скачать книгу бесплатно
Собрав последние силы, девушка стряхнула с себя его чары. Вернее, сделала вид, что стряхнула.
– А ну-ка, убери свои крылышки, «ангелочек»! Если ты действительно собираешься меня поддерживать, то не надо понимать свои функции так буквально. Я вовсе не собираюсь падать.
– Извини, я и не заметил.
Борис ликвидировал точки соприкосновения с Александрой (но не с деревом!) и, виновато улыбнувшись, продолжал развивать тему.
– Я это понял сразу же, как только увидел тебя в универе. Александра Александрова, ударение на букву «о»... Черт возьми! Какая музыка в этом имени, какая сила! И не только в имени...
Тут он скользнул по ней глазами сверху вниз и обратно, и Саша снова почувствовала, как вспыхнули ее уши.
– Я бы пришвартовался к тебе прямо там, не отходя от кассы, но подумал, что это будет слишком. Даже для такого, как ты говоришь, ужасного типа! Да и мужики мешали. Решил, что можно подождать со знакомством, пока вернемся из колхоза – никуда ты не денешься. А тут сидим в «Кулинарии», и вдруг вижу – ты танцуешь за окошком... Опять ты, понимаешь? Кстати...
Борька смешно наморщил кончик носа.
– Можно полюбопытствовать, что ты там подняла с асфальта? Листок, что ли? Зачем?
– Просто... Тебе-то что?
– Да нет, я так спросил. Засуши его на память о нашей встрече, ладно? Когда-нибудь через много лет, когда мы станем совсем другими, будет что вспомнить... Да, так вот, сижу я, гляжу на тебя, и тут подваливают эти две «шоколадки». Ты стала с ними болтать. Прямо напротив меня... Ну, думаю, Борька, это фортуна подает тебе знак: действуй!
Стараясь не смотреть в блестящие серые глаза, Саша слушала его слегка хрипловатый вкрадчивый голос. И не могла избавиться от чувства, что все это происходит не с ней, что она – только сторонний наблюдатель. Раз сто, а может, и больше она пыталась представить себе, как кто-нибудь когда-нибудь будет говорить ей подобные вещи, – и не могла. Не могла придумать слов, которые ей хотелось бы услышать, не могла увидеть лица того парня, который захочет сказать их ей. И уж конечно не могла подумать, что все это свалится на нее так вот вдруг, когда меньше всего ожидала...
Впрочем, это еще не объяснение в любви, Шурка... тьфу ты, Сашка! Нет, нет... Ну, а что же это тогда, черт побери?!
– Рассказывай... Что, если бы я не зашла сама в «Кулинарию» – ты побежал бы за мной? Правильно Чип сказал: трепач ты и есть.
– Нет, неправильно! Чип – тяжелое наследие моего недавнего прошлого, не надо сейчас о нем. Может, и побежал бы, не знаю. Только ты не могла не зайти туда.
– Вот еще! Почему это?
– Потому что я этого хотел!
– Ты что – экстрасенс?
– Конечно. Разве ты не чувствуешь, как я постепенно подчиняю себе твою волю?
– Нисколько, – соврала Александра. – Я совсем и не собиралась заходить в эту паршивую забегаловку...
– Но это только подтверждает, что затащили тебя туда мои импульсы, глупенькая!
– Значит, – девушка смотрела в плечо собеседнику, – никакого приятеля на этой улице у тебя нет?
– Ты на редкость догадлива! – усмехнулся Жемчужников. – Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
– Послушай, Борис...
Вконец выбитая из колеи, Александра постаралась вложить в свой голос все усталое равнодушие, на какое была способна.
– Чего ты, собственно, добиваешься? Если хотел меня разозлить – считай, что у тебя получилось. Но только это довольно оригинальный способ стать моим другом, ты не находишь? Если других у тебя нет, может, давай лучше останемся врагами, а?
Он снова рассмеялся, тряхнув русыми вихрами.
– Хорошо сказано! Но неверно по сути. Это ты сама разозлилась, без моей помощи. Я мог бы даже назвать тебе причину, но не стану – не то ты разозлишься еще больше. Хотя, если честно, злить тебя приятно: я уже сказал, тебе это к лицу.
