скачать книгу бесплатно
– Глядишь, слово за слово – к моменту отъезда проясним ситуацию, – съязвила я.
Разбираться ни с чем не хотелось, но просто умыть руки было бы некрасиво и непедагогично. Особенно после разговоров о том, что столичным жителям не хватает общительности, чуткости и отзывчивости, которыми мы, провинциалы, наделены с избытком.
К счастью, с местом, откуда прилетела просьба о помощи, удалось определиться быстро: разноцветные пластмассовые прищепки, красные, желтые и зеленые, висели на веревках этажом выше.
За балконом десятого этажа никаких веревок не было, очевидно, там свежевыстиранное белье сушили в помещении. Или привозили его уже сухим и выглаженным из прачечной.
Я позвонила нашей хозяйке Вере и спросила, не знает ли она соседей сверху.
– Ой, а я же не местная, сама из Воронежа, и за квартирой только присматриваю, как администратор, кастелянша и уборщица! А что такое, соседи с верхнего этажа беспокоят? – заволновалась Вера.
– Музыку громко включают, – соврала я.
– Так я управдому позвоню, она разберется. Айн момент…
Она отключилась и перезвонила минут через пять:
– На девятом этаже над вами студенты живут, два парня и две девушки. Там тоже съемная квартира, только на долгосрочной аренде. Управдомша сказала, на тех жильцов никто еще не жаловался, они не шумят, и гости у них тихие. Но она предупредит их, чтобы были поаккуратнее с музыкой. На верхних этажах вообще-то не все квартиры еще проданы, ребята могли привыкнуть, что у них нет соседей, вот и расслабились.
Я посмотрела на часы: время было обеденное. Переключившись на детективное дело, мы досрочно завершили осмотр достопримечательностей и вернулись домой.
– Варите пельмени, а я сейчас вернусь, – пообещала я и, взяв пустой стакан, вышла из квартиры.
Поднявшись на один этаж, я позвонила в дверь квартиры над нашей и заискивающе улыбнулась дверному глазку. Он потемнел, из-за двери донесся мужской голос:
– Че нужно?
– Здрасьте, я соседка ваша, соли немного не одолжите?
– Нет у нас соли.
– А сахара?
– Не употребляем.
Про разные другие белые порошки я спрашивать не стала – голос за дверью был уж очень недоброжелательный. Пришлось возвращаться ни с чем.
– Они уже всплыли! – доложил сын, когда я зашла в кухню.
– Наоборот, легли на дно, – пробормотала я.
– Я про пельмени! Они уже всплыли, их пора вылавливать или рано еще?
Я заглянула в кастрюлю и забрала у своего поваренка шумовку:
– Дай-ка я сама.
Пока вылавливала пельмени, рассказала, как сходила за солью.
– Маловато информации, конечно, но, в принципе, все пока укладывается в предварительную концепцию, – рассудил Колян, щедро поливая пельмени в своей тарелке сметаной. – Суровый мужик, не открывший дверь соседке, похож на охранника, который стережет кого-то внутри.
– А коврик у них замусоренный, – припомнила я. – Хотя пол в подъезде моют каждое утро, мы с вами видели сегодня уборщицу с ведром и шваброй. Значит, кто-то часто выходит из этой квартиры и возвращается, иначе не натаскали бы грязи на придверный коврик всего за полдня.
– Так надо посмотреть, кто там ходит! – загорелся сын. – Давайте устроим засаду у лифта!
– Давайте, – согласилась я. – Только надо что-то придумать, чтобы эта засада выглядела невинно. А то не понравился мне тот мужик за дверью…
– Ты же его не видела, – напомнил муж.
– Не видела, – согласилась я. – Но слышала! И за одну интонацию дала бы годик строгого режима.
– Тут, очевидно, не принято дружить с соседями, – со вздохом заметил сын.
У него явно складывалось нелестное мнение о москвичах.
В засаду пошел Колюшка.
– Староваты вы для парочки обжимающихся в подъезде подростков, – выдал он нам с бескомпромиссной прямотой. – А у меня нормальная легенда будет: пацан с гаджетами, застрявший на лестнице, чтобы не идти домой, где сплошной напряг. Там же предки, они заставляют делать уроки и мыть посуду…
– Чур, посуду ты моешь! – быстро сказала я мужу.
– Сплошной напряг, – пожаловался он.
