скачать книгу бесплатно
Заветные слова
Сергей Устюгов
Короткие рассказы, в которых описывается наша жизнь. Веселая и грустная, умная и глупая. И такие же разные герои. В этих рассказах мы живые, такие, какие есть.
Заветные слова
Сергей Устюгов
© Сергей Устюгов, 2022
ISBN 978-5-0059-0271-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часы
День рождения. Вовочке четыре года. Возбужденный и счастливый, он суетится меж гостями, и всем и каждому хвастается подарками. Один ребенок в семье, он чувствует это и принимает как должное подарки и похвалы своей исключительности.
– Вовочка у нас замечательно читает стихи. – Мама глядит влюбленными глазами на ребенка.
Гости вежливо улыбаются и ревниво смотрят на своих не менее талантливых детей.
Наконец праздничный стол накрыт. Гости рассаживаются. Мужчины, галантно пропуская, дам, устраиваются за большим покрытым скатертью столом, дети – за столом поменьше.
Первым выступает папин сослуживец. У него противная рыжая борода, маленькие глазки и слащавая улыбка. Он коротко поздравляет Вовочку, и, рассыпая комплименты, долго говорит, обращаясь к маме. Папа начинает терять терпение, гости уже понимающе переглядываются, как телефонный звонок вовремя прерывает излияния бородатого.
Второй тост поднимает бабушка, строгая и худая. Вовочка боится ее и мечтает о том, чтобы она пореже приходила к ним. То ли дело другая бабушка, но та далеко и не смогла приехать.
После второй рюмки беседа за столом становится более оживленной. Вовочка отвлекается и замечает, как Сашка, сын бородатого, хвалится своими часами. Часы у него действительно замечательные, кроме цифр у них есть светящиеся дракончики на корпусе и еще они тоненько пищат, когда нажимаешь кнопочку.
Большой торт на детском столе остался недоеденным. Дети убежали в детскую и с увлечением и завистью рассматривают Вовочкины подарки.
Папа, раскрасневшийся, так на него влияет спиртное, с удовлетворением оглядывает гостей. Два коллеги с работы с супругами, подруги жены с мужьями, теща… Хорошо…
Мама с тревогой смотрит в глаза гостей – все ли нравится. Она так старалась, готовила… Гости довольны – закуска великолепная, хозяйка постаралась, спиртного вдоволь. Сиди и наслаждайся.
Начинаются разговоры, столь привычные при любом застолье. Сначала ругают власть, потом переходят на местные проблемы, изредка спохватываются и поздравляют родителей и бабушку с именинником. В общем, все как обычно, как в тысячах других семей.
Вот только… Папа еле сдерживает себя. Он уже в том состоянии, когда хочется показать себя, выделиться. У него приготовлено, как он считает, впрочем, считает справедливо, нечто такое… Он поразит гостей, ох как поразит. В коробочке, на нижней полке шкафа, лежат часы. Швейцарские, фирменные, с автоподзаводом, они ждут своего часа. Папа предвкушает момент, когда он небрежно раскроет коробочку и достанет за браслет сверкающие часы. Все глаза гостей будут прикованы к этому предмету. Их восхищенные и полные зависти взгляды согреют душу и наполнят папу чувством превосходства.
Дети разыгрались в детской. Радостный смех и веселье властвуют в маленькой комнате. Виновник торжества уже командует своими друзьями. Он рассыпает свое богатство: целую кучу разноцветных пуговиц. Дети с восторгом перебирают Вовины драгоценности. Вова захотел пить, он знает – на кухне стоит сифон с газировкой, сейчас он сбегает и принесет ребятам шипучей, такой сладкой водички. Он выбегает из детской. В гостиной громко звучит музыка, две пары танцуют, веселье в полном разгаре. Вовочка бочком пробирается меж гостей и нечаянно взгляд его падает на красивую коробочку, что лежит на нижней полке. Он немедленно хватает ее, и, зажав в ладошке, спешит на кухню. В прихожей его внимание привлекает темно-синий плащ одного их гостей. На плаще пуговицы, таких он еще не видел. Вовочка забывает о коробочке, она мешает ему. Недолго думая, он сует коробочку в карман серого пальто, и приступает к пуговицам. Ему очень хочется иметь такую пуговицу. Вовочка пытается открутить ее, но… Тогда он возвращается в гостиную, находит ножницы и спешит в прихожую. По пути его перехватывает мама. Все. Через несколько секунд его начинают успокаивать. Так, всхлипывая и вытирая слезы, Вовочка возвращается в детскую.