– Значит, назло тебе больше не буду злиться!
В уголках Сашиных губ появилась улыбка – впервые с момента их ссоры. Она и вправду больше не чувствовала злости: почему-то не получалось долго сердиться на этого ужасного типа. Надо же такое сказать: «злить тебя приятно». В шутку сказал, конечно, но все же... Да ведь у него и не поймешь, где шутка, а где серьез!
– Так какая же причина? Скажи, сделай милость.
– Причина? Да потому, что я тебе тоже сразу понравился, и вот это-то тебе совсем не понравилось!
Это было то самое, чего ожидала Саша, поэтому она успела морально подготовиться и не покраснела.
– Скверно, господин поручик. «Масло масляное»! Понравился, поэтому не понравилось... А еще будущий инженер человеческих душ!
– Не «масло масляное», а каламбур, миледи. Это вещи разные, о чем вы, надеюсь, узнаете в свое время – на лекциях по современному русскому. А ты тоже не увиливай, отвечай по существу. Скажешь, я не прав?
– Ну почему же! – Девчонка пожала плечами все с тем же фальшивым равнодушием, в котором только слепой не разглядел бы девяносто девяти процентов кокетства. – Прав, но только отчасти. Ты действительно симпатичный парень, и язык у тебя подвешен – словом, умеешь собой заинтересовать. Только не обольщайся, Боренька: мне многие нравятся на таком «шапошном» уровне!
И что это она сегодня врет не переставая? Плохой симптом...
– Ладно, – неожиданно легко согласился Борис. – Не скрою, это жестокий удар по моему самолюбию. Но у меня все же есть надежда со временем стать единственным из многих...
Александра не поняла, что это было – вопрос или утверждение. Поэтому, дабы в очередной раз не сесть в галошу, решила спасаться бегством и заявила, что ей пора.
– Мама ждет? – ухмыльнулся Жемчужников.
– Ждет, но только в Звенигорске: я оттуда родом. А в этом доме снимаю квартиру.
Парень присвистнул.
– Вот оно что! А я почему-то подумал, что ты живешь с родителями... Так это же классная новость, Шурик! – довольно неожиданно закончил он, глядя на нее весело и нахально.
– Это еще почему?
Однако Борис, проигнорировав вопрос, деловито поинтересовался:
– А как квартирная хозяйка? С пониманием к проблемам молодежи?
– Не знаю, что ты имеешь в виду, но, по-моему, без малейшего. Одинокая старушка, семьдесят пять лет. Зовут Наталья Ивановна Пинкертон. Вчера угощала меня макаронами с яблочным повидлом, можешь себе такое представить?
– Тяжелый случай. А впрочем, это, должно быть, не самое худшее. Посидишь без стипухи – еще не то слопаешь, особенно на халяву.
– Да я вообще-то не собираюсь без нее сидеть. А тебе что – часто приходится?
– Да нет, – Жемчужников самодовольно пожал плечами. – Мы, конечно, золотых медалей не получали, но краснеть за меня дорогим наставникам не приходится. И старосте Дане Кулику – тоже. Только стипуха, Шурик, имеет поганое свойство кончаться гораздо раньше следующего финансового вливания, учти это. Поэтому приходится принимать меры.
– Ты имеешь в виду – работать?
– Извините, коллега, но в этом вопросе сквозит вся ваша профессиональная и человеческая неопытность! «Принимать меры» – вовсе не означает «работать». Великий Комбинатор, как вам, разумеется, известно, знал четыреста способов перераспределения доходов. Ваш покорный слуга полагает, что и это далеко не предел. Кстати! Как старший коллега вообще и твой ангел-хранитель в частности, могу прямо сейчас поделиться одним из главных студенческих методов отъема материальных благ у ближнего. Интересуешься?
– Разве что в плане общеобразовательном. Вряд ли он мне подойдет.
– Как знать! Способ называется – сесть на хвост приятелю, у которого в настоящий момент водятся деньги. Или хотя бы харчи – это если ты совсем уж оскудел.
Александра рассмеялась.
