скачать книгу бесплатно
Так в моей жизни появился Дозор. У него была тёмная спина, а всё остальное – рыже-коричневого цвета. Глаза карие, чёрная пасть и ярко-белые клыки. Он был очень тощий, хотя папа говорил, что Дозор из «хорошей семьи» и имеет родословную. Да и звали его как-то длинно и мудрёно, это папа уже сам сократил имя щенка, и он стал Дозором.
Дозор быстро освоился в доме, он рос и хорошел прямо на глазах. Папа пригласил дрессировщика. Дозору учиться нравилось. Он всё понимал и запоминал очень быстро. Он знал не только все положенные команды, но и много обычных слов. Когда ему говорили: «Ищи хозяина!», Дозор тут же находил отца, где бы тот не спрятался, иногда через две-три улицы. Ему даже не нужно было давать понюхать папины вещи. Учитель Дозора очень хвалил.
Но были в учёбе Дозора и не совсем приятные уроки. Учитель выводил Дозора на прогулку и просил кого-нибудь из прохожих угостить щенка свежим мясом, колбасой или еще чем-нибудь вкусным. А мясо было утыкано короткими острыми иголками. Дозор с радостью хватал угощение (он ел очень много, но всегда был голодным), а потом кашлял, скулил, и из пасти у него текла кровь. Мне было жалко Дозора, но папа запретил мне вмешиваться и жалеть его. К счастью, таких уроков было немного. Я помню всего два. Один раз Дозора угостил мясом незнакомый бородатый дядька, а второй раз ему предложила душистый кусок колбасы моя знакомая девочка с соседней улицы. Больше Дозор никогда ни у кого не взял ни одного куска без нашего разрешения.
Дозор очень высоко и красиво прыгал, барьер брал с места, без разбега. Однажды папа взял его к себе на работу. В ресторане был ремонт, Дозора посадили в старый огромный, очень высокий чан, чтобы он не путался под ногами. Повар Митя принес ему мяса, отец сказал: «Дозор, можно, ешь». Пёс начал есть, а Митя свесился вниз и стал его дразнить. Он рычал на Дозора и говорил: «От-д-а-а-й!» Отец предупредил, что Дозор злой и прыгает высоко, но Митя только посмеялся: «Он же щенок!» и продолжал Дозора дразнить. Дозор прыгнул и разорвал Мите губу и нос. Пришлось зашивать. Но зато все
сразу Дозора зауважали. А уж когда он «при исполнении» нёс папин портфель, по всей улице для них был зелёный свет.
Дозор умел снимать намордник по команде: «Грабят!» – двумя передними лапами. По команде: «Замри!» мог лежать или сидеть, а иногда и стоять на задних лапах очень долго. Я частенько этим злоупотребляла, но Дозор мужественно выполнял команду и даже в мою сторону не смотрел, не просил меня сжалиться.
Мама сшила Дозору упряжку, я запрягала его в санки, и он катал меня и возил в школу. Если хотел поиграть, вываливал меня в снег. Но время он понимал очень хорошо, лучше меня. В самый разгар игры бежал вдруг к санкам и поднимал зубами вожжи. Я ни разу в школу не опоздала. Иногда он ждал меня до конца занятий, но, если дома папа ему говорил: «Дозор, возвращайся домой!», он уже меня не слушался. Как только я поднималась на школьное крыльцо, Дозор бежал домой. Даже если я приказывала ему: «Дозор, ждать!», он улыбался, скулил, влиял хвостом, пятился, и всё равно бежал домой, моей команды не выполнял.
