Я.Я.Я

скачать книгу бесплатно


Старый лагерь окутала легкая ночная мгла. Силуэты и огни отчетливо различались, но более мелкие детали растворялись в дымке и сумерках. Двое беглецов вышли из своей кибитки и ненадолго остановились, оглядывая место их заточения. Фонарные огоньки все это время стягивались в центр лагеря. Их шествие было медленным и напоминало похоронную процессию. В этот момент требовалось лишь определить направление побега. Культисты были повсюду, а ожидание было в том случае губительным вариантом. Рано или поздно за пленниками должны были прийти. Без них ритуал попросту не состоится. Побег через чащу выглядел, как самый адекватный вариант. К тому же, огней в тени лесных массивов не наблюдалось. Конечно, сразу же появлялась трудность с тем, чтобы найти спасительную тропу, ведущую в деревню, но сокамерник успокоил Василе словами-«Че я не найду что-ли? Со мной деревья говорят, а я им верю. Не трясись, короче. Тсс». Не нашел. Спустя десять минут ходьбы, Василе осознал, что они плутают в непроглядно темном лесу. Фонари в старом лагере виднелись до сих пор. Они и выступали ориентиром для продвижения, но тропы так и не было видно. В какой-то момент было решено включить фонарик. Ушли они достаточно далеко, но все равно это было довольно опрометчивым решением. Все могло с легкостью закончиться повторным заточением. Хотя кто я такой, чтобы судить о поступках людей в критических ситуациях? Я, конечно, в ситуациях похуже бывал и даже удавалось оставлять свой ум хладным. Вспомнить только, как на меня недавно стая кабанья выскочила, вот это была история. Всем селом на следующий день хохотали. Но стоит понимать, что на Василе чуть не выскочила стая культурно и ментально бедных людей в балахонах. Здесь ситуация более щепетильная. Вот, к примеру, тогда я самого большого кабана кастрюлей-то огрел, все и разбежались. Мне совестно не было. А вот человека если так стукнуть, даже плохого, так стыд сразу возьмет. Думаю, что в той ситуации, в которой находился Василе со своим товарищем, насилие не рассматривалось в качестве выхода в том числе из-за превосходящей численности. Поэтому, когда было замечено, что множество огней из лагеря начало приближаться к беглецам с довольно высокой скоростью, было принято единственно верное тактическое решение- бежать. Очевидно, что включенный фонарик попросту раскрыл их. Василе, конечно, сразу выключил его, но это не мешало людям в белых балахонах преследовать их. Я думаю, что бежали они с такой скоростью, что листья деревьев, непроглядная темнота и зеленая трава смешалась в их восприятии в один большой темно-зеленый ком. Без оглядки они бежали прямо, не думая о направлении движения. Так они бежали пока не наткнулись на отвесный обрыв. Внизу бурно текла река. Большим везением оказалось то, что прибежали они прямо к веревочному мосту, который вел на другую сторону. После небольшой передышки, Василе первый ступил на подобие моста. Ненадежная конструкция ходила под ним ходуном. Может, дело было в том, что его трясло и колотило от гнетущего страха, а может, дело было в возрасте этого «моста». Его новый товарищ на несколько шагов отставал, в этом ему повезло. На середине пути одна из досок с невероятным хрустом сломалась под ногами Василе. Он полетел вперед и проломил своим корпусом еще одну доску. Юный студент даже не смог схватиться за что-то. Шокированный и безмолвный, прямо как летящий с горы солдат из отряда Спартака, Василе летел вниз к бурной реке. В воду он вошел солдатиком. Плавать он не умел, поэтому он махал руками, пока не наткнулся на одну из досок. Доска оказалась спасительной. Не представляю, сколько он на ней дрейфовал. На мой берег его прибило около полуночи. Я услышал протяжный, полный грусти, крик. В ту ночь мне совсем не спалось. И естественно, я выбежал из дома, как только услышал его голос. На береге возле своего дома моему взору представилась ужасающая картина. Промокший молодой человек в джинсах и модной футболке лежал на песке, обнявшись с доской, и горько плакал. Я подошел к нему и сказал— «Все хорошо». Василе сказал, что и не слышал этого, а помнит все только с того момента, как проснулся у меня в кровати. Оно и не мудрено. Мало, кто вот так попадает в нашу станицу. Дальше все было прозаично. До дома я сам его донес. Моя Машенька проснулась и принялась охать, разбудила всех остальных, пока я раздевал и укладывал Василе. Уже через минуты десять в гостиной стоял Никита Соломонович со своим саквояжем. Он мужчина обстоятельный и славный, я ему доверился полностью. В тот день до самого утра глаза сомкнуть не могли мы. Верно, до полудня Василе спал. Тогда уж весь поселок почти собрался посмотреть на него, да я никого не пускал. Знаю, что в таких вещах покой прежде всего нужен. Затем молодой студент наконец проснулся. С того времени мы и стали знакомы с тобой, Василе. Надеюсь, ты сохранишь дневник, подаренный мною. Не страшись пути, что стоит перед тобой и всегда следуй вперед.