– Спасибо, я буду иметь в виду. Но сейчас эта проблема еще не достигла пика актуальности. У меня есть рублей тридцать, а стипендия, говорят, будет числа пятнадцатого, так что... Постой-ка! – вдруг перебила она сама себя. – Может быть, тебе нужны деньги?
Борис пригвоздил девушку к дереву снисходительно-насмешливым взглядом.
– Благодарю, коллега. Это очень великодушно – предлагать взаймы человеку, которого впервые видишь. Только я у женщин принципиально не занимаю. Тем более у тех, которые меня интересуют.
И опять девушка не без досады увидела себя в зеркале его глаз маленькой и глупенькой...
– Нет, я имел в виду прямо противоположное, миледи. Борька Жемчужников сейчас богат, как настоящий стройотрядовский волк по окончании сезона охоты за деньгами. И он имеет возможность достойно отпраздновать первое сентября с одной ужасно непонятливой, но все-таки чертовски симпатичной первокурсницей. И вот пожалуйста: не успел он и рта раскрыть, как ты его тут же «опустила»!
В самом деле: что-то, Саша, до тебя сегодня доходит, как до жирафа! И вот опять растерялась, стоишь дура дурой... Вместо того чтобы ответить этому самоуверенному типу что-нибудь этакое, надменно-остроумное, – глупо хлопаешь ресницами и молчишь, будто язык к небу прилип!
– Я жду ответа, Шурик! – Борис улыбался.
Они договорились, что он будет ждать ее на этом самом месте в шесть часов. Удивленная, что Борис не спрашивает номер пинкертоновской квартиры, Александра поинтересовалась: что он будет делать, если она вероломно не выйдет на свидание?
– Что за вопрос? Пройду по всем квартирам, конечно. Их тут, – он окинул оценивающим взглядом пятиэтажный «сталинский» дом, – всего-то, может, сотня. Если ты думаешь, что от меня можно отделаться таким примитивным способом, то ты во мне сильно ошибаешься, Шурик!
Нет, она так не думала. В глубине своей смятенной души Саша уже знала, что от этого сероглазого «экстрасенса» ей не отделаться вовсе. Хранитель он ей или губитель, но его, словно призрак капитализма у Маяковского, «ни объехать, ни обойти, единственный выход – взорвать»...
Взбираясь к себе на пятый этаж, Александра сообразила, что действительно ничего не знает об этом парне, кроме имени и фамилии, разумеется. Сообразила – и тут же улыбнулась своим мыслям. Для человека, которого зовут Борис Феликсович Жемчужников, этого вполне достаточно.
3
Студенческая жизнь подхватила вчерашнюю «золотую» медалистку и завертела в водовороте людей и событий – словно тот самый листок тополя, который Саша первого сентября вырвала из цепких лап ветра и засушила в своем блокноте. Однокурсники и преподаватели, лекции и семинары, жизнь большого города и неповторимый колорит интернациональной общаги, в которой Александра быстро стала своим человеком, – все это так захватило девчонку из Звенигорска, что у нее просто не оставалось времени скучать по своему маленькому городку и навсегда покинутому образу жизни. Хотя Саша наезжала к маме и бабушке почти каждую неделю – всего-то сотня километров! – дома ее теперь все называли «столичной жительницей». И это была сущая правда: на уме у нее была сейчас только столица губернии.
Журналисты-новобранцы быстро «простили» Александре ее медаль, и отношения с курсом сложились как-то сразу и легко. В особенности же – с его «иностранным легионом». Негры, арабы, афганцы и «латинос» почему-то с первых дней сгруппировались вокруг Саши и двух ее новых подружек, Маринки и Наташки. Может быть, потому, что эта троица, хорошо дополняя друг друга, представляла собой для иностранцев некий совокупный идеал русской девушки?..
Фигуристую красотку Марину Мелешкину, которой уже стукнуло двадцать, вообще не пропускал ни один мужик, независимо от возраста, социального статуса и цвета кожи. Она же была созданием не столько ветреным, сколько паталогически не умеющим выживать без постоянного мужского внимания, но при этом – добрейшим и дружелюбнейшим. С момента своего появления на рабфаке в прошлом году она стала объектом самых ужасных сплетен, из которых девяносто девять и девять десятых процента при ближайшем рассмотрении оказывались туфтой. Именно Маринка была первой, кто заговорил с «легендарной Александровой», которую все знали до сих пор только по спискам поступивших абитуриентов. А на другой день они уже болтали как старые подруги и строили совместные планы.