У нас был кот Васька. Серый, полосатый, очень крупный и сильный. И наглый. Когда появился Дозор, Васька хотел его отлупить, но мама вовремя вмешалась, и шлепнула кота полотенцем. Васька разрешил Дозору себя обнюхать и облизать, а потом стал над щенком издеваться. Дозора посадили в кухне на цепь. Васька зацеплял лапой миску Дозора, подтягивал к себе, выбирал оттуда самые лучшие куски и тут же садился умываться. Дозор топал, свистел носом от обиды и возмущения, но достать наглого кота не мог. Но он быстро рос, и в один прекрасный день Васькина морда оказалась по самые уши в миске со щами, откуда он пытался вытащить большой кусок мяса. Дозор намертво прижал его лапой за шею и никак не хотел отпускать. Пришлось папе вмешаться, иначе кот захлебнулся бы.
С этого момента всё изменилось. Васька больше не воровал у Дозора еду, стал ходить с нами гулять, и даже свой ночлег перенёс к Дозору под бок.
Однажды к нам на улицу забежал незнакомый пёс. Белый, гладкий, похожий на поросенка. Васька спокойно валялся на травке (он вообще собак не боялся) и не обратил на чужого пса никакого внимания. А пёс схватил Ваську и стал трепать. Тот успел только пискнуть чуть слышно. Дозор был дома, на цепи. Услышав Васькин голос, он страшно зарычал и стал рваться к открытому окну. Мама хотела спустить его с цепи, но побоялась подойти, так страшен был Дозор. А чужой пёс тут же бросил Ваську и убежал. Я принесла полузадушенного кота домой. (Его спасла густая шерсть и сильные мускулы). Дозор лаял и успокоился только тогда, когда я положила Ваську возле него. Он так и не дал нам его забрать, «лечил» сам: вылизывал, переворачивал носом с боку на бок, легонько покусывал Ваське то живот, то уши, то задние лапы. И Васька задышал. С этого дня они вообще стали неразлучны.
А как здорово мы втроём играли! Дозор воровал у мамы для меня конфеты. Конфету он приносил аккуратно, за хвостик, старался не обслюнявить, и тихонько пихал мне в руку. Это было сигналом к сумасшествию, называемому «игра в ёжика». Я хлопала в ладоши и кричала: «Молодец, Дозор! А где же наш ёжик?» Тут же прибегал Васька (если был где-то поблизости). Он сворачивался клубком, как ёжик, и Дозор начинал катать этот клубок по дому, а я пыталась его отнять. Иногда Дозор брал Ваську в зубы и убегал с ним на улицу. И мы носились вокруг дома до полного изнеможения.
Когда папе некогда было гулять с Дозором, он надевал на него намордник и говорил: «Гуляй час!» или: «Дозор, не долго!». Это означало 15—20 минут. И Дозор чётко знал своё время. Но однажды вместо двадцати минут он пришёл домой через два часа, грязный и без намордника. Лёг у папиных ног и закрыл глаза. Отец его выдрал ремнём. Дозор не шевельнулся и голоса не подал, а я сидела и тихонько плакала, мне было жалко Дозора. Потом папа отвёл его в сарай и посадил мордой в тёмный угол. Сказал: «Сиди!» и ушёл. А мне ходить в сарай и жалеть Дозора не велел. Но я не послушалась. Как только отец ушёл, я тут же побежала освобождать Дозора. Я говорила ему ласковые слова, гладила и ласкала. Но Дозор со мной не пошёл. Лизнул меня в щёку и отвернулся опять в угол, как его отец посадил. Вдруг, слышу, у моих ног заурчал кто-то. Смотрю, а это Васька. Ходит вокруг Дозора, бодает его и мурлычет. Хотела я кота из сарая унести, но он из рук моих вырвался и снова к Дозору вернулся. Так я и ушла ни с чем. Мне было очень обидно, я долго плакала и вечером не пошла с папой в сарай – Дозора прощать. Но папа сказал, что Дозор умница, и мне обижаться на него не следует. «У настоящей собаки, – сказал папа, – хозяин может быть только один. Остальные – друзья. А наш Дозор – настоящая собака!»
Когда папа ушёл на фронт, Дозор очень скучал. Он даже резко похудел. Разыскивал папины вещи, бросался к двери при любом шорохе. Но я ему говорила: «Не жди, Дозор. Хозяина не будет. Долго». Слово «долго» Дозор знал и постепенно успокоился. Хотя ждать папу не перестал.