Веселье ширится и развивается. Скоро должны начаться песни. Папа смотрит на гостей – созрели. Пора. Он поворачивается к шкафу, открывает широко глаза – часов нет. Не может быть. Только что были здесь. Выступление сорвано. Сначала папа шарит по всем полкам – ничего. Потом вызывает детей из детской, выстраивает их, и, глядя каждому в глаза, начинает допрашивать.
Веселье с треском лопнуло. Гости, словно оправдываясь, защищают каждый свое чадо. Все почти в голос утверждают – их ребенок просто не мог взять чужую вещь. Это невозможно.
Дети, напуганные происходящим, тянутся к родителям, те, пряча глаза, начинают собираться домой. Вежливые натянутые улыбки, вымученные слова – все игра. Игра без проигравших, вернее проигравшие все.
Вовочка крутится возле гостей, ему непонятно и обидно. Как же так, только что все радовались и смеялись и вдруг… Он совсем забыл о коробочке, в его детской памяти она начисто исчезла.
Вдруг, а так бывает всегда, один из гостей, дядя с рыжей бородой, опустив руку в карман пальто, обнаруживает и достает злополучную коробочку. Гости замирают.
Как оправдаться? Как сказать, что часы попали в карман случайно? И вообще, как это случайно? Подбросил что ли кто?
Борода хлопает глазами и что-то бормочет. Гости облегченно вздыхают и начинают собираться скорее.
Вовочка тут же. Он во все глаза наблюдает за нелепой сценой и начинает чувствовать что-то похожее на удовольствие. Это чувство набирает силу. Вовочке очень приятно, что противный дядька попался. Случай навсегда отпечатывается в сознании мальчика. Впоследствии он много раз испытает похожее наслаждение, но такой силы и остроты больше нет.
Голубь
Василий сидел, отдыхая. Тяжелое грузное тело, обрюзгшее усталое лицо и все это в сорок лет.
– Что, Василий, загрустил? – подошедший Толя, долговязый, худой отличался философским подходом к жизни. Он просто не выносил уныния и печали.
– А что делать, все равно работы нет.
Завод, где они работали, стоял уже полгода. Обещания начальства о выдаче задержанной зарплаты уже набили оскомину и воспринимались, как насмешка.
– Эх, Толик, тяжелая штука жизнь.
Васины вздохи печальные и мрачные вызывали досаду. Как только он с женщинами общается, и ведь тянутся они к нему.
– Ну что ты, Вася. Тебе ли быть в печали. Жена красавица, парень взрослый. Живи, радуйся.
– А чему радоваться? Юрка, который месяц не приезжает. Ладно, хоть звонит изредка. Нинка – красавица… Красавица-то, красавица, да ты знаешь, сколько к ней липнет. Терплю пока… Но знаешь, Толик, чувствую – душа не вытерпит и тогда все…
– Васек, брось. Давай лучше выпьем.
При последних словах Васек оживился. Глазки его заблестели, кадык несколько раз дернулся.
Толик достал из шкафчика бутылку «паленки», взболтнул, зачем-то посмотрел на свет и заоглядывался в поисках стакана.
– Счас, счас, – заторопился Васек.
Через мгновение в его толстых пальцах появился стакан. Прозрачная жидкость забулькала. Собутыльники жадно следили за льющейся водкой.
– У-ух! Хорошо! – поглаживал свой живот Васек. Благодушное настроение овладело им.
– Толян, ты знаешь, сколько у меня баб было. О-о-о! Я как-то пробовал считать – сбился… Надо успевать. Как говорил Сережка Есенин, ты должен прожить жизнь так, чтобы в конце мог оглянуться и увидеть толпу беременных баб и гору выпитых бутылок.
– Ну и истреплешься раньше времени, – возразил Толик.
– Не-е-т. Я крепкий… Вот только…, – внезапно Вася повесил голову и шумно завздыхал.
Они выпили бутылку, Василий сбегал за второй. Оба опьянели и скоро Вася начал откровенничать.
