скачать книгу бесплатно
Современный культуроцентризм как объект методологического анализа. Теория интегральных аспектов мирового развития
Вадим Беляев
В книге анализируются современные культуроцентричные социологические теории. В центре анализа находится «цивилиография» Б.Н.Кузыка и Ю.В.Яковца. Особенно тщательно анализируется логика периодов мирового развития, утверждаемая этими авторами, и в качестве стратегической альтернативы выдвигается теория интегральных аспектов мирового развития. Отдельно анализируются принципы «Социальной и культурной динамики» П.А.Сорокина, которые входят в «цивилиографию» в качестве одного из содержательных слоев.
Современный культуроцентризм как объект методологического анализа
Теория интегральных аспектов мирового развития
Вадим Беляев
© Вадим Беляев, 2024
ISBN 978-5-0062-3775-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
В этой книге я предпринял попытку осуществить методологический анализ стратегического плана современного культуроцентричного мышления. Под современным мышлением в этом отношении я подразумеваю те концепции, которые были созданы в ХХ – начале XXI века. Самой ранней из проанализированных мной работ является «Социальная и культурная динамика» П.А.Сорокина. Она может считаться современной, так как к ней обращаются современные культуроцентричные теоретики.
В центре моего анализа находятся современные российские теоретики: С.Г.Кирдина, Б.Н.Кузык и Ю.В.Яковец. Последние два автора (особенно Яковец) претендуют на создание всеобъемлющей теории, касающейся всех значимых аспектов социокультурной реальности. Они создают то, что я называю «культурно-историческим глобусом» – четко прорисованное в своих контурах социокультурное пространство (от начала человеческой истории до современности), заполненное эмпирическим материалом, взятым из разных источников (в частности, из работ П.А.Сорокина).
Кузык и Яковец претендуют на построение глобальной и фундаментальной общественной дисциплины – «цивилиографии», которая должна стать основанием нового обществознания. Главным понятием, которое ими используется, является понятие «цивилизации». Главный пафос, который связан с этим понятием, – пафос специфичности цивилизационных миров. На мой взгляд, результат их работы является более чем противоречивым. Самое главное противоречие состоит в том, что претензия на построение фундамента нового обществознания совмещается с непроработанностью стратегического плана. В этом отношении Авторы некритично опираются на работы Сорокина, особенно на его «Социальную и культурную динамику» и «Главные тенденции нашего времени».
Моей задачей при анализе концепции Кузыка и Яковца является не только критический анализ, но и выставление теоретической альтернативы. Я предлагаю свою прорисовку стратегического плана социокультурного развития человечества. Главным в этом является утверждение интегральных аспектов социокультурного развития. Я предполагаю, что новые эпохи в социокультурном развитии можно представить как реализации социокультурных проектов. А сами эти проекты можно представить как движение по определенным интегральным направляющим аспектам. Эти аспекты представляют собой стратегические альтернативы (например: «закрытое» общество-универсум – «открытое» общество-универсум, «культурная» социокультурная архитектура – «посткультурно-интеркультурная» социокультурная архитектура). Мировые эпохи можно представить как все более осознанное и тотальное утверждение тех или иных стратегических альтернатив. Центральным пунктом в этом отношении я утверждаю новоевропейскую культуру (модерн). Я стараюсь показать, что модерн является той мировой эпохой, которая задает современный формат мышления о социокультурной реальности и современный формат самой этой реальности.
Я анализирую четыре книги: «Институциональные матрицы и развитие России: введение в Х-Y-теорию» С.Г.Кирдиной, «Социальная и культурная динамика» П.А.Сорокина, «Цивилизации: теория, история, диалог, будущее» Б.Н.Кузыка и Ю.В.Яковца и «Новая парадигма теории, истории и будущего мира цивилизаций» Ю.В.Яковца. Этих книг достаточно для того чтобы проанализировать стратегический уровень современного культуроцентричного мышления. Тем более что именно стратегический уровень этого мышления вызывает больше всего вопросов.
О характере анализа концепции Кузыка и Яковца я уже сказал. Теория институциональных матриц Кирдиной дает пример того, как можно построить концепцию заданности определенной социокультурной области («цивилизации») фундаментальным структурным основанием (институциональной матрицей). Объектом критики для меня здесь является изначальное стремление «приговорить» цивилизации к определенным матрицам.
Концепция Сорокина является классическим примером того, как в одной и той же концепции могут утверждаться противоположные принципы. С одной стороны, Сорокин демонстрирует позитивистский социологический метод, а с другой стороны, утверждает контр-позитивистскую и контр-модернистскую перспективу понимания современности. Кузык и Яковец в этом смысле полностью наследуют методу и пафосу Сорокина. Именно поэтому стоило провести отдельный анализ позиции последнего.
Фундаментом этого исследования является специфическая социокультурная методология и параметрическая реконструкция социокультурной логики модерна-постмодерна, разработанная мной в ряде предшествующих исследований:
Беляев В. А. Логика истории и самосознания модерна: Между «закрытым» и «открытым» универсумами. Модерн как вторая редакция «мировой этической революции» христианства. Полемика с контр-модерном. – М.: ЛЕНАНД, 2017. – 528 с.