День 1

Пишу все это из глубокой признательности к спасшему меня Богдану Алексеевичу. Он назвал весь этот процесс старой традицией, подкрепив свой аргумент словами— «От часика-двух писанины в день от тебя не убудет. К тому же, позволит держать свой разум в тонусе». На самом деле, я с ним даже согласен. Особенно на фоне предписаний местного врача Никиты Соломоновича. Прошел день с моего прибытия сюда. Нервы слегка успокоились, голова чуть-чуть очистилась, но ни то, ни другое в норму, я уверен, никогда не придут. Я невероятно смутно помню все, что произошло после того, как тогда ночью в деревне меня окружили люди в черных балахонах. Богдан Алексеевич говорит, что я заработал себе помимо физических травм психологические раны. Это очевидно. Нужно обязательно позвонить маме. Только, насколько я понимаю, нормальных телефонов здесь нет. В каждом доме есть стационарные телефоны с громоздкими трубками, но звонить по ним можно исключительно внутри деревни. Может это все обусловлено отдаленностью от цивилизации? Вроде, сотовыми вышками сейчас стараются покрыть вообще все пространство на свете. Очень странно, но все же нормальный телефон здесь есть. Находится он совсем недалеко, в здании почты. Излишняя старомодность меня, если честно, пугает, но забота хозяев дома мою настороженность усыпляет. Больше все-таки волнуюсь за маму, продолжу писать после того, как позвоню ей.

Странно, но мама совсем не волновалась. Напротив, ее голос был очень спокойным. С другой стороны, причин для волнения и нет. Я ее предупредил заранее, звонил до этого исправно. Похоже, что после произошедшего моя подозрительность возросла. Путь был близкий. Я не успел рассмотреть и четверть станицы. Почему это место вообще называется станицей? Здесь даже казаков нет. Прошел пару улочек и уткнулся в здание почты. Ее архаичный дизайн даже ввел меня в ступор на пару минут. Она была полностью деревянная, выкрашенная в каштановый цвет. И выглядела при этом ничуть не старой. Совсем наоборот, ее будто вчера построили. Внутри все тоже выглядело очень ухоженно. Очень выразительное здание, окруженное цветочными клумбами и множеством деревьев. Не похоже на типовые понатыканные везде здания почты. Внутри никого не было, но я сразу увидел нужный телефонный аппарат, он был совсем один и стоял в проходной. На обратном пути я встретил Никиту Соломоновича. С ним я поговорил совсем немного. Он поинтересовался моим самочувствием, а я выяснил, что здесь врачей кроме него не имеется. А нужно ли еще? Затем Никита Соломонович заспешил вниз по брусчатой дороге. Точно! Дорога. Как у меня сразу не зацепилось внимание? Она здесь есть! И даже очень неплохая. Я был невероятно удивлен, когда увидел ее. Конечно, может это только на этой улице дорога такая, но подсказывает мне мое нутро, что во всей станице все обстоит похожим образом. Как странно, вся деревня пока что пышет благополучием, но при всем этом не имеет вышки сотовой связи? Что-то здесь точно не так. Нужно было спросить об этом Богдана Алексеевича за чаем, но он со своей женой так увлек меня беседой, что я совсем забылся.

Дом, в котором меня приютили, по стилю очень похож на американские дома из шестидесятых. Правда, когда я высказал мое мнение об этом хозяину дома, тот с хохотом ответил-«Ничего подобного. Меня бы такое обидело, да обижаться настроения нет». В любом случае, чувствуется любовь хозяев дома к дереву. Солнце уже скрывается за холмами деревни, быстро же пробежало время. Перед домом меня встретила жена Богдана Алексеевича- Мария Семеновна. Она проводила меня в кухню. На дубовом столе уже стояли три фарфоровых стакана с чаем. За столом на резном кресле сидел сам Богдан Алексеевич, который выглядел под стать своему дому, черные усы, зеленый свитер с рубашкой и коричневые домашние брюки. Со словами-«Все же нечасто у нас гости бывают!» он пригласил меня характерным жестом за стол. Было видно, что никто за столом не хотел касаться темы произошедшего прошлой ночью, поэтому мне задавали обтекаемые вопросы. Беседа началась с вопроса хозяина дома:

– А вот ты зачем поехал в даль такую и глушь?