– Понимаешь, Толик, не везет мне в жизни. Все бы ничего, да вот с Нинкой у меня проблемы… Знаю… Все знаю… Бегает на сторону. Ладно бы к одному, а то… И бил ее и ругал… Все нипочем. И знаешь, я уж привык к ней, да и годы… Она же у меня четвертая.
Вася с чувством выматерился и полез за сигаретами. Толик облокотясь на стол, внимательно слушал. Дым тоненько струился с кончика сигареты и поднимался вверх.
– Да успокойся ты, не переживай так.
– Ну, как не переживать. Тебя бы в мою шкуру. Я говорю, Нинка четвертая жена у меня. Что самое обидное – они все такие попадаются. Первая – Зойка, загуляла сразу после свадьбы, не успели даже ребенка нажить. Вторая – через полгода, третья год продержалась. Нинка – четвертая, два года жила, потом не вытерпела и расслабилась стерва.
Все мне какие-то такие попадаются… А ведь есть добрые… Толик… Есть?…
Толик смотрел на Василия и ничего не говорил.
– Ну что молчишь?… Твоя вот, не бегает никуда… Слушай, а может, ты думаешь, я того… Не-е-т, я могу, я мужчина еще хоть куда… Просто не везет мне с женами. Наказание какое-то, что ли…
Вася замолчал. Толик крутил в руках пустой стакан и о чем-то думал. Потом он поднял голову и спросил:
– Вася, а ты сам-то гуляешь?
Василий встрепенулся, морщинки на лбу разгладились, он довольно заулыбался.
– Я, Толя, не гуляю – я живу. Я доставляю удовольствие, я дарю радость. Женщины меня любят, хотя я и вон какой.
Вася окинул взглядом свою фигуру, похлопал себя по животу и с удовлетворением продолжил.
– Толя, я люблю женщин, и они меня любят, и пока я могу, я буду так жить.
Анатолий с сожалением смотрел на Василия и ничего не говорил.
– С женщинами у меня все нормально, а вот с женами, – Вася погрустнел, нагнул голову и принялся ковырять деревянный стол.
– Вася, – заговорил Толик, – жил-был один голубь. Он постоянно менял гнезда, от всех гнезд почему-то всегда неприятно пахло. Однажды он пожаловался мудрому старому голубю. Тот долго слушал его жалобы и потом сказал: « Оттого, что ты все время меняешь гнезда, ничего не изменится. Запах, который тебе мешает, идет не от гнезд, а от тебя самого».
– Не понял, – вскинулся Васек, – при чем здесь запах. Я же моюсь, да и от моих жен никогда не пахнет.
– Дурак ты, Василий! – Анатолий с сожалением посмотрел на Васю и стал собираться.
Аня
Аня как всегда выглянула в окно. Снег. Да такой густой. Скоро все тропинки завалит.
Такая погода Ане нравилась. Тишина. Пушистые хлопья медленно, словно в вальсе, кружатся, покоем и грустью веет от них.
Она не торопясь, шла по улице и думала о чем-то своем. Город еще спал. Одинокие прохожие торопились на работу, редкие машины с урчанием проносились мимо. Вдруг со стороны дома послышался плач. Так могут плакать только, чем-то обиженные дети. Аня растерялась, хотела идти дальше, но что-то заставило ее повернуть и зайти во двор. Дверь в подвал была распахнута и таила опасность. Не сразу Аня решилась спуститься в подвал. Недалеко от входа от кучи тряпья доносились детские всхлипы.
– Не плачь, успокойся, – Аня старательно вытирала платком грязную мордашку и пыталась поднять ребенка.
Через полчаса они сидели у Ани дома, и пили чай. Небольшая однокомнатная квартирка сияла чистотой и порядком. Аня жила одна, и как часто бывает, уже ни на что не надеялась.
Славка, он ей кого-то напоминал, совсем освоился и с ребячьей жадностью уплетал печенье. В свои пять лет, он рассуждал, как взрослый. Время от времени Славка крутил головой и говорил.
Аня как всегда выглянула в окно. Снег. Да такой густой. Скоро все тропинки завалит.
Такая погода Ане нравилась. Тишина. Пушистые хлопья медленно, словно в вальсе, кружатся, покоем и грустью веет от них.