Беляев В. А. Логика культурных форм и логика истории. Макросоциология предельных теорий: Методологический анализ оснований. Выделенная роль модерна. – М.: ЛЕНАНД, 2017. – 480 с.
Беляев В. А. Методологическое пространство европейской философии: Между первыми и вторым просвещениями. – М.: ЛЕНАНД, 2019. – 480 с.
Беляев В. А. Социокультурная методология в действии: В сопоставлении с традиционной, феноменологической методологиями и миросистемным анализом. – М.: ЛЕНАНД, 2019. – 368 с.
Беляев В. А. Философия в зеркале социокультурной методологии (через критику позиции Ю.И.Семенова): Кн. 1. Основные представления. – М.: URSS, 2020. – 224 с.
Беляев В. А. Философия в зеркале социокультурной методологии (через критику позиции Ю.И.Семенова): Кн. 2. Функционалистская революция модерна. – М.: URSS, 2020. – 224 с.
Беляев В. А. «Вечный капитализм» и логика модерна: Через критику концепции «Трех великих трансформаций глобального капитализма». Книга 1: Методологические основания анализа. Первая и вторая фазы модернизации и глобализации. – М.: URSS, 2021. – 382 с.
Беляев В. А. «Вечный капитализм» и логика модерна: Через критику концепции «Трех великих трансформаций глобального капитализма». Книга 2: Третья фаза модернизации и глобализации. – М.: URSS, 2021. – 224 с.
Беляев В. А. Континентальная философия: Через критику книги Д. Уэста «Континентальная философия. Введение». – М.: URSS, 2021. – 416 с.
Беляев В. А. Методологический дискурс о модерне: Через критику книги Ю. Хабермаса «Философский дискурс о модерне». – М.: URSS, 2022. – 367 с.
Беляев В. А. Методология как социокультурный феномен: Методология в широком смысле. Социокультурная методология. Методология ММК в зеркале социокультурной методологии. – М.: URSS, 2022. – 406 с.
Беляев В. А. Методология ММК в зеркале социокультурной методологии. – М.: КнигИздат, 2022. – 308 с.
Беляев В. А. Европейская социальность в зеркале социокультурной методологии и параметрической реконструкции. – М.: КнигИздат, 2022. – 428 с.
Беляев В. А. Методологический дискурс о постмодерне: между про-капитализмом и контр-капитализмом. – [б.м.]: Издательские решения, 2023. – 378 с.
Беляев В. А. Современный культуроцентризм и история в поисках общечеловеческого. Российский проект цивилизационного развития и Программа мирового развития. – [б.м.]: Издательские решения, 2023. – 416 с.
Глава 1. Теория институциональных матриц С.Г.Кирдиной как объект методологического анализа
Эта глава представляет собой анализ стратегического плана теории С.Г.Кирдиной, выраженной в книге «Институциональные матрицы и развитие России: введение в Х-Y-теорию»[1 - Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России: введение в Х-Y-теорию. Издание 3-е, переработанное, расширенное и иллюстрированное. – СПб.: Нестор-История, 2014.]. Теория Кирдиной рассматривается как ответ на вызов негативных аспектов модернизации России в 90-е (а в более общем смысле – как ответ на вызов негативных аспектов модернизации во всех незападных странах). Отвечая на этот вызов, Кирдина утверждает наличие в обществах институциональных матриц, формирующихся при их генезисе и задающих стратегический характер их развития. Можно сказать, что общества приговариваются к своим институциональным матрицам. Это следует рассматривать как серьезный методологический недостаток. Суть его в том, что система базовых понятий, подразумеваемых при мышлении об обществе, заранее выстраивается под логику представлений об институциональных матрицах. Понятийное пространство при этом схлопывается, количество размерностей в нем уменьшается. В этой главе будет показано, как можно двигаться в противоположном направлении и прорисовывать понятийное пространство так, чтобы количество размерностей в нем было максимальным. Так можно будет достичь максимально объемного зрения. Будут показаны те факторы, которые влияют на понимание российской и мировой социокультурной ситуации.
Буду называть С.Г.Кирдину Автором.
1. Теоретизирование как ответ на жизненные вызовы и форма решения проблем. Институциональные матрицы как цивилизационные инварианты. Негативные аспекты модернизации России как вызов, на который отвечает теория институциональных матриц
Вот что Автор пишет в Предисловии.
«Прогресс наук заключается в познании ими все более глубинных и сущностных свойств изучаемых объектов, свойств скрытых, но определяющих основные законы функционирования реального мира. <…>
Общественные науки также ставят перед собой задачу проникнуть в законы устройства обществ, выделить в меняющемся социальном мире неизменные основы, определяющие пути и характер исторического развития. Одним из средств для решения этой задачи может послужить теория институциональных матриц, опыт разработки которой представлен в настоящей книге.