Когда умерли мама и тётя Маня, мы с Дозором остались вдвоём. Уж не помню теперь, почему мы оказались не в своём бараке, а в старом дырявом сарае. Ходили, просили милостыню. Мне не раз предлагали отдать Дозора, или даже продать. Говорили, что он всё равно сдохнет. Но я даже слушать этого не хотела. Потом Дозор сильно отощал, и я не стала брать его с собой. Закрывала в сарае и говорила: «Дозор, жди. Тихо». И он ждал. Всю еду, что я собирала за день, мы делили поровну. Конечно, Дозору было этого мало. У него бурчало в животе и сводило челюсти, но он проглатывал свою порцию и отворачивался. Он ни разу не отобрал у меня ни крошки. Однажды, когда мы с Дозором грелись на солнышке, в наш двор зашли двое автоматчиков и офицер. Офицер был невысокий, худой, с огромными серыми глазами. Очень молодой. Совсем мальчишка. Увидев Дозора, он восхищённо затараторил, замахал руками. Один из солдат ушёл и вернулся с переводчиком. Мне пришлось открывать Дозору пасть, поднимать лапы, выворачивать уши. Дозор, чуя неладное, рычал, но меня слушался. Один солдат держал под прицелом меня, другой – Дозора. Потом переводчик принёс кусок брезента и большую сеть. Меня пинками загнали в сарай, а на Дозора накинули сначала сеть, а потом завернули в брезент. Пригнали мотоцикл и увезли. Дозор рычал и пытался кусаться, но сильно сопротивляться не мог. Он очень ослаб. А меня заколотили в сарае, прибив на дверь две доски, потому что я кричала и бросалась на солдат.
Не помню, сколько я пролежала в сарае и как потом выбралась оттуда. Не помню, сколько прошло дней или часов, делала ли я что-то и ходила ли куда. Помню только, что Дозор вернулся. Ещё более тощий. Видимо, он вообще ничего не ел, так как никогда не брал еду у чужих людей. Но не успели мы порадоваться друг другу, как во двор въехал мотоцикл, и я опять увидела того же самого офицера и переводчика. Я заплакала, Дозор затрясся и зарычал. Мне велели унять собаку. Офицер стал манить Дозора колбасой. Она очень вкусно пахла, меня замутило. Дозор снова зарычал, голову отвернул в сторону, из пасти у него ручьём бежала слюна. Тогда переводчик мне сказал, что, если я не накормлю своего пса, и не велю ему пойти с ними, Дозора сейчас же застрелят. А так он будет служить немецкой армии, его будут сытно и вкусно кормить. Это породистый пёс. Русская замарашка не имеет права держать такую собаку. Я поцеловала Дозора, погладила по голове и сказала: «Возьми, Дозор, можно». Он тут же проглотил колбасу, даже не жуя. Потом я надела на шею Дозору ошейник, пристегнула поводок, отдала поводок офицеру, еще раз погладила Дозора, поцеловала и сказала: «Иди, Дозор, иди! Всё будет хорошо…» До сих пор вижу, как он, шатаясь, идёт к мотоциклу и всё на меня оглядывается. А я улыбаюсь (не плачу!) и говорю: «Иди, Дозор, иди. Всё хорошо…» И офицер улыбается, и что-то говорит Дозору по-своему. Тихо и ласково. Видно, он понимал толк в собаках, этот мальчишка…
Когда они уехали, я сидела в сарае, выла и закрывала руками рот…
Больше я Дозора не видела.
И собак в своей жизни не заводила. Никогда.
Любовь Николаева
г. Тверь
По воле случая после пятидесяти лет увлеклась стихосложением. Что странно, неудачи не останавливали, а подталкивали к постижению секретов поэзии. Больше двадцати лет с удовольствием участвую в работе творческих клубов. Сначала училась в «Росе» при библиотеке имени Герцена. Теперь спешу в «Ковчег» при библиотеке имени Дрожжина, которым руководит член Союза писателей России Вера Грибникова. О прозе не помышляла.