Она не торопясь, шла по улице и думала о чем-то своем. Город еще спал. Одинокие прохожие торопились на работу, редкие машины с урчанием проносились мимо. Вдруг со стороны дома послышался плач. Так могут плакать только, чем-то обиженные дети. Аня растерялась, хотела идти дальше, но что-то заставило ее повернуть и зайти во двор. Дверь в подвал была распахнута и таила опасность. Не сразу Аня решилась спуститься в подвал. Недалеко от входа от кучи тряпья доносились детские всхлипы.
– Не плачь, успокойся, – Аня старательно вытирала платком грязную мордашку и пыталась поднять ребенка.
Через полчаса они сидели у Ани дома, и пили чай. Небольшая однокомнатная квартирка сияла чистотой и порядком. Аня жила одна, и как часто бывает, уже ни на что не надеялась.
Славка, он ей кого-то напоминал, совсем освоился и с ребячьей жадностью уплетал печенье. В свои пять лет, он рассуждал, как взрослый. Время от времени Славка крутил головой и говорил. – Хорошо живешь, тетя. Чистенько у тебя.
– Ну, что Славка, куда тебя вести? Дома-то тебя потеряли. Тоненький вой послышался из-за закрытого ладошками лица. – Никуда я не пойду, тетенька. Не выгоняй меня.
Аня растерялась. Что делать? Так же ведь нельзя. У мальчика есть родители. И он должен быть с ними.
Славка совсем расклеился. Его плач перешел в рыдания. Сквозь них пробивались отдельные слова.
– Тетя… Не выгоняй меня… Меня там убьют…
Аня совсем разволновалась. Она стала собираться. Славка, видя, что тетенька собирается, упал на колени и пополз к ней. Страшное это зрелище – видеть ребенка на коленях.
Аня поплакала вместе со Славкой, дала обещание не ходить в милицию и направилась по адресу, который с трудом узнала от Славки. Она шла и думала о спящем сейчас ребенке. Кто из него вырастет? С таких лет он уже знает, что такое предательство и жестокость. Сам станет таким же? А может наоборот?
Поднимаясь на второй этаж, Аня уже слышала крики, ругань сопровождающую почти любую пьянку. Перед дверями она глубоко вздохнула и тронула кнопку звонка. Не работает. Тогда она тихонько постучала. Ну, разве в разгар веселья кто-то может услышать какой-то тихий стук. Она застучала сильнее. Через несколько секунд дверь распахнулась и в дверном проеме предстала пьяная, в помятом и грязном тренировочном костюме, молодая женщина.
– Ты кто? – хриплым, прокуренным голосом спросила она.
Аня только хотела начать говорить, как женщина обернулась и закричала в комнату.
– Семка! К тебе та стерва пришла.
Из комнаты вышел небритый верзила и уставился мутными глазами
на Аню.
– Не-е. Это не она. Та другая.
– Тогда что тебе надо? – зло накинулась хозяйка.
Аня, проглатывая страх, заговорила.
– Вы знаете, я нашла вашего мальчика… Он плакал в подвале… Сейчас он у меня… С ним нужно, что-то делать…
– Послушай, подруга… Валила бы ты отсюда. Без тебя тошно. Это не мой пацан. Это Зинки-медички. Приехала откуда-то с другого города и бросила его нам, а сама – тю-тю, умотала куда-то со своим новым хахалем. Так, что катись отсюда и делай с пацаном, что хочешь… Хоть на котлеты его пусти, – под общий хохот закончила хозяйка.
– А что, у него больше никого нет?
– А как же есть – на кладбище, – засмеялась женщина.
Аня все собиралась сходить в милицию, но, глядя в преданные и умоляющие глаза Славки, все откладывала. Она уже начинала привыкать, что, приходя с работы, она встречает счастливый и одновременно настороженный взгляд ребенка.
Время от времени она замечала за ребенком что-то знакомое, какие-то жесты, поворот головы напоминали ей что-то или кого-то. Безуспешно ломала она голову над странной загадкой. Город, где Славка жил раньше, был где-то в центральной России. Фамилию он свою произносил так непонятно, что Аня так и не знала то ли он Вышьев, то ли Высьев.