Современное состояние общественных наук рядом методологов характеризуется как предпарадигмальное. Оно означает, что возникла объективная необходимость смены исследовательских парадигм, обновления известных постулатов, формирования новых общетеоретических рамок для объяснения происходящих социальных процессов. <…>
Почему так различны процессы реформирования на постсоветском пространстве, и то, что легко внедряется в странах Восточной Европы, не реализуется в России? Что определяет тип общества и направленность его исторической эволюции и где пределы институциональных преобразований? <…>
На наш взгляд, назрела необходимость более углубленного исследования природы обществ, выявления его исходных, «матричных» структур, латентно определяющих многообразие и направленность процессов, происходящих «на поверхности» социальной жизни. Предлагаемая и развиваемая автором теория институциональных матриц служит именно этой цели. Согласно этой концепции, институциональные матрицы представляют собой первичные, исходные социальные формы, складывающиеся при возникновении государств. Институциональные матрицы инвариантны, сохраняют свою природу и определяют характер исторической эволюции государства.
Если деятельность социальных субъектов в обществе – стихийно или сознательно – учитывает характер его исходной институциональной матрицы, то развитие страны осуществляется быстрее. Если же социум пытается организовать свою общественную жизнь, не соразмеряясь с природой присущей обществу институциональной матрицы – неизбежны социальные потрясения, нестабильность, отставание от более развитых государств»[2 - Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России: введение в Х-Y-теорию. Издание 3-е, переработанное, расширенное и иллюстрированное. – СПб.: Нестор-История, 2014. С. 16.].
Проанализируем сказанное.
С моей точки зрения, в сказанном надо увидеть проявление структуры «вызов-ответ». Теории фундаментального уровня (на этот уровень и претендует теория институционных матриц) не рождаются как абстрактные продукты «научного познания». Они являются ответами на жизненные вызовы, которые создаются реальностью, в которой живет теоретик. Принимая вызов, теоретик отвечает на него теориями, которые предполагают то или иное понимание реальности, от которой исходит вызов. Это можно считать верным для всех типов наук. Но для общественных наук это верно в максимальной степени. Чем фундаментальней здесь теория, тем более она касается базовых представлений о природе человека, общества и универсума. Можно даже говорить, что самые фундаментальные из теорий являются в максимальной степени символами веры в определенную природу человека и универсума.
Если мы именно так будем смотреть на логику выдвижения фундаментальных теорий, то теория Автора предстанет перед нами как фундаментальное утверждение о человеческой природе, которое не может иметь простого эмпирического обоснования. Теории на предельном уровне абстракций всегда можно наполнить нужным эмпирическим материалом, интерпретируя его в соответствующем направлении. Что же тогда может служить принципом, опираясь на который можно оценивать теории? Таким принципом можно считать сравнение логических возможностей теорий. Каждая из теорий подразумевает класс проблем, относительно которых она показывает свою решающую силу. Теории можно сравнивать по наборам проблем, которые они охватывают. Теории можно сравнивать по характеру решений проблем. Решения могут быть узкими или широкими, более или менее эвристичными и т. д.
Автор заявляет свою работу как то, что отвечает на вызов неадекватности прежних теоретических парадигм. Современное состояние общественных наук задается как неудовлетворительное. Эта неудовлетворенность характеризуется как невозможность адекватно описать те изменения, которые происходят в незападных обществах, находящихся под западным влиянием. Это классический вызов, который был создан неоднозначными и противоречивыми процессами модернизации в незападных обществах. Подразумевается, что, изначально, эти процессы проходили в парадигме безусловной позитивности принципов западного общественного устройства. Негативное содержание результатов применения этих принципов стало интегральным вызовом, который направлял и направляет к новому пониманию человека и общества. Движение в этом новом, контр-западном направлении и демонстрирует Автор.
Что является конкретным результатом этого движения? Представление о том, что у обществ есть «первичные, исходные социальные формы, складывающиеся при возникновении государств». «Институциональные матрицы инвариантны, сохраняют свою природу и определяют характер исторической эволюции государства». Вместо представления о том, что есть общее направление эволюции обществ в условном прозападном направлении, задается представление о том, что у каждого общества есть своя институционная матрица, которая задает общее направление развития. Точнее, утверждается, что «незападная матрица» задает такое направление институциональных преобразований, которое существенным образом уменьшает осмысленность западного влияния.
Что в этом можно увидеть? Если взять только российскую область, то можно увидеть следующее. Во-первых, в этом можно увидеть общее проявление того вызова, который создан негативными аспектами перестроечных и постсоветских преобразований в России. Если собрать все негативные аспекты, которые при этом были выявлены, то это может стать вызовом, ответ на который будет направлять в условном контр-западном направлении. Во-вторых, надо видеть, что ответ на этот вызов в своем предельном варианте является утверждением о том, что Россия по своему «сущностному содержанию» является тем, что противоположно Западу. Следовательно, про-западные преобразования являются тем, что уничтожает специфически российскую сущность. Между этим крайним полюсом и прозападным пониманием общества можно расположить множество промежуточных позиций, которые будут утверждать ту или иную меру возможного присутствия в российском обществе западных принципов. Теория Автора занимает ту позицию, которая, хотя и утверждает наличие у российского государства незападной «институциональной матрицы», но предполагает, что присутствие «западности» возможно (в той мере, в какой это не нарушает российскую институциональную матрицу).