Новый соклубник по «Ковчегу» – Эдуард Моисеевич Мамцис, что называется, «заразил» своими правдивыми, жизненными, интересными рассказами. И моя жизнь богата событиями, воспоминаниями. Говорят: «Чем бы дитя ни тешилось…» Дитём меня трудно назвать, но «старый, что малый…» Творческий настрой тянет то к стихотворению, то к прозе. Стихи печатались в некоторых изданиях. Прозу в этом сборнике можно считать дебютом. Один рассказ в газете – не в счёт. К тому же, по условиям конкурса его пришлось сократить до минимума, от чего он явно пострадал.
И соклубникам, и друзьям мои рассказы пришлись по душе. Надеюсь, дорогой читатель, что и Вам они понравятся.
Шумный гость
До того, как стать дачницей, я никогда не работала на земле, потому что родилась и жила в городе. Даже дальних родственников в деревне к тому времени не осталось. Поездки в колхоз считать не стоит. Там, что прикажут, то и делала: сушила сено, полола капусту, собирала картофель, набирала зерно в мешки. На даче же всё надо знать самой. Муж, правда, до женитьбы жил с родителями в собственном доме с огородом, выполнял «сельхозработы» по необходимости, когда заставляли старшие, всех тонкостей не знал. Именно поэтому я доверчиво внимала знатокам сельского хозяйства, каковыми оказались многие дачные соседи.
Прошёл слух, что у нас появился злейший враг огородников под названием «медведка». Не имея ни малейшего представления о том, что это за существо (интернета ещё не было!), по совету знатоков я приняла меры предосторожности. Сказали, что медведки не переносят запаха рыбы с душком. Если такую рыбу закопать по периметру участка, то это послужит непреодолимым барьером для врага. Всю неделю в городе я собирала рыбные отходы, устроив «рыбную неделю», а приехав в пятницу вечером на дачу, закопала в землю это противомедведочное средство.
Утром в глаза сразу бросился беспорядок там, где я провела охранное мероприятие. Останки рыбьих голов и костей были разбросаны по земле. Мне говорили, что медведка – насекомое длиной около восьми сантиметров, то есть небольшая. Неужели это её работа?
– Не медведка хозяйничала, а, скорее всего, ёжик, – просветили знатоки.
– Что ты зарыла, какую рыбу? – уточняли они
– Больше всего было отходов от селёдки…
– То-то и оно! Ежи солёное любят.
Это было для меня открытием. Впредь рыбные остатки не зарывала, а с медведкой боролась другими методами. Для ежей оставляла иные угощения. Вскоре удалось увидеть целую ежиную семейку. За ежихой строем спешили несколько ежат. Возможно, это родственники нашего ежа. Почему «нашего»? Потому что мы в позапрошлом году привезли на дачу ежа из города.
Дело было так. Работники железнодорожного вокзала, где я работала в то время, на путях наткнулись на большого ежа. Как он очутился в городе, трудно предположить. Не бросать же бедолагу в опасном месте. Колючую и фыркающую находку принесли ко мне по двум причинам. Я работала в отдельном кабинете, где могла на время ежа приютить. На тот момент только у меня была дача, куда можно переселить ежа. Так решил коллектив. Мне осталось лишь подчиниться. Три дня ёж благополучно прожил в моём кабинете, не доставляя беспокойства. К выходным сотрудники приготовили ящик с дырочками, чтобы ёж не задохнулся. Благополучно «упаковали» красавца и торжественно проводили меня с необычной ношей до автобуса. По дороге домой ёж спокойно сидел в ящике. На дачу мы собирались поехать в субботу утром, поэтому я выпустила ежа в комнате. Не сидеть же ему целый вечер и ночь в ящике. Ёж сразу убежал под диван. Муж, пришедший с работы, не мог его найти. Перед сном мы поставили для гостя блюдечко с молоком, а сами легли спать. Даже задремать не успели, как ёж начал бегать по комнате. Надо сказать, что пол у нас был деревянным на лагах, из-за чего ежиное топанья казалось чересчур громким.