Сын тепло оделся, взял свой айфон с наушниками и ушел на задание. Мы принесли в прихожую табуретки, сели у приоткрытой двери и где-то час чутко слушали, что происходит наверху. Наконец наш разведчик вернулся и доложил:
– Вышли двое – тот стриженый парень, которого мы видели с блондинкой-русалкой, и девушка, но другая, темноволосая. Потом пришли два мужика, им какой-то парень открыл, я голоса слышал.
– О чем говорили? – заинтересовалась я.
– Я не разобрал, что-то про часы. Потом еще из квартиры напротив вышла бабка с собачкой. Обе толстые и в белых кудряшках, – сын хихикнул.
– Бабка вышла и не возвращалась? – Я вбила ноги в ботинки и потянула с вешалки куртку и сумку. – Так, теперь мой выход.
Собачка оказалась болонкой, а ее хозяйка – вовсе не бабкой, а просто толстой одышливой женщиной лет пятидесяти. Старше своего возраста она казалась из-за избыточного веса и седых кудряшек, падающих на лоб из-под вязаной шапки.
Болонка и ее хозяйка сидели на лавочке, одинаково тяжело дыша и пуча круглые черные глаза. Мохнатая попа болонки и шубный зад ее хозяйки удобно помещались на расстеленном поверх холодных досок коврике.
– Добрый день, разрешите присесть? – Я кивнула на свободный край туристической пенки.
– Садись, нам не жалко, – разрешила собачья хозяйка и даже немного подвинулась.
– Вы местные? – спросила я и показала свое удостоверение члена Российского союза журналистов. – Я собираю материал для программы «Москва и москвичи»…
– Нашла, где москвичей искать! – Тетка фыркнула и затряслась, как желе. – Насмешила! Тут новостройки кругом, а в них квартиры кто покупает? Приезжие!
– У кого жилье в столице – тот москвич…
– Ну, тогда и я москвичка! – Тетка приосанилась. – Гожусь для программы?
– А почему нет, вы расскажите о себе побольше. – Я достала мобильный и включила диктофон. – Не возражаете?
– Мне скрывать нечего, записывай: Солнцева я, Анна Петровна, шестьдесят седьмого года рождения. Сама из Саратова, в Москве уже четвертый год. Перебралась, когда узнала, что тут мэрия пенсионерам приплачивает, минимум двадцать тысяч получается. В Саратове мне такой пенсии не получить, там мало платили, я же простой бухгалтер…
– А что нужно, чтобы получать двадцать тысяч? – заинтересовалась я.
– Минимум десять лет до выхода на пенсию отработать, имея столичную прописку. Так я квартиру свою в Саратове продала, в Москве сначала комнату купила и прописалась, потом работу нашла и взяла в ипотеку однушку здесь, – она кивнула на дом.
– Одна живете? Не скучно? С соседями дружите?
– У меня Жорка есть, Жоржетта то бишь, – Анна Петровна погладила болонку, и та завертелась, радуясь ласке. – А соседи тут, в Москве, уж очень странный предмет: то ли он есть, то ли его нет. Я своих ни по имени не знаю, ни в лицо не помню, отличаю одну Дездемонку.
– Кого-кого?
– Дездемонку! Ну, это я так ее называю, а она, может, Катя там или Даша. Красивая белокурая девка…
– А почему Дездемонка-то? – Я придвинулась ближе, демонстрируя неподдельный интерес.
– А она как-то выскочила из своей квартиры почти голая, в одной шелковой распашонке, растрепанная – и давай в соседнюю дверь биться: помогите, пустите! Не знала, видно, что в той квартире никто не живет. А за ней мужик выпрыгнул, здоровый, черный…
– Негр?!
– Нет, просто брюнет, и весь волосатый – я разглядела, ведь он тоже чуть ли не голый был, в одних трусах. Чернявый, смуглый – а она вся беленькая, ну, чисто Отелло и Дездемона!
– Настоящий Отелло Дездемону задушил, – напомнила я.
– А то я не знаю! Нет, этот Отелка свою Дездемонку назад в квартиру уволок и дверь захлопнул. Что там у них было дальше, не знаю, только девка та живехонька, я ее часто вижу, правда, с другими парнями. – Анна Петровна помолчала, подумала и одобрительно кивнула: – Видно, с тем чернявым она рассталась, и правильно, больно уж буйный.
Она покосилась на меня:
– Ну что, интересно тебе?
– Очень!