Наташа Бодровская, бледная круглолицая северянка из Архангельска, ужасно близорукая и ужасно застенчивая, была полной противоположностью Мелешкиной, способной пробудить жизнь даже в трупе. Вчерашняя школьница, как и Александра, она бредила кинематографом, собирала в альбомчик фотографии зарубежных актеров и лирику современных поэтов и мечтала о своем идеале мужчины. Пока же идеала не просматривалось на горизонте – впрочем, как и мужчины вообще. Но Наташа не теряла надежды, а пока оставалась надежной подругой (в том смысле, что даже при всем желании бедняжке было бы не под силу «чужого парня увести»), умной собеседницей и отличным товарищем, всегда готовым бескорыстно позаниматься с однокурсниками, для которых «елька» и «вилька» – суть одно и то же.
Что касается самой Саши Александровой, то она была как бы «средним арифметическим» двух своих подружек, «мостиком» между двумя полюсами. И внешне, и внутренне она сочетала в себе наиболее яркие качества, присущие обеим девчонкам и помноженных на ее собственную личность. В ней были и Маринкина привлекательность, и Наташина начитанность и романтичность, и доброта, отличающая их обеих. И ее собственные, «александровские» прямота, решительность и сила духа.
Никому – даже Маринке Мелешкиной – Александра не рассказала о знакомстве с Борисом. И тем более – о том впечатлении, которое произвел на нее этот парень. Ей казалось: если об их неожиданном сближении никто не будет знать, то у нее еще остается шанс предотвратить грядущее бурное вторжение Жемчужникова в ее жизнь.
Но на самом деле то, чего она боялась, уже произошло. Сердце Саши, еще только открывая в себе способность учащенно биться от взглядов Рэя, песен Даниэля, шуточек Вити Морозова, румяного бородача-рабфаковца, от знаков внимания многих других парней, – ее сердце было тут же безжалостно похищено человеком, которого, казалось, нимало не интересовали ни методы, ни последствия этой операции. Человеком, который был настолько в себе уверен, что даже не счел необходимым сражаться за сердце девушки с другими претендентами. Он просто выбрал его – и отложил для себя, как откладывают понравившуюся вещь в магазине, чтобы после вернуться с деньгами и оформить покупку.
Не раз, не два, конечно, Саша прокручивала в памяти тот их единственный первосентябрьский вечер. Вспоминала слова, взгляды, жесты, улыбки и полунамеки, так и сяк раскладывала из всего этого свой собственный «пасьянс»: что может значить то и что – это?.. Борис был неотразим – с первой минуты свидания и до последней. Или, по крайней мере, отчаянно старался быть таким. Но почему-то, при всем том, что он по-прежнему казался Александре старым знакомым, при том, что он все больше интересовал ее и притягивал, девчонку весь вечер не покидало какое-то странное, смутное чувство тревоги. Словно она находилась в зоне законсервированного ядерного реактора, этакого «второго Чернобыля», и знала, что в любой миг губительная энергия может продрать защитный саркофаг к чертовой матери, и тогда...
Ох, уж эта первая минута! Особенно часто вспоминалось Александре, как она, расфуфыренная, величаво выплыла из арки своего дома и... никого не увидела! «Ангел-хранитель» спрятался за толстым стволом старого тополя, да так профессионально, что даже обойдя кругом гиганта, девушка ничего не заметила и не услышала ни шороха. Она уже готова была разреветься от злости и обиды, но тут на глаза ей легли сильные ладони.
– Вы не меня потеряли, миледи?
Саша порывисто обернулась, готовая нарушить собственные традиции взаимоотношений с сильным полом и выцарапать нахалу его бесстыжие серые зенки. И... не сразу узнала Жемчужникова. Куда девался вихрастый паренек в потертой джинсовке, порой смахивавший на подростка? Борис как будто бы даже стал выше ростом, и уж конечно – старше. Его пышные светлые волосы теперь лежали красивыми блестящими волнами. Серые летние брюки – под цвет глаз, черный жилет – «пара» к начищенным до блеска башмакам, и безупречно белая свободная рубаха с расстегнутым воротом, которая так соблазнительно подчеркивала смуглую обветренную кожу «стройотрядовского волка»...
Не отрывая от ее лица «бесстыжих зенок», Борис со вкусом поцеловал пальчики Александры, которые минуту назад были готовы попортить его мужское великолепие.
– Привет, Шурик! Здорово я тебя наколол, а? Ну, прости, прости! Выглядишь потрясно. Впрочем, я тоже соответствую, правда? – Самодовольно ухмыльнувшись, Жемчужников крутанулся на каблуках, демонстрируя себя. – Итак, какие будут предложения у миледи по поводу дальнейшей программы? Что до меня, то я за максимум.
От «максимума» – то есть от ресторана – Саша отказалась наотрез, и Борис не стал настаивать.
– Ладно, – сказал он, – мы поступим проще: я подарю тебе этот город. Надеюсь, до сих пор никто еще не делал миледи такого королевского подарка?
Разумеется, это предложение не отличалось оригинальностью, но Александре оно понравилось.
– А разве этот город твой, чтобы его дарить?
– Еще бы! Здесь я родился и живу уже двадцать шестой год. Мой дом в двадцати минутах ходьбы отсюда, на улице Комиссаржевской.
– Врешь!
– Что ты имеешь в виду? Что живу так близко или что я такой старый? И то и другое – истинная правда. Могу даже паспорт показать, хотя ты и не милиционер.
– Нужен мне твой паспорт... Я с тобой регистрироваться не собираюсь. Просто я думала, что ты не из Воронска и живешь в общаге. Даже не знаю, почему.
– Зато я знаю. Все так думают, потому что я независимый и самостоятельный.
– И ужасно хвастливый – скулы набок воротит!
– Это вовсе не похвальба, коллега, а простая констатация факта. И вообще: нам ли, журналистам, не знать, что первое впечатление очень часто обманчиво... Не будем далеко ходить за иллюстрациями. Что ты скажешь, к примеру, о социальном статусе нашего друга Дейла?
– Дани Кулика? Ну, по-моему, тут все просто. Вот уж он точно живет с родителями где-нибудь на Комиссаржевской или Плехановской. Типичный профессорский сынок, этакий потомственный интеллигент...
Конец ее убежденной речи потонул в веселом смехе Бориса.
– Вот тебе и доказательства, Шурик! Попала пальцем в небо. Дейл – единственный из нас четверых, который приехал сюда учиться из глубинки. Из глухого-глухого села в Липецкой области. Насчет его папы, которому ты щедро присвоила профессорский чин, вообще ничего не известно: говорить об этом не положено, табу! Я думаю, его никогда и не существовало – в качестве отца, я имею в виду. Единственное, что ты более-менее угадала, это насчет наследственной интеллигентности: его мать тридцать лет проработала сельским библиотекарем. Библиотека там у них хорошая, Данька из нее не вылезал, вот и стал шибко грамотным... А профессорский сынок в нашей компании все-таки есть: между прочим, это Филя. Его отец заведует кафедрой в политехе. Хотя, между нами, этому типу больше подошло бы родиться от циркового клоуна и дрессировщицы собачек!
– Однако! Лихо же вы, коллега, клеите ярлыки своим друзьям. А кто твои родители, «самостоятельный и независимый» Боря Жемчужников?
Лишь только Саша произнесла это, тут же поняла, что сказала что-то не то. От веселости ее спутника не осталось и следа. С минуту Борис смотрел куда-то вбок, прищурившись. Потом сказал хрипло:
– Мама умерла, когда мне было десять. Отец – четыре года назад. Разбился на машине. Так что я сирота, Шурик! Выгодный жених: некому будет пилить невестку. А ты говоришь, что не собираешься со мной регистрироваться, глупенькая!
Девчонка поймала его руку.
– Прости, я и подумать не могла... Прости, Боря!
– Брось, все нормально! – Он взглянул на подружку и улыбнулся, а сильная рука с готовностью сжала пальцы Александры. – Я уже давно не маленький мальчик.