– Ёж всех соседей разбудит, – переполошилась я.
Нарушителя тишины поймали и, не придумав ничего лучшего, поместили колючее чудо в довольно широкое пространство между оконными рамами. Как подобная глупость могла прийти в голову? Минут через пять после того, как выключили свет, раздалась оглушительная дробь, прозвучавшая для нас сигналом тревоги. Вскочив с кровати, мы увидели спину стоящего на задних лапах ежа, который передними лапами оглушительно барабанил по стеклу.
С большим трудом ежа удалось вытащить из-за рамы. Ну что делать с шумным гостем? Не запихивать же на всю ночь в ящик. Поскольку большой коробки у нас не нашлось, ежа поместили в чугунную ванну в ванной комнате. Помещение закрыли на задвижку. Неугомонный ёж мог выбраться из ванной. Ищи потом его по всей квартире, к тому же, коммунальной. Время перевалило за полночь, и мы не могли предупредить нашу милейшую соседку о наличии необычного квартиранта. Её реакцию на неожиданную находку в ванной представить невозможно.
Ночь прошла без сна: то проверяли, как там ёж, то прислушивались, не встала ли соседка. На наше счастье соседка мирно спала, а вот ёж не находил себе места. Он метался по ванной, вставал на задние лапы, пытаясь передними зацепиться за край ванны. Никогда не думала, что у ежей такие длинные конечности.
Задремали мы лишь под утро. Будильник с трудом поднял нас к дачному автобусу. Ёжа благополучно поместили в ящик, закрыли, как следует, зная уже его неугомонность. До дачи добрались без приключений. После неимоверных переживаний минувшей ночи ёж не притронулся к налитому молоку, минуты две постоял около ящика на лужайке. Повернул нос в одну сторону, в другую. Ещё немного постоял. Затем неторопливо двинулся осваивать новую территорию. С новосельем!
Необычный чай
Наш дачный участок находится на окраине садоводческого товарищества, в тупике, поэтому незнакомого человека на улице можно увидеть редко. В начале мая молодая зелень ещё не успела превратить деревья и кусты в непроницаемые ширмы, затрудняющие обзор местности. Поэтому, работая в середине участка, я краем глаза заметила две женские фигуры, не спеша идущие по улице в нашу сторону. К кому бы это в будний день? Незнакомки подошли к соседней даче. Лет пять назад её купили у хозяев-москвичей очередные москвичи. Занятая работой, я и не думала выяснять, кто приехал к соседям. Но вскоре услышала, что меня окликают, называя по имени. Молоденькие девушки стояли возле моей калитки. Пришлось подойти.
– Здравствуйте! Вы ко мне?
– Здравствуйте! Не узнаёте меня? – произнесла одна из девушек, – Я – Света Рогозина.
Вглядевшись, я узнала внучку бывших соседей, которую помнила ребёнком. По глазам, только по выразительным карим глазам узнала. Передо мной стояла миловидная девушка, модно одетая, с красивой стрижкой. Надо же – Света! Неожиданно.
– Мы с подругой решили прогуляться. Погода хорошая. Хочу нашу дачу – бывшую – показать. Очень часто вспоминаю, как жила здесь с бабушкой и дедушкой. Скучаю без них. Вы знаете, что уже и деда нет в живых?
– Знаю, Света. Твоя мама сообщила, когда дачу показывала покупателям. Хорошие были люди. Добрая им память! Теперешних собственников нет. Они появятся не раньше июня. Проходите ко мне, со стороны посмотрите на прежние владения, – предложила я неожиданным гостям.