– Вообще, давно хотелось поехать куда-то. А тут еще в литературном клубе вот услышал стихи, потом пару книг прочел,фильмов посмотрел. Но вообще, меня отправили от университета на практику. А потом я дедушке одному помог, поезд без меня ушел и как-то все закрутилось. Потом все смутно. Помню лишь, что бежал сквозь лес от кого-то. А потом. Потом вот берег. И все.

– Пройдет сто лет, а в городских литературных клубах так и будут писать оды деревням. Хоть бы сами вот съездили. Лишь и могут вдохновлять на притоки и оттоки людей своим словоблудством. Эти стихи уж, как щепки от ели. Так много, что не запомнишь и не определишь. Вот, кстати, интересно. Вспомните хоть один так для примера?

Я вспомнил только не самый лучший стих девочки, которая вот-вот недавно вступила в литературный кружок. Рифма была не самая лучшая. Что уж говорить, когда стихотворение начинается со слов-«Тополечек мой любимый»

– Мдам-с. Лучше б стихи про краску на стене писалии, хе-хе. Ну что уж, пусть тешатся своими обрезками слов, пока настоящие люди действиями превращают свою жизнь в настоящую речь. Как вам наша деревенька?-отхлебнув чай спросил Богдан Алексеевич.

– Выглядит очень-очень благополучно! Мне говорили, что русская провинция умирает, но вы своим примером полностью эти слова опровергаете.

– Ха-ха. Не можем же мы на своих плечах нести бремя константы для всей русской провинции. Но вы правы, нам определенно свезло. Свезло во многом. Да и вам повезло, что вы к нам попали. А насчет различных «умираний», если так подумать, то про абсолютно каждый материальный и нематериальный объект можно так сказать. Высказывание-«Культура потребления пива за 25 рублей умирает» абсолютно равноценно высказыванию-«Современная проза умирает». Все куда-то движется, верно? Интересовать более должен путь, а не конечная точка. Вам ли это не знать?

– Я все же следовал за конечной точкой.-возразил я.

– А где она была?

– Где-то в области Уфы. У меня там живет мой руководитель практики. Он и пригласил проходить именно там.

– Но все дороги ведут сюда! Что же. Тут тоже найдется материалов для практики. А для какой специальности требуется практика?-спросил Богдан Алексеевич.

– Для филологической. По идее, мы должны были собирать предания, поговорки или еще что-то. Я первый раз во всем этом участвую, если честно.-ответил я.

– Думаю, здесь вы найдете искомое.. Гляньте, уже и фонари зажигаются. Темнеет совсем. Я надеюсь, что наше общество вас не стесняет.

– Нет, совсем. Я вас обязательно отблагодарю. Да что там, со всей своей семьей познакомлю! У вас тут транспорт ходит? Может автобусы какие?

– О, этим у нас Алексей Митрич занимается. Он каждую неделю ездит то в райцентр, то в город какой, как подвернется. Вы, наверное, устали совсем? Не буду вас беспокоить на сегодня. Не забудьте все в дневничок записать. Унесете с собой потом бесценные упорядоченные воспоминания. К тому же, пригодится для сдачи вашей практики! Если что, то у нас можем все подписать и поставить любые печати, с этим проблем не будет.-ободряюще сказал хозяин дома.

Затем после небольшого молчания Богдан Алексеевич достал из внешнего кармана своей фланелевой рубашки маленький блокнот и принялся записывать в него что-то невероятно быстро.

– Иными словами, Василе, выдохните. Не смею Вас больше беспокоить, мне еще нужно заняться лампами, которые мне сегодня принесли на починку.

После этих слов хозяин дома поднялся и покинул место чаепития, оставив меня наедине с его женой. Волосы на ее голове слегка тронула седина. Глаза у нее были выразительные и полные какого-то тайного, недоступного остальным знания. Мы долго сидели молча, наслаждаясь прекрасной погодой. Затем она прервала молчание:

– Удалось дозвониться?

– Да. Мама даже не беспокоилась.-ответил я.

– А чего стоит беспокойство в нашем абсурдном мире? Абсолютный ноль. Думаете, Сизиф беспокоился из-за того, что толкал камень? По началу может оно и так, да потом, я уверена, от беспокойства и следа не осталось.-говорила хозяйка дома постоянно поднимая тональность на гласных.

Повеяло французской философией двадцатого века. Я утверждающе хмыкнул, Мария Семеновна продолжила:

– Вот и вам я предлагаю отложить свое беспокойство. Понимаю, что звучит дико, но вы уже сами прочувствовали все на себе. Сегодня ты сидишь в теплой столичной квартирке, а завтра ты уже невесть где попадаешь в мутный водоворот. Только в вашей ситуации абсурда мало, это скорее продукт порядка и закономерностей. Вы, кстати, кино не увлекаетесь? У нас вот обширная коллекция, стараемся пополнять. Много кассет есть. Нужно же нам здесь как-то коротать томные вечера.