– То-то же. – Женщина встала, и собачка спрыгнула с лавочки. – Тогда поднимайся, я коврик сверну, нам с Жоркой еще в булочную надо, там сейчас как раз свежий хлеб будет.
Держа в одной руке тугой рулон пенки, а в другой – поводок семенящей собачки, Анна Петровна вперевалку направилась к выходу со двора. Почти сразу же рядом со мной возникли муж и сын.
– Давай, мы послушаем твой доклад на ходу, – сказал Колян, подхватив меня под локоть. – Мы решили не сидеть дома и посмотреть еще одну достопримечательность.
– Не понял! Где она?! – дробной рысью проскакав по парку Горького, возмущенно спросил Колян.
– Кто – она? – Я нахмурилась.
Нормально, да? Родной муж при живой жене какую-то бабу ищет!
– Она! – Супруг размашистыми жестами начертал в воздухе нечто габаритное, и плывущий по реке теплоход отчетливо вильнул влево – не иначе принял концептуальное рукомашество за сигнал семафора. – Баба с этим самым!
– В сауне? – ехидно предположила я.
Не маленькая же, знаю, где водятся такие гнусные бабы.
– Да кто же ходит в сауну с веслом? – озадачился Колян.
– А! Ты ищешь статую «Девушка с веслом»? – сообразила я, стремительно добрея. – Так ее, наверное, на зиму в какой-нибудь ящик спрятали, чтобы не испортилась.
– Ужас, – супруг поежился. – «Девушка в ящике с веслом» звучит почти так же жутко, как «Смерть с косой». Только представь!
Я послушно представила: весна, работяги с гвоздодерами вскрывают на сыром газоне объемистый гробик, а внутри – она: бледная, в пятнах плесени, со слепыми глазами. И с веслом! Вправду – ужас.
– Ладно, тогда сама встань вон там, между колоннами, – решил супруг.
– Но без весла и в одежде? – уточнила я на всякий случай.
– Вечно ты все испортишь! – Колян вздохнул и сфотографировал что дали.
Потом мы там же, в беседке, пили чай из термоса. Муж, любуясь монументальным зданием министерства на другом берегу, сказал:
– По-моему, к нашему детективному делу пора привлечь профессионалов.
– По-моему, в этом деле уже есть профессионалки, – сказала я осторожно, чтобы сын не понял, о чем я говорю.
– То-то и оно, – кивнул Колян. – По всему выходит, что в квартире над нами что-то вроде подпольного борделя.
Я толкнула его локтем и показала глазами на сына.
– Да знаю я, что такое бордель! – высокомерно сообщил Колюшка и хрустнул печенькой.
– Откуда?!
– Из интернета, мам, успокойся. Короче, получается так: блондинку-русалку держат в сексуальном рабстве. Она хочет вырваться. Надеется на нас. Мы ей поможем? – Сын требовательно посмотрел на меня и перевел взгляд на папу.
– Нашла, кого просить о помощи, – досадливо пробормотал Колян, явно не зная, что ответить на прямой вопрос по существу.
– Ну а кого, пап? – Сын заволновался. – Ты же видишь – тут никто никого не замечает, всем друг на друга плевать!
– А мы приехали такие – всем здрасьте, добрый день, давайте знакомиться и дружить, – язвительно проворчала я, уже почти сожалея о нашей традиционной тактике. – Уффф… Ну, как мы можем ей помочь? В полицию заявить? Так у нас никаких фактов нет, одни только домыслы. Участковому сообщить? Он если и придет проверить, что там происходит, то ничего особенно не увидит – ну, съемная квартира, ну, студенты живут. При нем-то ничего предосудительного происходить не будет, и сами девочки в присутствии сутенеров и сторожей ни слова не скажут, побоятся.
– А, так вот почему она с нами здороваться не стала! – обрадовался сын. – Боялась вызывать подозрения у охранников!
– В общем, не знаю я, что делать, – заключила я. – Будем думать.
– Но не слишком долго, нам ведь скоро уезжать, – напомнил сын.
Утром мы поехали в Царицыно. Гуляли там, любовались красотами. Потом надолго зависли у плотины, наблюдая за утками.
– Раньше я недооценивал уток, – задумчиво сказал Колян. – Сырых, в смысле – живых. Жареные-то они мне и прежде очень нравились…
– Но казались малоинтеллектуальными существами, высшее достижение которых – сезонный перелет без помощи авиакомпании в теплые края в компании пучеглазой лягушки на прутике? – съехидничала я.