Приглашение было принято с удовольствием. Осматриваясь, Света безошибочно отмечала перемены, произошедшие за время её отсутствия. Меня не переставала удивлять её память. Ведь ребёнком была, а замечала всё, что происходило не только на родном, но и на соседском, то есть, нашем участке. После длительной экскурсии присели на скамейку. Света рассказала о том, что оканчивает университет с красным дипломом, собирается замуж. Потом неожиданно спросила:
– А помните, каким чаем Вы угощали меня!?
Вопрос удивил. Трудно предположить, что молодая модница с детских лет хранит в памяти дачный эпизод, о котором я не вспоминала.
С начала освоения дачных земель, а вернее, болот, мы соседствовали с супружеской парой москвичей пенсионного возраста. Они одними из первых возвели щитовой домик, в котором проводили всё лето с маленькой внучкой. Души в ней не чаяли. Мама девочки, их единственная дочь, после развода устраивала свою жизнь, на даче не появлялась, переложив заботу о ребёнке на родителей. Света скучала без мамы и тянулась к женщинам моложе бабушки. Она то и дело прибегала к нам (тогда любые ограждения отсутствовали), чтобы постоять возле меня, посмотреть, чем занимаюсь и поспрашивать, что и зачем. Всю неделю девочка проводила в привычном небольшом обществе, а мы, приехавшие на выходные, бывали в новинку. Удивляюсь, как у меня хватало терпения отвечать почемучке.
В один из таких дней ни деду, ни бабушке никак не удавалось зазвать внучку на обед. Она отказывалась уходить от нас, приговаривая:
– Пока обедаю и сплю, вы уедете в город!
Бабушка умоляюще смотрела на меня. Чтобы не оставаться безучастной,
я решительно произнесла:
– Во-первых, мы уедем лишь завтра, Во-вторых, давай договоримся, Света: сейчас ты пойдёшь обедать и спать, А потом приходи на чай, – и добавила шёпотом, – Чай будет необычный!
– Необычный!? – тоже шёпотом переспросила Света, – А какой?
– Придёшь – увидишь!
Зря я думала, что ребёнок не вспомнит о нашем уговоре. Через пару часов за моей спиной раздался голосок Светки:
– Когда чай пить будем?
– Обещала – пои нас чаем! – поддержал маленькую соседку мой муж.
Пришлось накрывать стол, стоящий прямо на лужайке под открытым небом, потому что хоть какого дома у нас ещё не было. Девочка, молча и внимательно наблюдала, как ставлю чашки, корзиночку с сушками, сахарницу. Муж принёс два чайника: с заваркой и кипятком. Я наполнила чашки. Насупившаяся Светка озабоченно произнесла:
– Сказали, что чай будет необычный. А какой необычный, если у вас только сахар и сушки, даже конфет нет!?
Лихорадочно стала соображать, что ответить маленькой приставале. Ну кто меня за язык тянул? Какой необычный чай, если даже воды вдоволь нет из-за отсутствия водопровода? Тут взгляд случайно упал на чашку с чаем. Вот оно – спасение!
– Какая ты, Света, невнимательная! Посмотри в чашку, а чтобы лучше видеть, налей чай в блюдце. Чай у нас – необычный! Смотри, смотри!
Девочка налила чай и осторожно заглянула в блюдце. Она больше ни о чём не спрашивала, не брала ни сахар, ни сушки, лишь неотрывно смотрела в блюдце, потом отхлёбывала чай и вновь осторожно наполняла блюдечко. Когда чашка опустела, Света быстро сказала «спасибо» и побежала к себе с восторженным криком:
– Бабушка, я пила чай… с об-ла-ка-ми!