– Спасибо, но сегодня я порядком устал. Тело у меня совсем заломилось. Пожалуй, тоже не буду вам мешать и просто тихонечко отдохну в комнате. Надеюсь, скоро уже не буду доставлять вам никаких забот и быстренько уеду. Признаюсь, не могу избавиться от чувства стыда и стеснения-признался я.

– Что вы! Не каждый год у нас здесь новые люди бывают. Я всегда рада гостям. Оставайтесь столько, сколько потребуется. Отдыхайте.

После разговора, я помог убрать все со стола, а потом поднялся в свою комнату и начал писать все это. Я не соврал, тело действительно ломит, усталость делает свое. Заметил сейчас в окне движущиеся к реке возле дома огоньки. Дело не мое, но это так близко. Может высунуть нос на веранду, да глянуть? Выйдет неплохая прогулка перед сном. Вернусь к записям позже.

Руки трясутся. Всё трясет. Я увидел то, что видеть не должен? Что это было? Куча людей возле реки с фонарями. Каждый порезал себе руку и пролил кровь в реку. Что это? Они до сих пор стоят там. Просто стоят, может общаются. Может это местная шутка какая? Чувствую, что сегодня я не усну. Сказать об этом никому не могу. Колотит от страха до сих пор, писать больше не могу

Мне все же удалось уснуть. Все это собрание длилось довольно долго, я видел их даже из своего окна. Разошлись они где-то под полночь. Примерно в это же время ко мне в комнату пришел молодой рыжий кот. Не знал, что в доме живет еще и кот. Он запрыгнул на мою кровать и улегся под моим боком, мурлыкая, как трактор. Его мурчание немного успокоило меня. Вдруг я зря волнуюсь? Может как-то завуалировано спросить обо всем Богдана Алексеевича? Не может быть, что в такой милой деревеньке происходит что-то непонятное и пугающее. Это слишком клишировано, а окружающий меня мир прямо сейчас не любит клише. Слышу, как Мария Семеновна зовет меня на завтрак. Хочу уехать уже сегодня. Не могу так долго стеснять людей.

Нет, все не может быть так. Только я успокоился и привел свои нервы в порядок, как снова что-то происходит. Да что со мной такое? В какой момент я стал магнитом для всего самого странного, что может вообще произойти в нашей вселенной? Специально не хочу выражаться, вдруг все это будут читать потомки. О чем я вообще думаю? Началось все хорошо, я бы даже сказал очень хорошо. Мария Семеновна приготовила сырники, было невероятно вкусно. Особенно вкус подчеркивал душистый чай. Мы вели непринужденную беседу, я рассказал о своем желании уехать в ближайшее время. Богдан Алексеевич ухмыльнулся и посоветовал сходить к Алексею Митричу, он уж точно должен подвезти. Сразу после завтрака я решил последовать его совету. Я открыл дверь на улицу. Приятная утренняя прохлада потихоньку сменялась теплом дня. На пороге стоял мужчина в клетчатом костюме, рубашке и старом кепи. Его лицо украшали черная густая аккуратно стриженая борода. Такая стрижка бороды, вроде, называется «французская вилка». Да, жизнь в столице дает абсолютно бесполезные знания. Он стоял и всматривался в меня. По ощущениям, всматривался он в меня целую вечность так пристально, как будто пытался разглядеть что-то за мной. Затем он пригласил меня жестом присесть на лавочку возле веранды. Он заговорил первым, его голос показался мне пугающе- притягательным. В манере его речи тоже было что-то эдакое. Что-то, что удерживало внимание. Наверное, это были постоянные паузы и резкое ускорение речи, которое совсем невозможно предугадать:

– Доброе утро, дорогой Василе. Как Вам спалось? Все хорошо? – спросил неизвестный мне человек в костюме.

– Доброе утро, все хорошо, спасибо за беспокойство. Извините меня, я не успел с вами познакомиться. – ответил смущенно я.

– Этого не требовалось. Я про Вас все слышал, а вам необязательно знать про каждого человека в радиусе пары километров. Так и с ума сойти можно. А куда это вы так рано? – довольно грубо спросил неизвестный мне человек.

– Решил, что уже достаточно доставляю хлопот и пора ехать домой. —холодно ответил я.

– Хм. Вот с этим будет пара накладок. Василе, вы вчера видели что-нибудь?

У меня подскочил пульс, я онемел, язык перестал подчиняться мне. Я не должен больше так бояться. Сквозь страх мне удалось процедить:

– Г-г-где видел?

– Ну вечером, что же Вы так. Верно, забыли?-совершенно непринужденно спросил человек напротив меня.

Я промычал что-то невыразительное в ответ. Человек продолжал:

– Значит видели. Это же отлично, почему вы так загрустили? Это же для вас специально было устроено! Было бы обидно, если бы всё осталось незамеченным. Жалко, что не присутствовал я, но меня такое уже давно не интересует. Все эти альтернативные виды веселого досуга заставляют меня скучать. Должно быть, вы думаете о том, каким же образом я тогда узнал обо всем происходящем? Таким же, каким я знаю о том, что через три минуты из-за скачка напряжения одна из ламп, которые чинит Богдан Алексеевич лопнет. У Вас сейчас много вопросов. Не бойтесь, абсолютно на все вы получите ответы. Алексей Митрич сейчас в отъезде. Но он должен вернуться завтра-послезавтра. Не пугайтесь Вы так, с Вами ничего не будет, никто Вас и пальцем не тронет, особенно после случившегося. Даю Вам свое слово, у нас совершенно порядочная станица. К тому, что вы видели вчера мы вернемся немного позже. О вашей ситуации осведомлены все жителя Старороговской, ни одному человеку здесь совесть не позволит пустить Вас в пешее путешествие. Одно уже закончилось не слишком удачно, хотя как посмотреть. Предлагаю Вам следующий план действия, от которого Вы попросту не сможете отказаться. Я дам вам листочек с адресами, если их можно так назвать. Эти люди обещали помочь устроить небольшой праздник в честь вашего выздоровления и высказали ярое желание с Вами познакомиться. Я им уже все пообещал. Вы придете к ним, познакомитесь и передадите, что нужно будет прийти в дом к Богдану Алексеевичу к шести часам. Вы все равно смурнее тучи, Василе! Сегодня отличная погода, а Вас ждет отличная компания! Все будет хорошо! Не беспокойтесь. А теперь:три, два, один. Все подсчитано. Сегодня ведь должны проводить работы с линиями электропередач. Не удивляйтесь!

Послышался звук разбитого стекла. Я остался стоять в ступоре, но решил не подавать виду:

– Извините, я совсем забыл спросить, как вас зовут?

– Не извиняйтесь, Василе. Можете называть меня-«Ий». Вот такое интересное имя. Можете считать, что мордовское.

С этими словами человек, назвавший себя Ий , поднялся с лавки, поправил свое кепи и быстро зашагал по дороге. Прямо сейчас гляжу на «список адресов», который он мне дал. Теперь я понял его странную улыбку. На бумаге было обозначено пять пунктов:

–Небольшой дом с желтой крышей недалеко от почты

–Дом с зеленой крышей возле озера

–Дом с небесно-голубой крышей рядом с полем

–Дом с черной крышей возле леса

–Дом с красной крышей возле Вас

Все очень схематично. С другой стороны, наименования, вроде «Улица Хозяйственная», видимо, не слишком прижились в этой деревушке. Кстати, пока мы сидели на лавке, я принялся считать дома. Здесь их достаточно. Насчитал я домов тридцать, могу ошибаться. Вся деревня выстроена удерживая определенную геометрическую фигуру типа квадрата. Как же все странно, словами не передать. На часах десять утра, а я уже чувствую себя потерянным в океане безумия. Хаотичность в неразумных дозах- злейшее зло из всего, что может существовать, впрочем, с порядком ситуация похожая. Надеюсь, на адекватность людей из списка, большего сделать не могу. Почему я? Чувствую до сих пор, что ко мне будто что-то прицепилось, и я не отцеплюсь от этого еще долгое время. Не буду задерживаться, чем быстрее закончу свой «обход», тем быстрее смогу обдумать всё. Пора идти.

День 1,5

Не знаю, с чего начать. Описать общие впечатления или сразу перейти к частным? На часах половина пятого, до вечерней встречи еще полтора часа. Решил занять свое время описанием произошедшего. В общем, все оказалось не так уж и плохо, общение меня порадовало.

Сперва я пошел к дому с красной крышей. Он действительно был рядом. Оказалось, что дом принадлежит местному врачу Никите Соломоновичу. Дом был обставлен довольно минималистично. Прием был радушный, можно сказать даже чересчур. В какой-то момент мое приглашение перетекло в полноценный врачебный досмотр. Поначалу я сопротивлялся, но затем подумал, что подобное не помешает в сложившейся ситуации. Ничего особо нового я не услышал. «Будьте спокойны и пейте больше чаю, хехе»-резюмировал станичный врач. Но все же кое-что в нашем небольшом разговоре меня насторожило. Никита Соломонович спросил у меня:

– Василе, дорогой, а вы так и не вспомнили про тот вечер?

– Что-то всплывает в памяти, но для меня это слишком травматично, если честно.

– Понимаю-понимаю, а каких-то странных позывов не было?

– В каком плане?

– Ну знаете, после различных травм у людей могут наблюдаться изменения в поведении, свидетельствующие о травмах. Например, упадет Вам на вашу светлую голову что-нибудь эдакое, вы голову почешите, пойдете дальше, а разум зародит стойкое желание съесть квашенной капусты, при этом к квашенной капусте вы до этого сто лет не прикасались, да еще бы столько же не прикасались бы. А потом окажется, что у вас там травма какая опасная, а вы-то и не придали значения позывам организма.

Меня такой подход к медицине довольно удивил:

– Никогда не слышал о таком медицинском методе, но я от медицины довольно далек, поэтому буду теперь к себе более чуток.

– Передовые методики, друг мой, хехе! Что-то я совсем закружился. Простите меня пожалуйста, нужно подготовить список покупок для Алексея Димитрича. Без лекарств сейчас никак. Приду сегодня обязательно. Спасибо вам большое, Василе, что пришли и пригласили. – ответил мне Никита Соломонович уже погруженный в свои собственные думы.

Я благодарен станичному врачу за такое чувство такта, у меня всегда были проблемы с завершением диалогов. Язык существует уже столько лет, а конец человеческой коммуникации все равно иногда чувствуется невероятно неловко, забавный парадокс.

Следующим пунктом моего маршрута был дом возле почты. Свой путь я строил по принципу-«Что будет ближе, туда и пойду». Небольшие масштабы станицы давали определенные преимущества. Дом с желтой крышей недалеко от почты был найден в считанные секунды. Он встретил меня довольно высоким деревянным забором. Такой еще красил Том Сойер. Впрочем, деревянная калитка была открыта и ставила под сомнение защитные функции забора. Вполне возможно, что он тут стоял для усыпления бдительности домочадцев. Дверь дома была заперта. Ждал я уж точно минут десять, за это время я успел обдумать свой слог. Вдруг, после того, как я выберусь отсюда мне посчастливится показать или даже издать свой дневник? На такой случай, нужно уметь удержать читателя, хотя куда уж там. Унять тряску в руках-то не могу уже минут двадцать, а тут еще незримого гипотетического читателя этими самыми трясущимися руками удерживать. Мои рассуждения прервала скрипучая дверь, отворившаяся настежь. Кое-что я осознал только сейчас, на улице не было и полудня, а внутри дома стояла непроглядная тьма. Из этой тьмы вынырнул ребенок лет тринадцати и буркнул что-то между «Здрсте» и «Дбре утро». В ответ я начал произносить типичную ритуальную пригласительную речь. Мальчуган махнул головой и резко захлопнул дверь. Обрадовавшись тому, что ничего страшного не произошло, я выдохнул и осмотрелся. Дом с черной крышей рядом с лесом был прямо по улице, мои ноги инстинктивно зашагали в его сторону.

Лес монолитным рядом возвышался над близлежащими домами, укутывая их в прохладную тень. Гигантские зеленые природные изваяния создавали уют и задавали тон всей деревне. На веранде нужного мне дома стояла фигура. Меня встречал мужчина лет сорока семи с волосами, собранными в хвост. Ростом он был чуть выше меня, лицо украшали очки в стильной оправе. Его волосы поблескивали цветом каштанов, глаза были полны жизнерадостной усталости. Сочетание странное, но я не раз видел такой взгляд в своей жизни. Он замахал своей большой рукой, только стоило приблизится к калитке. В этот момент с моим сознанием произошло какое-то помутнение. Не то, чтобы произошло что-то пугающее или тревожащее меня. Очень трудно описать. Произошла дереализация, я как будто наблюдал процесс знакомства со стороны. И выглядело это так, будто кто-то экранизировал Унылую пору очей очарования в виде музыкального клипа. Речь моего собеседника покидала его рот подобно реке. Отвечать ему совершенно не хотелось, хотелось слушать. Передо мной стоял человек не ищущий, но знающий. Это выражалось совсем не в содержании его речи. Все дело было в выражениях, ударениях, темпе и композиции. С одной стороны, она была такой, будто ее произносит литературный персонаж. Все по методичке, как меня учили в университете. Но с другой стороны, эта методичка использовалась настолько свободно, что чувствовалось что-то эдакое в стоящем передо мной незнакомце:

– Ва-а-а-силе, здравствуй. Рад видеть тебя в таком добром здравии! Не представляешь, как разрывалось мое сердце, когда я увидел тебя лежащим в беспамятстве на кровати в доме Богдана Алексеевича. Ты, наверное, меня не запомнил. Не до этого было воспаленному разуму. Там бы частицы себя сохранить, что уж до других? Но это все лирика жизни. Что случилось? Неужели что-то настолько срочное, что ты в своем нынешнем состоянии пришел ко мне?

– Вы были в доме Богдана Алексеевича в тот день? Если честно, я вообще не помню, как именно оказался там. Никита Соломонович сказал, что это все последствия травмы, поэтому простите. А много людей вообще слышали про мою ситуацию?

– Хм. Как сказать тебе, Василе. В Страророговской живет ровно 106 человек и 107, когда приезжает Алексей Митрич. Собственно, вот 107 человек знают о вашей ситуации, будьте уверены. К дому Богдана Алексеевича до сих пор не выстроилась вся эта толпа исключительно из-за того, что наш врач обещал бросаться с кулаками на любого, кто потревожит вас. Надеюсь, вы не привели его с собой? – довольно бодро говорил веселый мужчина.

– Мне ничего такого не говорили. От такой заботы я только краснею. Кстати, очень рад знакомству. Как вас зовут? – замявшись спросил я.

– Будете смеяться и не верить мне, но мама подарила мне имя «Джотто», в паспорте так и написано, могу показать. Джотто Иванович. Мне, конечно, больше нравилось в детстве имя Андрей, но я как-то свыкся. Слушай, Василе, так чего ты тут делаешь?

– Ехал на практику, но завернул не туда. Поезд уехал. Потом какие-то люди в балахонах. И вот я здесь. – совершенно серьезно ответил я.

– Ты не понял меня. Что привело тебя сюда ко мне в дом? – весело спросил Джотто Иванович.

– Ой, извините! Богдан Алексеевич устраивает званый ужин сегодня в шесть вечера и вас попросили пригласить лично.Все это видимо для того, чтобы я познакомился с людьми здесь. Но я пока знаю только одного человека с какой-то профессией. Не в обиду всем, кого я тут знаю. Наверное, дело в том, что я не слишком интересуюсь. Чем занимаетесь здесь вы?

– Василе, я думал, что мы все обговорили. Можно уже на «ты», я тебя почти нагим видел, а ты стесняешься словоформ. Если оглянешься, то поймешь, чем заняты были руки мои очень долгое время – сказал Джотто Иванович раскинув руки.

– Не совсем понял. Высадка леса? – вновь замявшись спросил я.

– Лес выстроился здесь без моих усилий. Нет. Я построил здесь каждый дом. Я знаю каждый кирпич, каждый кусочек дерева. Каждый материал встречал мои руки и ложился в основание чего-то красивого, чего-то фундаментального. На самом деле, я всегда хотел писать стихи, но на рифмы и слова мой разум скуп. Или слишком богат. Склеить что-то очень трудно. Строительство стало моим выходом в поэзию. Рифма оконных рам и дверей стали моей отдушиной, понимаешь? Тебе не хотелось никогда написать что-нибудь? – спросил он.

– Наверное, хотелось. Я как раз учусь на филолога. – ответил я.

–Ах, точно…Ты мне это уже говорил в тот день. Вернее, в ту ночь.

–Я тогда мог сказать, наверное, все что угодно. – довольно холодно ответил я.

–Приятно слышать. Ты бы отдохнул. Может чаю? Или молочка?

–Нет, мне, наверное, пора идти. Спасибо за радушный прием! Я столько интересных людей даже в Москве не встречал

–То ли еще будет! Удачи!

Конечно, асфальт и красивое здание почты не казались мне чем-то фундаментальным и тем более поэтичным. Рифма окон и дверей стоят в моей эстетической иерархии рядом с рифмой «Полковник-подполковник». Но может, я просто не разбираюсь в архитектуре.

От озера веяло приятной прохладой. Мне стало забавно, потому что Я поймал себя на мысли о том, что домик действительно рифмуется с озером. Ни о чем таком все годы моей жизни я не задумывался, хотя, казалось бы, пора. Отделанный деревом фасад дома сочетался с большим толстым дубом, который стоял в метрах трёхстах от дома. Озеро стояло на том же расстоянии, что и дерево. Ощущалось что-то Левитановское. К дому была проложена дорожка из странного по цвету кирпича. В целом, весь этот дом как будто хотел слиться с окружающим пространством. Только вот для чего? Я подошел к красивой резной двери, какие видел только в вестернах. Моя рука сжалась в кулак и устремилась к двери, но провалилась в пустоту. Дверь совершенно неожиданно открыла молодая девушка, ей было явно больше двадцати, но меньше двадцати шести. Очень четкий критерий, понимаю, но я к таким вещам чуток с детства. Кисть разрезала пустоту дверного проема и опустилась прямо на плечо, тогда еще, незнакомой девушке. Я разжал кулак и поднял руку на уровень своего плеча. Получилось все так, будто я поприветствовал ее каким-то тайным, известным только мне, замысловатым образом. А еще, случилась ситуация, которая происходит только в старых советских и французских комедиях – повисла неловкая тишина. Но мне кажется, что неловко было только мне. Ее взгляд был тверд, а мой, наверное, беспорядочен и слаб. У меня вообще бывает когда-то твердый взгляд? Его нужно тренировать или он сам проявляется? Обязательно нужно узнать. Я промямлил что-то на северо-южном диалекте утопцев. Ее черные длинные до лопаток волосы немного поднял ветер. Это вызвало у меня неведомые фантомные воспоминания. Мой мозг запустил процесс визуализации, но будто никакого воспоминания и не было. Состояние было похоже на то, как когда ты удалил программу с компьютера, но оставил ярлык. Ее естественные ухоженные брови сдвинулись с места. Ее зелено-желтые глаза излучали недоумение, веснушки дополняли весь образ. Абсолютно все вписывалось в картину, кроме одного. Ее пухлые губы дрогнули в непонятном мне испуге.

– Вы кто? – с твердой уверенностью в голосе сказала она.

Ее незнание меня слегка смутило. Все, с кем я до этого имел честь разговаривать, знали меня. А здесь пришлось буквально знакомится, но может оно и к лучшему.

– Я-я-я у Богдана Алексеевича и Марины Семеновны живу, они меня подобрали. Я студент. Из Москвы. Решил съездить в другой город, вот.

– Вы их родственник? – снова спросила она.

– Не-е-е-ет. Я вообще здесь случайно! Мне сказали, что я упал с моста, но я не помню. Если честно, мне трудно все это вам сейчас объяснять. Меня сюда попросили прийти и пригласить на обед к Богдану Алексеевичу. А я все равно скоро уеду, не забивайте голову.

– Хорошо, не буду. Мне все понятно, спасибо. Извините, но можете идти, я очень хочу дописать начатое еще неделю назад, а сегодня у меня как раз возникло вдохновение.

– Э-э. Извините пожалуйста за беспокойство! —снова постеснявшись ответил я.

Я уже отошел от дома на добрых сто метров, как снова услышал ее голос.

– Эй, Василе, а когда ты отсюда уедешь…. Может еще вернешься?

Я обернулся, почесал затылок и четко прокричал в ответ с улыбкой на лице-«Конечно! Обязательно заеду». Только отойдя на приличное расстояние, я вспомнил, что не называл свое имя. Не то, чтобы меня преследуют параноидальные мысли, но на фоне произошедшего со мной стоит перестраховываться. А что со мной вообще произошло? Я вернулся к дому и увидел, что она сидит под дубом возле озера с большой книгой и яростно записывает в неё что-то. Не в моем темпераменте беспокоить кого-то. Я бы не побеспокоил и доктора, если бы умирал. Какая-то древняя услужливость соседствовала в моей душе с постоянным ощущением несправедливости мира ко мне. Нужно было тогда подойти и спросить. Нужно было. На моем пути остался последний дом.

Дом с небесно-голубой крышей возле поля. Он стоял поодаль от других домов, и это меня насторожило. Но что меня не настораживает? Я сам себя иногда настораживаю, если честно. Дневник все равно мой, что уж там. Меня до сих пор настораживает, что десять лет назад на празднике в честь дня рождения Вики я ударил того мальчика, разбил ему нос и мне за это не стыдно. Хотя убеждаю себя в обратном. Если писать все мои мысли, то у меня есть одна навязчивая мысль. Нет, на самом деле меня преследует много мыслей. Я много думаю о своей «потере памяти», о своем «путешествии», о людях в балахонах, о моей первой ночи здесь, о власти в глазах той девушки, о том, существовал ли вообще до поездки. Но есть одна мысль, которая как осколок от гранаты застряла где-то между сосцевидным и миндалевидным телом в моем мозге. Мне кажется, что будто бы здесь умру. Не могу объяснить, как и почему, но осознаю это только с помощью навязчивой мысли. Все чувственное во мне молчит.

В доме с небесно-голубой крышей была открыта дверь. Я все равно постучал. Очень знакомый голос приказал из глубины дома-«Входите. Как видите, открыто». Нужно было еще тогда разворачиваться. Меня теперь выворачивает просто от всего его вида и даже от голоса. Внутри домик был очень даже уютно обставлен. Из общей атмосферы выбивалась только картина, висящая в зале. Какое-то абстрактное искусство. Что-то похожее на пейзаж, нарисованное крупными резкими мазками. «Проходите сюда. Чай уже заварен». На кухне, в той же одежде, что и утром, за столом сидел Ий. Это важно. С этого начался наш разговор. Мне показалось, что он сумасшедший. Но сейчас я начал чуть-чуть слабо понимать.

– А почему вы решили, что я должен быть в другой одежде? —начал разговор Ий.