решаете? Давайте всех соберем, и пусть все выскажутся.

Филатьев попросил меня его поддержать. Они хотели окружить и надавить на Вадима, но не ожидали, что он приведет с собой группу поддержки и в этой группе я окажусь. Я пришла с мужем скульптором, а главное – мастером критических замечаний, мастерство которых он ежедневно оттачивал на мне. Вадим стоял у стола и начал свою речь:

– Мало того, что эта так называемая пьеса не подходит по формату (30 стр. в общем сборнике – это, по-моему, слишком). Если ее напечатать, некоторые авторы вообще не попадут в сборник, как и в предыдущий раз; но есть и второй фактор, он же и самый главный: эта так называемая пьеса написана вульгарным языком. Многие, кто читают ее, останавливаются либо в шоке, либо в недоумении. Любой уважающий себя редактор не может это никак пропустить. И я предложил госпоже М. представить что-либо другое. Ответ был категоричен: либо ты (т. е. я) печатаешь эту пьесу, либо ничего. Я сказал – нет. Теперь о профессионализме «новоявленного критика», которое ставят под сомнение вышеназванные господа. Для этого придется проделать небольшой экскурс в мою творческую биографию, иначе никак.