Спрятался
Пресмыкающиеся. Когда слышу это слово, становится не по себе. До сего времени они ничего плохого мне не сделали. А всё равно боюсь! Из всех рептилий только черепахи не вызывают страха. С другими представителя этого класса не хотелось бы встречаться, но приходится. Дачные участки – на болоте, где, как известно, водятся и гадюки, и ужи. В первый год освоения целины их количество не поддавалось учёту. Мы работали в резиновых сапогах даже в жару, чтобы хоть как-то обезопасить себя, если ненароком наступишь на нечто ползующее в траве. Говорят, что укус ужей для человека не опасен. Ужи, в основном, не ядовитые. В основном. Значит, всё-таки есть и ядовитые. О гадюках и говорить нечего.
Именно из-за пресмыкающихся на нашем дачном участке никогда не было и нет высокой травы или каких-то зарослей. На открытом пространстве легче заметить любое инородное тело. Поэтому скашиваем траву дней через десять. Сначала все дачники пользовались косами. После электрификации дачных поселений затарахтели косилки и триммеры, облегчив труд косцов. У нас есть косилка, которая не только скашивает, но и собирает траву в бункер. Удобно! Я люблю, занимаясь этой работой, наслаждаться ароматом свежескошенной травы.
Так вот как-то, направляясь от кухни к бане, метрах в трёх-четырёх от себя заметила именно то, что взрывается в мозгу страхом: «Гадюка!!!» Где-то в лесу или в поле я непременно пустилась бы в противоположную сторону от этого страха. Но на своём участке я должна знать, какая змея здесь ползает, гадюка или уж? Осторожно пошла вслед за неизвестным. На помощь звать некого, сегодня на даче – одна. И соседей не видно. Вглядевшись, облегчённо выдохнула – уж ползёт, а вернее, небольшой, сантиметров тридцать, тоненький ужонок. На головке хорошо видны яркие жёлтые пятна. Подарила ж Природа такие опознавательные знаки!
Видимо, почувствовав моё присутствие, ужонок прибавил скорость. Он старательно извивался, двигаясь по направлению к смородиновому кусту посреди лужайки. Я с любопытством следовала за ним. Благополучно достигнув цели, ужонок нашёл небольшое углубление в земле, быстро свернулся в этой ямке плоской спиралькой и, чего я совсем не ожидала, закрыл головку кончиком хвоста и затих.
От умиления я рассмеялась: «Надо же, спрятался!» И пошла по своим делам. Довольно пугать малыша!
Чучело
Чучело только видом пугает (пословица).
Первые ягоды нового, очередного дачного сезона ожидались с особым нетерпением. Садовая земляника, которую принято называть клубникой, созревала раньше других дачных лакомств. У нас клубника пользовалась особым расположением. Я уделяла ей много внимания, ухаживала с любовью. Результат радовал. Утром первым делом ноги сами несли к клубничным грядкам. Первые ягоды бывали довольно крупные. Вот уже совсем немного до торжественного момента насладиться ароматной сочной ягодой. Нет, пожалуй, не совсем созрели, надо подождать. А потом самую крупную клубничку с красным бочком находили сорванной и брошенной рядом с грядкой, а за ней вторую, третью… Кто посмел!?
Соседи, как водится, знали всё. Они сразу указали на хулинганов-вредителей. Вороны хозяйничали в наше отсутствие (мы на дачу приезжали лишь по выходным). И сороки от них не отставали. Все ягод ожидали, «навитаминиться» хотели.
Каждый дачник боролся с напастью доступными методами. Кто укрывал посадки сеткой, кто расставлял палочки с шуршащими бумажными лентами. Мы с мужем решили соорудить чучело, но не традиционное, а похожее на меня. Ушлые птицы определённо знали меня в лицо, постоянно ведя наблюдение с дерева или крыши. Пусть думают, что я днём и ночью несу вахту.