Итак, можно констатировать, что теория Автора по своей интенции является направленной на конституирование представления о некоем «незападном» структурном основании российского государства, которое задает границы про-западным преобразованиям. Это надо иметь в виду как тот генетический контекст, от которого можно отсчитывать все, что делает Автор. Кроме того, есть основания подозревать, что поиск «незападного» основания будет той сверхидеей, ради которой Автор пожертвует целостным видением социокультурной реальности. Есть основания подозревать, что Автор будет выделять только то содержание в социокультурной реальности, которое будет логически связано с понятием институциональной матрицы и игнорировать все остальное фундаментальное содержание.
В качестве метафоры, которая поясняет это, можно привести логику «превращения куба в квадрат». Представим себе, что есть куб, грани которого покрашены в разные цвета. Среди них есть две грани, которые покрашены в красный и зелёный цвета. Далее представим себе, что некий Х смотрит на куб, только с двух крайних точек зрения: когда он виден как красный квадрат и когда он виден как зеленый квадрат. Он делает это не просто так. Он выстраивает теорию, по которой у реальности (подразумевается куб) есть две основные стороны: зеленая и красная. Развёртывая свою теорию, Х поворачивает куб так, чтобы он был виден только как красный или зеленый квадрат. Другими сторонами (и вообще всеми другими ракурсами) Х пренебрегает (сознательно или бессознательно). Так Х создает теорию «матриц», утверждая, что куб является красным или зеленым квадратом. В чем можно упрекать Х? В том, что он, разворачивая свою теорию, «забывает» обо всех других гранях куба и обо всех тех ракурсах, которые показывают сразу несколько граней. Можно будет говорить, что Х откровенно упрощает реальность, уменьшает число ее размерностей.
Вот такое существенное упрощение реальности можно видеть в теории Автора. Своим дальнейшим анализом я хочу подтвердить это предположение.
2. Институциональные матрицы, генетический природно-деятельностный контекст и логика мирового деятельностного развития
В качестве первого шага в заданном направлении проанализируем «„Древо понятий“ теории институциональных матриц» и «Терминологический словарь теории институциональных матриц».
Древо понятий содержит внутри себя иерархию понятий. На первом уровне находится понятие «общество». На втором – понятие «институциональная матрица». На третьем – понятия «экономика», «политика» и «идеология». Далее идут понятия, конкретизирующие эти три общественные сферы.
Соответственно с древом понятий можно выделить те термины, которые есть в Терминологическом словаре.
Уровню «общество» соответствует термин: «Общество».
Уровню «институциональные матрицы» соответствуют термины: «Базовые институты», «Взаимообусловленность базовых институтов», «Возрастающая отдача институтов», «Доминантности-комплементарности принцип», «Доминантные институты», «Идеология», «Институциональная матрица», «Институциональные обмены», «Институциональные формы», «Институциональные циклы», «Институциональный баланс», «Институциональный изоморфизм», «Комплементарные институты», «Политика», «Революция», «Экономика», «Х-матрица», «Y-матрица».
Рассмотрим систему терминов, относящихся к уровням «Общество» и «Институциональная матрица».
«Общество (Society) в теории институциональных матриц понимается как социальная система, подсистемами которой являются экономика, политика и идеология. Общество в данном случае понимается как объективная реальность „сама по себе“ (sui generis по Э. Дюркгейму), которая неразложима на индивидов или социальные группы. В теории институциональных матриц структура общества представлена системой его базовых институтов»[3 - Там же. С. 373.].
«Базовые институты (Basic institutions) характеризуют социетальный уровень рассмотрения общества как социальной системы. Они представляют собой глубинные, исторически устойчивые и постоянно воспроизводящиеся социальные отношения, обеспечивающие интегрированность разных типов обществ. В понятии базовых институтов выделяется стабильная составляющая институтов, действующих в экономике, политике и идеологии. Поэтому базовые институты представляют собой исторические инварианты, которые позволяют обществу выживать и развиваться, сохраняя свою самодостаточность в ходе исторической эволюции, независимо от воли и желания конкретных социальных субъектов „здесь“ и „сейчас“. Главной функцией базовых институтов является поддержание целостности общества в единстве образующих его подсистем (экономики, политики и идеологии) и, соответственно, регулирование каждой из них. Специфика формирующихся базовых институтов носит объективный характер и обусловлена внешней материально-технологической средой. Триплексы базовых институтов в экономике, политике и идеологии образуют два исторически устойчивых типа, получивших название Х-матрица и Y-матрица. Базовые институты отличны от мобильных, изменчивых институциональных форм, в которых они проявляются в общественной жизни. Базовые институты взаимообусловлены, определяют содержание и поддерживают функционирование друг друга, образуя определенную систему»[4 - Там же. С. 361.].
«Х-матрица (X-matrix) – одна из двух институциональных матриц, или комплекса базовых институтов в сферах экономики, политики и идеологии, которые формируются в условиях материально-технологической среды, отличающейся свойством коммунальности. Х-матрица образована следующими институциональными комплексами: редистрибутивной, или X-экономики, унитарного политического устройства и коммунитарной идеологии. Институциональная Х-матрица определяет социетальный тип общества как государственного образования, который сохраняется в процессе его исторической эволюции. Институциональная Х-матрица альтернативна институциональной Y-матрице»[5 - Там же. С. 381.].
«Y-матрица (Y-matrix) – одна из двух институциональных матриц, или комплекса базовых институтов в сферах экономики, политики и идеологии, которые формируются в условиях материально-технологической среды, отличающейся свойством некоммунальности. Y-матрица образована следующими институциональными комплексами: рыночной, или Y-экономики, федеративного политического устройства и индивидуалистской идеологии. Институциональная Y-матрица определяет социетальный тип общества как государственного образования, который сохраняется в процессе его исторической эволюции. Институциональная Y-матрица альтернативна институциональной Х-матрице»[6 - Там же. С. 381.].
«Революция (Revolution) … рассматривается как спонтанный процесс, в ходе которого восстанавливается роль доминирующей институциональной матрицы в обществе, поврежденной вследствие внешнего вмешательства или попыток социальных субъектов внутри страны повсеместно внедрить альтернативные институциональные формы. В результате революций вновь усиливается значение доминантных институтов, которые накануне были подавлены влиянием альтернативных комплементарных институтов. Революция рассматривается как момент эволюции, благодаря которой на новом историческом витке обеспечивается необходимый институциональный баланс в основных общественных подсистемах – экономике, политике и идеологии. Революции восстанавливают естественную непрерывность исторического процесса и возвращают его в рамки эволюционного развития по пути, определенному типом доминирующей институциональной матрицы»[7 - Там же. С. 376.].
Приведенные понятия образуют комплекс, относительно которого уже можно делать важные методологические выводы.
Во-первых.
Общество рассматривается как реальность «сама по себе». В традиционных метафизических понятиях это означало бы, что общество является «субстанцией». Субстанциальная часть общества называется системой «базовых институтов» (институциональной матрицей (ИМ)). При этом «базовые институты представляют собой исторические инварианты, которые позволяют обществу выживать и развиваться, сохраняя свою самодостаточность в ходе исторической эволюции, независимо от воли и желания конкретных социальных субъектов „здесь“ и „сейчас“. Главной функцией базовых институтов является поддержание целостности общества в единстве образующих его подсистем (экономики, политики и идеологии) и, соответственно, регулирование каждой из них. Специфика формирующихся базовых институтов носит объективный характер и обусловлена внешней материально-технологической средой».
Во-вторых.
Что здесь вызывает методологические вопросы?
Прежде всего, то, что общество является реальностью «самой по себе», хотя при этом утверждается, что ИМ являются «историческими инвариантами», специфика которых «обусловлена внешней материально-технологической средой». Обратим внимание на то, что здесь появляются фундаментальные понятия, которые участвуют в определении сути общества и ИМ: «история», «эволюция» и «материально-технологическая среда». Если иметь в виду, что последнее понятие можно разложить на понятия «природа» и «деятельность», то получается, что есть понятия, которые участвуют в рассуждениях, но которые не заданы в явном виде. Автор предполагает, что общества возникают в процессе деятельностной эволюции человека в рамках природной среды. В процессе такой эволюции общества получают какую-то ИМ в качестве того, что адекватно генетическому природно-деятельностному контексту. Но – следует продолжить – нет достаточных оснований для того, чтобы «приговаривать» какие-то общества к каким-то ИМ. Введем понятие «развитие». Если общества деятельностно развиваются (это развитие следует понимать как постепенное, но неуклонное развертывание средств овладения природным контекстом), то на какой-то фазе развития общество должно получать свободу от своего генетического контекста. В отношении базовых институтов это должно выразиться в том, что общество переходит к какой-то другой системе этих институтов, другой ИМ.
Это первое, на что надо обратить внимание. Если мы будем считать, что для адекватного идеально-типического анализа необходимо разобраться с понятиями «история», «эволюция», «развитие», «материально-технологическая среда», «природа» и «деятельность», то получится, что расположение обществ в перспективе длительного деятельностного развития неизбежно должно приводить к освобождению от генетического контекста (если таковой был). Невозможно помыслить развитие обществ в длительной перспективе без этой «логики освобождения». А это означает, что ИМ можно помыслить «субстанциями» только в относительном смысле. Пусть общества имеют деятельностно-генетический контекст, который задает им специфическую ИМ. Мыслить общество как «объективно заданное» ИМ можно только в пределах определенного периода деятельностного развития. А это означает, что в каждом конкретном анализе какого-то этапа развития какого-то общества на предмет его соответствия генетически заданной ИМ нужно будет приводить основания, по которым оно все еще должно оставаться в пределах этой матрицы.
Автор не мыслит в этом направлении, хотя оно достаточно очевидно. Понятийное поле, задаваемое понятиями: «история», «эволюция», «развитие», «природа», «деятельность» и «институциональные матрицы» – Автор редуцирует до нужного размера, не развертывая его идеально-типический потенциал. По идее, Автор должен был бы включить в свой словарь перечисленные базовые понятия, наполнить их тем содержанием, которое показывало бы «объемное» теоретическое пространство, а затем посмотреть, как в этом пространстве можно расположить понятия «общество» и «институциональные матрицы». Но Автор совершил (осознанную или неосознанную) редукцию, сделав эти два понятия тем, что задает логику истории-природы-деятельности-развития. По Автору, получается, что история есть пространство, где возникают общества, которые несут в себе до бесконечности свои ИМ. Автор приговаривает общества к этим ИМ.
В-третьих.
Далее, в этой точке рассуждения логично заговорить уже не о развитии каких-то отдельных обществ, а о развитии человечества в целом. Если человечество достигает достаточной развитости, чтобы быть свободным от своего генетического природно-деятельностного контекста, то возникают основания для его перехода к новым системам базовых институтов, ИМ. Важно то, что в этом процессе логично помыслить существование обществ, которые идут в авангарде деятельностного развития. Это логично. Ведь теория Автора в определенном смысле является депроблематизацией представления о развитии как таковом и авангардных в этом смысле социальных системах. Для Автора важным является задать для каждого общества «свою» логику развития (в той мере «свою», в которой она связана с ИМ). Но если мы переходим от связи развития с ИМ к развитию как таковому, то мы должны мыслить те его перспективы, в которых ИМ уже не может иметь определяющего значения. Если так, то мы должны внести в рассмотрение представление о развитии как таковом и уже в нем выделять роль ИМ (если она есть). А если мы имеем представление о развитии как таковом, то мы можем мыслить существование более или менее развитых обществ.
Так мы снова возвращаемся к представлению о «развитых обществах» и «развитой части мира». Здесь у нас должны возникнуть вопросы: а можно ли считать такими те общества, которые в данный момент называются «развитыми»? В каком смысле «развитые» общества действительно более развиты, чем другие? Если есть те параметры, которые создают их «развитость», то каковы они? Один из главных пафосов Автора (и всех тех, кто мыслит сходным образом) состоит в том, что степень развитости нельзя связывать с ИМ. То есть нельзя считать, что развитые общества развиты потому, что у них в качестве ИМ установлена Y-матрица. Но если «объективное положение дел» именно таково? Для обоснованного ответа на этот вопрос (в том или ином направлении) нужно провести фундаментальный анализ на предмет того, как ИМ влияют на деятельностное развитие. Автор такого анализа не проводит и даже не мыслит в этом направлении.
В-четвертых.
Обратим внимание на то, что для Автора «специфика формирующихся базовых институтов» «обусловлена внешней материально-технологической средой». Автор ничего не говорит о «внутренней среде» общества. То есть получается, что развитие общества отсчитывается только от внешней среды. Нет представления о его внутреннем развитии. Но если такое представление ввести, то мы получим необходимость говорить о логике внутреннего развития. Мы снова сможем говорить о развитых и неразвитых обществах в этом отношении. И снова мы должны будем сравнивать общества с разными матрицами на предмет того, какие из них являются более развитыми.
В-пятых.
Следует ввести в качестве фундаментального фактора, влияющего на развитие, социальное окружение общества. Можно говорить о человечестве как глобальном социальном контексте, который является фактором развития отдельных обществ. Развитие человечества как суперсистемы должно существенным образом влиять на институциональную систему каждой из входящих в него систем.
В-шестых.
Еще одним фундаментальным фактором является идеология социальной системы и идеология мировой системы (если таковая сложилась). В данном контексте идеологию можно понимать как самосознание общества. Формирование институциональной системы выражается и на уровне идеологии. Более того, идеология, как правило, не только сама выражает принципы формирования общества, но и является тем, что, сформировавшись, определяет его дальнейшее развитие. То есть идеология выступает в качестве принципа традиционности-инновационности. Из этого следует феномен борьбы развивающегося общества с традиционалистской составляющей общественного самосознания. Анализ обществ в этом отношении может вывести нас на разговор о типах самосознания и, соответственно, на представление об адекватности самосознания логике общественного развития.
3. Институциональные матрицы и логика внутреннего общественного развития (увеличение меры развитости личностного начала). Новоевропейский мир (мир модерна) как авангард мирового развития
Итак, мы выяснили, что, во-первых, Автор в той или иной мере использует понятия «история», «эволюция», «развитие», «природа» и «деятельность». Во-вторых, Автор не прорисовывает эти понятия явно, они не входят в его терминологический словарь. Но если такую прорисовку делать, то она покажет, что представления о развитии обществ выводят за пределы их приговоренности к ИМ. В-третьих, выходит, что Автор (сознательно или несознательно) редуцирует понятийное поле, задаваемое этими понятиями, до тех пределов, в которых начинает действовать приговоренность обществ к ИМ.
Далее мы выяснили, что вполне можно ставить вопросы о степени развитости обществ в отношении к овладению внешней материально-предметной средой. У Автора получается, что общества навсегда связаны с ИМ, которая генетически производна от внешней среды. Но в той мере, в какой общество развивается, оно постепенно освобождается от такой заданности. Можно ставить вопросы о развитости отдельных обществ как степени овладения ими внешней средой. Можно говорить о «развитых» и «неразвитых» обществах. Можно ставить вопрос о том, является ли модерн (новоевропейский мир) той социокультурной областью, которая находилась и продолжает находиться в авангарде так понимаемой развитости?
Затем можно говорить о развитии не только в отношении овладения обществом материально-природным миром. Развитие можно понимать и как внутреннее для обществ развитие, как изменение его внутренней архитектуры. И здесь мы можем выставить предположение, что так понимаемое развитие идет в направлении максимизации творческого потенциала личности. Общества можно считать развитыми в той мере, в какой личность внутри них обладает творческим потенциальном, который включен в логику развития этих обществ. У Автора получается, что единственным критерием, по которому следует оценивать общества, является его способность овладевать внешним миром. Других критериев развитости Автор не предлагает. Кроме того, Автор ставит акцент на обществе как целостности. Личность в таком акценте понимается как производная от типа общества. В итоге получается, что степень отделенности личности от общества не имеет абсолютного значения. Личность (как и общество) оказывается приговоренной к ИМ. Но если мы помыслим, что развитие общества (в его внутренней логике) задается степенью свободы и развитости личности, то тогда мы можем снова говорить о «развитых» и «неразвитых» обществах. Мы сможем снова поставить вопрос о том, является ли модерн (новоевропейский мир) той социокультурной областью, которая находилась и продолжает находиться в авангарде так понимаемой развитости?
Итак, у нас есть те критерии, которые позволяют нам вести более развернутый разговор о развитости, чем тот, который предлагает Автор. Снова есть возможность ставить вопрос об относительно развитых или неразвитых обществах. Снова появляется возможность анализировать модерн на предмет того, является ли он авангардной областью в отношении так понимаемой развитости. Кроме того (и это самое важное), снова появляется возможность связывать степень развитости с ИМ.
Как можно подойти к этому анализу?
Первое, на что надо обратить внимание, это переход европейской области от до-модерна к модерну и трансформации с этим связанные. Надо обратить внимание на то, что в до-модерновом варианте европейская культурная область деятельностно не выделялась на фоне других развитых областей человечества. Можно даже говорить о том, что по ряду параметров она уступала в развитии незападным обществам. Но модерн изменил это соотношение. Европейская область стала авангардом в развитии как во внешнем плане (в овладении природным миром), так и во внутреннем плане (в мере развитии личностного начала). Это является довольно очевидным. Развитость современных неевропейских обществ является продуктом глобализации модерна – модернизации. Эта модернизация выполнялась отчасти силовыми методами, через колонизацию. Отчасти неевропейские общества сами переносили в себя принципы европейских обществ и их конкретные технологии. Если мы примем это как фундаментальный факт, то у нас не должно возникнуть сомнения в том, что модерн был и продолжает оставаться авангардом мирового развития.
4. Модерн как мировая культурная революция (переход от «закрытых» обществ к «открытым» и перенаправление активности человека на земную-социальную реальность)
Важный вопрос здесь возникнет в связи с внутренним критерием развития и связью развития с тем, что можно назвать ИМ.
Для начала можно сделать следующий ход. Можно считать, что переход европейской области от до-модерна к модерну является переходом от субстанциально-контр-инновационных обществ к функционально-инновационным. Первыми можно считать те общества, в которых социальная система считается предзаданной человеку. Эта система имеет иерархический характер и вписана в иерархическую систему мира. Индивидуальный человек понимается как «человек пассивный», которому предзадана жизненная программа. Человек не может менять эту программу. Вторыми можно считать те общества, в которых социальная система не предзадана человеку. Человек создает и трансформирует эту систему в соответствии со своими представлениями. Индивидуальный человек рассматривается как «человек активный», который сам прорисовывает для себя жизненную программу. По-другому, субстанциально-контр-инновационные общества можно называть «закрытыми», а функционально-инновационные – «открытыми».
Модерн в так заданной типологии будет переходом от «закрытых» обществ к «открытым». Глобализация модерна (модернизация) будет процессом распространения принципов и конкретных технологий «открытого» общества на все человечество. Вполне очевидно, что все неевропейские общества (в их исходном, немодернизированном виде) являются «закрытыми» обществами. Они обладали разным уровнем развитости, но можно говорить о том, что уровень их развитости соответствовал типу «закрытого» общества. Нет никаких оснований считать, что уровень их развитости существенно изменился бы, если бы модерна не было. Представить их переход к современному их уровню развитости можно только либо через внешнюю модернизацию, либо через внутреннюю. Но ни одно из развитых неевропейских обществ до модернизации не имело потенциалов для той «культурной» революции, которую представляет собой модерн. Она не только стала переходом от «закрытых» обществ к «открытым». Она стала еще и стратегическим перенаправлением активности человека со сверхземного на земное. До-модерновый мир можно считать множеством «культур мостов к трансцендентному». Модерновый мир является множеством «культур прохождения через земную реальность». Этот фундаментальный поворот тоже сделан модерном и глобализован модернизацией.
Итак, можно утверждать, что современный мир (в той мере, в какой он является миром «открытых» обществ и «культур прохождения через земную реальность») является продуктом модерна и модернизации. Здесь можно говорить о мере «закрытости/открытости» обществ и о мере их направленности на земное. Каждое из современных развитых обществ является в какой-то мере «открытым» и в какой-то мере «закрытым», в какой-то мере направленным на сверхземное и в какой-то мере направленным на земное. Эта мера и будет определять то, что можно было бы назвать ИМ.
Степень развитости современных неевропейских обществ можно определять степенью успешности проведенных внутри них модернизаций. Другое дело, что сам процесс модернизации можно оценивать как успешный или нет в зависимости от того, насколько этот процесс в целом конструктивен. А конструктивность можно ставит в зависимость от мягкости/жесткости трансформации традиционных структур общества. Здесь можно мыслить два крайних варианта: предельно мягкий по отношению к традиционной структурности общества и предельно жесткий. Логично считать, что предельно жесткий вариант является неконструктивным и вызывает различной силы неприятие самого процесса модернизации. А это является идеологическим фактором, который задает отношение к модернизации и направление интерпретации ее результатов.
Принимая это, можно говорить о том, что развитость современных неевропейских обществ является продуктом модернизации. Но степень успешности модернизации (и отношение к ней) определяется тем, насколько мягким был процесс трансформации традиционных структур и принципов. В ситуации, когда процесс является предельно жестким, он задает и неконструктивные результаты и негативное отношение общества.
5. Институциональные матрицы, логика революций и диалектика принципов организации и самоорганизации
В этой точке можно перейти к анализу логики социальных революций. Позиция Автора в этом вопросе является крайне уязвимой. Революция рассматривается как «спонтанный процесс, в ходе которого восстанавливается роль доминирующей институциональной матрицы в обществе, поврежденной вследствие внешнего вмешательства или попыток социальных субъектов внутри страны повсеместно внедрить альтернативные институциональные формы». Поразительным здесь является то, что у Автора вообще нет представления о революции как существенном сдвиге в направлении большей развитости.
Но если мы будем понимать, что модерн как новый этап развития в рамках человечества является революций в смене базовых институтов и принципов, то тогда представление о революциях, которое дает Автор, будет крайне неадекватным. Кроме того, можно принять в качестве отдельного случая и то представление о революциях, которое дает Автор. Только это будет то, что в целом соответствует понятию контрреволюции. Новая история демонстрирует не только революции, но и контрреволюции, не только движение в направлении смены институтов и принципов, он и в направлении их консервации.
Возникает логичный вопрос: почему для Автора оказалось недостаточным традиционное представление о революции? С моей точки зрения, ответ вполне очевиден: Автор не принимает представление о революции как смене одной системы институтов и принципов другой. Следует задать уточняющий вопрос: что именно в этом задает негативное отношение? Я даю следующий ответ: негативные результаты той попытки революции, которая была осуществлена в России в 90-е (а в общем плане – негативные результаты таких попыток в других незападных странах). Но здесь следует задать новый уточняющий вопрос: в чем причина негативных результатов? Есть вполне очевидный ответ на этот вопрос: действия реформаторов были слишком радикальными, они были направлены на слом существующего положения дел, а не на последовательную и мягкую трансформацию. Именно это создало в обществе негативное отношение не только к реформаторам, но и к сути реформ. Но вместо того, чтобы сказать «реформы должны были проводиться мягко», Автор говорит «реформы не должны были проводиться». Вместо того, чтобы построить теорию мягкой трансформации X-матрицы в Y-матрицу, Автор строит теорию невозможности этой трансформации. В тактическом плане теория Автора выдерживает критику. Но она не выдерживает критику в стратегическом плане. Если мы будем рассматривать историю в целом, то увидим, что даже в пределах тех критериев развития, которые задает Автор (деятельного преобразования природного мира), развитие предполагает революцию модерна, а следовательно, трансформацию X-матрицы в Y-матрицу.
Если говорить точнее, то те принципы, которые стоят за этими матрицами, в процессе исторического развития должны переходить от статуса принципов, связанных с какими-то обществами, к статусу принципов, связанных с диалектикой общественной организации-самоорганизации как таковой. Самым ярким примером это служит диалектика принципов социализма-капитализма в рамках модернового мира (Россию ХХ века в этом смысле можно считать частью модернового мира). Борьбу систем, которой был наполнен ХХ век в этом отношении, условно можно назвать борьбой между принципами X-матрицы и принципами Y-матрицы (принципами организации и принципами самоорганизации). Причем, если говорить об интегральном результате этой борьбы, то он проявился в конвергенции систем и принципов. Капиталистический мир по мере своего развития эволюционировал к большей мере присутствия принципа организации, а социалистический мир – к большей мере присутствия принципа самоорганизации.