Сказано – сделано. Чучело получилось что надо! Из толстой доски муж выпилил абрис человеческой головы и туловища, прибил поперечную доску по ширине плеч. Всю конструкцию прикрепил к железной трубе, чтобы удобно было втыкать в землю в любом месте. Завершила работу я. Так называемую голову покрасила тонированной водоэмульсионкой, нарисовала чёрной краской волосы, глаза, нос, рот. Для одежды не пожалела свой красный свитерок, к нему пришила поношенные брюки (хорошо – не успела сжечь в бочке). К низу брюк прикрепила носки, набив их целлофаном. Наряд дополнил чёрный халат с белыми рабочими перчатками в конце рукавов. К одной перчатке привязала целлофановый пакет, чтобы побольше шуршания создавалось. На шее вместо шарфика красовался яркий пояс от платья. На голову водрузила некогда любимую замшевую кепочку, прибив её большим гвоздём, чтоб не сдуло. Муж расхохотался: «Вы с чучелом, как сестры-двойняшки!» Довольная результатом работы, сомнительный комплимент я пропустила мимо ушей.
Чучело заняло место около клубники вечером, когда мы отправились в дом на отдых. Из окна наш сторож был хорошо виден. При лёгком ветерке рукава халата и брюки слегка колыхались, создавая иллюзию движения. Прекрасно! Дневные впечатления вылились в несколько рифмованных строк:
Прокаркав не раз на людские законы,
На даче клубнику воруют вороны.
Кто их остановит, кто схватит за хвост?
А выход был найден и верен, и прост —
Здесь чучело сутками будет стоять,
От хищников наше добро охранять.
Для чучела быстро нашёлся наряд:
И кепка, и свитер, и старый халат.
И белых перчаток не жалко нисколько,
На пользу затея работала б только!
Утром – сразу к ягодам. Сорванных и брошенных не оказалось. Что будет, когда вновь приедем на дачу?
Через неделю, ранним субботним утром мы заняли очередь на дачный автобус. Народу, как всегда, много. Я не сразу заметила соседку по даче. Её владения находились через участок от нас. Одинокая женщина, старше меня на десяток лет, считала себя обиженной жизнью, завидовала всем окружающим. По-моему, мы оказались единственными, с кем она не успела поругаться и поддерживала добрососедские отношения. Женщина, видимо, давно гипнотизировала меня взглядом и подошла сразу, как только я издали поклонилась ей. Приветствие прозвучало несколько странно: «Любовь Ивановна! Позавчера я на тебя сильно обиделась!» В голове не укладывалось, как совместить её довольную физиономию со сказанным. Чем я могла обидеть, да ещё позавчера, когда всю неделю была в городе? Довольная замешательством, соседка продолжила, уже обращаясь не только ко мне, но и к любопытствующим очередникам.
– Приехала я в четверг на дачу. Ближайших соседей не видно. Переоделась, вышла на грядки. Смотрю: на своём участке Любовь Ивановна стоит. Я машу рукой и кричу: «Здравствуй, Любовь Ивановна!» Молчит. Ну, думаю, не слышит. Немного поработала, разогнулась. Вижу – и Любовь Ивановна отдыхает. Но на приветствие снова не ответила, даже внимания не обратила, знать, обиделась на что-то. Ну, и я не буду с ней разговаривать. Собрала ягоды. Направилась к дому. Не хотела смотреть, но голова сама повернулась в сторону вашей дачи. Что это Любовь Ивановна так долго стоит на одном месте, чем занимается? Надо узнать. Подошла к калитке. На мой оклик – молчание. Всмотрелась – да это не Любовь Ивановна, а чучело в её одежде. Похоже-то как! Ну, соседи и придумали! Надо рассказать, как я на чучело обиделась.
– Не раз советовала тебе, Вера Михайловна, сначала разобраться в любой ситуации, а уж потом обижаться, – под смех очереди ответила я.
Соседка несколько раз в салоне автобуса повторила свой рассказ, а на даче напросилась поближе рассмотреть мою тёзку. С её подачи с чучелом познакомились все соседи. Нередкие дачные гости непременно изъявляли желание сфотографироваться с моим двойником. Я тоже попросила мужа сделать кадр. Фото под названием «Два чучела» заняло место в альбоме. К предыдущим рифмованным строчкам я прибавила ещё четыре:
